Волгодонский инженерно-технический институт – филиал НИЯУ МИФИ 18 страница

Возникает парадоксальная ситуация: цивилизация, порождая автономию индивидуальных воль и тем самым обеспечивая пере­ход от этнической общности людей к их национальной консоли­дации, одновременно с этим (и в силу этого) порождает и более всеобщую, можно сказать, универсальную систему оценок и связей, выходящую за рамки обособленного национального существования. Нация оказывается своеобразной исторически переходной формой от былой этнической разобщенности людей (их разделения по эт­ническому признаку) к их все более всеобщему, универсальному объединению в планетарном масштабе.

A. А. ГУСЕЙНОВ,

B. М. МЕЖУ ЕВ,
В. И. ТОЛСТЫХ

О ПАРТИИ

И ПАРТИЙНЫХ НРАВАХ

О tempore! О mores!

ЦИЦЕРОН

КПСС нуждается в очищении — прежде всего нравственном, это сегодня уже ясно всем, в том числе и самой партии. Не все, однако, понимают, что возрождение партии требует кардинальной перестройки ее структур, деятельности, са­мого положения в обществе.

Мы солидарны с теми, кто ставит вопрос об ответственности и вине (в политическом смысле) партии за судьбу страны, за ее се­мидесятилетнюю историю и нынешнее состояние. Нравственное здоровье отдельного человека или целой общественной организации определяется отношением к собственной деятельности, способ­ностью посмотреть на себя со стороны — глазами тех, кому они служат, кем взяли на себя труд управлять и руководить, готов­ностью увидеть себя в этом «зеркале» без прикрас. Исходя из этого, мы уверены, говорить надо об ошибках партии, а не только ее лиде­ров в тот или иной период, будь то Сталин, Хрущев, Брежнев или Горбачев. Ничуть не отрицая необходимости выявлять ответствен­ность конкретных лиц за конкретные дела и решения, надо пойти дальше и поставить вопрос об ответственности самой партии, ее идеологии. Об ее организационных структурах, месте и роли в составе общественных сил. И тогда выяснится, что надо менять нечто большее, чем плохих работников на хороших, что перестрой­ка партии не может свестись к повышению активности рядовых ее членов и различных общественных комиссий при партийных комитетах. Или даже к простому сокращению аппарата. Нет, вопрос стоит гораздо глубже и серьезней.

ПАРТИЯ ИЛИ СУПЕРВЕДОМСТВО?

Основные нравственные претензии, которые сегодня общест­венность предъявляет партии, можно было бы выразить двумя сло­вами: привилегированный партаппарат. Насколько этот, диагноз точен? И действительно ли партаппарат (во всяком случае, часть его) своим образом жизни выделяется из массы населения? Трез­вый анализ склоняет к утвердительному ответу на эти вопросы.

В рамках административно-командной системы, которая окон­чательно сложилась к началу 30-х годов, а в последующие два де­сятилетия закостенела до такой твердости, что ее, несмотря на почти всеобщие усилия, никак не удается разбить до сих пор, произошла глубокая трансформация или, как в таких случаях го­ворят, перерождение партии. Из политической организации она превратилась в управленческую. Партия стала в стране своего рода верховным управляющим. В существенной мере она вообще пере­стала быть партией. И в этом заключена своя жесткая логика.

В условиях, когда стимулы общественной активности носят по преимуществу внешне принудительный характер, нужна послед­няя принуждающая инстанция. Когда общественная жизнь заме­шана на корпоративно-ведомственных интересах, то для ее це­лостности требуется особое ведомство. Всякая пирамида, в том чис­ле социальная, стягивается в последнюю, вершинную точку. Пар­тия как раз и стала такой сверхинстанцией и суперведомством, последней ступенью социальной иерархии. Чтобы успешно выпол­нять эту роль несущей конструкции всего общественного здания, партии требуется особый, постоянно действующий аппарат, ко­торый является большим по численности и разветвленным настоль­ко, чтобы обозревать своим оком все общественное пространство, и полномочным по функциям, представляющим партию в пов­седневной жизни. Аппарат контролирует выполнение партийных решений (директив — как иногда язык точно выражает существо дела!). Он от имени партии следит за общественной ситуацией, работой учреждений и поведением лиц, поощряет и наказывает, надсматривает за всем и вся, являясь своего рода политической опричниной.

Аппарат со временем превратился в настолько мощную и дейст­венную силу, что неизбежно подменяет собой партию. Та узурпа­ция партийной воли аппаратом, которая произошла в 20—30-е годы и связана с именем Сталина, явилась составной частью, а говоря точнее, кульминацией, завершением процесса становления адми­нистративно-командной системы. С тех пор и вплоть до настоящего времени в нашей стране власть партии, если брать реальное содер­жание, а не формальную атрибутику, есть власть аппарата. Обы­денное сознание, как правило, отождествляя партию с партийными комитетами, вполне точно выражает реальное положение дел.

Итак, партаппарат находится за государством и обществом, точнее, над ними в качестве силы, определяющей и контролирую­щей их деятельность. Именно из-за этого совершенно уникального положения и для того, чтобы обеспечить свою дееспособность в качестве сверхкомандной инстанции — гарантировать свободу принятия решений, сохранять вневедомственный статус, партап­парат вынужденно тяготеет к замкнутости, своеобразной сослов­ности. Признаки такой эзотеричности очевидны: партаппарат вмес­те с подотчетной ему номенклатурой образует особый круг обще­ния, со своими знаками «посвященности»; в каком-то смысле он оказывается вне государственной юрисдикции («телефонное пра-

во», невозможность обжалования партийных решений в суде и т. д.): даже высокая, но, самое главное, никак не увязанная с прак­тической результативностью работы материальная обеспеченность партаппарата имеет функциональный смысл — призвана предох­ранять его (хотя, как мы знаем, далеко не всегда предохраняет) от соблазнов коррупции.

Словом, высказанная здесь в общей форме мысль, которая в дальнейшем будет конкретизироваться, состоит в следующем: бро­сающиеся в глаза и раздражающие людей особенности партийных нравов (то, что обычно именуется привилегиями) являются со­циальными качествами, предопределяющимися ролью и функцией партаппарата в общественной системе. Для того чтобы хорошо де­лать свое дело (контролировать), партаппарат должен быть неза­висим от тех, кем он командует.

Одна из специфических особенностей партаппарата как со­циального института — универсализм, отсутствие четких границ компетенции. Партаппарат приводит к единому основанию разные интересы, преодолевает ведомственные барьеры, в силу чего одни и те же лица принимают решения по самым разнообразным вопро­сам. Положение партийного работника высокого ранга таково, как если бы он был воплощенным идеалом всесторонней образован­ности. Утром он мог утвердить приоритетные направления науч­ных исследований, днем провести совещание по производству ком­бикормов, вечером решить судьбу театральной постановки. И каж­дый раз делалось это твердо, с полным сознанием того, что только он и может выносить окончательные суждения по важным вопро­сам (во всяком случае так было до последнего времени). При такой постановке дела о профессионально взвешенных, грамотных реше­ниях, конечно, не могло быть и речи. Так непрофессионализм ста­новился своего рода профессиональным качеством партработников, у них вырабатывалась своеобразная, почти лишенная сомнений «начальническая психология», та единственная в своем роде само­уверенность, которая только и проистекает из дилетантизма и неведения.

Таким образом сформировался тип партработника, внутренне готового к любому назначению и уверенного, что он может руко­водить любым делом. И эта черта, какой бы с чисто психологиче­ской точки зрения она ни казалась, имеет вполне определенный смысл, ибо она необходима для того, чтобы овладеть той универ­сальной тайной, которая является движущей силой любого дела. Это только на первый взгляд кажется, что партаппарат занимается всем. У него есть свое собственное дело, свое предназначение. Это— власть, распределение власти, «подбор и расстановка кадров», «согласование», «рекомендации» и т. д. С этой точки зрения ма­териальные привилегии есть лишь соответствующий духу времени знак власти, такой же, каким были в свое время наглухо застег­нутый френч, вообще пролетарско-аскетичёская манера поведения; эти привилегии можно отменить, вернуться к партмаксимуму или придумать еще что-нибудь в этом роде, но привилегированность

партаппарата как таковая тем самым не была бы в основе поколеб­лена. Ибо высшая и неотчуждаемая его привилегия — власть, право принимать последние, окончательные решения. Можно даже высказать парадоксальное и тем не менее правдоподобное сужде­ние: тяга партаппарата к материальным благам (дачам, домам по­вышенной комфортности и т. д.) ослабляет его властную волю. В этом смысле Сталин, находившийся на государственном обес­печении, и секретари райкомов, получавшие от него «пакеты»,— более адекватные фигуры. Хрущев, отменяя и то и другое, руко­водствовался, надо думать, благими намерениями, «добился» же он в результате иного — того, что пришедший ему на смену новый генсек устроил себе и другим обеспечение похлеще того «государ­ственного». Пожелания и призывы, чтобы партийные руководители по психологии и образу жизни были «как все», практиковали де­мократичные нравы, вполне понятны. Но, увы, они являются бла­гими. При административно-командном устройстве общественных дел и той роли, которую в этом устройстве выполняет партаппа­рат, они не могут быть как все, ибо положение их особое.

Совершенно особая роль партии (и аппарата как ее полномоч­ного представителя) в административно-командной системе не укладывается в традиционные представления о государстве и управлении. В классической политической схеме Платона выде­лены три функции государства — управления, охраны, произ­водства, которым соответствуют сословия мудрецов, стражей и производителей. В этой схеме идея властвования не зафиксиро­вана социологически: правители правят, властвуют, они власт­вующие люди, но не носители идеи власти. Особенность же парт­аппарата в том, что он не властвует так, как властвует или (упо­требим более привычное слово) руководит, скажем, министр или директор предприятия, отвечая за какое-то конкретное дело, успех или неуспех которого может служить критерием успешности ру­ководства. Партаппарат именно распределяет власть (готовит ре­шения, раздает награды, формирует делегации и т. д.).

Для выполнения этой задачи самыми важными являются от­ношения внутри аппарата, ибо от места в их структуре зависит находящаяся в распоряжении сумма власти («номенклатура рай­кома», «номенклатура обкома» и т. п.). Власть самодостаточна, и ее носители заняты прежде всего выяснением отношений между собой. И, как неизбежное следствие этого, страдает дело.

Партаппарат находится за сценой, его часто вообще не видно, но нити находятся в его руках, он движет фигурами. В силу этого уни­кального положения работники партаппарата волей-неволей приоб­ретают некое самосознание изначальной правоты, которое сохра­няется даже в том случае, если в содержательном смысле оно не подтверждается ничем, кроме того, что их слово и воля становятся законом поведения для всех остальных. Вспомним хотя бы, сколько за последние десятилетия, начиная с потрясающего по своей не­компетентности лозунга — за два-три года догнать и перегнать Америку по производству мяса, молока и масла на душу населе-

ния,— принималось у нас решений по сельскому хозяйству. И как блестяще, как чисто они проваливались! Последнее тому свиде­тельство — продовольственная программа и история с агропро-мами. Но каждый раз те же самые органы, а часто и те же самые лица, словно ничего не произошло, принимали новые реше­ния и гордо давали новые обещания в полной уверенности, что занимаются своим делом и что только от них может исходить ис­тина. И без такой уверенности, без сознания своей изначальной правоты они, надо думать, просто не смогли бы выполнять свою

роль.

Такого рода самоуверенность партаппарата так и хочется на­звать чванством. Но это была бы ошибка, ибо речь здесь если и идет о чванстве, то совершенно особом, коммунистическом чванстве, против которого резко выступал В. И. Ленин. Оно имеет идейные корни, обрамлено целой философией: свое особое положение и осо­бые права партаппарат обосновывал апелляциями к коммунисти­ческой идее, марксистско-ленинскому учению, возведенному в ранг государственной идеологии, подвергнувшись предварительно по крайней мере двум варварским операциям. Во-первых, марксизм-ленинизм рассматривался как совокупность определенных догм универсальной значимости. Так, знаменитые четыре сталинские черты диалектики, а еще больше сама манера прямо прилагать об­щие философские положения к рассмотрению конкретных фактов были своего рода методологическим каркасом административно-бюрократической системы. Утверждение, что марксизм-ленинизм есть всепобеждающее учение, не было простой метафорой или лозунгом, а понималось буквально. Мыслилось, что одного марк­сизма вполне достаточно, чтобы успешно решать все принципиаль­ные вопросы, будь то в машиностроении, агробиологии, языко­знании или любой другой сфере. Во-вторых, мало того, что живое учение препарировалось на ряд мертвых формул, требовалось еще стоять на страже их чистоты и внедрять в сознание граждан. Эту-то роль толкователя и охранителя учения и принял на себя парт­аппарат, дополняя свою функцию верховного управителя функ­цией своеобразного верховного жреца. При этом самоуверенность ему придает сознание, что он выступает от имени «единственно верного» учения, «залога всех побед». О том, какое витальное зна­чение в дееспособности аппарата играет эта привилегия, свидетель­ствует, к примеру, бдительность, с какой он всегда следил и сле­дит за точным воспроизведением всяких идеологических формул. Партаппарат создал такую духовную ситуацию, когда его право быть руководящей силой общества, само его существование воз­вышается до уровня исторической миссии. Когда задумываешься над тем, откуда у многих партийных работников такая хозяйская уверенность и не считающаяся ни с чем решительность в осуществ­лении своих замыслов, на что опирается чувство своей предопре­деленной правоты, как бы дозволяющее подниматься над законами и моральными нормами, то невольно приходишь к выводу, что мно­гое завязано на сознании коммунистической исключительности.

Без этого, например, не понять, почему карта страны так быстро покрылась «Сталинградами», «Троцкими», «Куйбышевами», «Ки-ровсками» и т. д., не понять бесовскую вседозволенность 30-х годов и многое другое. Это была, конечно, фальшь или, в лучшем случае, социальное ослепление. Фактически такое поведение находится в вопиющем противоречии с самой идеей коммунизма, неотделимо сопричастной мысли о равенстве. И нет ничего более далекого от коммунистической нравственности, чем сознание собственной исключительности, избранности.

НРАВСТВЕННОЕ ОЧИЩЕНИЕ ПАРТИИ КАК ПОЛИТИЧЕСКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ

Советскую этическую науку вполне справедливо упрекают в схоластике. Но иногда она говорит очень правильные вещи. Так, задавшись вопросом, что такое партийная этика, она пришла к вы­воду, что это разновидность профессиональной морали, наподо­бие, скажем, медицинской этики. Под партийной этикой в таком случае понимается совокупность моральных представлений и форм поведения, свойственных профессии партийного работника. Точная констатация. Но она же является одновременно суровым пригово­ром. В самом деле, если есть особая профессиональная мораль, значит, есть и особые интересы, которые она фиксирует. Кстати заметить, это в ряде случаев косвенно признается. А это не очень вяжется с тем, что она определяет себя как «совесть эпохи», обя­зуясь тем самым задавать общезначимые образцы морали.

Основную задачу нравственного оздоровления партии можно было бы определить как преодоление партийной этики в профес­сиональном, цеховом, ведомственном смысле слова, как отказ от психологии и морали исключительности, избранности. Во всех ци­вилизованных странах от политических активистов, претендую­щих на руководящую роль, ожидают соблюдения общепринятых в обществе норм достойного поведения; считается (и вполне оп­равданно!), что общечеловеческие требования честности, порядоч­ности являются для них более обязательными, чем для лиц, кото­рые не берут на себя претензий выражать общую волю, заведовать общими делами общества. Что касается членов коммунистических партий, то от них сверх того ждут еще известного героизма. Их поведение и в самом деле должно быть «особенным» в смысле откло­нения от среднедопустимого уровня, но не вниз, а вверх, не в сто­рону вседозволенности, а в сторону сдержанности. Коммунистич-ность поведения всегда связана с бескорыстием. Это вытекает из самого определения.

В течение долгого периода партийная идеология насаждала образ коммуниста, большевика как человека особого склада, у ко­торого нет никаких привилегий, кроме одной — быть впереди, там, где трудно. Справедливо критикуя такие представления, было бы неверным снижать нравственные критерии оценки политических

деятелей до среднестатистического уровня. Нет, с политического деятеля, с члена Коммунистической партии нравственный спрос намного выше, чем с обычных людей, живущих своими частными интересами.

Вопрос о том, какого рода нравственное очищение требуется партии, достаточно очевиден. Значительно более трудной, сопря­женной с исторически унаследованными иллюзиями является проблема путей достижения этого. Обычное решение сводится к тому, что необходимо вести прямую, последовательную, беском­промиссную борьбу за чистоту партийных рядов, что нужно по­высить спрос с коммунистов, усилить контроль за их поведением, поставить барьеры на пути карьеристов и т. д. Все эти вещи очень важны. И в самом деле, может быть, следует ввести какие-то четко обозначенные для всех членов партии ограничения в материальных притязаниях и жажде славы, удерживающие их поведение в над­лежащих границах скромности. Почему, например, не отказаться от практики награждения орденами и медалями партийных ра­ботников? Или почему не практиковать помимо партвзносов обя­зательные ежемесячные и вполне ощутимые (до 10 и более про­центов) отчисления с зарплаты и других форм доходов членов пар­тии в пользу обездоленных граждан? Можно даже установить более жесткие и неотвратимые кары для членов партии за злоупотребле­ния служебным положением в личных и корыстных целях. Такого рода мероприятия будут, видимо, полезны, но они не решат дела.

Непосредственная нравственно-очистительная работа не может быть ни единственным, ни основным направлением борьбы за нравственное здоровье партии. Это тот случай, когда прямой путь к цели не является самым коротким. Достаточно сказать, что именно он, этот прямой путь «бескомпромиссной» борьбы с нарушениями норм коммунистической этики, практиковался на протяжении всей 73-летней истории нашей партии в качестве правящей, руководя­щей силы общества. Этому были подчинены и чистки, и создание особых контрольных органов, и обмен партбилетов, и многое дру­гое. Много было положено трудов, проявлено выдумки, но преодо­леть или хотя бы даже сдержать рост нравственно негативных яв­лений такими мерами не удавалось. Это очень важный урок исто­рии партии, который совершенно не учитывают те, кто и сегодня возлагает все надежды на старые методы, желает воссоздать неза­висимые контрольные органы, провести «общественно-полити­ческую аттестацию» коммунистов.

Основное, решающее, более того, единственно возможное и верное, как нам представляется, направление борьбы с поразив­шими партию нравственными недугами — это демократизация, которая требует коренного изменения и внутрипартийной жизни, и места партии в обществе.

Демократизация самой партии имеет сегодня совершенно кон­кретную целевую установку. Это прежде всего и главным образом перераспределение в партии власти между, если воспользоваться терминологией 20-х годов, «верхами» и «низами» в пользу «ни-

зов». Речь идет в известном смысле о восстановлении партии как политической организации, союза единомышленников в понимании путей общественного развития. Ее решение предполагает кар­динальное, качественное, подлинно революционное изменение соотношения партии и социалистического государства.

Долгое время правящая — «руководящая и направляющая» — роль партии в обществе понималась нами и реально протекала как ее прямая власть над обществом и государством. Партия отдает приказы, а все остальные их выполняют. Потому-то ее и стали оли­цетворять те, кто отдает приказы — аппарат, номенклатура. Не­трудно заметить, что здесь на отношение партии к общественным и государственным институтам были перенесены все черты коман­дно-административного управления. Не случайно в общественном сознании сформировалось отношение к партийным работникам не как к политическим лидерам страны, а как к большим начальни­кам, командирам, чем-то напоминающим армейское начальство. Подобно тому как генерал для солдата — не политик, а командир, партийный деятель в глазах многих стал тоже чем-то вроде пар­тийного командира, а сама партия и ее органы обрели значение пар­тийных штабов, отдающих приказы. О том, что партия имеет отно­шение к политике, напоминает лишь один высший партийный ор­ган — Политбюро, тогда как во всех остальных звеньях партийной системы эта связь полностью утратилась. Не потому ли, что вся политика партии действительно была сосредоточена лишь в руках этого органа? Надо сказать, что многие партийные работники охот­но поддерживали подобное представление о своем месте в обществе. Если партия держится в обществе на приказе, то как должен смот­реть на себя тот, кто отдает эти приказы? Идея правящей партии I! сознании таких работников постепенно трансформировалась в идею руководящей роли партийных деятелей, в их право на власть в обществе, ограниченное лишь занимаемыми ими партийными постами. Чем выше пост, тем больше власти.

Стоит ли говорить о том, что авангардная роль партии, если иметь в виду норму, а не казарменно деформированную практику, принадлежит не отдельным членам партии, даже самым высоко­поставленным, а всей партии в целом. Партия выступает здесь как единая политическая организация, представленная всеми ее чле­нами, а не только руководством — выбранным и назначенным. Власть этого руководства, коль скоро она имеет место, не должна распространяться за пределы партии, да и внутри нее должна быть по возможности ограничена. Ни один член партии сам по себе, какой бы пост он в ней ни занимал, не имеет и не должен иметь никакой власти в обществе и государстве. Эту власть он может получить, лишь будучи выбран в законодательный или исполни­тельный орган государственной власти, да и то лишь в пределах той функции, которая предусмотрена данным органом. Иными слова­ми, даже в условиях однопартийной системы партия, если она яв­ляется партией по существу, а не только по названию, обеспечивает свой доступ к власти тем же путем, что и любая другая обществен-

ная организация,— путем свободных выборов, завоеванием боль­шинства в Советах — местных и высших. Это единственно возмож­ный путь, позволяющий сохранять демократическую систему.

Партия потому и есть партия, что осуществляет свои руково­дящие функции не через механизм власти, а через механизм вы­работки и принятия политических решений. Она как бы берет на себя роль политического мозга страны, ее политического лидера. Вместе с тем она берет на себя и ответственность за правильность принимаемых решений, за их соответствие требованиям времени. А критерием правильности ее политической линии, избранного ею политического курса может и должен служить только ее успех на выборах, дающий ей доступ к реальной политической власти. Власть, если угодно, здесь становится своеобразной наградой за правильно выработанную политику, соответствующую чаяниям и потребностям большинства избирателей. Чем точнее политика, тем больше власти.

В традиционных обществах правящее сословие (наследствен­ная аристократия) еще могло сочетать свою политическую функ­цию со сравнительно легкой, беззаботной жизнью, но в современ­ном обществе политика — огромный ежедневный труд и, кроме того, еще большой риск. Партия должна, что называется, постоянно ставить себя на коп. Она никогда и нигде не должна быть органом власти, она, если хотите, всегда орган борьбы за власть. Революция приводит к власти не партию, а класс, а партия обретает характер правящей не в силу завоеванной классом власти, а в силу своей идейной, политической связи с классом, со всеми трудящимися, которую после революции она должна постоянно подтверждать, в том числе и путем выборов. Ведь не только партия должна считать себя политическим авангардом класса, но и сам класс должен так думать п иметь возможность выражать это свое мнение.

В таком соотношении партии и власти перед первой всегда будет стоять угроза потери власти, которая, однако, как показывает ис­торический опыт, для общества менее опасна, чем узурпация, мо­нополизация партией власти. И только наличие такой реальной угрозы может, на наш взгляд, стимулировать политическую ак­тивность партии, повысить ее творческий и теоретический потен­циал, стать источником ее действительной демократизации и нрав­ственного здоровья. Именно и только в ситуации необходимости постоянной борьбы за власть, неустанной заботы о сохранении своей правящей роли изменится и моральный климат внутри пар­тии, повысится чувство ответственности у каждого члена партии — от рядового до руководителя, произойдет действительное, а не мни­мое ее сплочение. В итоге она станет тем, чем и должна быть на деле — партией единомышленников, где каждый голос, каждое мнение имеет провс па существование, где аппарат не командует рядовыми, а чутко прислушивается к их настроениям и пожела­ниям. Да и аппарат утрачивает здесь какие-либо командно-власт­ные, административно-полномочные функции по отношению к чле­нам партии, оставаясь лишь организационной силой, существую-

щей за счет партийных взносов и выполняющей в основном тех­нические, секретарские (в этимологическом смысле этого слова) функции. Ибо главное назначение партии — выработка полити­ки — осуществляется здесь не отдельными избранными, а всем составом партии. Если же политика только прерогатива высших органов и аппарата партии, то тогда зачем нужны все остальные члены партии? Она вполне могла бы сократиться до размеров самого аппарата. Требуя от рядовых членов политической созна­тельности, мы должны понимать под последней не беспрекослов­ное выполнение указаний вышестоящих партийных инстанций, а способность реально участвовать в разработке политики, в приня­тии и утверждении политических решений. Право на политически активную деятельность — разумеется, в рамках исходных програм­мных установок — вот что должно давать членство в партии. И в этом смысле голос каждого член» партии — от секретаря до рядо­вого — имеет равную силу и значение. В политической жизни пар­тии все равны, что, конечно, не исключает определенных норм дисциплинарного поведения, также одинаковых для всех.

Партия, не претендующая на монополизацию власти в общест­ве, не должна строиться и внутри себя как властная организация. Право большинства на принятие решения должно сопровождаться в ней признанием права меньшинства на сохранение и отстаивание своей точки зрения. Только так партия сможет включать ь себя и представлять не противоречащий ее программе широкий спектр мнений и позиций, что, несомненно, усиливает ее шансы и в пред­выборной борьбе, в борьбе за власть. Общность, единство взглядов членов партии определяется только ее программой и ничем больше. По любому другому более конкретному вопросу каждый член пар­тии может и даже обязан иметь собственное мнение, действовать самостоятельно в соответствии со своим убеждением. И никто — никакой партийный чин — ему в этом не указ. Только такая широ­ко и свободно мыслящая партия способна, мы уверены, сохранить сегодня свое влияние на умы людей.

ОТ КАСТОВЫХ НРАВОВ

К ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ МОРАЛИ

Критика партаппарата может прозвучать обидой для партий­ных работников, многие из которых несомненно являются людьми

"сетными, работают самоотверженно, не зная спокойных семей­ных вечеров и выходных дней, а незначительные льготы вос­принимают как слабую и неадекватную компенсацию за их тя-■;;<'.-|гйший по нынешним временам неблагодарный труд. Вот их-то писай не хотелось обидеть. Конечно, ье рашидовы и медуновы сим г.олизируют нравственный облик сегодняшних партийных работ­ников. Волес того, мы вполне готовы согласиться, что по личным моральным качествам партийные работники в массе своей могут оыть выше любой другой профессиональной группы населения.

Но это не имеет прямого отношения к предмету наших размышле­ний, в частности к анализу партаппарата как определенного со­циального института. Наша мысль проста и откровенна: судьба партаппарата в его нынешних функциях неотделима от судьбы административно-командной системы. И именно этим вызвано об­щественное недоверие к нему.

Чтобы вообще устранить возможные обиды и не отсекать парт­работников от перестройки, нельзя представлять дело таким об­разом, будто подмявший под себя партию партаппарат был источ­ником только плохого в административно-командной системе. Нет, хорошее в ней — тоже от него. Без дисциплинированного, фана­тично преданного делу, беспощадного к себе и другим партаппа­рата, готового на все во имя выполнения вышестоящей партийной воли, удивительным образом переплавлявшего в своем сознании индивидуальные страдания и трагические изломы судеб в памят­ник общей победы, даже в дебрях ГУЛАГа сохранявшего верность идее и «вождю», которые в силу какой-то особой логики отождест­влялись друг с другом, без такого «ордена меченосцев» нельзя было бы собрать народ в единый кулак ни в период индустриали­зации, ни во время войны. И она, железная когорта партработни­ков, являлась гарантом социальной справедливости — пусть огра­ниченной, примитивно-казарменной, нищенской, но другой ведь не было.

Поиск по сайту: