Глава 15. Шпионская подготовка – навык, который нельзя включить и выключить по желанию

Шпионская подготовка – навык, который нельзя включить и выключить по желанию. Он уже в крови. Наверняка какой‑нибудь ген отвечает за нее, как за тусклые волосы или слабость к ореховым конфетам. Хочу напомнить об этом, прежде чем рассказывать дальше.

Представьте, что вам пятнадцать лет, вы стоите на пустынной улице поздним вечером, готовясь к тайной встрече, и вдруг перестаете видеть, потому что кто‑то закрывает руками глаза. Вот вы стоите и думаете, как хорошо, что прихватили с собой шоколадный батончик, а в следующий момент – БАМС… и темнота.

Именно это и случилось. Запаниковала ли я? Ничуть. Я сделала то, чему меня учили – схватила руки нападавшего, перенесла центр тяжести и применила силу инерции обидчика против него же.

Все произошло быстро. Очень быстро. Пугающе быстро, словно эти руки были смертельным оружием.

Я была горда собой, но лишь до той минуты, как взглянула вниз и увидела распростертого на земле Джоша.

– Боже! Прости, пожалуйста! – вскричала я. – Мне так жаль. С тобой все в порядке?

– Ками? – прохрипел он. Голос его был так слаб, что я тут же подумала: ну вот, убила единственного человека на свете, которого могла полюбить, и теперь мне предстоит выслушать его предсмертное признание. Я наклонилась к нему. Мои волосы попали ему в рот, и он поперхнулся.

М‑м‑м… да… на своем первом псевдосвидании я не только физически оскорбила возможного спутника жизни, но и вызвала у него тошноту – причем буквально.

Я убрала волосы за уши, присела рядом с ним и потрогала его грудь и живот, проверяя, нет ли повреждений. (Кстати, выглядело все очень естественно – можете взять на вооружение!)

– О‑ох. Что?

– Можно попросить тебя об одолжении?

– Что угодно! – Я склонилась ниже, боясь пропустить хоть одно драгоценное слово.

– Не рассказывай моим друзьям об этом.

Джош улыбнулся, и я вздохнула с облегчением. Он думает, что я когда‑нибудь встречусь с его друзьями! Что это может значить?

Объект продемонстрировал необычайную выносливость, поскольку быстро восстановился после падения на асфальт.

Еще Объект оказался очень тяжелым.

Я помогла Джошу подняться и отряхнуться.

– Ну и ну! Где ты научилась такому?

Я пожала плечами, соображая, что ответила бы девочка, обучающаяся на дому и имеющая кошку по имени Сьюзи.

– Мама считает, что девушка должна уметь постоять за себя. – Истинная правда.

Он потер затылок:

– Тогда мне очень жаль твоего отца.

Даже пуля не ударила бы меня больнее. Но Джош ничуть не смутился – не попытался взять свои слова обратно, как‑то замять неловкость. Просто смотрел на меня и улыбался. Впервые за долгое время мне тоже захотелось улыбнуться при мысли о папе.

– Он говорит, что и сам силен, но мне кажется, мама и его могла бы уложить.

– Что мать, что дочь, да?

Он и понятия не имел, как дорог мне его комплимент. И что характерно – никогда не узнает об этом.

– Ты не хочешь… ну… – он обвел рукой площадь, – погулять немного?

– Конечно.

Мы пошли по улице. Как странно: оказывается, трудно гулять, когда хочешь быть незаметным. Мы молчали. Вдруг меня посетила мысль. Разговор. Разве мы не должны разговаривать? Что бы такое сказать? В голову приходило только: «Как тебе новые детонаторы, контролируемые со спутника, с двадцатикилометровым радиусом действия?» или «Ты читал «Искусство войны» в новом переводе? Лично мне больше нравится оригинал…» Мне даже захотелось, чтобы он набросился на меня, или вытащил нож, или заговорил по‑японски. Но ничего такого он не сделал, и я не знала, как себя вести. Он шел. И я шла. Он улыбался, и я улыбалась. Он свернул на углу, не использовав технику Стрембески по обнаружению слежки. Явная небрежность! Я шла за ним, как будто он тянул меня на веревочке.

Мы еще раз свернули, и я вспомнила из своих уроков по вождению, что там дальше должна быть игровая площадка.

– Я как‑то раз тут руку сломал. – Он показал на обезьянью решетку и покраснел. – Такая заварушка была – кругом тела, тела. Ты бы видела второго парня.

– Звучит устрашающе.

– Для Розевиля – точно. – Он засмеялся и пнул камешек. Тот проскакал по пустынной улице и попал прямо в решетку водостока. – Мама тогда так перепугалась. Кричала, носилась и все пыталась запихать меня в машину. – Он хохотнул и провел рукой по волосам. – Она у меня как наседка.

– О, да, знаю таких, – улыбнулась я.

– А твоя мама, наверное, клевая. Вот я даже представить не могу, что попаду когда‑нибудь в те места, где ты побывала. Моя мама только и знает, что целыми днями готовит. Можно подумать, одного пирога мало! Нет, ей обязательно надо, чтобы было три с разной начинкой, и… – Он замолчал и посмотрел на меня. – Готов спорить, твоя мама такого не делает.

– Еще как делает! – заверила я. – Прямо повернута на домашних делах.

– Хочешь сказать, я не единственный ребенок, которого пичкают обедом из восьми блюд?

– Шутишь? Да мы все время так делаем! – Если пять баночек кока‑колы и три пачки печенья могут сойти за восемь блюд.

– Правда? Я думал, работа в Корпусе мира…

– Да нет, ты что! Для них самое главное – время с семьей, – я вспомнила огромную стопку каталогов с домашней керамикой, – и украшение интерьера.

– Точно! Это мне знакомо. Знаешь, они за ночь вдруг могут решить, что мне в комнату срочно нужны новые шторы… Как будто со старыми комната получилась какая‑то незаконченная, и теперь просто необходимо повесить полосатые.

Полосатые шторы? Куда я попала? Мне положены дополнительные баллы за изучение стран мира! Мы брели по улице с подстриженными газонами и великолепными клумбами. А ведь все это не больше чем в миле от Академии Галлахер. Меня повели на экскурсию только для своих, за заборчик из штакетника. Я входила туда, куда не ступала ни одна воспитанница академии (по крайне мере, я – точно) – в нормальную американскую семью.

– Красиво. Чудесный… вечер. – Так оно и было. Воздух прохладный, но не стылый, и лишь легкая дымка облаков затуманивала ночное звездное небо.

– Ну и как тебе? – спросил он. Интересно, что именно? – Монголия? Таиланд? Наверное, как…

– Другой мир, – ответила я. И это было правдой: я из другого мира, хотя он и расположен совсем рядом с его.

А потом Джош сделал потрясающую вещь. Мы остановились под фонарем, и он сказал:

– Погоди‑ка, у тебя тут… – он протянул руку и нежно коснулся пальцем моей щеки, – …ресничка. – Он протянул ее мне. – Загадывай желание.

Но в тот момент мне ничего другого не хотелось.

Не знаю, сколько мы бродили по городу, потому что впервые за многие годы я потеряла счет времени.

– У тебя‑то, наверное, нет сумасшедших учителей, – поддразнил он меня, закончив рассказ о своем психопате‑тренере.

– О, ты удивишься.

– Расскажи что‑нибудь о себе, – попросил Джош. – Я‑то тебе уже все рассказал о своей сумасшедшей маме, гиперактивной сестренке, об отце.

– Что, например? – спросила я, внутренне сжавшись. Наверное, это даже было заметно.

– Да что угодно. Какой у тебя любимый цвет? Любимая группа? – Он спрыгнул с тротуара и, резко развернувшись, ткнул в мою сторону пальцем. – Что ты больше всего любишь есть, когда болеешь?

Как вам вопросик, а? Я всю жизнь отвечаю на вопросы – на трудные вопросы, – но этот поразил меня больше всего.

– Вафли, – ответила я и сама удивилась, что это правда.

– Я тоже! – воскликнул Джош. – Они намного лучше блинов. Мама говорит, что это чушь, ведь тесто одно и то же, но я ей внушаю, что все дело…

– В текстуре! – закончили мы в один голос.

О ГОСПОДИ! У него тоже идет война вафель с блинами!

Он улыбался. Я таяла.

– Когда у тебя день рождения? – словно дротик, метнул он в меня вопрос.

– Э‑м‑м… – Доля секунды, которую вы потратите, чтобы вспомнить какую‑то мелочь из жизни вашего персонажа, это то мгновение, когда плохие люди могут сделать вам что‑нибудь очень плохое. – Девятнадцатого ноября, – брякнула я без всякой веской причины, дата просто всплыла у меня в голове.

– Какое самое любимое мороженое?

– Мятно‑шоколадное с печеньем, – ответила я, вспомнив, что именно такую банку мы нашли в его мусоре. Он просиял.

– Я тоже! – Ну надо же! – У тебя есть братья или сестры?

– Сестры, – ответила я, не задумываясь. – У меня есть сестры.

– Чем занимается твой отец? Ну, когда не занят спасением мира?

– Он инженер. Он замечательный. – Я ответила без заминки. Слова вылетели сами собой, и мне вовсе не хотелось брать их обратно. Из всего вранья за вечер это было единственное, что мне не пришлось бы вспоминать с трудом. Мой отец строг, но он любит меня. Он всегда заботится обо мне и маме. Когда я приду домой, он уже вернется.

И он действительно спасал мир – и не раз.

Я посмотрела на Джоша, который ничуть не сомневался в моих словах, и поняла: все, что я говорю здесь и сейчас – правда. Легенда начала жить.

– Но это у вас не семейный бизнес? – спросил Джош. Я покачала головой, досадуя, что опять вру.

– Это хорошо. Радуйся, что никто не пыхтит тебе в затылок и не требует, чтобы ты продолжал дело своих предков. – Он пнул камешек. – Как они там называют эту штуку – ну, в Библии – насчет того, что мы можем делать все, что нам хочется?

– Свобода воли, – подсказала я.

– Точно, – кивнул Джош. – Радуйся, что у тебя есть эта самая свобода воли.

– А разве у тебя ее нет?

Мы дошли до угла площади, на которую я раньше никогда особо внимания не обращала. Джош ткнул в вывеску над темными окнами: «АПТЕКА АБРАМС И СЫН, СЕМЕЙНЫЙ БИЗНЕС С 1938 года».

И вот тут я поняла, зачем нам нужна полевая работа. Конечно, я и так знала, что его отец – городской аптекарь. Но компьютерные файлы и налоговые декларации не могли подсказать нам, как Джош относится к этому. Я растерялась, когда он признался:

– Я не очень‑то люблю беговую дорожку. Просто она дает мне возможность не ходить сюда после школы.

По тому, как он это сказал, я поняла, что он никому еще в этом не признавался. Но ведь меня не знает никто из его друзей. От меня это точно не дойдет до его родителей. Я – просто никто.

– Вообще‑то на меня тоже немного давят, чтобы я пошла по следам отца, – признала я.

– Правда?

Я кивнула. Большего я сказать не могла. Ведь неизвестно, куда бы это меня завело.

Часы на башне над библиотекой пробили десять. Для меня это было все равно что полночь для Золушки.

– Мне пора… – Я направилась в сторону библиотеки (и дальше, к высоким стенам, окружавшим мой настоящий дом). – Я больше не могу… Мне надо… Извини.

– Подожди. – Он схватил меня за руку (нежно). – Ты ведь скрываешь свое настоящее имя, правда? – Он ухмыльнулся. – Да ладно, признавайся! Ты – внебрачная дочь Чудо‑женщины? Нет, правда, я к этому нормально отнесусь. Главное, чтобы твой отец не был Акваменом[14], потому что, сказать по правде, он не внушает мне доверия.

– Я серьезно, – выдавила я сквозь смех. – Мне надо идти.

– А кто убедится, что я добрался домой в целости и сохранности? Эти улицы темны и опасны. – На другой стороне улицы стайка пенсионерок как раз выходила из кино. – Видишь, мне опасно оставаться тут одному.

– Думаю, ты выживешь.

– Я увижу тебя завтра? – Дурашливого тона как ни бывало. Если бы он не держал меня за руку, я бы грохнулась в обморок, точно.

Да, кричало мое сердце, но разум напоминал о контрольной по биохимии, семи главах по странам мира и двухнедельном отчете о лабораторных работах для доктора Фибза.

Порой я просто ненавижу свой мозг.

Но самое главное, я буквально слышала голос мистера Соломона, и он внушал мне, что хороший шпион всегда меняет свои маршруты. Два вечера меня еще могли не хватиться в Академии Галлахер, но сбегать третий вечер подряд – это уже испытывать судьбу.

– Извини. – Я отстранилась. – Заранее не знаю, когда у мамы будут занятия, и когда смогу приехать. Мы живем за городом, и я пока не умею водить, поэтому… прости.

– Но я вообще еще увижу тебя? Чтобы брать уроки самообороны и все такое?

– Я… – Я запнулась, понимая, что дошла до края обрыва, и теперь должна решить, стоит ли с него бросаться.

Я учусь в лучшей школе страны, говорю на четырнадцати языках! И не могу поговорить с этим парнем? Какой тогда прок в высоком 10? Зачем учить нас тому, что мы и так знаем? На кой черт нам…

И тут я увидела кое‑что:

– Ты любишь фильмы про шпионов? Джош внимательно посмотрел на меня.

– М‑м‑м… конечно.

– Так вот… – Я шагнула поближе к бельведеру, выстроенному в типично американском стиле. Как в «Звуках музыки», как в «Девчонках Гилмор». Но самое главное в розевильском бельведере было кое‑что получше мигающих огней – расшатанный камешек в цоколе. (К вашему сведению, шпионы очень любят расшатанные камни.) – Я видела один фильм, очень старый… еще черно‑белый… и там девушка очень хотела общаться с одним юношей, но они не могли, потому что это было очень опасно.

– Почему? Потому что он был шпионом?

Он? Порой мужской шовинизм меня поражает! Впрочем, склонность общества недооценивать женщин – один из главных козырей Академии Галлахер. Раздражение прошло, когда я вспомнила, как в две секунды скрутила Джоша и уложила на асфальт.

– Да, – ответила я. – Он был шпионом.

– Клево, – кивнул Джош.

– Ты можешь оставлять мне записки вот тут. – Я вынула камешек, под ним открылось небольшое углубление в известке. – Переворачивай камень, и я буду знать, что здесь записка. – Я вставила камень на место другой стороной – на идеально белой поверхности появилось темное пятнышко. – А когда я оставлю записку, я поверну его, как было. Видишь? – Я была очень горда собой. – Мы все время так делали… в Монголии.

Она что, не знает, что существует электронная почта? – представила я, как недоумевает Джош. Аська? Мобильный телефон? Да даже консервные банки на веревке покажутся высокими технологиями по сравнению с тем, что предлагала я. Наверное, он решит, что я сумасшедшая или участвовала в диком эксперименте, где людей замораживали на десятилетия. Хотя я‑то знаю, что наука до такого еще не дошла.

Он и правда посмотрел на меня, как на сумасшедшую, поэтому я сказала:

– Ты прав. Это глупо. Ну, мне пора. Было…

– Ками, – остановил он меня. – Ты ведь не обычная девушка, я прав?

Что ж, возможно, Джош тоже очень умен.

Поиск по сайту: