Чингиз-хан – император

Чингиз-хан не стал ждать последних актов повиновения или казни для того, чтобы официально закрепить свою власть в племенах. Весной 1206 г., он собрал вблизи истоков Онона на большой ассамблее или курултае [495]всех уже подчиненных Тюрко-Монголов, в данном случае кочевников современной внешней Монголии. По этому случаю он был провозглашен всеми монгольскими и тюркскими племенами высшим ханом, или, как переводит Секретная История, каганом или кааном согласно старой титулатуре Жуан-жуанов в V в., перешедшей с тех пор ко всем наследственным хозяевам Монголии, Тукю VI в. и Уйгурам VIII в. [496]

Это тот самый титул, который западные путешественники, Плано Карпини, Рубрук, Марко Поло, Одорик де Порденон выражают словосочетанием «великий хан».

После падения Уйгуров в 840 г., империя степей практически находилась в упадочном состоянии. Чингиз-хан, объявленный высшим ханом «всех тех, кто живет в войлочных палатках», заявлял, что эта старая империя, поочередно находившаяся во власти предков Тюрков (Хун-ну), затем предков Монголов (Жуан-жуаней и Эфталитов), затем заново Тюрков (Тукю и Уйгуров), была окончательно восстановлена в пользу Монголов. Тюрки, как и Монголы, были, таким образом, включены в новую монгольскую нацию (монгол улус, монголджин улус) и отныне именно под этим именем Монголов будут известны победители и побежденные, Кереиты и Найманы, как и Борджигины, «все поколения, живущие в войлочных палатках», и именно этим именем они будут отныне прославляться. [497]

Плохо известная часть этого курултая 1206 г. была проведена шаманом Кокчу, также называемым Таб-тангри. [498]

Отец Кокчу, старый Мунглик, или Мунлик, сыграл значительную роль в жизни Чингиз-хана, женившись в итоге на его матери, вдове Елун-еке. [499]

Кокчу, магические силы которого были окружены суеверным страхом – он поднимался на небо на сером в яблоках коне и беседовал с духами – объявил на курултае, что Вечное Синее Небо признавало Чингиз-хана как универсального кагана. На это небесное признание новый император ссылался как на основу своей власти. Он именовался каганом (или точнее кааном), повинуясь власти, порядку и могуществу вечного неба (монгка тангри – йин кутчун-дур) и этот протокол мы найдем у его последователей, например, на печати его внука, Великого хана Гуйюка, писавшего папе Иннокентию VI. [500]

Особенным культом, отмечает Владимирцов, было наделено знамя (туг) Чингиз-хана, Белое знамя с девятью хвостами яка. [501]

Шаман Коктчу помог Чингиз-хану установить «религиозные» основы его власти. Явно считая себя неприкосновенным, ввиду своих магических сил, а также из-за положения его отца Мунглика в императорской семье, он вскоре повел себя заносчиво, стремясь, своим сверхъестественным престижем, управлять императором и империей. Он поссорился с Кассаром, братом Чингиз-хана. Чтобы потерять своего врага, он объявил хану странным образом тенденциозное откровение: «Дух мне открыл повеление Вечного Неба. Сначала будет править Темуджин, а после него это будет Кассар. Если ты не устранишь Кассара, то будешь в опасности!». Эти речи, действительно, пробудили подозрение в душе Чингизхана, который арестовал своего брата, лишив его шапки и пояса, знаков отличия военачальника. Вдова Елун-еке, узнав об этом, поспешила на помощь Кассару, и освободила его, а затем, обнажив свои груди, в патетическом порыве, описанном Секретной Историей, восклицала: «Вот груди, вскормившие вас. Какое же преступление совершил Кассар, что ты хочешь погубить свою собственную плоть? Ты, Темуджин, ты сосал эту грудь, а твои братья Катчиун и Отчигин сосали ту. Один лишь Кассар сосал их обе. У Темуджина дух, а у Кассара сила, и это лучший лучник. Каждый раз, когда племена восставали, его лук и стрелы их обуздывали. Теперь, когда враги истреблены, он стал не нужен!» [502]

Чингиз-хан, сконфуженный, вернул Кассару его титулы и знаки отличия, и довольствовался лишь тем, что отобрал у него некоторых из его людей. Но шаман, тем не менее продолжал воздействовать на императорскую семью. Теперь он взялся за самого младшего брата Чингиз-хана, за Темуже Отчигина, оскорбив его при всех. Мудрая Бортэ, жена Чингиз-хана, предупредила последнего. «Если при твоей жизни можно оскорблять твоих братьев, то после твоей смерти народ восстанет против твоих детей!». На этот раз Чингиз-хан понял и позволил Темуже избавиться от колдуна. Сцена была короткой. Несколько дней спустя, когда Коктчу приехал со своим отцом Мунгликом в гости к Чингиз-хану, Темуже схватил шамана за горло. Чингиз-хан приказал им выйти наружу, чтобы там выяснять свои отношения. Как только Коктчу вышел из императорской палатки, три охранника, снятых с поста Темуже, с молчаливого согласия Чингиз-хана, переломили ему позвоночник, «не пролив ни капли крови». Мунглик, понимая, что его сын был мертв, не шелохнулся: «Я служил тебе, о каган, намного раньше твоего восшествия на престол, я буду продолжать тебе служить…». Чингиз-хан назначил, как баки на место Коктчу, «на белом коне и в белом одеянии», Узун, самого старого члена племени Баарин, который был великим, заслуживающим уважения, шаманом. [503]

Так началась на поляне, под двумя войлочными палатками, ссора духовенства и империи, между колдуном и великим ханом. Но она быстро разрешилась после того, как великий хан умело сломил карьеру колдуна.

Поиск по сайту: