Сцена 1. Велика Москва, и много в ней народу

В морге. Накрытые простынями, на каталках лежат тела. ДОКТОР и БАРЫШНЯ прогуливаются между ними. Курят. Подходят к телу ВАДИМА.

ГЛАВВРАЧ. Спасать его было уже поздно. Нам оставалось только констатировать смерть. Смерть от остановки дыхания. Вот он. Хотите посмотреть?

СОНЯ. Да.

ГЛАВВРАЧ (снимает простыню с тела). Острое отравление кокаином и смерть. Вы удивлены, милая Соня?

СОНЯ. Непременно отравление?

ГЛАВВРАЧ. И несомненно умышленное... Кокаин был разведен в стакане воды и выпит.

СОНЯ. Но у него была же надежда. Тогда зачем? М-м-м?

ГЛАВВРАЧ. Этого мы не знаем. Пока не знаем, милая Соня. Я подчеркиваю, пока. Одну минуточку. Сестра!

СЕСТРА приносит пакет и опись.

ГЛАВВРАЧ {читает опись). На груди, во внутреннем кармане были найдены... во-первых, старый коленкоровый мешочек. (Достает из пакета.) Что там, взгляните.

СОНЯ. М-м-м... Монеты. Царские пятачки.

ГЛАВВРАЧ. А во-вторых, рукопись... А во-вторых, рукопись...

СОНЯ. Дайте, дайте мне...

ГЛАВВРАЧ. Увы... прочесть... (просматривает рукопись, невероятно грязные, размокшие, склеившиеся листы, пробует отделить лист, рукопись рвется...) эти каракули не представляется возможным... Пока...

СОНЯ. И мы никогда не узнаем... что означали для него эти... Шесть... семь... Десять. Десять серебряных пятачков? Никогда? Никогда?

ГЛАВВРАЧ. Вы этого хотите? Ваше слово для меня — приказ! Думаю, он был вам не просто случайный знакомый.

СОНЯ. Вы не ошиблись. Нет.

ГЛАВВРАЧ. Так что же? Мертвое тело источает невидимые лучи. Это доказано наукой. Мне нужен свет. [Двигает каталку с телом ВАДИМА.) Отчего вы улыбаетесь, милая Соня? Я просто обожаю допрашивать мертвецов.

СОНЯ трясет мешочек над ухом ВАДИМА. Пятачки звенят. ГЛАВВРАЧ разрывает рукопись, пытаясь что-то разобрать.

ГЛАВВРАЧ {смотрит в рукопись). Была зима. Да? Конечно. Зима, и окна были законопачены вкусно-сливочного цвета замазкой. Да? Точно? Это зимнее? Отвечайте.

СОНЯ. Перестаньте дурачиться.

ГЛАВВРАЧ. Что было видно из окна вашей комнаты? Соседняя стена? Отгороженный сад? Нет? Нет... Мне надо больше света!

Снова крутит каталку с ВАДИМОМ, перевозит ее с места на место. Рвет листы.

ГЛАВВРАЧ. Нет? Уже было лето? Так? Лето, выпускные экзамены? Говорите, говорите же, так или нет?

СОНЯ. Фу, это гадко.

ГЛАВВРАЧ. Вечер. Летний вечер?

СОНЯ. Это глупо, наконец.

ГЛАВВРАЧ. Когда кое-где через один горели фонари, закрыты были магазины и пустели трамваи?

СОНЯ. Я иду наверх. М-м-м-м?

ГЛАВВРАЧ. Стойте! Замрите. Звените монетами. Я вам приказываю. Это приказ, милая Соня. Вы не сможете уйти.

СОНЯ. Это несмешная шутка, гадкая, глупая...

ГЛАВВРАЧ. Оставьте ваши интеллигентские сопли. Положите руку ему на лоб. Нет, лучше сюда. Трогайте! Перебирайте пальцами. Ни шагу! Ну?! {Снова из рукописи.) Однажды... был вечер, пер... вый... первый... вероятно снег... па... дал... падал на Москву? Вы куда-то пошли. Куда? Отвечайте! Однажды! В середине ноября!

БАРЫШНЯ. Я вас умоляю, пустите... Мне душно, нехорошо...

ВАДИМ. Однажды в середине ноября я, Вадим Масленников, вышел на улицу, думая пройтись или пойти в киношку. Был вечер, белый пушистый снег падал на Москву.

ГЛАВВРАЧ. Вы кого-то встретили? Одноклассника? Знакомого? Проститутку? ВАДИМ. В переулке, где я шел, я нагнал шедшую впереди меня девушку.

ВАДИМ. Какой жаркий этот московский вечер...

ЗИНОЧКА. Жаркий? Ах, нет... вы шутите?

ВАДИМ. Жаркий! Разве не так? Когда падает первый снег и щеки в брусничных пятнах.

ЗИНОЧКА (смотрит на ВАДИМА). Ой, и вправду. И вправду в брусничных пятнах! И вправду! Жаркий! Как это чудно! Правильно! Чудно! Ага!

ВАДИМ. Как ваше имя?

ЗИНОЧКА. Зиночка.

ВАДИМ. Зиночка!

ЗИНОЧКА. Зиночка, ага...

ИЗВОЗЧИК. Прикажете прокатить на резвой, Ваше благородие?

ВАДИМ молчит. ЗИНОЧКА топчется нерешительно. Хочет уходить.

ГЛАВВРАЧ (читает рукопись). А незадолго до этого вы заболели? Рези при мочеиспускании? Нагноение? Внутренние язвы? Зуд?

ВАДИМ. Доктор, адрес которого я наугад выискал в газете среди объявлений венерологов, говорил сочным баском, словно съел он что-то вкусное.

ГЛАВВРАЧ. Какой же вы, однако, зануда. (За ДОКТОРА, сочным баском.) Рези при мочеиспускании? Нагноение? Внутренние язвы? Зуд?

ВАДИМ. Именно.

ГЛАВВРАЧ. Не горюйте, юноша. Одевайтесь. За один месяц все поправим.

ВАДИМ. Вот. (Протягивает деньги.) Когда мне снова прийти к вам, доктор?

ГЛАВВРАЧ. Лучше ежедневно. Каждый день, кроме воскресенья. Вина никак нельзя, ясно? И женщин — ни-ни! (Сбрасывает маску ДОКТОРА.) Невероятно! В каком же вы тогда, черт побери, учились классе?

ВАДИМ. Мне шел тогда шестнадцатый год. И, желая установить за собой репутацию эротического вундеркинда, я тут же рассказал в классе, какою болезнью я болел.

ГЛАВВРАЧ. Ну и ну. Зачем же?

ВАДИМ. Я не сомневался, что только выиграю в глазах окружающих.

ИЗВОЗЧИК. Не сумлевайтесь, барин! За десять целковых до Петровского и назад, а?! С барышней! Пажа! Пажа!

ЗИНОЧКА. Нет-нет! Ни за что!!!

ВАДИМ. Но что же тогда? Прощайте?

ЗИНОЧКА. Нет! Да нет же! Цена эта неслыханная. Идемте! Немедленно уходите, ага!

ВАДИМ. Оставь, крошка, это такая мелочь! Я готов заплатить любую цену.

ЗИНОЧКА. Еще что выдумали! Чтобы вы не смели ему давать больше «зелененькой»! Сами катитесь за десять целковых! Поняли?

ИЗВОЗЧИК. Ваше благородие! Помилосердствуйте! И-и-и-и-эх! Подаю.

ЗИНОЧКА. Он согласен! Согласен за три рубля! Он сейчас подает! Теперь вы видите, какая я умница! Видите, правда, ага!!!!

ГЛАВВРАЧ. Забавно. Выходит так, что вы — элегантный кутила, богач и мот, а она, бедненькая нищая девочка, сдерживает вас, потому что не может осознать допустимости таких трат?

ВАДИМ. Именно. Мне это ужасно было приятно.

ЗИНОЧКА. Ах, как хорошо! Ах, как чудно, как чудно! Ой, мамочка, нагнитесь, нас же зашибет!

ВАДИМ. Не бойтесь, глупенькая!

ЗИНОЧКА. Куда это мы свернули? Ах, это ж Яр! Какая я глупенькая! Какой смешной кулак! Ах, это вывеска! А там, на ней ворона, ага! Какая я умница! Это же ворона! Да! Мне чудно, ведь правда, это чудно, а?

ИЗВОЗЧИК. Пажа! Пажа!

ВАДИМ. Вам не холодно, Зиночка?

ЗИНОЧКА. Мне чудно! Чудно! Вот возьмите, погрейте мне ручки...

ВАДИМ. У вас уж и щечки такие, словно наклеили вам яблочную кожуру!

ЗИНОЧКА. Мне чудно, чудно, а вам?

ГЛАВВРАЧ. Вам было чудно? Чудно или нет?

ВАДИМ. Странно было в моей жизни. Испытывая счастье, достаточно было только подумать о том, что счастье это ненадолго, как оно в это же мгновение и кончалось.

ИЗВОЗЧИК. Теперь прикажете на Страстной?

ЗИНОЧКА. Мне чудно! Ах, как это чудно! А вы — милый, милый!

ВАДИМ. Езжай к дому свиданий, к Виноградову, знаешь?

ИЗВОЗЧИК. Пажа! Пажа!

ГЛАВВРАЧ. И вас нисколько не беспокоило, что вы больны и что собираетесь эту Зиночку заразить?

ВАДИМ. Еще бы! Я непрестанно думал об этом.

ГЛАВРАЧ. Думали и что?

ИЗВОЗЧИК. Надо прибавить, барин. Досюдова не сговаривались. Пожалте полцелкового.

ВАДИМ. Боялся неприятностей — вот и они! В кармане «их благородия» оставалось два рубля, и, если все дешевые комнаты уже заняты, мне не хватит пятидесяти копеек.

ЗИНОЧКА. Куда мы приехали? Что это за рыжий дом?

ВАДИМ. Ну, крошка, ну, Зиночка. Ну мы же только зайдем сюда, погреемся и уйдем. Ну, маленькая... Вот у тебя уже щечки как красные яблочки...

ЗИНОЧКА. Ой, нет, не нужно, да мне же и домой... надо... пора.

ВАДИМ. Но, девочка, это же ненадолго... Ты же продрогла, да? А я? Ты посмотри, снег забился за воротник, волосы вымокли как назло... назавтра буду кашлять, а там заболею... Ты этого же не хочешь, Зиночка?

Какой же у тебя холодный носик! Послушай, крошка, у меня осталась теперь одна только сотенная, а ее тут не разменяют... У тебя нет ли пятидесяти копеек, я тотчас верну тебе, как разменяют сотенную... непременно...

ЗИНОЧКА. Ах, нет, не смейте! Вы не вздумайте сотенную менять! Вы на меня и так потратились! Ах, ну нельзя ж так мотать! Нет! Нет. Вот. Возьмите. Их как раз десять... десять пятачков... очень долго я их все собирала, говорят, они к счастью.

ВАДИМ. Но, крошка, это право тогда жаль. Возьми их. Я обойдусь.

ЗИНОЧКА. Вы должны взять. Вы должны.

ВАДИМ. Нет, нет, не надо, я сейчас, я разменяю на улице, я приду.

ЗИНОЧКА. Вы должны взять. Вы меня обидите. Миленький! Вы должны.

ГЛАВВРАЧ. И вы?

ВАДИМ. Взял. Небрежно сунул в карман ее пятачки.

ЗИНОЧКА. Миленький! Ах, ты моя любонька, ах, ты моя лапочка... Мне чудно! Чудно! Вот здесь помоги мне пуговку... И тут. Нет, здесь не целуй, не надо, тут у меня шрамик маленький, я летом порезалась... Ах, ты мой родненький... Любонька моя...

ВАДИМ. Тише, тише, за стенкой услышат...

ЗИНОЧКА. Ну так что же... ну и пусть. Родненький... Глазки мои... И щечки... Носик мой родной... Не бойся, любонька, мне совсем ничуточки не больно, вот нисколечко... Мне чудно! Чудно!

ГЛАВВРАЧ. А вам? Вам было чудно?

ВАДИМ. Это невыносимо! Замолчи же, детка... Замолчи! Замолчи!

ГЛАВВРАЧ. Вы проводили ее домой?

ВАДИМ. Нет. Еще во дворе я спросил ее, в какую сторону ей идти, чтобы обозначить свой дом в ином направлении. Зря.

ГЛАВВРАЧ. Зря?..

ВАДИМ. Зря заразил девчонку. Она не оправдала моих надежд.

ГЛАВВРАЧ. Вы что же, ожидали от нее благодарности?

ВАДИМ. Просто, рискуя, ожидал получить удовольствие и вот не получил.

СОНЯ. За что? За что ты ее погубил? Что она тебе сделала?

ГЛАВВРАЧ. Не стоит так увлекаться, милая Соня...

СОНЯ. Эх, ты... Вон, смотри, вон она идет, этот малыш, заботливо прячет в варежку клочок бумажки, на котором ты записал свое придуманное имя, номер телефона, которого нет!

ГЛАВВРАЧ. И даже истерика? Я потрясен.

СОНЯ {швыряет на пол пятачки, они рассыпаются, катятся долго со звоном). А помнишь, как она говорила: долго я их собирала, говорят, они к счастью?

ГЛАВВРАЧ. Соня, его же нет! Он не существует. Он — тень, бесплотная тень, которая не ответит...

ВАДИМ. Нет! Нет! Это был хлыст. Хлыст по моему подлому, подлому сердцу, Соня! Я сунул руку в карман, я обнаружил ее пятачки, я их так и не истратил. Это был хлыст, понимаешь? Он заставил меня бежать, бежать вслед за Зиночкой, бежать по глубокому снегу... Бежать, когда бежишь и знаешь, что догнать не сумеешь, что не встретишь никогда... никогда...

ГЛАВВРАЧ. Немудрено. Велика Москва, и много в ней народу. Эй! Гражданочка! Вам кого?

Поиск по сайту: