Глава 29. С тех пор как я узнала правду о родителях, я не волновалась о них только тогда, когда они оба были в пределах моей видимости

С тех пор как я узнала правду о родителях, я не волновалась о них только тогда, когда они оба были в пределах моей видимости. Думаю, именно тогда я и стала Хамелеоном. Я пробиралась в их спальню и смотрела, как они спят. Я молча лежала за диваном в гостиной и слушала, как они смотрят телевизор по вечерам. Я все время чего‑то ждала. Все изменилось, когда я приехала в Академию Галлахер. Но даже для меня ночь после экзамена по секропам показалась бесконечной.

23.00. Оперативники возвращаются в штаб и получают инструкцию разойтись по комнатам и ложиться спать.

23.40. Тина Уолтерс сообщила, что директриса Морган заперлась в кабинете с Объектом.

01.19. Оперативнику удалось вычистить пыль и мусор из головы.

02.30. Большинство второкурсниц прекратили подготовку к завтрашнему экзамену по СТРАМу и пошли спать.

04.00. Оперативник заснуть не мог. Оперативник отдает себе отчет, что при самом оптимистичном сценарии Объект получит стакан «модифицирующего память» чая, отправится спать и проснется без единого воспоминания о вчерашнем дне. О худшем сценарии Оперативник старался не думать.

В семь утра терпение мое лопнуло, и я постучалось в кабинет мамы. Я думала, что готова ко всему – что после денька, выпавшего накануне, меня уже не застать врасплох.

Я ошибалась.

– Привет, – сказал Джош.

– Что… А… Как… – Похоже, он засомневался в том, что я гений, как ему рассказали. Но я ничего не могла поделать, настолько его появление оказалось неожиданным. По моим расчетам он давно должен был уйти. Мы никак не должны были столкнуться в дверях маминого кабинета и стоять там, неловко застыв. Две половинки моей жизни ни при каких обстоятельствах не должны были сталкиваться.

– Ты здесь всю ночь пробыл? – спросила я, когда наконец обрела способность связно мыслить.

Глаза красные и уставшие, но по его виду не скажешь, что ему смертельно хочется спать. Скажу больше, у него был вид человека, который вообще больше никогда не заснет.

Он потер глаза.

– Да, я позвонил маме и сказал, что останусь у Дилана. Они… они ничего не знают о… В общем, они не возражали.

– Ну, конечно, они же не проверяют, откуда сделан звонок.

Я, в принципе, не шутила, но тот, «старый Джош» непременно бы рассмеялся или расплылся в сводящей с ума улыбке. «Новый Джош» просто стоял и смотрел на меня.

– Ками, – позвала мама из кабинета, и ее голос отчетливо прозвенел в еще пустом Историческом зале. – Входи, пожалуйста.

Я шагнула внутрь, задев Джоша. Увы, момент этот был слишком краток.

– Я… – Джош кивнул в сторону скамеечки у лестницы, – твоя мама и тот мужик сказали, что мне можно подождать.

Но мне не хотелось, чтобы он ждал меня. Если он дождется, мне придется смотреть ему в глаза. Придется объясняться с ним на языке, которого даже я не знаю. Лучше пусть уйдет, не оборачиваясь. Но сказать ему об этом я не успела – мама снова позвала меня:

– Камерон, входи же! – И я поняла, что времени у меня уже не осталось.

Она не обняла и не поцеловала меня, что было довольно странно. Не то чтобы совсем неожиданно, но это придавало сцене какую‑то незаконченность. Как будто я все еще стою у двери, а она вот‑вот спросит меня: «Ну, как уроки сегодня?», а потом я пройду к дивану и спрошу, что у нас на ужин. Я огляделась. В углу примостился мистер Соломон.

– Хорошо спалось? – спросил он.

– Не очень. – Не ложь.

– Я рада, что Джош к нам пришел, – сказала мама. – Он мне показался милым. – Так и есть. – Приятно было наконец познакомиться с ним.

– Да, я… – И тут я поняла: что‑то не так. – Погоди‑ка!

Мама улыбнулась мистеру Соломону, и он – можете себе представить? – улыбнулся ей в ответ. Во весь рот! (Мне даже в тот момент показалось, что он очень даже ничего. Но всего на секунду‑другую.)

– Дорогая, ты, конечно, хороша, – сказала мама, видя что я ничего не понимаю, – но отдай и нам должное. Господи боже мой! Я рухнула на диван.

– Как…

Закончить этот вопрос можно было разными способами: как давно они узнали? как далеко они бы дали мне зайти? как они вообще узнали?

– Ты была так занята, – сказала мама. Она села на кожаное кресло напротив меня и положила ногу на ногу.

– То есть ты даже не задумалась, как мы выследили тебя вчера вечером? – поинтересовался мистер Соломон.

Нет, я не задумывалась. Все случилось слишком быстро, а в последующие часы я все еще плыла на тех эмоциях. Я чувствовала себя идиоткой – полнейшей, пойманной за руку дурой, таскающей конфеты из вазочки.

– Ками, у нас ведь не обычная школа. То, что ты сделала, безрассудно и легкомысленно. Если бы ты повела себя так на задании, ты поставила бы под угрозу чьи‑то жизни и сорвала операцию. Надеюсь, это ты понимаешь?

– Да, мэм.

– Ну а в целом, по мнению такого крупного специалиста, – она глянула на мистера Соломона, а тот кивнул, – это было впечатляюще.

– Правда? – Я переводила взгляд с одного на другого и каждую секунду ждала, что вот‑вот откроется люк, и я загремлю в темницу. – Так у меня не будет… неприятностей?

Мама склонила голову и ответила тщательно взвешивая слова:

– Скажем так, у тебя была самая обширная практика по секретным операциям, какая только возможна в этих стенах.

– О! – только и выдавила я.

– Но, Ками, – мама наклонилась ближе, почему ты не пришла с этим ко мне?

В ее голосе звучала обида. И для меня это было хуже всякой пытки.

– Не знаю. – Не плачь. Не плачь. Не плачь. – Я просто… – Но было уже поздно: голос сорвался. – Я не хотела, чтобы тебе было стыдно за меня.

– Ей стыдно? – удивился мистер Соломон, и я только тогда сообразила, что он все еще в комнате. – Думаешь, она в твои годы смогла бы столько наворотить? – Он рассмеялся. – В тебе сейчас гены не матери, а отца.

Он поднялся и прошелся к окну. Я увидела его отражение в стекле.

– Он всегда говорил, что ты будешь хороша. – Хм, пожалуй, он все‑таки ничего. – Ками, наверное, я был слишком строг к тебе в этом семестре, – сказал Джо Соломон, словно открыл для меня большой секрет. – Знаешь, почему?

Потому что вы ненавидите меня, пришло мне в голову, но я и сама понимала, что это неверный ответ.

– Я уже потерял одного члена семьи Морган, который мне был очень дорог. – Он посмотрел на маму, потом на меня. – И я бы многое отдал, чтобы ты никогда не появилась в моем классе. – Мне было так обидно, что я даже дар речь потеряла. Он достал из кармана мою анкету, где я отметила клетку с секретными операциями. – Ты уверена, что не хочешь найти себе какое‑нибудь милое местечко в лаборатории или аналитическом отделе? – Я промолчала, и он через некоторое время свернул листок и убрал обратно в карман. – Что ж, если тебе суждено оказаться на задании, ты будешь к этому готова. Я должен твоему старику хотя бы это. – В его голос прокралась грусть, и впервые я взглянула на него как на обычного человека. – Я должен ему гораздо большее.

Я посмотрела на маму – она наградила его грустной, понимающей улыбкой.

– Желаю приятных каникул, Ками, – уже в своей прежней манере добавил мистер Соломон и направился к двери. – Отдыхай. Следующий семестр уже не будет такой легкой прогулкой.

Это он назвал легкой прогулкой? Мне хотелось закричать. Но он уже ушел. Я хотела получить от него ответы. Как хорошо он знал моего папу? Почему он появился в Академии Галлахер сейчас? Почему у меня такое ощущение, что он что‑то не договаривает?

Но тут заговорила мама, и я поняла, что мы с ней одни. Моя оборона рухнула, мне хотелось просто свернуться возле нее в комочек и проспать до Рождества.

– Ками. – Она пересела ко мне поближе. – Меня совсем не радует, что ты обманывала меня, не радует, что ты нарушала правила. Но во всей этой истории есть кое‑что, что наполняет меня гордостью.

– Компьютерная разведка? – попыталась угадать я. – На самом деле это все Лиза. Я не…

– Нет, малыш, не это. – Она взяла меня за руку. – Ты знаешь, что мы с папой не были уверены, посылать ли тебя в эту школу?

Я слышала немало нелепостей за свою жизнь, но от этой у меня буквально дыхание захватило.

– Но… ты же училась в академии… я – наследница… это…

– Милая, – остановила меня мама. – Когда мы приехали сюда, я знала, что придется выкинуть все, что не относится к делу. Мне не хотелось, чтобы это было единственным, что ты знаешь. – Она взъерошила мои волосы. – Мы с папой часто думали, действительно ли это лучший выбор для тебя.

– Но что… как вы решили? – спросила я и тут же поняла, что сморозила глупость.

– Да, малыш, когда я потеряла твоего отца, я поняла, что мне надо уходить с полевой работы…

– И тебе нужно было найти какую‑то работу? – попыталась я закончить за нее.

– Нет. – Она покачала головой. – Мне нужно было вернуться домой.

В какой момент я начала плакать? Не знаю. Да и какая разница?

Она погладила меня по голове.

– Но больше всего меня беспокоило, что все свое детство ты будешь учиться быть сильной и суровой и так и не узнаешь, что иногда нужно быть мягкой и слабой. – Она выпрямилась и заставила меня посмотреть ей в глаза. – Заниматься нашим делом – еще не значит, что нужно отказаться от той частицы себя, которая любит, Ками. Я любила твоего отца… Я люблю его. И тебя. Если бы я хоть на секунду допустила мысль, что тебе придется отказаться от любви… и никогда не узнать ее… я бы тотчас увезла тебя за тридевять земель.

– Знаю, – сказала я. Не ложь.

– Хорошо. Я рада, что ты это понимаешь. А теперь иди. У тебя еще экзамены.

Я провела рукой по лицу, стирая заблудившиеся слезинки, и пошла к двери. Мама окликнула меня:

– Если бы ты отметила другой пункт, я бы поняла, малыш.

Я обернулась и увидела перед собой не директора академии, не шпиона и даже не свою маму – я увидела женщину, которая тайком плакала.

Как же сильно я ее люблю!

– Я бы на твоем месте это не трогала.

Джош обернулся, но его рука была все еще в опасной близости от меча Джилиан.

– Мы очень хорошо умеем защищать свои секреты, – сказала я, подходя ближе.

Он сунул руки в карманы. Пожалуй, это было самое безопасное место для них. Но этот жест напомнил мне тот вечер, когда мы впервые встретились. Мне так хотелось вернуться на ту темную улицу и получить шанс все исправить.

– Значит, ты шпион? – сказал он, не сводя глаз с меча. Я его понимала – мне самой тошно было на себя смотреть.

– Это многое объясняет.

– Значит, они рассказали тебе? – спросила я.

Он кивнул:

– Да, для меня устроили большую экскурсию.

Почему‑то мне было трудно в это поверить, но уточнять: «А ты видел нашу летающую тарелку на ядерном топливе, которую мы держим в подвале?» – мне показалось неуместным. Поэтому я просто кивнула.

– Джош, ты понимаешь, что тебе нельзя…

– Никому рассказывать? – Он все же посмотрел на меня. – Да, меня предупредили.

– Никогда, Джош, никогда.

– Я знаю, – ответил он. – Я умею хранить секреты.

Его слова ужалили меня. Он на это и рассчитывал.

И вот мы стоим в зале, посвященном тайной жизни и тайным победам. Жизнь моих сестер открыта ему. Я сама раскрыта перед ним, но нас теперь разделяет еще больше, чем раньше.

– Прости, что солгала тебе. Мне очень жаль, что я не… нормальная девушка.

– Да нет, Ками, я все понимаю про шпионов и все такое. – Он повернулся ко мне. – Но ты солгала не только о том, где ты учишься. – Его голос был резок, но в нем слышалась боль. – Я даже не знаю, кто ты такая на самом деле.

– Знаешь, – возразила я. – Ты знаешь все самое важное.

– Твой отец?

– Я застыла.

– Это засекречено – то, что случилось… я не могла тебе этого рассказать. Я хотела, но…

– Ну так просто скажи, что он умер. Скажи, что твоя мама не умеет готовить и что ты – единственный ребенок в семье. Не надо… придумывать себе семью. Не надо придумывать другую жизнь. – Джош глянул через перила вниз, в фойе, и сказал: – Что такого замечательного в нормальности?

Может, я и гений, но именно Джош первым все понял про меня. Тогда мне нужна была другая жизнь, жизнь на пробу – нормальная жизнь во временное пользование. Беда только в том, что теперь приходится смотреть в глаза дорогого мне человека и сообщать о том, что я никогда не буду свободна настолько, чтобы любить его.

И тут до меня дошло, где мы находимся и на что он смотрит. ДЖОШ ЗНАЕТ! Я чуть не закричала. Все! Больше не нужно никакого вранья. Он уже внутри, он – один из нас (в какой‑то мере). Он…

Но Джош стал спускаться по лестнице. Я рванула за ним с криком:

– Джош, подожди! Постой! Теперь все хорошо! Это… Дойдя до конца ступенек, он остановился, сунул руку в карман и протянул мне раскрытую ладонь.

– Они тебе нужны? – На ладони лежали сережки.

– Да, – кивнула я, сглатывая подступившие слезы. Одним махом я пролетела лестничный пролет. Джош сунул мне серьги в руки так быстро, что я даже не успела почувствовать его прикосновения. – Я их обожаю! Мне не хотелось их…

– Конечно. – Он снова отдалился. Я знаю с десяток разных способов справиться с парнем его комплекции, но против него я бы не стала их использовать.

Вот черт! Он уходит. Я не знала, то ли грустить от этой потери, то ли ликовать, что ему позволили уйти отсюда, не стерев из его памяти наши секреты. Само собой, они бы этого не допустили, если бы не доверяли ему… если бы не проверили его… если бы кое‑кто не решил, что ему можно не пить чай, после которого он бы проснулся с воспоминанием о кошмаре, детали которого не может восстановить.

Если они не решили, что мне можно любить его.

Он дошел до двери.

– Джош, – в отчаянии крикнула я. Надо, по крайней мере, попытаться все уладить. В конце концов, я девушка Галлахер или кто? – Я… я еду в Небраску на каникулы. Там живут мои дедушка с бабушкой – папины родители. Но я вернусь.

– Ладно. – Он потянулся к ручке двери. – Думаю, мы увидимся.

Джош улыбнулся – мимолетно, но вполне достаточно, чтобы я поняла: он действительно собирается увидеться со мной, когда я приеду. И что еще важнее – он будет ждать этого момента.

Я уже начала воображать, как оно все будет – новый год, новый семестр, новый этап в отношениях без секретов. Но Джош сказал:

– Кстати. Передай спасибо своей маме за чай.

Он открыл дверь и вышел. Я еще долго стояла посреди пустого фойе. В фильмах всегда показывают, как после драматичного прощания тот, кто остался, бросается вслед уходящему, и они сливаются в весьма и весьма чувственном поцелуе. Но если меня и ждали какие‑то поцелуи в моей судьбе, случится это явно не сейчас.

Что‑то теплое и мягкое коснулось моей ноги. Это Оникс провела хвостом по голени. Она мурлыкала, утешая меня, – счастливая домашняя кошка. Круг замкнулся.

По лестницам уже спускались девушки, торопясь на завтрак. Впереди их ждали последние судорожные просмотры конспектов перед экзаменами. Я знала, что станет главной темой разговоров за завтраком. Если уж обычные девушки любят посплетничать, то девушки Галлахер…

Но меня не задевали их взгляды. Я стояла посреди этого потока, вливаясь в новый день. Шевельнулась я только тогда, когда рядом нарисовалась Бекс.

– Эй! – Она сунула мне в руки учебник и рогалик. – Пойдем, – потянула она меня за руку. – У нас же экзамен по СТРАМу. Лиза приготовила карточки.

Я поднималась по лестнице за своей подругой. Вокруг сновали девушки, одетые, как я, обученные, как я, и живущие в том же мире, что и я.

Выбрала бы я этот мир, будь у меня возможность вернуться назад – в то время, когда я ничего не знала и была наивно счастлива? Смогла бы я жить чистенькой уютной жизнью на чистенькой уютной улочке? Не знаю. Может, и смогла, если бы можно было потрясти свой мозг и стереть из памяти все, что я знаю. Но теперь я слишком глубоко в системе. Я знаю, что происходит под покровом ночи и как с этим бороться.

Мы с Бекс поднимались по лестнице. Вскоре к нам присоединилась Лиза, а потом и Макей.

Не знаю, что будет в следующем семестре.

Не знаю, удастся ли мне еще хоть раз поговорить с Джошем и что он будет помнить после сегодняшнего дня.

Не знаю, что нас ждет на секропах или даже как будет выглядеть мистер Смит в сентябре.

Но я знаю, кто будет рядом со мной, и вам скажет любой шпион – иногда этого вполне достаточно.

Поиск по сайту: