Протокол осмотра мусора из дома Джоша Абрамса

Количество картонных рулончиков из‑под туалетной бумаги: 2.

Предпочитаемый суп в банках: томатный (сразу следом за ним грибной суп‑пюре).

Количество пустых банок из‑под мороженого «Бен Джерри»: 3 – два мятно‑шоколадных с печеньем и одно ванильное.

Количество каталогов керамики: 14 (ни один из пунктов не отмечен, хотя в распродаже были декоративные виндзорские подушки – очень даже выгодное предложение).

– Так куда мы кладем бумажные полотенца? – переспросила Бекс, оглядев разложенный кучками мусор. – К бытовым предметам или к еде?

– По ситуации, – ответила Лиза и наклонилась к ней. – Смотря что на них.

Бекс понюхала использованный клочок бумаги и изрекла:

– Соус для спагетти… кажется. Или кровь?

– Ну да, они либо фанаты спагетти, либо семейка кровавых маньяков, – съязвила я.

Бекс бросила полотенца в одну из кучек, которые вырастали вокруг нас, по мере того как основная куча в середине потихоньку таяла. Все окна в комнате были открыты, и холодный ветер немного рассеивал вонищу, пока мы копались в куче отбросов, разглядывая все, начиная от салфеток и кончая консервными банками.

Если вас волнует, что кто‑то слишком хорош для вас, рекомендую покопаться в его мусоре. Правда. После этого уже никто не кажется вам недостижимым идеалом. К тому же, если мистер Соломон прав, то здесь должны быть все ответы, которых мне так отчаянно не хватало.

Почему он предложил пойти со мной (якобы) за кофтой для мамы, а потом сказал своему другу, что я никто? Есть ли у него девушка? А может, он заговорил тот разговор со мной на улице, чтобы выиграть в одном из дурацких пари, которые показывают в фильмах про подростков? Я весь год живу в особняке с одними девчонками, а лето провожу на ранчо в Небраске, но и там и там есть возможность смотреть кино, где к невзрачным девчонкам (вроде меня) подходят красавцы‑парни (вроде Джоша).

Правда, те парни не такие, как Джош, – в таком мнении я утверждалась, все более зарываясь в его мусор. Парни из фильмов не стали бы помогать младшей сестре‑четверокласснице с одой в честь Амелии Эрхарт (Академия Галлахер, выпуск 1915 года) и не стали бы писать такие записки:

Мам, Дилан сказал, его мама подвезет меня после экскурсии, так что не жди моего звонка. Люблю, Джош.

Он говорит маме, что любит ее. Как вам такое? Я к тому, что в фильмах парни – с толстыми ремнями и невзрачными девушками (которые на самом деле никакие не невзрачные, а просто недоукомлектованы аксессуарами) – никогда не оставляют мамам такие добрые и нежные записки. И еще. Парни, которые оставляют добрые и нежные записки мамам, вырастают в мужчин, которые пишут добрые и нежные послания своим любимым. Я не удержалась и представила, как получу однажды подобную записку…

Дорогая, возможно, я задержусь на работе и опоздаю к твоему возвращению. Надеюсь, ты неплохо провела время в Северной Корее и обезвредила куну атомного оружия. Люблю, Джош.

Я уставилась на упаковку от отбеливающей жвачки и попыталась вспомнить, какие у него зубы – супербелые или просто белые. Просто белые, решила я, сунула упаковку в кучу и снова полезла в мусор, не зная, что, собственно, хочу найти.

Я вытащила маленький квадратный конверт, подписанный аккуратным почерком. Адресован он был семейству Абрамсов. Я в жизни не видела письма, адресованного семейству Морганов. Нас никогда не приглашали на званые вечера. Нет, помню, как пару раз мама с папой надевали вечерние наряды и оставляли меня с приходящей няней. Но даже тогда я знала, что в мамину брошь из горного хрусталя вмонтирована видеокамера, а в папиных запонках уложены веревки, которые выстреливают на пятьдесят метров и обеспечат спуск с крыши по стене здания, если понадобится. Неудивительно, что их мало куда приглашали. Издержки профессии.

Я уже начала было фантазировать, каково это – родиться совсем в другой семье, но услышала зловещее «ого».

Лиза протягивала клочок бумаги Бекс.

Она решила сначала показать Бекс! Что‑то не так. Джошу осталось жить не больше полугода! Он принимает таблетки и готовится к операции по смене пола! Они всей семьей переезжают на Аляску! Но все оказалось еще хуже.

– Кам, – промолвила Бекс, словно готовя меня к худшему. – По‑моему тебе стоит взглянуть.

– Может, это ничего не значит, – добавила Лиза, вымучив улыбку. Бекс передала мне свернутый листок розовой бумаги. Кто‑то голубыми чернилами надписал «ДЖОШУ», причем витиеватым почерком. У нас в академии таким не удалось овладеть никому – ведь если каждый вечер нужно переделать кучу заданий по органической химии, криптографии и разговорному суахили, не остается времени подрисовывать к буквам сердечки.

– Читай, – велела я.

– Но… – Лиза запнулась. – Это наверняка…

– Лиза! – прикрикнула я.

Бекс прочитала:

– Дорогой Джош. Было приятно повидаться на карнавале. Мне тоже было очень весело. Надо будет как‑нибудь повторить. С любовью, ДиДи.

Бекс очень старалась, чтобы письмо прозвучало пустяковым – добавляла ненужные паузы, глотала окончания. Но и так было ясно, что эта ДиДи знает свое дело. В конце концов я‑то не писала записки на розовой бумаге витиеватым почерком. У меня вообще нет розовой бумаги. Съедобная – пожалуйста, но вот красивой розовой почтовой бумаги – извините! Так что вот оно, доказательство. Черным по белому, точнее голубым по розовому. Я влезла на чужую территорию. Я действительно никто.

Очевидно, Лиза верно истолковала выражение моего лица, она вскочила и затараторила:

– Это еще ничего не значит, Ками. Ведь оно в мусоре! А это о многом говорит, правда? – Она обернулась к Бекс за поддержкой.

Вот она неприятная правда – несмотря на элитное образование, гениальность и высочайший IQ, мы совершенно не знали парней. Уж эта ДиДи со своей розовой бумагой и способностью выводить большие пышные «Д» наверняка знает, как завлечь такого парня, как Джош – пусть даже он выбрасывает ее записки в мусорное ведро. А мы – нет. Парень моей мечты так близок – нас разделяют всего пара миль, восемьдесят камер слежения и каменный забор с сигнализацией, – но мы никогда не найдем общий язык. Ирония судьбы – мужской – это единственный язык, которому нас не обучают в академии.

– Да ладно, Лиза, все в порядке, – успокоила я ее. – Мы с самого начала понимали…

– Погоди‑ка! – Бекс ухватила меня за руку. – Повтори еще разок, что ты ему сказала. – Я непонимающе уставилась на нее. – Ну, в тот вечер, когда наплела, что ты на домашнем обучении.

– Он сам спросил, на домашнем ли я обучении, и я сказала да.

– И по какой причине?

– По… – я замолчала, увидев стопку бумаг, которую Бекс выложила передо мной. – По религиозной.

В стопке лежала программка розевильской баптистской ассамблеи Свободной воли, буклет Объединенной методистской церкви Розевиля и куча других. Или Джош коллекционировал церковные буклеты в безумном стремлении очистить душу, или таскался на эти мероприятия совсем по другим причинам.

– Он разыскивает тебя, Ками! – Бекс сияла, словно сделала первый шаг к взлому суперсложного кода.

Мы погрузились в молчание. Сердце гулко колотилось у меня в груди. Бекс и Лизой смотрели на меня, а я не могла оторвать взгляд от нашей находки – от надежды, рассыпанной на полу.

Никто из нас не заметил, как открылась дверь. Именно поэтому мы подскочили, как ужаленные, услышав голос Макей:

– Ну и как его зовут?

Поиск по сайту: