Религия как область духовной сферы общества

Нам необходимо познакомиться с религией как с общественным явлением с точки зрения логики, не обращаясь к её истории. Поэтому здесь будут поставлены вопросы о сущности и структуре религии, причинах её возникновения и существования, а также вопрос о функциях религии.

Этимология слова «религия», связанного с латинским глаголом religare (связывать) или, может быть, relegere (перечитывать, передумывать), ничего не даёт для уяснения содержания понятия религии, ибо в ходе исторического развития оно наполнялось новым содержанием. Существует множество определений религии. Такое многообразие объясняется в какой-то мере сложностью и противоречивостью религиозных явлений, но не в последнюю очередь – различными методологическими установками исследователей, их классовыми позициями и т. п. Мы будем понимать под религией один из видов ценностно-ориентационной деятельности, социокультурное образование, предназначенное для удовлетворения потребности общественного человека в необыкновенном, таинственном, чудесном, сверхъестественном, которое непосредственно способно и способствует – по мнению нуждающегося – благоприятному мироустроению.

В этом определении следует обратить внимание на две особенности:

А) необходимость, появившуюся в обществе с самого начала его истории, в средствах ориентирования в многообразной окружающей действительности. Эта необходимость давать явлениям оценку (без которой, как и без знания, не обходится построение проекта, мысленного действия как прообраза действия предметного) вызвала к жизни в разное время различные виды ценностно-ориентационной деятельности: эстетическую, правовую, философскую, моральную, политическую;

Б) потребность человека, ощущающего ограниченность, «малость» своих сил, в существовании чего-то, на что как на последний предел он мог бы возлагать надежды, упования, что давало бы защиту, оказывало помощь в любой ситуации. Это нечто должно поэтому обладать сверхъестественными свойствами.

Анализ самых различных религиозных систем прошлого и настоящего показывает, что мы имеем дело с явлением, включающим в себя ряд непременных компонентов:

1. Церковь как общественный институт, объединяющий на специфической религиозной основе (но нередко и на более широкой почве) людей, считающих себя приверженцами данной религии или выдающих себя за таковых. Типы религиозных организаций могут быть различными – профессиональными (церковь), непрофессиональными, смешанными.

2. Культ как совокупность религиозных действий, выполняемых в соответствии с каноническими установлениями данной религии под контролем и руководством организации. Здесь выделяют формы культовых действий, предметы и средства культа, место и время проведения действий.

3. Верования и представления, составляющие систему догматов или – в простейших случаях – мифологию данной религии (есть, следовательно, два основных генетических типа религиозного сознания – мифологический и доктринальный).

4. Специфические эмоциональные переживания, связанные с верованиями и культом соответствующей религии.

5. Религиозные нормы, в том числе нормы, получившие независимо от своего действительного происхождения оправдание и освящение в системе догматов данной религии.

Последние три компонента религиозной структуры образуют вместе религиозное сознание, его концептуальный, эмоциональный и нормативный слои соответственно.

Какой из перечисленных пяти элементов может претендовать на роль основного признака, определяющего специфику понятия «религия», то есть сущность этого явления? Несомненно, верования, представления и связанные с ними переживания. И нормы нравственности, и культ, и учреждения приобретают религиозный характер лишь в том случае, если они связаны с религиозными верованиями, а эти последние могут быть оценены в качестве религиозных, лишь когда объектом веры служат не естественные, а сверхъестественные явления – нечто, стоящее вне законов мира, не подчиняющееся, а противостоящее им.

Если человек не только представляет себе сверхъестественное, но и верит в его реальность, то у него неминуемо возникает потребность вступить в какие-то отношения с этой реальностью, ибо от сверхъестественного, как считает верующий, может зависеть его личное благополучие, как и благоденствие других людей, интересы которых ему близки. Если сверхъестественные персонажи действительно существуют, то при тех возможностях, которые имеются в их распоряжении, они могут оказать существенное влияние на судьбы людей. А поскольку это так, то обнаруживается необходимость вступить с этими существами в такие отношения, которые бы обеспечили их благожелательность. Возникает задача их систематического умилостивления при помощи жертвоприношений и молитв, соблюдения таких норм поведения, которые были бы угодны высшим существам.

Признание веры в сверхъестественное определяющим признаком религии даёт возможность отличать религиозные явления от нерелигиозных. Религиозная вера как особое отношение к объектам, созданным человеческой фантазией, характеризуется следующими моментами:

- верой в реальное существование сверхъестественного – в отличие от других форм фантастического мышления, например, в искусстве, где также часто встречаются фантастические сверхъестественные образы и события, но они не выдаются за реальность;
- эмоциональным отношением к сверхъестественному – религиозный человек не только мыслит и представляет себе сверхъестественный объект, но и переживает своё отношение к нему;

- иллюзорной деятельностью – поскольку религиозный человек верит в способность сверхъестественных существ, сил или свойств влиять положительно или отрицательно на его жизнь, всякая религия включает в себя определённые предписания поведения верующего по отношению к сверхъестественному, предписания, которые реализуются в религиозном культе. При помощи жертвоприношений, молитв, заклинаний, различных магических манипуляций религиозный человек надеется установить контакт со сверхъестественными силами и склонить их на свою сторону.

Таким образом, религиозные представления, настроения и культ – непременные составляющие религии как целого и религиозной веры в отличие от веры нерелигиозной.

Вера в сверхъестественное как важнейший признак религиозного отношения к миру проявляется в трёх непременных элементах любой религии, начиная с тотемизма, возникшего многие тысячи лет тому назад, и кончая мировыми религиями:

а) анимизме – вере в реальное существование сверхъестественных существ (богов, духов) и в одушевлённость различных природных явлений;

б) фетишизме – вере в сверхъестественные свойства естественных явлений, вещей;

в) магии – вере в существование сверхъестественных связей между естественными явлениями.

Время возникновения религиозных верований представляет собой период очень большой протяжённости, занявший десятки тысяч лет. Сложность описания процесса возникновения религии усугубляются тем, что в разных областях ойкумены развитие материальной и духовной культуры шло неравномерно. Поэтому датировка возникновения религии множественна.

Как бессмысленно ставить вопрос об абсолютном возрасте религии, поскольку в разных районах Земли процесс культурного развития проходил неравномерно, так же не стоит искать «колыбель» первоначальных религиозных верований: появление их и связанных с ними культов имело настолько существенные объективные и субъективные причины у всех групп человечества, что оно повсюду происходило спонтанно, и внешние влияния только в какой-то мере способствовало этому процессу. Вот почему наивными представляются указания на отдельных людей, якобы придумавших религию и обманывающих с её помощью пассивную массу (в истории свободомыслия существуют легенды о трёх «великих обманщиках» - Будде (563-483 до н. э.), Иисусе Христе и Магомете (VII в. н. э.)).

Некоторые исследователи считают, что религия была уже у синантропа. Но основания для таких утверждений сомнительны (так называемый «ритуальный каннибализм»). Фактически никаких доказательств религиозности человека на стадии нижнего палеолита не существует, есть основания утверждать, что первоначальные религиозные представления стали появляться в период среднего палеолита, а в позднем – уже существовали более или менее оформленные верования и связанные с ними магические ритуалы. У кроманьонца (примерно 35 тыс. лет тому назад) религия уже безусловно существовала, что подтверждают археологические и этнографические данные. Чтобы в сознании человека могли появиться религиозные представления, необходима определённая степень развития этого сознания. Причём, способность к заблуждению не уменьшается автоматически в ходе технико-экономического и интеллектуального прогресса. Ведь чем дальше, тем всё более сложные задачи ставил перед собой человек и тем более высокого уровня достигали его заблуждения. Для появления религиозного заблуждения необходимы определённые гносеологические (теоретикопознавательные) возможности, возникающие на довольно высокой ступени истории человеческого интеллекта.

До того времени, как в сознании и поведении первобытного человека стали формироваться элементы веры в сверхъестественное, он был стихийным материалистом. В его практике и сознании отражались объективные закономерности мира, обнаруживаемые им в процессе повседневной жизнедеятельности. Целесообразный, логически правильный и, следовательно, материалистический характер практической деятельности человека на ранних стадиях развития общества выражен очень чётко. Исследователи отмечают целесообразность орудий производства, остроумие приёмов охоты, замечательную наблюдательность, логичность рассуждений и заключений, выводимых из наблюдаемых фактов.

Но на каком-то этапе в поведении и сознании человека наряду с деятельностью, в основе которой лежат всё более осознаваемые действительные закономерности мира, появляются действия, базирующиеся на фантастических представлениях о сверхъестественных существах и явлениях. Религиозная практика начинает существовать и переплетаться с реальной жизненной практикой, никогда не подменяя её. Последнее было бы гибельно для человечества. Соответственно раздваивается и сознание людей. Чем дальше, тем парадоксальнее выглядит картина этого раздвоения, ибо фантастический мир религиозных представлений обогащается новыми порождениями религиозного творчества, усложняется, разветвляется. Причины этого раздвоения сознания коренятся, во-первых, в условиях общественного бытия того времени и, во-вторых, в особенностях самого общественного сознания. Условия общественного бытия первобытного человека с неизбежностью приводили к возникновению религии. Энгельс писал в этой связи об «экономической основе лишь в отрицательном смысле». Эта основа в очень малой мере спасала человека от бессилия в борьбе с природой. Конечно, нельзя считать бессилие человека древности перед лицом природы абсолютным: если бы оно было таковым, то человечество бы погибло. И одним из факторов, способствовавших выживанию человечества, несомненно, была религия – сознание, наполненное иллюзиями. На судьбе человечества благотворно сказывался психологический механизм, запечатлённый в высказывании «ложь во спасение». Бессилие было относительным, ибо самой же природой человек был наделён такими силами, которые открывали перед ним перспективу всё большего приспособления к её условиям. Тем не менее, бессилие, «малосилие» было фактом, подавлявшим, травмировавшим сознание, что и обусловило психологические предпосылки возникновения религиозных верований.

Здесь возникает вопрос, который используется сторонниками теологических теорий происхождения религии: гнёт сил природы всегда тяготел над человеком, но почему же религия возникла не с самого начала существования человечества?

Это затруднение выглядит серьёзным, если не учитывать того, что имеется в виду такое бессилие, которое проходит через сознание человека, осознаётся им. Ощущение бессилия может возникать у любого животного в безвыходной для него ситуации, но этого ощущения недостаточно для того, чтобы под его воздействием возникло какое-либо подобие религиозных представлений. Для их появления нужно систематическое переживание состояния бессилия, неудовлетворённости, безнадёжного стремления к чему-то лучшему. Такое психическое состояние может появиться у человека на довольно высокой ступени развития его психики. Только тогда, когда в поле его умственного зрения оказываются какие-то цели, но они недостижимы, создаётся то нервно-психическое напряжение, которое способно парализовать чувство реальности, обесценить результат опыта, практики и стимулировать работу неконтролируемой фантазии в направлении, ведущем к появлению религиозных призраков. Бессилие осознаётся, таким образом, как неспособность достичь то, что представляется остро необходимым.

Для появления потребности в сверхъестественном нужно, чтобы человека не удовлетворяло его положение, чтобы оно возбуждало в нём мечты о лучшем и стремление к лучшему, которые сейчас неосуществимы. У наших животных предков не было таких стремлений, ибо они не были в состоянии осознавать своё положение как неудовлетворительное и не могли представлять себе ничего другого, кроме того, что составляло их жизненную реальность. На какой-то ступени развития человека такая неудовлетворённость появилась и породила потребность в религиозной фантастике. Но не это одно привело к возникновению религии. Был ещё ряд особенностей сознания на той ранней степени его развития.

Основным психологическим условием возможности возникновения религиозных представлений было развитие воображения до такой степени, которая позволила ему отрываться от повседневной реальности и строить общие (обобщённые) представления, а затем и понятия. До тех пор пока сознанию доступны лишь единичные представления, оно «привязано» к материальной действительности, буквально копируя её. Переход от наглядно-действенного мышления через наглядно-образное к понятийному представляет собой прогресс. Но прогресс, как известно, приносит не только сладкие плоды. Горьким плодом стала возможность появления в сознании, в воображении (в фантазии) фантастического, фантомного, иллюзорного элемента. Под влиянием каких-то фактов бытия такое сознание порождает призраки и иллюзии, побуждает человека рассматривать невозможное как возможное, делать грубые логические ошибки. Конечно, положительное значение появления воображения несравнимо весомее, чем его издержки (если воображение постоянно контролируется работой критического мышления). Но их как раз и приходится принимать во внимание, исследуя вопрос о происхождении религии. Развитие воображения у первобытного человека происходило в рамках присущего ему абсолютного сенсуализма, то есть склонности полностью доверять своим ощущениям и восприятиям, не будучи в состоянии подвергать их проверке как жизненной практикой, так и работой критической мысли. В психике господствовал обусловленный абсолютным сенсуализмом примитивный, наивный реализм, в силу которого первобытный человек принимал за чистую монету все свои ощущения и впечатления, в том числе иллюзии, галлюцинации, сновидения, кошмары. Воображение, таким образом, имело своим «материалом» не только объективные данные опыта, но и субъективные ошибочные впечатления. И способность к абстрагированию, усиливавшаяся в ходе развития воображения, также должна была оперировать не только объективно-истинным, но и иллюзорно-эмпирическим «материалом».

Отвлекаясь, абстрагируясь от эмпирической реальности, первобытное сознание получило возможность конструировать представления о явлениях (и закономерностях), не наблюдаемых, не воспринимаемых органами чувств. «Материалом» для таких представлений служили отдельные стороны действительных вещей и явлений, абстрагируемые от целого. Причём, эти представления были персонифицированными, олицетворёнными.

Стремление к олицетворению свойственно сознанию на ранних ступенях его развития. В условиях дисциплинированного логического мышления оно может проявляться лишь в определённых жёстких рамках, причём условный характер этого олицетворения осознаётся человеком. В первобытном же сознании стремление к олицетворению получает полную свободу и реализуется в образах и представлениях, выражающих в персонифицированной форме отдельные черты и стороны окружающих человека явлений. Содержанием олицетворения является уподобление первобытным человеком самому себе всех явлений, с которыми ему приходилось сталкиваться. Это явление носит название антропоморфизма; точнее его следовало бы называть антропопатизмом (буквально – «чувствованием по-человечески»). Ещё до того, как человек стал «строить» богов по своему образу и подобию, он уже представлял себе сверхъестественные существа в самом различном внешнем облике, наделённые человеческой внутренней психической жизнью, человеческими чувствами и ощущениями, логикой человеческого поведения и рассуждения.

Следующая деталь механизма формирования религиозного сознания. Известно, что чем меньшей информацией располагает человек по поводу того или иного предмета, тем более он склонен его представлять и объяснять по аналогии с другими вещами, о которых располагает значительной информацией. Суждение «по аналогии» имеет право на существование. Но если оно осуществляется без соблюдения целого ряда правил, стихийно, то приводит к ошибкам и заблуждениям. Первобытный человек, располагая скудной информацией об окружающих его вещах и предметах, объяснял их по аналогии с собой. Незнание распространялось на очень широкий круг явлений, а сфера, из которой можно было черпать материал для аналогий, напротив, была чрезвычайно узкой. Однако существовала область, в которой даже первобытный человек знал сравнительно много, - его собственная внутренняя жизнь. Первобытный человек не выделял себя из природы. Прошло немало времени, прежде чем он начал применять к себе и к объективному миру различные мерки. Это «невыделение себя из природы» равносильно «неотделению природы от себя». Первобытный человек не себя объяснял, исходя из знаний о природе, - таких знаний у него было очень мало, - а, наоборот, природу объяснял на основании того, что он знал о себе.

Нуждался ли первобытный человек в этих объяснениях? Играла ли любознательность существенную роль в его поведении и сознании? Свойственный высшим животным ориентировочный рефлекс в психической организации человека выступает как любознательность, Объектами этой любознательности могут быть любые явления внешнего и внутреннего мира. На ранних этапах человеческого развития она была направлена не на решение философских проблем, «проклятых вопросов», волновавших мыслителей последующих эпох, а использовалась для решения самых насущных проблем физического существования. Прежде всего, человеческая любознательность искала ответ на вопрос о том, как уцелеть в борьбе за существование. Именно в процессе решения этой проблемы у нашего далёкого предка появились психические конструкции как жизненно-реалистического, так и фантастически-иллюзорного порядка. Таким образом, аналогии с самим собой у первобытного человека рождались не для объяснения сущности природных явлений в целом (до этого было ещё очень далеко), а для ориентировки в непосредственном окружении. Конечно, заинтересовать человека могли и те явления, которые не имели прямого отношения к жизненной практике. Но в этом случае любознательность могли привлечь явления не обычные, нарушающие привычный ход жизни. Тогда и возникали вопросы: «что такое?», «почему?», «откуда?». Они явились стимулом рождения этиологических (объяснительных) мифов. Если нельзя согласиться с концепцией, по которой религиозные представления целиком возникли из этиологической мифологии, то нельзя и целиком игнорировать роль стихийно появляющихся объяснений в генезисе религии.

То обстоятельство, что эти объяснения были в значительной степени не просто ошибочными, а религиозно-фантастическими, имело одним из источников эмоционально-импульсивный характер умственной деятельности первобытного человека. А этнографические наблюдения свидетельствуют о том, что на ранних ступенях развития общества человек был более нервозен, чем в последующее время. Если то или иное уподобление или отождествление соответствует страстному желанию человека или затрагивает эмоциональную сторону его сознания другим порядком, например, возбуждая чувство тревоги и страха или держа его каким-либо образом в состоянии эмоционального напряжения, то будь оно даже несуразно по содержанию, у него есть шансы закрепиться в сознании человека как истинное и действительное. На возникновение в сознании первобытного человека религиозных призраков должны были оказывать влияние прежде всего отрицательные эмоции: страх, внутренняя подавленность, ощущение бессилия, отчаяние. В этих условиях человек испытывает потребность в утешении. Его сознание подсказывает ему такие возможности и варианты развития событий, которые способны дать это утешение. На этой стадии развития общественного сознания, когда воображение уже в состоянии конструировать фантастические построения, оно приходит на помощь потребности в утешении. Разум человека, который мог бы в другой атмосфере развенчать созданное фантазией построение, в данной обстановке молчит. Потребность человека, его желание, «бессильное вожделение» (Маркс) укрывают и защищают иллюзорные представления, сулящие спасительный выход из кажущегося безвыходным положения. Религиозное заблуждение оказывается неуязвимым для логики и практики только потому, что запуганный жизнью человек испытывает настоятельную нужду в том, чтобы верить в истинность утешительного заблуждения.

Было бы односторонностью умолчать о том, что стимулом к возникновению религиозных представлений являлись и некоторые положительные эмоции. Радость и восторг по случаю какой-то жизненной удачи, чувство благодарности тому, что способствовало этой удаче в действительности или только в воображении человека, ощущение здоровья или просто физиологической мышечной радости – всё это тоже требовало выражения. Частично оно реализовалось в общении с другими людьми, в песнях, плясках, празднествах. Принципиально иным выходом для него было общение с создававшимися тут же воображением под стимулирующим влиянием этих эмоций сверхъестественными сущностями.

Итак, религия возникла тогда, когда это, оказавшись необходимым, стало возможным. Необходимость коренилась в тяжёлых условиях жизни человека, в порождавшимися этими условиями постоянном нервно-эмоциональном напряжении, травмировавшем разумную умственную деятельность, в стремлении к самообнадёживанию и самоутешению. Возможность появления религиозных иллюзий и связанных с ними культов появилась лишь тогда, когда человеческое сознание достигло такого уровня, при котором стало существовать относительно независимо от бытия, «отлетать» от него. Иными словами, у религии существуют вполне земные истоки – социальные и гносеологические корни.

Религия, вырастая постепенно в относительно самостоятельную область общественной жизни, служит удовлетворению самых различных потребностей человека. К числу функций религии относят коммуникативную, нормативную, этиологическую, консолидации общества и социализации индивида, компенсаторную, патерналистскую, эстетическую, моральную.

Коммуникативная функция религии проявляется в том, что она как система взглядов удовлетворяет потребность людей в общении. Но важно помнить о том, что принадлежность к той или иной конфессии не только сближает, но и разделяет людей: в глазах представителей данной конфессии все остальные верующие, как правило, оказываются «неверными».

Нормативная функция религии состоит в управлении человеческим поведением при помощи определённой системы религиозных норм, принципов и т. п. Эта функция часто сливается с нравственной, ибо общественное предназначение морали – быть регулятором поведения.

Этиологическая (объяснительная) функция религии заключается в интерпретации быта в свете соответствующих религиозных взглядов (образцом выполнения этой функции считается и сегодня написанный около полутысячи лет тому назад «Домострой»).

Функция консолидации общества позволяет в определённых исторических условиях сплачивать общество. Например, во время религиозных войн. Недавно в нашем обществе вспомнили об этой функции религии с целью заменить ею псевдокоммунистическую идеологию как фактор формирования морально-политического единства народа.

Функция социализации индивида осуществляется религией совместно с другими субъектами этой деятельности: семьёй, школой, воспитательными учреждениями. Будучи свидетелями культурной разрухи, существующей в современном российском обществе, приверженцы религии прибегли к этому средству, чтобы спасти себя и своих детей – стали печатать комиксы на ветхозаветные темы, открывать воскресные школы, вести соответствующие телепередачи и т. д.

Эстетическая функция религии заключается в удовлетворении потребности верующего в прекрасном, возвышенном. Люди принимают участие (или являются зрителями, слушателями) в культовых действиях, наслаждаясь церковным пением, красотой церковных одежд и утвари и т. п. Эстетические потребности, эстетическое отношение человека к действительности в качестве одной из разновидностей ценностного отношения, к числу которых относится и религия, возникли на базе практических отношений. По мере развития производства, укрепления и видоизменения общественных связей изменялись цели и потребности людей, а, стало быть, вещи и явления приобретали иные ценностные значения. Появление в верхнем палеолите духовных (в широком, а не только в религиозном смысле) запросов видоизменило и характер ценностей. Они вышли за узкие пределы утилитарности, непосредственных материальных потребностей человека. С того времени стали формироваться духовные ценности, соответствующей новой, коренным образом изменившейся фазе взаимодействия природы и общества. Новые (духовные) ценности не только бытуют наряду со старыми, материальными, но (и это особо требуется подчеркнуть) возникли на их базе как их качественное видоизменение. Эстетическое как раз и представляло собой один из существеннейших типов таких новых ценностей.

Таким образом, эстетическое и религиозное отношение к миру имеют один общий корень – практику. Обслуживая общество, эстетическая (в частности, художественная) и религиозная деятельности имеют точки соприкосновения, что и создаёт возможность принимать видимость за реальность – утверждать, что религия, церковь есть наиболее благоприятная среда для удовлетворения эстетических потребностей человека и процветания искусства. Эстетические, как и нравственные отношения между людьми и отношения их к природе существовали первоначально вне связи с религией и лишь позднее были ею поглощены (эта же участь постигла и другие стороны общественной жизни). В новое время начался процесс секуляризации морали и эстетической сферы, то есть освобождения их от «опеки» со стороны религии.

Во всех перечисленных функциях религия действовала вместе с другими общественными явлениями (это свойственно ещё одной функции – нравственной, о которой речь впереди) либо в качестве синергического (действующего в том же направлении, совместно), либо блокирующего средства. Но у неё есть ещё собственные функции, без которых она вряд ли могла бы существовать как устойчивое явление. К их числу можно отнести компенсаторную и патерналистскую. Смысла этих функций мы уже коснулись, говоря о психологических механизмах, способствовавших возникновению у человека религиозного отношения к миру.

Проблема «наличного возможного – желаемого, но недосягаемого» есть важнейшая вечная проблема. Но решать её можно по-разному. Один путь – постоянное стремление к получению всё большего реального результата. Второй – замещение реального результата его духовной компенсацией: «нет счастья на земле – надо иметь веру в вечное блаженство за гробом», «мир полон несправедливостей – надо веровать в справедливый суд господний». Для человека здравого смысла первый путь предпочтительней. Такой человек всегда надеется прежде всего на себя. И на помощь других людей. Но ведь и второй путь нельзя однозначно оценить как путь к пропасти. Духовная компенсация – это, кроме всего, и амортизатор, спасающий психику человека от ударов судьбы. Перенести потрясающий удар, смягчить ощущение боли помогает болеутоляющее средство. Выполняя компенсирующую функцию, религия становится «сердцем бессердечного мира». Именно по этой причине Маркс назвал религию «опиумом народа», «вздохом угнетённой твари».

Патерналистская функция есть ответ на постоянно существующее у человека желание иметь, ощущать существование кого-то (чего-то), кто надёжней, сильней, выше во всех отношениях не только заурядного, но и выдающегося человека. Это чувство обостряется, когда человек теряет родителей: исчезает опора, на которую он мог бы опереться в любой момент, исчезает тот, кто может заступиться, помочь, уберечь. Бога – отца небесного – мы представляем отцом реальным; священника (представителя бога на земле) называем святым отцом. Существование патерналистской функции религии свидетельствует, возможно, о сохраняющемся инфантилизме человечества. О существовании патерналистской функции религии говорят не только религиоведы, но и сами богословы. Вот пример рассуждений одного из раннехристианских философов: «Нам говорили, что Бог присутствует во всём. Но присутствие Бога невозможно найти в чуме и холере, в убийстве, в ненависти и жестокости, во зле и тьме… Бог присутствует в свободе, в любви, в истине и в правде, в красоте. Бог и есть Тот, к Кому можно уйти от ужасов, безобразий, жестокостей мира…».

Нравственная функция религии сегодня привлекает к церкви особое внимание. Моральное одичание в нашей стране, ставшее ныне самоочевидным фактом, заставляет людей различных взглядов уповать на религию как на единственно возможное средство нравственного возрождения. И в светских, и в церковных кругах витает идея: обращение к религии позволит возродить духовность, нравственность, поскольку важнейшим признаком религии является, якобы, моральность.

То обстоятельство, что религиозные запреты распространяются на некоторые формы поведения, которые можно назвать асоциальными и аморальными (например, обман, воровство, убийство и проч.), даёт повод к широко бытующему взгляду, согласно которому религия уже в первобытном обществе являлась как бы источником морали и гарантом выполнения людьми нравственных предписаний. Это мнение опровергается этнографическими данными. Английский религиовед XIX века Э. Тайлор (Тэйлор) писал: «…факты говорят в пользу того, что отношение между нравственностью и религией существует лишь в зачаточной форме или вовсе не существует в рудиментарной культуре». Он считает, что моральные нормы, имевшие хождение в первобытном обществе, лежали в иной плоскости, имели иные причины возникновения, чем религиозные табу. Они, «по-видимому, совершенно независимы от анимистических (этим словом Тэйлор называет всё религиозное. – Авт.) верований и обрядов, существовавших рядом с ними». Вот ещё одно высказывание на тему «религия и мораль». Оно принадлежит австрийскому психиатру З. Фрейду, который писал в начале ХХ века: «Сомнительно, чтобы люди в эпоху неограниченного господства религиозных учений были в общем и целом счастливее, чем сегодня; нравственнее они явно не были. Им всегда как-то удавалось экстериоризовать (вывести наружу; в данном случае – убрать из души вон) религиозные предписания и тем самым расстроить их замысел. Священники, обязанные наблюдать за религиозным послушанием, шли в этом людям навстречу. Действие божественного правосудия неизбежно пресекалось божьей благостью: люди грешили, потом приносили жертвы или каялись, после чего были готовы грешить снова. Русская душа отважилась сделать вывод, что грех – необходимая ступенька к наслаждению всем блаженством божественной милости, то есть в принципе богоугодное дело. Совершенно очевидно, что священники могли поддерживать в массах религиозную покорность только ценой очень больших уступок человеческой природе с её влечениями. На том и порешили: один бог силён и благ, человек же слаб и грешен. Безнравственность во все времена находила в религии не меньшую опору, чем нравственность. Если религия не может продемонстрировать ничего лучшего в своих усилиях дать человечеству счастье, культурно объединить его и нравственно обуздать, то неизбежно встаёт вопрос, не переоцениваем ли мы её необходимость для человечества и мудро ли мы поступаем, основываясь на ней в своих культурных запросах.

Критика подточила доказательную силу религиозных документов, естествознание выявило содержащиеся в них заблуждения, сравнительные исследования обратили внимание на фатальную аналогичность принятых у нас религиозных представлений и духовной продукции примитивных народов и эпох».

Для доказательства моральности религии (конкретнее – христианства) обычно указывают на декалог. Он действительно концентрированно и чётко формулирует основные требования нравственности. Но основные положения христианских десяти заповедей с малыми вариациями повторяются не только в моральных кодексах многих религий, но и в нерелигиозных этических учениях. Это обстоятельство заставляет сделать вывод не о «богодухновенности» декалога, а о том, что в нём (и в соответствующих местах прочих религиозных учений) зафиксированы выработанные к этому времени обществом основные положения морали как регулятора совместной жизни людей. Подтверждением этой мысли можно считать высказывание лауреата Нобелевской премии австрийского этолога К. Лоренца: «… представим себе, что мужчина живёт в таком обществе (Лоренц имеет в виду первобытное общество. – Авт.) с десятком своих лучших друзей, с их жёнами и детьми. Все мужчины неизбежно должны стать побратимами; они – друзья в самом настоящем смысле слова, каждый не раз спасал другому жизнь. И хотя между ними возможно какое-то соперничество из-за главенства, из-за девушек и т. д., - как бывает, скажем, у мальчишек в школе, - оно неизбежно отходит на задний план перед постоянной необходимостью вместе защищаться от враждебных соседей. А сражаться с ними за само существование своего сообщества приходилось так часто, что все побуждения внутривидовой агрессии насыщались с избытком. Я думаю, что при таких обстоятельствах в этом содружестве из пятнадцати мужчин, любой из нас уже по естественной склонности соблюдал бы десять заповедей Моисея по отношению к своему товарищу и не стал бы ни убивать его, ни клеветать на него, ни красть жену его или что бы там ни было, ему принадлежащее. Безо всяких сомнений каждый по естественной склонности стал бы чтить не только отца своего, но и вообще всех старых и мудрых, что и происходит, по Фрезер Дарлинг, уже у оленей, и уж тем более у приматов, как явствует из наблюдений Уошбэрна, Деворэ, Кортландта».

Наличие декалога и его аналогов в нехристианских вероучениях вовсе не делает верующих высокоморальными людьми. Более того, религиозное мироощущение добавляет к ставшим прописными истинам нравственности некоторые моменты, по сути своей аморальные. Их, как минимум два. Первое – это идея воздаяния, идея рая и ада. Сама мысль о плате, воздаянии вводит в мораль, в поведение корысть, а это уже безнравственно (эту мысль подробно развивал Кант в своём учении о морали). Если я должен быть честным, добрым, смелым и т. д. потому, что мне за это воздастся (не важно, в чём эта плата состоит; пусть ею будет спасение души – всё равно это – плата), то ни о какой моей высокой моральности говорить нельзя. Какие бы хитросплетения слов ни создавались вокруг идеи воздаяния, абсолютное большинство людей во все века воспринимали её как подобие сделки между человеком и богом. И чем проще человек, тем проще воспринимал он эту идею. Отсюда – убеждение, что можно купить вечное блаженство, купить именно за деньги. Отсюда – индульгенции, и пожертвования на храм, и торговля у свечного ящика. Идея воздаяния – развращающая, аморальная идея. Человек должен быть нравственным не потому, что он что-либо за это получит, а просто потому, что он – человек, живущий среди других людей. Человек должен быть воспитан так, чтобы он не мог быть безнравственным. Как выразился в переписке по этому поводу со священником А. Желудковым литератор и диссидент К. Любарский, «…нравственность должна быть укреплена на уровне инстинктов».

В тесной связи с этим находится идея страха. Человек должен бояться бога! Как бы ни толковали смысл этого слова священники и верующие, идея страха продолжает сохраняться в этом понятии. Трудно уразуметь, почему отношения между богом и смертным должны строиться на такой основе. Это не делает чести ни той, ни другой стороне. Стоит ли прославлять творца, породившего вечно боящееся создание? В состоянии постоянного страха живут разведчики и преступники, сознающие, что их жизнь есть постоянное нарушение правил, принятых в окружающем их обществе. Религиозная этика стремится сделать такое состояние нормальным для всех. Из письма заключённого Любарского заключённому Желудкову: «Прошу простить мне это сравнение, но мир, построенный на такой основе (на основе страха смертных перед богом.- Авт.), слишком напоминает лагерь. Идея «воспитания» та же: взыскание – поощрение, в зависимости от поведения».

Второй круг идей, демонстрирующих аморализм религиозной этики – идеи, связанные с понятием покорности. Основная среди них – идея покорности богу. Покорность авторитету поддерживает авторитарную систему, в которой непременно возникают и более низкие уровни, также требующие покорности. Идея покорности освящает и их притязания: «Нет власти аще не от Бога…». Идея покорности воспитывает своеобразное миропонимание. Если человек однажды позволил себе покориться, не рассуждая, абсолютно, то это – погибший, в принципе, человек. Душу, разъеденную покорностью, очень легко подвести под любое ярмо. В этом пункте религиозное миропонимание и мировоззрение тоталитарных идеологий очень близки: не сомневайся, верь! Те, кто выше тебя – лучше тебя». В отечественной истории советского периода происходили острые конфликты между тоталитарной политической системой и церковью. По видимости - конфликт противников, по сути – конкурентов, соперников в борьбе за власть над массовым сознанием.

Нравственные нормы, мораль возникли задолго до возникновения религии и независимо от неё. Это утверждение может иметь, по крайней мере то обоснование, что первые нравственные табу предполагают более низкий уровень развития абстрактного мышления, чем тот, что необходим для формирования элементарных религиозных образов. Но первые попытки кодификации (составления свода норм) были вместе с тем и сакрализацией, то есть освящением этих норм, поскольку право предводительства, в том числе и нравственного, в общине в эпоху распада родового строя стало прерогативой жречества. Поэтому и получило широкое распространение заблуждение, согласно которому религия будто бы является исторической предпосылкой и духовной основой нравственности. В действительности религия лишь приобщилась к морали и санкционировала её нормативы. Позднее, в классовых обществах, вероучения почти целиком подчинили себе дело нравственного надзора и воспитания масс, а там, где религия была государственной – в интересах государства и правящих классов – прежде всего. При этом религиозно-этические доктрины приобрели императивную обязательность, охватили систему школьного образования и народного быта. Иными словами, между народной нравственной мудростью, с одной стороны, и нравственным сознанием на научно-теоретическом уровне (этикой), с другой, существует, как выразился религиовед В. Ф. Зыбковец, некий «нравственный кентавр» - религиозная этика.

Главной особенностью религиозных этических доктрин является их сложное строение. Во-первых, там обнаруживаются очень древние моральные нормативы, стихийно сложившиеся у народов в первобытном обществе. Такой древний пласт народных нравственных нормативов, воспринятых религией, придаёт религиозным нравственным кодексам черты демократичности. А это, в свою очередь, способствует укреплению репутации религии как блюстительницы общечеловеческого гуманизма. Во- вторых, религиозно-этические кодексы содержат множество предписаний бытового характера: о питании, семейной жизни, труде, отдыхе и так далее. В силу этого религия оказалась элементом народного быта. Третьей особенностью религиозно-этических доктрин служат зафиксированные в них в качестве бесспорных положений деспотические претензии «хозяев жизни»: рабовладельцев, теократической знати, военно-служилой аристократии (например,: «начальник есть божий слуга, тебе на добро… И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести»). В-четвёртых, в религиозных этических кодексах зафиксированы некоторые собственно культовые предписания и табуации (запреты), призванные укреплять автономность и суверенитет служителей культа. Например, целибат (обет безбрачия, который дают католические священники), монашество, специальный церковный суд и т. д.

В заключение разговора о независимости нравственных норм от веры в бога можно привести высказывание И. Канта: «Мораль, поскольку она основана на понятии о человеке как существе свободном, но именно поэтому и связывающем себя безусловными законами посредством своего разума, не нуждается ни в идее о другом существе над ним, чтобы познать свой долг, ни в других мотивах, кроме самого закона, чтобы этот долг исполнять… Мораль отнюдь не нуждается в религии».

Размышляя о функциях религии, не следует отождествлять её с церковью. Ведь последняя – лишь один (и, притом, не основной) элемент религии. Реальная роль церкви в человеческой истории далеко не совпадает с религиозными принципами; отношение церкви, священников к чужому вероисповеданию, к неверующим, к науке, к «недозволенным» творениям искусства, к философии, к нормам морали (даже признаваемым церковью) очень часто было таким, что об этом церковь старается не вспоминать. Дело в том, что различные области духовной сферы, отвечая общественным потребностям и вырастая из общего корня – практики,- могут существовать вполне независимо от религии, не нуждаясь в её санкции. Религиозная же идеология и практика, как и политическая идеология и практика, постоянно нуждается в поддержке со стороны нравственной, эстетической, философской сфер и с целью приобретения этой поддержки идёт (как и политическая идеология) даже на подавление, поглощение этих сфер.

Сегодня неуместно, как это было совсем недавно, говорить о скором исчезновении из сознания людей пережитков прошлого – религиозных представлений и верований. Ведь одна из причин возникновения и существования религии – потребность в необыкновенном, чудесном, сверхъестественном. Какая- то часть человечества всегда предпочитала ждать чуда, вместо того, чтобы принимать участие в его создании. Такой тип людей сохранится надолго, а вместе с ним и те, кто предпочтёт всему остальному - трудиться на ниве удовлетворения этого спроса: жрецы, шаманы, священники… Как бы там ни было, строить прогнозы – дело неблагодарное. Но о сегодняшнем состоянии сознания в интересующем нас плане сказать следует. Воспользуемся с этой целью мыслями цитированного уже К. Любарского: «… было время, когда Бог был – молния, гроза, землетрясение, извержение вулкана. Сейчас мы знаем, что молния – это не Бог, землетрясение – тоже. Мы знаем, что это. Недра человеческой психики мы только начинаем проницать. Пока они ещё не познаны нами, и всюду, где не познано, человек помещает Бога. Но так будет не всегда, и в этом порукой нам – непрестанное сокращение сферы Божественного. Сначала из неё выпали ручьи и деревья, придорожные камни и вулканы… Затем отпало небо – физическое небо… остались недра психики… Но будет время, когда выяснится, что Совесть – это Совесть, Любовь – это Любовь. Не Бог. Станут ли они от этого «хуже»? Я знаю, что радуга – солнечный спектр, атмосферное явление. Но разве от этого я перестаю ею восхищаться?»

Поиск по сайту: