Индивид в обществе: личность

Формирование личности под воздействием общественных условий. Ролевая теория личности. Автономия личности: свобода и ответственность.

Ранее мы уже ввели понятие личности, смысл которого сводится к тому, что личность – порождение общества и вне его ни возникнуть, ни существовать не может. Когда мы говорим о человеке, который немыслим вне общества, то как раз и имеем в виду то, что человек именно как личность неотделим от общества. Если правомерно считать, что человек появляется на свет в качестве человека (а не какого-то иного вида живого существа), то сказать о нём то же самое как о личности невозможно. Личностью не рождаются, ею становятся.

Становление личности предполагает воздействие на индивида общественных условий, в которых ему приходится существовать, и, с другой стороны, усилия самого индивида, связанные с выбором им конкретного пути формирования собственной личности.

Каждый человек уникален не только как организм, но и как личность. Это обстоятельство определяется в значительной степени тем «исходным материалом», на основе которого будет формироваться личность – природными задатками и возможностями. Вместе с тем, уникальность личности порождена и бесконечным многообразием общественных условий. Но есть общие правила влияния социума на формирующуюся личность. Для их описания воспользуемся ролевой теорией личности.

«Как можно познать самого себя? – вопрошал Гёте. – Только путём действия, но никогда – путём созерцания. Попытайся выполнить свой долг, и ты узнаешь, что в тебе есть». Действительно, когда мы пытаемся определить какие-то свойства индивида, то сразу же обнаруживаем, что они формируются и проявляются только в его взаимодействии с другими людьми.

Уже этимология слова «личность» показывает, что оно имеет смысл лишь в контексте определённых общественных отношений. Первоначально слово «персона» обозначало маску (ср. русское «личина»), которую надевал актёр в греческом театре, а затем самого актёра и роль. У римлян это слово употреблялось не иначе, как с указанием определённой социальной функции, роли – личности отца, царя, обвинителя и т. п. Платон говорит о «трагедии и комедии жизни», в которой люди играют роли, намеченные им богами. Образ человека, играющего роли, как актёр, и меняющего их в зависимости от возраста и социального положения, - один из самых распространённых образов мировой литературы. Достаточно вспомнить Шекспира: «Весь мир – театр. В нём женщины, мужчины – все актёры».

Ни в обыденной речи, ни в системе научных понятий мы не можем описать поведение индивида иначе, как в терминах выполняемых им социальных ролей. Общество как система представляет собой не нечто монолитное, но сложную сеть взаимосвязанных подсистем:

социальной, экономической, духовной, политико-правовой, художественной, которые, в свою очередь, могут быть представлены в виде сложных систем. Внутри социальной подсистемы (например, семьи) существует множество социальных позиций, то есть мест, которые могут быть заняты индивидами. С каждой социальной позицией связана социальная роль – функция или нормативно одобренный образ поведения, ожидаемый от каждого, занимающего данную позицию. Один и тот же индивид одновременно участвует во многих подсистемах, занимает ряд позиций и играет поэтому множество социальных ролей (например, Иван Иванович Иванов – мужчина средних лет, женатый, учитель, член партии либеральных демократов, отец двоих детей, участник художественной самодеятельности, член правления садового кооператива, почитатель «русской идеи» и т. д.).

Естественные характеристики индивида (пол, возраст, этническая принадлежность) испытывают влияние общественного устройства: «женская» роль – не только то, что предписала женщине природа, но и то, на что обрекло её общество (например, с помощью лома чистить тротуар от льда или быть проституткой); в некоторых обществах пожилому человеку тяжело жить не только потому, что он в годах, но потому, что общество не желает о нём побеспокоиться; принадлежность к одной и той же этнической группе переживается её представителями по-разному в разных обществах.

Следовательно, чтобы понять конкретную личность, недостаточно описать её непосредственные отношения с другими людьми. Начинать надо с описания общества как целого, которое лишь на первый взгляд кажется просто совокупностью индивидов. Иногда «наблюдатель» впадает в другую крайность: видя, что состав индивидов меняется, а общественные отношения продолжают сохраняться, он формулирует тезис: «Общество есть совокупность общественных отношений». Надо, правда, сказать, что это второе определение общества глубже первого. Но для верного понимания личности следует видеть в обществе не множество индивидов (хотя без них нет общества) и не ряд безличных общественных отношений (ведь они суть отношения между людьми), а совокупность всех исторически сложившихся форм общественной деятельности людей.

Ролевая теория личности основывается на том, что структура личности определяется структурой общества, но эта последняя сама зависит от структуры общественной деятельности. Чем богаче, многообразней эта деятельность, тем дифференцированней система общественных отношений, институтов, групп. Богатство же общественной системы определяет богатство личности: может ли личность быть богатой, разносторонней, если общественная система предоставляет ей ограниченные возможности? Например, усложнение процесса человеческой деятельности, приведшее к выделению материального и духовного производства, породило материальные и идеологические общественные отношения и соответствующие им учреждения. Выделение специфических функций управления вызвало к жизни политику как особую сферу общественной жизни и государство как особый общественный институт. Вследствие всего этого появились социальные позиции жреца, пахаря, сборщика податей и т. д. с соответствующими им функциями, которые «нашли» своих исполнителей.

Ни отдельный человек, ни каждое поколение как таковое не создают своей системы отношений, а застают её как нечто готовое. То есть расчленение общественной деятельности предшествует появлению данной системы отношений, институтов, социальных групп и т. д. Но в повседневной жизни и в сознании индивида эта зависимость переворачивается: способ его жизнедеятельности обусловлен наличной системой общественных отношений, социальных групп, учреждений. Правда детерминация индивида обществом не исчерпывается данным ему социальным положением; здесь есть ещё один способ влияния.

Как из поколения в поколение передаются орудия труда и материальные ценности, передаются и накопленный опыт и знания, закреплённые в определённых системах значений. Значение какой-либо вещи есть то, чем она служит в общественной практике, каким человеческим потребностям удовлетворяет. Значение прежде всего фиксируется в слове. Овладевая речью, индивид овладевает обобщённым в языке человеческим опытом. Конечно, эти значения как-то индивидуализируются, приобретают специфически личностный смысл, зависящий от личного опыта субъекта, его возраста, пола, социального положения. Например, слово «дом» имеет различный смысл для строителя, туриста, риэлтора и пенсионера, ожидающего в вечной очереди обещанную квартиру. Понятия «демократия», «свобода», «равенство» имеют различные значения в различных идеологических системах, у народов с различным социальным и политическим опытом. Здесь нам важно, однако, подчеркнуть, что эти значения и символы – не просто формы, в которых индивид выражает своё мировосприятие. Вначале они формируют это мировосприятие, вызывают у индивида соответствующие чувства и установки. Установка же представляет собой способ восприятия субъектом объекта, состояние готовности к определённой активности, способной удовлетворить какую-то потребность.

Однако вернёмся назад к понятию социальной роли, определённой как нормативно одобренный образ поведения, ожидаемый от каждого, кто занял соответствующую позицию. Например, от учителя ожидают определённой профессиональной деятельности, с которой ассоциируются и некоторые личностные качества (скажем, умение разбираться в людях, мягкость, такт и т. д.). Эти ожидания, определяющие общие контуры роли, не зависят от сознания и поведения выбравшего её лица: они даются ему как нечто внешнее, более или менее обязательное, сформулированное обществом или некоторой социальной группой.

То, насколько поведение индивида соответствует этим ожиданиям, служит критерием оценки выполнения им данной социальной роли.

Множественность ролей, присущих каждому из нас, делает нас более или менее автономными от каждой из этих ролей в отдельности. Но как показывают исследования, выполнение той или иной роли (особенно если это продолжается долгие годы и сама роль существенна для индивида) оказывает заметное влияние на его личностные качества, его ценностные ориентации, то есть систему установок, в свете которых индивид воспринимает ситуацию и выбирает соответствующий образ действий, мотивы его деятельности, то есть сознательно поставленные цели, направляющие и объясняющие поведение, его отношение к другим людям. Достаточно вспомнить, как изменилось поведение уличной цветочницы Элизы Дулиттл в результате усвоения всего лишь одного стиля речи и манер. Наибольшее влияние на личностные качества человека оказывает его профессиональная роль. Представителей некоторых профессий можно узнать, даже не зная их рода занятий по манере поведения и стилю мышления. Например, у многих учителей дидактичная, поучающая манера, выработанная в школе, нередко проявляется и в сфере личных отношений. Привычка упрощать сложные вещи, чтобы сделать их понятными детям, рождает прямолинейность, негибкость мышления.

Однако сама по себе социальная роль ещё не определяет поведение индивида. Для этого она должна быть усвоена, интернализована. Интернализованная, усвоенная роль – это внутреннее определение человеком своего социального положения, занимаемой им социальной позиции, и его отношение к этому положению и вытекающим из него обязанностям. Личностные различия индивидов объясняют то, что одна и та же социальная роль по-разному воспринимается и реализуется разными людьми.

Социальную роль не следует фетишизировать, намертво отгораживать ролевое поведение от спонтанной, самопроизвольной жизнедеятельности индивида. Зачастую было бы ошибкой разделять поведение на две части: формально определяемую социальной ролью и неформальную, где индивид остаётся «самим собой». Например, фотография собственных детей под стеклом служебного стола руководящего работника выражает не только его нежелание резко разграничивать свою служебную и личную жизнь, но и косвенно даёт понять посетителю, что хозяин кабинета и в своей служебной роли не склонен к формализму, что он готов к «человеческим» контактам и т. п. (если, конечно, всё это не есть игра). Часто «расстояние от роли» специально подчёркивается её исполнителем, причём смысл этого может быть различен. В одном случае это выражает отчуждение индивида от роли, желание подчеркнуть свою независимость от неё. В другом случае, наоборот, именно прочное слияние с ролью, овладение ею позволяет индивиду свободно варьировать своё поведение, на что неспособен новичок, строго придерживающийся предписанных рамок.

Множественность ролей, о которой говорилось как о причине относительной свободы от каждой из них, имеет следствием так называемые ролевые конфликты. Ролевым конфликтом называется ситуация, в которой лицо, занимающее определённое положение, сталкивается с несовместимыми ожиданиями. Это может быть межролевой конфликт, когда индивид одновременно является носителем таких ролей, которые предъявляют к нему несовместимые или трудно совместимые требования. Например, роль классного руководителя в школе требует проводить больше времени со своими учениками, а роль мужа и отца требует уделять больше внимания собственной семье. Другой пример межролевого конфликта. В этнографии существует понятие «маргинальный (промежуточный) человек», характеризующее индивида, стоящего на грани двух различных культур и не уверенного в том, какая принадлежность для него важнее. Таковы, например, люди, родившиеся от смешанных межнациональных браков, или представители угнетённых меньшинств, получивших образование в Европе или США в середине прошлого века. При благоприятном развитии национальных взаимоотношений маргиналы служили своего рода мостом между разными по характеру этническими группами и их культурами. Но в случае возникновения конфликтов их положение оказывалось тяжёлым: двойная принадлежность вызывала внутреннюю напряжённость, приходилось выбирать между противоречащими друг другу привязанностями, ожиданиями, ценностями. Эта двойственность положения, непрочность идентификации сказывается и на других чертах личности, приводя человека к неврозу.

Кроме межролевых, существуют также внутриролевые конфликты, порождаемые тем, что разные люди и социальные группы по-разному представляют себе обязанности, связанные с некоторой ролью. Дело в том, что любое социальное положение (позиция, определяющая социальную роль) представляет собой целый «веер» общественных отношений. Например, социальное положение студента предполагает отношения «студент – педагог», «студент – студент», «студент – родители» и т. д. Участники этих отношений по-разному толкуют роль студента.

Вместе с тем, в определении характера своих ролей, также как и в их выборе, индивид имеет достаточно широкую автономию. Противоречивость общественного определения ролевого поведения, расплывчатость ролевых ожиданий, неопределённость санкций, конфликты между разными ролями – всё это делает не только возможным, но и неизбежным самостоятельный выбор, за последствия которого человек может и должен нести моральную ответственность. Это касается любых ролей и любых житейских ситуаций.

Выше мы видели, что определённые социальные роли влияют на личностные качества индивида. Но есть и обратный процесс: индивидуальные особенности человека существенно влияют на выбор его социальных ролей и на их реализацию. Американский социолог М. Розенберг провёл опрос большой группы студентов о том, как они представляют себе идеальную работу. По характеру их психологических ориентаций Розенберг разделил опрошенных на 3 типа: 1) «податливые» - те, которые больше всего озабочены отношением к себе со стороны окружающих, предпочитают распоряжаться сами, но не возражают и против того, чтобы подчиняться другим, и в целом положительно оценивают человеческую природу; 2) «агрессивные» - те, которые озабочены главным образом тем, чтобы добиться успеха (успех для них важнее, чем независимость или любовь окружающих), любят командовать и считают, что «если ты сам о себе не позаботишься, - люди тебя обманут»; 3) «отрешённые» - те, кто выше всего ценят независимость (больше, чем успех и расположение других), не любят выполнять чужие приказы и предпочитают сами принимать нужные решения.

В определении признаков идеальной работы «податливый» тип выдвигает на первый план возможность быть полезным другим и возможность работать с людьми; «агрессивный» тип – возможность заработать много денег и социальный престиж; «отрешённый» - быть «свободным от надзора», иметь творческий и оригинальный труд. В соответствии с этими своими качествами студенты выбирают профессии, которые, как им кажется, больше всего соответствуют их идеалу. Так, «податливые» выбирают преимущественно такие профессии, как общественная деятельность, преподавание, работа с кадрами; «агрессивные» предпочитают торговлю, бизнес, рекламу, юриспруденцию; «отрешённые» больше тяготеют к искусству, естественным наукам.

Можно критиковать типологию М.Розенберга, но это исследование тем не менее показывает, что выбор профессиональных ролей определяется (в той мере, в какой он вообще зависит от выбора индивида: существовали ведь и сейчас ещё существуют общества, например, кастовые, где индивиду вообще ничего не приходится выбирать, а все его социальные роли предписаны ему ещё до его рождения) ценностными ориентациями человека, которые, в свою очередь, связаны с его индивидуально-психологическими особенностями.

Поэтому, когда мы замечаем у людей определённой профессии какие-то общие психологические черты, - всегда возникает вопрос: обусловлена ли эта специфика влиянием профессии или наоборот, люди, обладающие известными чертами, выбирают себе соответствующую профессию, которая и закрепляет и усугубляет эти черты?

Человеческая индивидуальность, приводящая там, где это дозволяется особенностями общественного устройства, к автономии личности, формируется не только на основе биологического своеобразия организма, но и – что нас в данном случае особенно интересует – некоторым социологическим механизмом. Ранее говорилось, что каждый индивид одновременно принадлежит к множеству различных групп и коллективов: производственных, общественно-политических, бытовых и т. д., где играет свои роли. Но значение этих групп для личности неодинаково. Группа, с которой индивид чувствует себя связанным наиболее тесно, и в которой он черпает нормы, ценности и установки своего поведения, называется в социологии референтной группой (от лат. refero – соотношу). Причём, личность обычно имеет не одну, а несколько референтных групп, каждая из которых служит ей эталоном в каком-то определённом отношении. И не важно, действительно ли индивид принадлежит к этой группе. Так, подросток, стремящийся попасть в общество взрослых, хотя он туда и не принят, часто руководствуется в своём поведении и оценках системой норм, принятой не в среде своих сверстников, а в определённой взрослой компании. Референтная группа может быть даже воображаемой: мальчик пытается вести себя в соответствии с кодексом мушкетёров. Вот в силу этой множественности групп и ролей идентификация личности с каждой отдельной ролью является неполной, частичной, что свидетельствует об автономии личности.

В итоге под влиянием выбора, самоопределения отношения к каждой из ролей, которые индивид вынужден играть, формируется внутренняя структура личности в виде иерархии ролей, определяемой шкалой ценностных ориентаций: у одного индивида верхнюю ступень шкалы ценностных ориентаций занимает семья, у другого – деньги, у третьего – жажда новых впечатлений и т. д.

Выбор человеком линии своего поведения, проявление свободы осуществляется с помощью такой особенности психики, как воля, понимаемая здесь в качестве сознательной целеустремлённости человека на выполнение тех или иных действий. Эта важнейшая особенность сознания истолковывается по-разному: то как независимое от внешних обстоятельств и воздействий, то есть не связанное с объективной необходимостью свойство, то в качестве источника волевой деятельности человека объявляется внешний мир исключительно.

Если бы поведение человека действительно определялось волей, независимой от внешних воздействий и обстоятельств, то мы, скорее всего, имели бы дело с произволом, волюнтаристским поведением. Наоборот, если бы воля целиком направлялась внешними, объективными факторами, и от субъекта ничего не зависело, то он попросту перестал бы быть субъектом и превратился в игрушку в руках судьбы. Людей, которые считают, что жизнь устроена таким образом, называют фаталистами.

Волюнтаризм и фатализм – две крайние точки зрения на природу человеческой воли. В действительности источником волевой деятельности человека служит прежде всего предметно-практическая деятельность. Отражённый через призму внутренних условий субъекта (его потребности, интересы, желания, знания и др.) преобразуемый внешний мир создаёт для него возможности ставить различные цели, принимать решения, поступать так или иначе. И выбор этот не может не считаться с объективной необходимостью, которая, как правило, проявляется в ряде возможностей. Какую именно возможность выберет субъект, зависит от него самого.

Выбор как проявление свободы связан с ответственностью, представляющей собой морально-правовое отношение личности к обществу и общества к личности, которое предполагает выполнение своего нравственного долга и правовых норм. Ответственность как отношение личности к обществу имеет смысл лишь в том случае, когда индивиду предоставляется право сознательно, намеренно, добровольно выполнять определённые требования и осуществлять стоящие перед ним задачи, совершать моральный выбор. Вопрос о правоте или виновности человека, возможность одобрения или осуждения поступка, вознаграждения или наказания в том случае, когда он лишён прав и свобод, так же не имеет смысла, как лишено смысла использование категорий нравственности при рассмотрении поведения животного.

Имея в виду существование двух механизмов контроля за поведением индивида – морали и права, - мы обратимся к описанию лишь одного из них – морального, поскольку разговор о контроле правовом уместно вести в рамках специального курса.

В структуре морального механизма социального контроля поведения индивида различают такие формы, как страх, стыд и вину, которым соответствуют положительные начала. Причём, между тремя отрицательными санкциями обнаруживается генетическая связь.

Чувство страха имеет инстинктивно-биологические основы. Оно присуще уже животным с высокоорганизованной психикой и выражает отношение к каким-то внешним силам. В положительном смысле чувству страха соответствует чувство уверенности, безопасности, защищённости. Чувство страха как регулятор поведения возникает в отношении с чужими, посторонними, потенциально враждебными «они».

Стыд – более сложное, общественное по природе образование, гарантирующее соблюдение определённых групповых норм, обязанностей по отношению к «своим». Его положительная противоположность – честь, слава, признание и одобрение со стороны «своих». Чувство стыда психологически сложнее чувства страха. Оно предполагает более высокий уровень осознанности и появилось позднее страха. По сравнению со страхом, стыд более ограничен в своём проявлении. Он действует только внутри определённой человеческой группы: стыдиться можно лишь «своих» или тех «чужих», с мнением которых считаются. Хотя стыд – внутреннее переживание, он предполагает постоянную оглядку на окружающих: что они скажут?

Более глубокий уровень проникновения социальных норм в психику индивида, существование уже не группового, а индивидуального, личностного механизма контроля поведения, связан с совестью, отрицательным полюсом которого следует считать вину. В отличие от стыда, заставляющего человека смотреть на себя глазами «других», чувство вины - внутренне и субъективно. Оно есть суд человека над самим собой. А виновным, мы ранее говорили, может быть только тот, кто осознаёт себя субъектом деятельности, кто свободен. Ещё одна особенность вины-совести: это чувство распространяется не только на поступки, но и на тайные помыслы.

Положительный полюс совести – достоинство. Оно отличается от положительного полюса стыда – славы – опять-таки индивидуальностью и внутренним характером: славу воздают и могут отнять другие. Достоинство своё человек создаёт сам, не нуждаясь во внешнем подтверждении.

Механизмы социального контроля и самоконтроля человека за своим поведением действуют настолько эффективно, что человек порой вообще перестаёт их замечать, не сознавая общественной природы своих поступков и своей зависимости от окружающих. Это очень хорошо подтверждает явление, именуемое конформизмом, что в просторечии означает приспособленчество. Более точно, конформность – это соответствие некоторому стандарту. Конформное поведение имеет место там, где в случаях расхождения во мнениях между индивидом и группой индивид уступает групповому нажиму. Противоположным понятием является независимость человека, самостоятельно вырабатывающего мнение и отстаивающего его перед другими.

Конформность не следует смешивать с внешне похожими явлениями. Так, выполнение различных условностей (например, правил вежливости) вовсе не говорит о «податливости» человека. Понятие конформизма применимо только к способу решения конфликта между индивидом и группой. Мера конформности – степень подчинения индивида групповым требованиям. Это подчинение может быть внешним: индивид не меняет своих взглядов, но не высказывает своих разногласий вслух, делая вид, что принимает позицию группы (лицемерие). Гораздо сложнее «внутренняя» конформность, когда человек под давлением группы меняет своё первоначальное мнение, усваивая мнение большинства; причём, не в силу убедительности аргументов (их может вообще не быть), а просто из боязни оказаться в изоляции.

Однако не всякий, кто в том или другом случае не поддаётся групповому давлению, может быть назван независимым. Мы часто сталкиваемся с явлением негативизма, то есть отрицательной, враждебной реакцией по отношению к поведению или ценностям некоторой группы. Стремление действовать и говорить «наоборот» может объясняться враждебным отношением индивида к группе и его желанием подчеркнуть свою независимость от неё. Например, общеизвестный негативизм подростков по отношению к родителям и вообще старшим, будучи одним из способов утверждения своей самостоятельности, часто сочетается с конформизмом внутри коллектива сверстников.

Вообще-то явление конформизма известно давно. Вероятно, никто не описал его ярче, чем Андерсен в сказке о голом короле. Но изучается он сравнительно недавно. Проблемой влияния коллектива на личность занимался В. М. Бехтерев. Выяснилось, что конформность в младших возрастах выше, чем в старших. Она постепенно уменьшается с возрастом до 15-16 лет, после чего заметных сдвигов уже не наблюдается. У девочек в среднем на 10% выше, чем у мальчиков тех же возрастов (7-18 лет). Конформные реакции весьма устойчивы, от них нельзя освободиться по желанию. Конформность возрастает по мере усложнения поставленной задачи. Правда, стоит только изменить условия опыта, чтобы хотя ещё один человек высказал несогласие с большинством, как вся картина меняется, и способность людей к формированию и отстаиванию собственного мнения увеличивается.

Некоторые люди пытаются просто «не замечать» факта расхождения мнений. Не чувствуя себя в силах разрешить противоречие между собой и группой, они пытались просто отключиться от него, отрицать его как факт. Такое часто бывает в обыденной жизни. Например, человек, догматически усвоивший какую-то одну точку зрения, не желает вникать в аргументы противоположной стороны, так как боится запутаться.

Степень конформности зависит прежде всего от характера соответствующей ситуации. Реакция человека на групповое давление зависит от конкретных условий: состава и структуры группы, авторитетности группы в глазах индивида, его собственного положения в ней, значимости обсуждаемых вопросов и т. д. Давление группы будет ощущаться тем сильнее, чем важнее для индивида принадлежность к данной группе, чем строже групповая дисциплина и чем больше данное расхождение затрагивает основные групповые ценности.

Человек, воспитанный преимущественно в духе беспрекословного подчинения дисциплине, обнаружит меньшую склонность к независимости, чем тот, в ком с детства воспитывали привычку к инициативе. И дисциплина, и самодеятельность – социальные ценности, и их соотношение в том или ином обществе зависит не столько от личных качеств индивидов, сколько от типа общественных отношений.

Отдельные факты конформного поведения ещё не дают оснований считать склонность к конформизму личностной чертой индивида. Помимо многообразия конкретных ситуаций нужно учитывать сложность ролевой структуры личности. Человек может обнаружить высокую степень конформности в одной роли и достаточную степень независимости – в другой. Но когда склонность к конформизму обнаруживается устойчиво, не в одной, а в нескольких ролях, её можно рассматривать и как личностную черту.

Эта склонность чаще сочетается с менее развитым интеллектом, малой гибкостью мыслительных процессов и бедностью идей, меньшей силой характера и меньшей способностью владеть собой, большей эмоциональной скованностью, склонностью к беспокойству, с явно выраженными чувствами личной неполноценности и неудачи, недостатком веры в себя, с поверхностным и нереалистичным представлением о самом себе, с повышенной озабоченностью мнением о себе других людей, с пассивностью, внушаемостью, зависимостью от других, с недоверчивостью и насторожённостью, с большой обыденностью личных установок и ценностей, с тяготением к морализированию, с нетерпимостью ко всему, что кажется отклонением от нормы. Таким образом, высокая степень конформизма оказывается связанной с общим догматизмом, авторитарностью, стереотипностью мышления. И всё же ни догматизм мышления, ни склонность к конформизму не являются прирождёнными свойствами индивида, а формируются в процессе воспитания и социального общения.

Итак, будучи определяемой нормами и стандартами общественного устройства и характером общественных отношений, личность располагает и возможностью к самоопределению, выбору вариантов собственного поведения. Широта выбора, количество вариантов исторически менялось от минимума, приближавшегося к нулю, к максимуму, представляющему собой право индивида принимать решения и участвовать в принятии решений относительно всего, что касается его жизни. Иными словами, в истории осуществляется прогресс свободы личности. Минимальной степенью свободы как возможности самоопределения индивид обладал на начальных этапах истории (длившихся, однако, дольше, чем все последующие этапы, вместе взятые). По мере развития форм деятельности, увеличения числа её типов и видов, что было связано с изменениями в областях социальной, экономической, организационной, управленческой, духовной, художественной и т. д., росли и возможности участия индивида в общественных делах. В различных конкретных сообществах, т. е. в культурно-исторических типах, эти возможности различным образом превращались в действительность. Тем не менее, прогресс в области свободы отрицать невозможно: египетский или афинский рабы были существами, жизнь которых представляется более гарантированной, чем жизнь первобытного человека, несмотря на то, что последний не был существом, лично принадлежащим другому; средневековый крестьянин располагал уже более высокой, чем раб, степенью свободы; в свою очередь, наёмный работник эпохи раннего капитализма был ещё более свободным существом, ибо вообще освободился от личной зависимости.

Понятие свободы личности не есть категория исключительно юридическая. Под свободой в самом широком смысле слова (а именно так мы должны здесь использовать это понятие) понимается органически связанный и не существующий без своей противоположности – необходимости, - характер связи между общественными явлениями, состоящий в неоднозначности пути развития общественной жизни. Объективная необходимость, существование которой в природе сегодня серьёзно никем не оспаривается (хотя в начале ХХ века некоторые физики и философы рассуждали о «свободе воли» электрона и отсутствии причинности в микромире вообще), проявляет себя и в общественной жизни. Здесь она также присутствует в виде объективных законов. Непознанные законы общественного развития проявляются как «слепая» необходимость, и человек, не зная механизма их действия и возможности своего участия в их проявлении, - несвободен. Он может лишь негодовать или слепо надеяться, что кто-то даст ему лучшую жизнь. Ситуация здесь примерно та же, что и в отношении человека к тайнам природы: «знание – сила» (Роджер Бэкон). Чем глубже познаёт человек объективные законы (природы и общества), тем свободнее, осознанней становится его деятельность. Знание делает человека свободней не потому, что оно отменяет необходимость, а потому, что даёт ему возможность использовать её в своих интересах.

Представление о свободе и необходимости как о взаимоисключающих понятиях, толкование свободы исключительно в качестве самоопределения воли, духа, совершенно недетерминированных внешними условиями, могут показаться гуманными, возвышающими человека над слепыми природными силами. Сторонники таких представлений указывают на невозможность считать личность ответственной за своё поведение в силу признания наличия необходимости в обществе: нельзя же «обвинять» тигра в убийстве буйвола, хотя факт лишения жизни налицо, так как существует природная необходимость поддерживать свою жизнь, поедая других. Это – типичный пример упрощённого, построенного на аналогии (а известно, что очень часто аналогия не может быть доказательством) рассуждения. В действительности такое понимание свободы превращает её в произвол и лишает человеческое поведение объективного основания, равно как и оценку этого поведения: если каждый сам в себе находит единственное основание своим действиям, то общество как социальное единство становится невозможным (каждый со своей свободной волей – себе закон). Остаётся лишь уповать на то, что Кто-то заложил в человека ориентир, сходный с теми, что заложены в других людях. Но зачем нужны такие предположения, если механизм свободного поведения человека может быть объяснён естественным, научным путём: многовариантность протекания процессов как в неживой, так и в живой природе есть предпосылка постепенной выработки в процессе деятельности свободного поведения человека. А обвинения в негуманности имеют, очевидно, основания, когда речь идёт о фатализме как следствии применения механического детерминизма к объяснению поведения индивида и общественных процессов. Действительно, существует представление (мы встречаем его, например, у французского астронома времён Великой буржуазной революции Лапласа, соавтора небулярной гипотезы происхождения Солнечной системы), в соответствии с которым все явления действительности связаны между собой жёстким однозначным образом, и если бы нам стали известны каким-то образом все силы, действующие в мире, и точки приложения этих сил, то мы могли бы рассчитать и предсказать всё, что случится с каждым человеком в будущем. Разве это не напоминает рассуждения о неотвратимости судьбы, которую мы надеемся выведать у гадалки, или интерес к своему гороскопу? К решению проблемы свободы личности гороскопы и гадалки имеют такое же отношение, как «снятие порчи» с больного раком к его выздоровлению.

Несколько соображений о зависимости социальных ролей от возраста.

Мы привыкли оперировать понятиями абсолютного, хронологического возраста: от рождения до года – младенчество, затем до 12 лет проходит детство, с 12 до 15 лет – отрочество, подростковый возраст, с 15 лет – ранняя юность и т. д. За простыми обозначениями абсолютного возраста стоят, однако, сложные стадии биологического, психического и социального развития человека, причём эти стадии далеко не всегда совпадают друг с другом. Биологический возраст фиксирует определённые стадии развития организма и определяется по соответствующим соматическим признакам. Психологический возраст фиксирует стадии психического развития индивида. Хотя они тесно связаны друг с другом, процессы физического и психического развития часто не совпадают. И есть ещё третье – социальное – измерение, фиксирующее то, какое место в данном обществе занимает данная возрастная группа, когда в этом обществе наступает социальная зрелость, позволяющая индивиду выполнять «взрослые» роли и нести вытекающую из них ответственность.

В первобытных обществах с их сравнительно простой социальной организацией индивид легко усваивал социальные роли, присущие взрослому человеку. К тому же низкая продолжительность жизни и высокая детская смертность не давали обществу особенно «затягивать» подготовительный период вступления во взрослую жизнь. Уже к 10-12 годам гиляцкий подросток конца Х1Х века усваивал всю технику обиходных работ, ловко стрелял, ловил рыбу, грёб. Кроме того, он обладал суммой духовного знания: знал родовые обычаи, названия степеней родства, легенды, сказки, песни своего племени. К этому возрасту у него уже было то знание людей, которое даётся постоянным пребыванием в обществе взрослых. Отсюда – чувство собственного достоинства, солидность в речи и умение держаться в обществе, которые мы так иронически воспринимали, знакомясь в школе с некрасовскими стихами «Однажды в студёную зимнюю пору…».

Существует закономерность, в соответствии с которой дистанция между биологическим и социально-психологическим созреванием изменяется по мере развития общественной жизни. Только что приведённый пример свидетельствует о том, что на заре человечества индивид сначала становился социально зрелым и лишь спустя какое-то время достигал половой зрелости. Сегодня существует обратная картина. Половое созревание подростков в большинстве развитых стран происходит сейчас значительно раньше (в среднем на 2-3 года), чем даже век тому назад. На темпах полового созревания сказывается общее ускорение (акселерация) физического развития детей. Характер нынешней общественной жизни двояко отражается на увеличении разрыва между временем достижения физической зрелости и социальной зрелости: с одной стороны, более быстрый темп городской жизни ускоряет развитие нервной системы, что влияет, в частности, и на сексуальные реакции. Интерес к этим вопросам также стимулируется художественной литературой, искусством и т. д. С другой стороны, усложнение общественной жизни (по сравнению с прошлыми эпохами) делает в большинстве случаев наступление социальной самостоятельности более поздним. Отсюда – так широко распространённый социальный инфантилизм, несамостоятельность великовозрастных индивидов.

Поиск по сайту: