Глава первая. Пролог предчувствий

Во дворе была метель. Ветер выл, ставни тряслись и стучали... За стеною и злилась, и плакала вьюга. Лишь печальный звон колокольчика пробивался сквозь ее монотонный вой... Неровный мерцающий свет заливал мало-помалу смиренную, опрятную обитель, обнажая горшки с бальзамином на заснеженных окнах... Посреди комнаты стоял человек лет тридцати, росту среднего, в бобровой шапке, окутанный шалью... Из-за дощатой перегородки слышались причитанья и вздохи...

Голос СМОТРИТЕЛЯ. Ишь... и злится... и плачет... и стучит...

БЕЛКИН. Милостивый государь! Будучи от природы человеком нрава смиренного...

Голос СМОТРИТЕЛЯ. Сударь... Дороги занесло... Слышь? — И злится... И воет... И куда ж теперь ехать? — Дорога скверная... В полях опасно... Лошади не везут.

БЕЛКИН. Милостивый государь! Я требую отыскать лошадей не-мед-лен-но!

Из-за перегородки появился САМСОН ВЫРИН, станционный смотритель, человек лет пятидесяти, однако ж еще бодрый, в наскоро наброшенном на плечи сюртуке с тремя медалями в полинялых лентах.

СМОТРИТЕЛЬ. Сударь, помилуйте, куда ж вам ехать? Ишь, как бестии хрипят... Ваше высокоблагородие, послушайтесь меня: останьтесь, спросите ужин... Дуня!

БЕЛКИН. Помилуйте, когда бы ни нетерпение вновь увидать места, где провел я лучшие свои годы...

СМОТРИТЕЛЬ. Дуня?! Чай, не слыхала? Поставь самовар да неси скорее сливок!

Стук, скрип дверей и вой ветра на миг заглушили его слова; в комнате в полумраке появился человек — ПРОЕЗЖИЙ в черкесской шапке, в военной шинели отряхивал налипший на сапоги снег...

ПРОЕЗЖИЙ. Эй! Любезнейший! Немедленно сыскать лошадей!

СМОТРИТЕЛЬ. Не извольте гневаться, ваше высокоблагородие... Все лошади в разгоне.

ПРОЕЗЖИЙ. Ах ты разбойник! Проходимец! Изверг рода человеческого! Да я тебя...

БЕЛКИН. Милостивый государь! Я требую тотчас же...

СМОТРИТЕЛЬ. Дуня-я-я-я! Воля ваша, господа проезжие, а только три часа назад приезжает генерал — отдаю ему двух последних лошадей, в том числе и курьерскую, а тут внезапно сделалась такая метель... (СМОТРИТЕЛЬ принес еще огня.) Дуня! Ну что же самовар?!

ПРОЕЗЖИЙ. Проклятый истукан! Ты хоть знаешь, старик, кто теперь стоит перед тобою?!

Сняв мокрую косматую шапку, сдернув шинель, ПРОЕЗЖИЙ явился молодым стройным гусаром. Поднесши свечу, он пристально всматривался в лицо сконфуженного ИВАНА ПЕТРОВИЧА.

СМОТРИТЕЛЬ. Господи помилуй...

ПРОЕЗЖИЙ. Молчать! Невежа. А ведь перед тобою стоит теперь сочинитель! Надежда отечества, единственный в своем роде литератор российский... высший судия... наблюдатель и пророк, чей лик известен уж всякому неразумному дитяти...

БЕЛКИН. Милостивый государь...

СМОТРИТЕЛЬ. Батюшка... ваше высокоблагородие... Сочинитель! Дуня!! Да что ж ты там возишься?! Вот проклятая девка! Неси самовар да подай поскорее пуншу! Уж будьте покойны, ваше высокоблагородие! Бог в помощь, пойду по дворам, сыщу вам лошадей...

И с этими словами СМОТРИТЕЛЬ, накинув на плечи тулуп, ушел в темноту, в мутную желтоватую мглу, сквозь которую летели белые хлопья снега...

БЕЛКИН. Милостивый государь! Позвольте мне тотчас же рассеять то диковинное недоразуменье...

ПРОЕЗЖИЙ. Однако же, пустое.

БЕЛКИН. Я вовсе не сочинитель, однако ж дерзкая мысль сделаться писателем поминутно приходила мне в голову.

ПРОЕЗЖИЙ. Оставьте, сделайте милость...

БЕЛКИН. Помилуйте, это странно: своим предположением вы... выразили истинное намеренье... заветнейшую мечту мою...

ПРОЕЗЖИЙ. Да полноте вам молоть чепуху. Да назови я вас фельдъегерем — этот старый пройдоха тотчас спросил бы подорожную и обнаружил обман. Литератор же — человек без чина; слава, знаете ли, вольна в своих прихотях... (ПРОЕЗЖИЙ зевнул и развалился на лавке, как будто бы приехал в отеческое имение...) Так-то, сударь, простите, не имею чести знать вашего имени...

БЕЛКИН. Белкин. Иван Петрович. Следую в имение честных и благородных моих родителей, смерть коих принудила меня подать в отставку, дабы...

ПРОЕЗЖИЙ. Далеко ли будет ваша деревня?

БЕЛКИН. Горюхино? По подсчетам моим не более восьми верст вверх по N-скому тракту...

ПРОЕЗЖИЙ. Так я поеду теперь с вами, а после уж отправлюсь и далее...

БЕЛКИН. Ах, извольте, едемте непременно, тотчас же! Я только лишь опасаюсь... внезапно сделалась такая метель...

Но ПРОЕЗЖИЙ, казалось, уже не слушал его...

А далеко ли изволите ехать?..

ПРОЕЗЖИЙ. Бог весть. Долго ли, далеко ли... Путешествие привычно мне; а только поневоле иногда станет скучно среди бесконечных равнин.,. да вот хоть и в нынешнюю ночь, когда, кажется, небо слилося с землею... Скажите, тут в двух верстах за березовой рощей... местность? Село? Церковь у дороги...

БЕЛКИН. Быть может, Жадрино? А впрочем, не скажу...

ПРОЕЗЖИЙ. Жад-ри-но? Вообразите сюжет... вам как литератору...

БЕЛКИН. Помилуйте...

ПРОЕЗЖИЙ. Оставьте это, а вот что... Послушайте. Полчаса назад я был обвенчан Бог знает с чьею невестой.

БЕЛКИН. Вы бредите.

ПРОЕЗЖИЙ. Непонятная, непростительная ветреность... Не знаю, как зовут деревню, где я венчался, не помню, с которой станции поехал. Совпадение? Или случай?

БЕЛКИН. Полно, да вы хоть знаете имя той...

ПРОЕЗЖИЙ. Ах, нет... все сделалось как будто нарочно. Мы въехали в деревню, церковь была отворена... «Помилуй, где ты замешкался?» — сказал мне кто-то. Однако ж, вы правы, быть может, все это только видение или сон. Ну слушайте. Я вошел в церковь, освещенную двумя или тремя свечами...

Тут двери в соседнюю комнату отворились и на пороге появилась девушка, красота которой тотчас поразила обоих. Она потупила большие голубые глаза и начала разговор безо всякой робости...

ДУНЯ. Уж верно, господа прозябли с дороги.

ПРОЕЗЖИЙ. Ба-а-а-а...

ДУНЯ. Не изволите ли чаю? Ишь, и воют, и стонут, проклятые...

БЕЛКИН. Да кто ж это воет, красавица?

ДУНЯ. Да кто ж их разберет? Духи аль бесы... Пожалуйте к столу, господа проезжие. Кто ж нынче в поле выбирается? — Погода скверная, ямщик упрямый, лошади не везут...

ПРОЕЗЖИЙ подхватил из рук ДУНИ самовар и с проворностию водрузил его на стол, а после с почтением поцеловал у нейруку. В ту самую секунду двери отворились

и на станцию, запорошенный снегом, охая и причитая, воротился

СМОТРИТЕЛЬ...

СМОТРИТЕЛЬ. Лошади готовы, ваше высокоблагородие, господин сочинитель! Воля ваша, а только все дороги занесло... не видно ни зги... А... вот и Дуня.

БЕЛКИН. Это дочка твоя?

СМОТРИТЕЛЬ. Дочка-с. Да такая проворная, вся в покойницу мать... Ну, Дуня, зови-ка гостей за стол!

БЕЛКИН. Нет, нет! Нетерпенье тотчас же увидеть места, где провел я лучшие свои годы... На вот возьми, да непременно купи своей дочери гостинец... Прощайте. Прощайтесь, сударь, пора!

ИВАН ПЕТРОВИЧ сунул СМОТРИТЕЛЮ ассигнацию, обернулся к ПРОЕЗЖЕМУ, но тот не отвечал, да и, казалось, уж не слыхал ничего, глаза его были закрыты...

СМОТРИТЕЛЬ. Батюшка! Ваше высокоблагородие! Дуня! Да что же с ним сталось?

ПРОЕЗЖИЙ застонал: «Пить...».

СМОТРИТЕЛЬ. Так видно от беды не отбожишься... Ваше высокоблагородие! Сударь!

БЕЛКИН. То, верно, припадок, однако ж он и давеча бредил...

ДУНЯ. Принесите ж поскорее студеной воды! Да уложим его теперь на лавку...

ПРОЕЗЖЕГО уложили. Снова раздался стук. Скрипнули двери. На пороге стоял человек, невысокий, в медвежьем тулупе, задумчивый, хмурый.

СМОТРИТЕЛЬ. Чего тебе, батюшка? Ты проезжий али кто? АДРИЯН. Далеко ли до Ненарадова?

СМОТРИТЕЛЬ. Ты, стало быть, и впрямь сбился с дороги... верст семь, и то если полем, а так и все девять... Да только теперь куда? — Не дойдешь, не видать ни зги... БЕЛКИН. Да на что тебе оно?

ПРОЕЗЖИЙ снова застонал. ДУНЯ приложила к его губам стакан с водою...

АДРИЯН. Нарочный приходил от покойного... А что, нет ли у вас в деревне покойников?

ДУНЯ. Да что ты, батюшка?! Нету! Перекрестись!

БЕЛКИН. Да что ж теперь делать?

ДУНЯ. А что ж? Будем ходить за ним, а утром в город пошлем за немцем...

АДРИЯН. Ну коли так, пойду до Ненарадова.

СМОТРИТЕЛЬ. Полно, батюшка, куда ж теперь идти? Останься ночь переждать.

Скрипнули двери, и незнакомец пропал. Вьюга за стеною неунималась. Лошади хрипели. На пороге появился ВЛАДИМИР, бедный армейский прапорщик, едва живой, падая с ног от усталости, он быстро оглядел убогое жилище...

ВЛАДИМИР. Далеко ли Жадрино? СМОТРИТЕЛЬ. Отколе ты?

ВЛАДИМИР. Жадрино-то далеко ли? СМОТРИТЕЛЬ. Недалече... ДУНЯ. Однако ж, версты три.

ВЛАДИМИР. Лошадей! Я заплачу, сколько будет угодно! СМОТРИТЕЛЬ. Все лошади в разгоне! Да куда ж вам ехать? Не видать ни зги! БЕЛКИН. Постойте... Жадрино... Нам с вами по дороге. Я отвезу вас... СМОТРИТЕЛЬ. Прощайте, ваше высокоблагородие... Насилу достал коней... ВЛАДИМИР. Благодарю. Который теперь час?

СМОТРИТЕЛЬ. Ишь... генералов да курьеров государевых уж повидали, а чтобы сочинитель...

ДУНЯ подошла к сконфуженному ИВАНУ ПЕТРОВИЧУ.

ДУНЯ. А позвольте, любезный сударь, вас поцеловать на прощание... СМОТРИТЕЛЬ. Ишь, егоза! Да вы уж ей разрешите... Девка она славная, грамоте обучена от дьячка, такая разумная: уж прочла Новейший письмовник... ВЛАДИМИР. Который теперь час?

ДУНЯ бросилась на шею БЕЛКИНУ, ПРОЕЗЖИЙ снова застонал.

СМОТРИТЕЛЬ. Уж скоро рассветет. Ну с Богом... Так и воют... так и хрипят... Слышите ль?

ВЛАДИМИР. Я погиб.

БЕЛКИН. Прощайте. Едемте, сударь!

ВЛАДИМИР. Вы слышите?! Я погиб!

СМОТРИТЕЛЬ отворил двери, и БЕЛКИН и ВЛАДИМИР растворились в снежной мгле, отзвенел колокольчик, а после темнота и вой вьюги поглотили голоса и огоньки...

Поиск по сайту: