Ле Корбюзье, Лучезарный город

А — жилье; В — отели, посольства; С — складская зона; D — фабрики; Е — тяже­лая промышленность; Р — города-спутники (например, местопребывание прави­тельства или Центр социальных исследований); Н — железнодорожный вокзал и аэропорт

зера Говарда был опубликован в 18У8 г., идеи, его вдохновлявшие, уже были сформулированы, об­суждены и приняты как правильное направление планировки новых городов. Его проект основывал­ся на теориях создания кооперативного общества, близких к идеям утописток

Город-сад расширялся концентрическими кру­гами от административно-торгового и культурного центра к зеленому поясу сельскохозяйственных земель. В центре на отдельных участках распола­гались гражданские здания и сооружения. Про­мышленности, жилью и школам отводились спе­циальные территории, разделенные между собой. Размеры города и численность населения регулиро­вались, последняя достигала максимум 30 тыс. жи­телей.

Джейн Джакобс показала значение плана Го­варда в своей книге «Смерть и жизнь великих американских городов»: «Говард выдвинул сильные градоразрушающие идеи. Он считал, что решить проблемы города возможно путем выделения из це­лого некоторых простых функций и организации каждой из них относительно самостоятельно».

Эта планировочная философия не нуждалась в многофункциональных зданиях. Такая структура рассматривалась как часть обычного городского беспорядка, путаницы, которая должна быть лик­видирована или сведена к минимуму.

От идеи существования городов как жизненной

и социально динамичной среды полностью отка­зались в начале XX века. Люди не искали путей обновления городов, с помощью многофункци­ональных зданий; вместо этого они хотели заме­нить старые города новыми.

Оглядываясь назад, было бы несправедливо ха­рактеризовать современных архитекторов, претво­рявших эту философию в жизнь, как злых демонов по отношению к городу. Такие проекты, как знаменитый Лучезарный город Ле Корбюзье, долж­ны рассматриваться в контексте всей его деятель­ности. Это было модное и во многом поэтичное выражение более гуманного общества, которое он рассматривал. К сожалению, для жизни в таком обществе необходим был «новый человек», что было нереально. Но, что более важно, воплощение его проекта требовало последовательного рассредоточе­ния существующего города, что не могло быть допущено.

В большинстве этих проектов были особенно наивны представления о политической структуре, в которой они могли быть реализованы.

СИАМ и господство функционального города

Международный конгресс современной архитекту­ры (СИАМ) был созван в 1928 г. в Сарразе (Швейцария) вследствие неудовлетворения резуль­татами конкурса на здание дворца Лиги Наций в Женеве. Долгожданное официальное признание но­вой эры в архитектуре и градостроительстве пре­вратилось в мелкие споры между членами жюри, скрывшие реальные различия в идеологических по­зициях.

Эта неудача побудила архитекторов взять дело в свои руки и организовать международную встречу «умов». Это было необычайное начинание. Впервые ведущие архитекторы всего мира собрались вместе в Сарразе для разработки нового направления архи­тектуры и градостроительства.

Основной документ СИАМа был создан на IV конгрессе, созванном в августе 1933 г. Участ­ники хорошо подготовились. В результате обсуж­дения и анализа 33 городов была принята деклара­ция основных'принципов, или Афинская хартия. В ней архитекторы СИАМа отметили некоторую ог­раниченность идеи города-сада. «С возникновением городов-садов основанное англичанами общее дви­жение за освобождение человека от антигуман­ной среды современного города рассматривало индивидуальный дом как единственное спасение от сложившейся катастрофической ситуации. К не-счасть'ю, это решение повело за собой разрастание жилых образований и окончательное отчуждение определенных обжитых территорий. Теперь нашей целью будет не рассредоточение городских элемен­тов, а... «аэрация города».

Другими словами, было признано, что индиви­дуальный дом, будучи сельским понятием, способст­вующим расточению земли, неприемлем для города. Рациональнее использование многоквартирных до­мов, освобождающих землю для общественных интересов.

Фраза «аэрация города» была особенно харак­терной. Она заключала в себе довольно полное преобразование города, несмотря на отказ от «не­рассредоточения» городских элементов. Практичес-

ки Хартия отстаивала рассредоточение и функци­ональное разделение частей города.

И восторженный язык Афинской хартии, и ее убежденность заслуживают особого восхищения, В 99 тщательно сформулированных параграфах Хар­тия анализировала проблемы города и предлагала довольно ясные пути их решения. «Афинская хар­тия открывает все двери для современного градо­строительства. Она является ответом на существу­ющий городской хаос. В руках властей классифици­рованная, по параграфам прокомментированная и объясненная Афинская хартия явится инструмен­том, при помощи которого будущее городов может быть приведено в порядок» (выделено автором).

В ней были перечислены четыре функции город­ской жизни: жилище, работа, отдых (в свободное время) и передвижение. Определив таким образом эти функции, Хартия далее объясняла их значе­ние в области градостроительства: «Четыре клю­чевые функции градостроительства требовали при­нятия специальных мер, обеспечивающих наилуч­шие условия для развития деятельности каждой функции так, чтоб они... могли принести порядок и организованность в обычные условия жизни, работы и культурных потребностей... Ключевые функции должны быть автономными... Они будут представ­лять собой базу для освоения территории и размещения сооружений. Застройка городов и насе­ленных мест должна осуществляться на основе широкого использования передовых достижений техники».

Афинская хартия перевела градостроительную философию современного архитектурного движе­ния в программу для строительства. Эта програм­ма оставалась почти неизменно» на протяже­нии последующих 25 лет, поддерживаемая работами ведущих архитекторов. Зигфрид Гидион выразил лучше других господствующие архитектурные идеи в своей книге «Пространство, время, архитектура»: «Раньше совмещение места работы и жилища бы­ло совершенно естественным, но такое сочетание не могло быть перенесено в большие города... Если в наш промышленный век мы не сможем четко разделить функции повседневной жизни, это приведет к смерти большого города».

И в других работах были выражены подобные идеи. Используемые образы напоминают ранние описания промышленных городов как «больных раком». Ле Корбюзье в своей работе «Взгляд на градостроительство» говорил об «Улице, с ее толпой и механизированным ужасом, смертельным врагом детей». Серт в своей угрожающе озаглавленной книге «Могут ли наши города выжить?» выразил похожее отношение к традиционной улице. Он даже дошел до объяснения военных преимуществ (в случае, если наши города будут разбомблены) от создания высотных башен по сравнению с ком­плексным подходом к ткани города.

Если города действительно представляли собой жестокие загадки, требующие глобальной реоргани­зации, то, по их мнению, спасти их мог только организованный подход, предложенный СИАМом. Но некоторые в этом сомневались. Были предложе­ны другие пути. Один из них особенно значителен по своему своеобразию и как пример игнорирования Афинской хартии может быть назван Рокфеллер-центр в Нью-Йорке.

П

Рокфеллер-центр: обновление старого города

В период экономического кризиса, одновременно с разработкой Афинской хартии, для Нью-Йорка был создан значительный проект — Рокфеллер-центр. Он явился важным отправным моментом в градо­строительстве, особенно для одного из явно нездо­ровых городов, обсуждаемых в Афинах. Он продемонстрировал другое, более старое, направле­ние реконструкции в современном городе. Огром­ный по размерам, он стоит в центре Манхет-тена — средоточии бурлящей городской жизни. Он не может быть определен иначе, как проект много­функционального использования, противополож­ный доктрине современного движения, предлагав­шей разделение функций.

Если мы оставим в стороне его очевидные архитектурные преимущества и посмотрим только на план на уровне улицы, то увидим схему, учитывающую модель традиционной улицы. В цент­ре располагается углубленная площадь — «пла­за» — образное и активно используемое обществен­ное пространство. Ниже уровня улицы торговый пассаж объединяет различные здания комплекса системой пешеходных путей, связанных с метропо­литеном. С этого уровня также есть выход на общественную площадь. Даже организация поверх­ности земли, напоминающая традиционную нью-йоркскую улицу, сильно способствовала успеху комплекса и. отличала его от современной функ-ционалистской философии градостроительства.

Заглубленная площадь — довольно необычный пример городской топографии: цветущая долина внутри сухой и плоской сетки улиц Нью-Йорка. Соседство этого праздничного общественного прос­транства с суровым городским окружением прида­вало ему привлекательность оазиса. Его можно сравнить с деловым кварталом среди нескончае­мой зелени или с башнями, похожими на храмы, овеваемые ветрами.

Проект, законченный до самых мелких и при­влекательных деталей, демонстрирует ценность повседневной городской жизни. Усталые покупа­тели отдыхают около фонтанов, ведущих к пло­щади, служащие офисов загорают на многочислен­ных озелененных крышах-террасах, посетители довольно изысканных кафе наслаждаются окружа­ющей обстановкой — и все это часть хорошо продуманного и согласованного действия.

Архитекторы, принимавшие участие в выра­ботке Афинской хартии, и многие другие сегодня высказываются за создание большого открытого пространства вокруг здания. Правила, действую­щие в американских городах, требуют, чтобы зда­ния отступали от красной линии. Здания Рокфел­лер-центра были построены вдоль красной линии и сохраняли единство фасада улицы. Высотные башни комплекса отступали от нее, открывая доступ солнцу; его проектировщики думали также о пеше­ходе, учитывая восприятие улицы и неба.

В соответствии с современными архитектур­ными теориями здание должно отступать от крас­ной линии как из символических, так и практичес­ких соображений, создавая пространство для рек­реации. Однако решение центра было противопос­тавлено современной теории и явилось местом при-

14. Рокфеллер-центр. План на уровне улицы

I— главное высотное здание центра; 2— радио-сити: мюзик-холл: 3— централь­ный театр; 4 — тощаль Рокфеллер: 5— заглубленная площадь; б — объеди­ненный пресс-центр: 7— гараж: 8 — здание «Интернешнл*: 9, 10 — здания по­сольств; здание «Бритиш эмпайр» и «Французский дом*

/5. Рокфеллер-центр. Заглубленная площадь. Умелое сочета­ние городского пространства и городской жизнедеятельности

16. Рокфеллер-центр. Нижний уровень. Вид торговой галереи

17. Рокфеллер-центр. Проект учитывает традиционный характер улицы

18. Примеры интеграции

Вверху слева — конторы; вверху справа — административные учреждения; внизу справа — ремесленные мастерские; внизу слева — производственные предприятия

тяжения людей. По сравнению с ним многочислен­ные пустынные культурные центры, окруженные ав­тостоянками, свидетельствуют о другом подходе — разделении функций.

Рокфеллер-центр представлял собой смелое возражение градостроительным идеалам Афинской хартии. Подобно крытым пассажам и галереям, в нем показана возможность введения в сущест­вующую ткань города крупномасштабных много-

функциональных сооружений. Он демонстрировал взаимосвязь городской жизни, взаимную зависи­мость различных функций и показал, что, осознав эту взаимосвязь, можно улучшить ткань города.

После Оттерло — возрождение многофункциональных зданий

К концу 50-х годов внутри СИАМа произошли иде­
ологические изменения. Принципы функциональ­
ного зонирования городов, провозглашенные в тео­
рии и на практике в течение предыдущих де­
сятилетий, себя не оправдали. Несмотря на некото­
рые великолепные проекты отдельных зданий, го­
рода в целом не стали более жизнеспособной
и гуманной средой, как об этом мечтали. Напро­
тив, многие городские проблемы, такие, как соци­
альные взаимосвязи и перенаселенность городов,
которые архитекторы СИАМа пытались решить,
усугубились. V

Крушение идеологии СИАМа лежит в основном в недальновидности его концепции. Ее сторонники видели только то, что отвечало их новым прин­ципам. Об этом хорошо сказал Альдо ван Эйк на конгрессе в Оттерло в 1958 г.: «Произошло огромное заблуждение из-за системы городского анализа: создания четырех ключей, которые не открывают замок. Так как замок никогда не от­крылся, мы знаем, что эта система так и не нашла путь к человеческому сердцу. Эта система в свое время могла бы внести большой вклад в решение многих проблем, связанных с чудовищными послед­ствиями хаотических городов XX в. Но она была возведена в абсолют. И возвела в абсолют транспорт, жилище и их взаимодействие, не пони­мая саму природу этих процессов».

Конгресс в Оттерло явился исторически пово­ротной точкой. Молодое поколение, возглавляемое ван Эйком и другими членами «Группы десяти» (Team 10), отвергло картину города, нарисованную Афинской хартией. Вместо этого они обратились к существующему городу и сложной системе социаль­ных отношений внутри него. Путем нового изуче­ния реальной жизни людей архитекторы «Группы десяти» убедились в недейственности старого под­хода СИАМа и начали разрабатывать более реалистичные планировочные модели.

Особое значение для нового анализа имела ра­бота Питера и Элисон Смитсонов. Проведенные ими исследования различных моделей соседских взаи­мосвязей отразились в системе соединенных между собой зданий, которая соответствовала реальной се­ти социальных отношений. Такие системы соеди­ненных между собой зданий противоречили доктри­не СИАМа о разграничении пространства и изоля­ции сооружений. Смитсоны объяснили это так: «Эта концепция прямо противоположна произвольной изоляции так называемых сообществ, входящих в жилую единицу, от окружения. Мы считаем, что такая иерархия человеческих взаимоотношений должна заменить функциональную иерархию Афинской хартии».

Улица, раскритикованная современниками, уничтоженная или сведенная к внутренним передви­жениям, получила новое рождение в проектах «Группы десяти», в которых она была трансформи­рована в «Улицы-палубы», или пешеходные пасса-

жи, соединяющие выше уровня земли отдельные здания. Любопытно, что такие комплексы внешне напоминали марсельский блок Ле Корбюзье. Тот же принцип использования идеи «движения по кругу» был применен в их проекте расширения универ­ситета в Шеффилде.

Хотя в этих проектах здания были соединены между собой, они все еще оставались монофунк­циональными, и их планы на уровне земли содержали только зеленые пространства, подобно проектам СИАМа, которые они критиковали. На­земные пешеходные пути были заменены воздуш­ными, хотя именно улица на уровне земли фор­мирует город. Архитекторы «Группы десяти» не до конца принимали пространственную форму и раз­меры старого города. В журнале «Architectural Design» так говорится об этом: «Не совсем верно воспроизводить старую модель. Если рассматривать новое направление как источник идей в градостро­ительстве, должны появиться более радикальные формы».

Проекты «Группы десяти» не повторяли старый образец. Они предлагали новую возможность стро­ительства внутри существующей модели, подчерки­вая идею связей и разрабатывая словарь со­ответствующих элементов — звено, перемычка, ос­тов, ось. Их идеи были ориентированы на мо­бильное общество, так же как Афинская хартия выражала дух индустриального общества. Воз­растающая подвижность требовала соответствую­щих изменений. Здания уже рассматривались не как законченные сооружения с жесткой програм­мой и связями, а как подвижные структуры, легко приспосабливаемые для разнообразных усло­вий и функций.

Проект Свободного университета в Западном Берлине архитекторов Кандилиса, Жозика и Вудса дал импульс этой идее. Авторы объясняли это так: «задача состоит не в том, чтобы построить гибкие сооружения, а в том, чтобы создать среду, в которой здания будут соответствовать своей функции, и организовать взаимодействие между этими зданиями и их окружением».

Это был уже подход к понятию многофункци­онального использования. В определенной сте­пени проект университета в Западном Берлине дал новую жизнь городскому зданию. Он вернул прежнее значение пешеходной улице и создал со­оружения, которые могут быть использованы для различных функций соответственно социальной потребности и пространственной необходимости.

С этим проектом появилось новое сугубо городское понятие «mat building»¹. Его существен­ными элементами были структурная сетка и система передвижения. Внутреннее разделение и внешнее выражение различных функций — две святые идеи современной архитектуры — отвергаются.

В действительности эта схема была мини-городом. Но все же «mat building» был детищем современного архитектурного движения и входил в мегаструктуру всего города, рассматриваемого как единое сооружение.

¹ Под этим понятием подразумевается здание, в котором план определен одним структурным принципом — например, коммуникационными связями, сложением унифицированных функционально-планировочных элементов и т. д. (см. А. Лю-хингер «Структурализм в архитектуре и градостроительстве»)

19. Ж. Кандилис, А. Жозик, С. Вудс, М. Шидгельм. Свободный университет в Зап. Берлине. План и общий вид. Мегаструктура здания все еще изолирована от контекста ок­ружающей среды

Рейнер Бэнем так определил мегаструктуру: «С одной стороны, это замкнутая, даже монументаль­ная, несущая структура, с другой — различные со-

четания обитаемых ячеек, вышедшие из-под кон­троля архитектора». Так или иначе, развитие поня­тия «mat» создало гибкое сооружение, которое может быть приспособлено для разных функций. Оно отвергало как жесткую монофункциональность более ранних моделей, так и монументальность мегаструктур. Такое сооружение было поливалент­ным и могло приспособиться к различным го­родским структурам. Оно могло послужить отправ­ной точкой для нашего исследования на историчес­ком фоне.

Идея многофункционального здания отошла от ограничивающего понятия мегаструктуры, так как она вновь приняла ткань города за основу и рассматривает его как звено в городском контексте.

Важно понять значение этой идеи. На первый взгляд может показаться, что она архаична и уводит нас от мечты о будущем: совершенно другом — мире группы Аркигрэм — новом героическом будущем, перенесенном в галактику.

Многие видели в аркологии Паоло Солери воз­можное воплощение этой мечты. Но даже если и будет экономически и технически реально создать такую «мегаархитектуру—скульптуру» (Super Sculptural architecture), какая же нужна политичес­кая структура общества, чтобы заставить людей жить в таком пожизненном заключении? Нет необходимости ссылаться на Поппера и его тео­рии относительно утопий, чтобы понять все пос­ледствия воплощения этой идеи для человека. По Сравнению с ним Лучезарный город был просто эмбриональным опытом такого города будущего. Аркология никогда не станет новым направлени­ем, ибо даже прекрасная, она является оконча­тельным окаменением отдельных городских ди­нозавров.

Возврат к ранее отвергнутой традиционной го­родской структуре не архаичен, а напротив, заново

открывает возможности городской жизни на основе свободы человека внутри демократичной политичес­кой структуры. Внешнее сходство современной го­родской структуры с городами прошлого не должно помешать увидеть их принципиально отличный ха­рактер.

Неверно обращаться к историческим примерам, чтобы найти нужное решение. Несмотря на то, что возрождение венского стиля эпохи грюндеров (Griinderzeit, 1870—1890 гг.) в видении братьев Крие для нас привлекательно, подобное упрощение будет так же губительно для городской жизни, как и мечты Солери.

Хотя новое городское пространство все еще ис­пользует синтаксис улиц и площадей для своего выражения, элементы, которые будут его формиро­вать, стали другими. Мы не можем не видеть, что живем в постиндустриальном обществе, что мы ожидаем свободу возможностей, передвижения и комфорта, которая была недоступна нам в горо­дах прошлого. Возможность создать такие условия зависит от эффективности искусственной среды, которую мы формируем, и в этом отношении пионе­ры современной архитектуры были правы.

Но она также зависит от эмоционального от­клика, который пробуждает в нас искусственно созданная среда. Принятие этого противоречия городской среды открывает путь в будущее.

Многофункциональные сооружения должны со­ответствовать не только функциональным потреб­ностям нашего времени, но и городской ткани, в которой они находятся, и ее духовной и обществен­ной сущности.

В надежде, что многофункциональные сооруже­ния расширят словарь градостроительного языка, я хотел бы рассмотреть их потенциал как неотъем­лемый элемент городской структуры.

Часть II. ПРИМЕРЫ МНОГОФУНКЦИОНАЛЬНЫХ
ЗДАНИЙ

Архитекторы Аффлек, Десбаратс, Димакопулос, Лебенсольд, Сайз: площадь Бонавантюр, Монреаль, Канада, 1967

18

Архит. И. ван Гагерн: Амалиен-пассаж, Мюнхен, ФРГ, 1968—1973, 1979—1980

Архитекторы А. Дж. Дайамонд, Б. Майерс: Йорк-сквер, Торонто, Канада, 1969

22

Архит. М. ван Трик: квартал Рикэ, Париж, Франция, 1969

5. Жилая башня

6. Главный вход с улицы де-Фландр

Архит. П. Селсинг: Дом культуры и здание Парламента, Стокгольм, Швеция, 1970

Архитекторы Хеллмут, Обата, фирма «Кассабаум»: Галерея, Хьюстон, шт. Техас, США, 1971

Архитекторы Ф. Джонсон, Дж. Берджи, Б, Бекер и др.: центр «HLDS», Миннеаполис, шт. Миннесота, США, 1972

3 Зак. 1245

Архит. Дж. Стирлинг: конкурс на общественный центр Дерби, г. Дерби, Великобритания, 1972

Фирма Тейлора: торгово-общественный центр на Элдон-сквер, Ньюкасл, Великобритания, 1972

Архитекторы А. Дж. Дайамонд, Б. Майерс совместно с Р. Л. Уилкином: жилой блок, Эдмонтон, Канада, 1973

Фирма Дж. Портмана: Пичтри-центр, Атланта, шт. Джорджия, США, 1973

Поиск по сайту: