Глава 14. Das Fieber

Soundtrack: Megaherz - Heute Nacht; Eisbrecher - Die Holle muss warten

То, что Николас целуется просто потрясающе, Майкл понял ещё на конкурсе, когда у него появилась возможность получить награду за свою, хоть и сомнительную, учитывая тот факт, что истинными триумфаторами конкурса стали Спенсеры, но всё-таки победу. Он до сих пор помнил все ощущения, которые его переполняли в тот момент, когда светлые ресницы опустились, тень от них легла на щеки, горячее дыхание коснулось его губ, а затем они вдвоём нырнули в состояние, выбираться из которого не хотелось вовсе. Были, впрочем, и различия в данных ситуациях, тогда Ники действовал намного мягче, сдержаннее, наверное, поскольку опасался чужой реакции. Тогда его не оставляло ощущение, что он ходит по тонкому льду, ещё немного, и холодная, чёрная вода поглотит его с головой, не оставив ничего на память о существовании такого человека, как Николас Риддл. Сейчас он уже ничего не боялся, потому действовал гораздо увереннее, был более напористым и не собирался сдерживать свои эмоции, благополучно послав собственный самоконтроль в пропасть.
Толкнув Лайвли на всё ещё разворошённую кровать, Ник навис над ним, опираясь ладонями на неё, прижался к губам в поцелуе. Он чувствовал, что сейчас, скорее всего, уже не сможет отступить от задуманного, сказать, что это была глупая, новогодняя шутка, как все предыдущие, после чего благополучно откатится в сторону и предложит посмеяться вместе с ним.
Потянувшись к застёжке чужих брюк, он весьма споро с ней разобрался, не тратя много времени на борьбу с пуговицей и молнией. Всё же богатый опыт давал о себе знать, и ждать от этого человека смущения и каких-то попыток отодвинуть решающий момент – не стоило. Майкл и сам об этом догадывался. Не похож был Николас на человека, который только пытается казаться искушенным, а на деле застенчив сверх меры. Если он чего-то хочет, он это делает, наплевав на все возможные и невозможные условности. Интересно, он всегда таким был? Или же в его жизни просто имели место быть какие-то происшествия, убравшие все возможные барьеры? Размышляя об этом, Лайвли сам не знал, хочет ли получить честный ответ на свой вопрос.
Потому и не спрашивал ничего провокационного, понимая, что это прозвучит тупо. Почти так же тупо, как вопрос девушки, только что попрощавшейся с девственностью, адресованный первому красавчику школы. Наивный и глупый. «А я у тебя тоже первая?». Конечно, разумеется. До тебя никого, разве что десяток-другой. Но они же всё равно ничего не значат.
Так же можно было озадачить Риддла вопросом, какой он, Майкл, по счёту в списке Николаса, а потом осознать, что цифра внушительная. И проникнуться мыслью, что на нём тоже никто останавливаться не будет, потому что глупо требовать чего-то от человека, которого видел четыре раза в жизни, который не отличается целомудренным поведением, и, по мнению Макса, его единственное достоинство – это раскованность в постели. Правда, при этом Эллиот забыл упомянуть, что именно он в своё время и способствовал раскрепощению Риддла, устраивая ему проверки на прочность. Как далеко тот готов зайти для того, чтобы сохранить видимость их отношений? Как много сможет предложить любовнику, которого категорически не устраивает однообразие? Наручники, плётка, разбитые губы, с которых Максимилиан с жадностью будет слизывать кровь, одновременно сдавливая пальцы на горле с нервно дёргающимся кадыком? Да, конечно. Секс в общественном месте? Почему бы и нет. Всё-таки это будет ночью, и никто не увидит. Секс втроём? Если тебе этого хочется, Макс.
Эллиоту хотелось, Риддл не протестовал, согласившись и на этот эксперимент, но втайне ненавидя третьего участника событий, хотя бы потому, что ему Максимилиан уделял гораздо больше внимания, решив, видимо, Ник и сам может справиться со своим возбуждением, ему помогать никто не обязан. Какое к чёрту возбуждение? Риддл в тот момент испытывал только два чувства. Зависть и ненависть. Ненавидел парня, которого притащил с собой Эллиот, ему же завидовал. И Николас, и Макс были слишком собственниками, они не хотели, чтобы тот, кто принадлежит им, доставался кому-то ещё. Но, если Эллиот запретил приглашённому гостю касаться Риддла, и тот исполнил чужое желание, то сам Ники не мог повторить чужие действия. В конце концов, он даже не разделся, и в тот вечер лишь получил один поцелуй от незнакомого парня. Некоторое время понаблюдав за Максом и его случайным любовником, Николас свалил домой, хлопнув дверью. Эллиот расстроился? Вряд ли. Он этого даже не заметил, написав лишь только, что, если не хватает раскрепощённости, то не стоило и соглашаться на эту авантюру.
«Ублюдок», – написал ему тогда Ник.
«Закомплексованная блядь», – ответили ему, сопроводив послание ржущим смайликом.
Ещё бы! Какая великая ирония. Если Максу весело, то посмеяться должны абсолютно все, не только он, но и окружающие. Пусть даже ничего смешного для других в этом нет.
С тех пор Риддл понял, что в его сознании существует намного больше запретов, чем может показаться со стороны, и, если окружающие могут видеть в нём что-то одно, то не стоит быть уверенными на сто процентов, что они правы.
Сейчас Ник ни о чём подобном не думал, его мысли были сосредоточены исключительно на человеке, находящемся в его постели, а вместе с тем, начавшим проникать в душу и сердце, пусть даже он сам пока боялся этого и понимал, что всё может обернуться очередной ошибкой и трагедией.
Риддл с остервенением дёрнул молнию на своей толстовке, расстёгивая, стягивая с себя и отбрасывая куда-то в сторону. Он сменил положение, опираясь коленями на одеяло, потянулся к рубашке, надетой на Майкла, рванул полы в разные стороны, наплевав на то, что можно было бы пуговицы расстегнуть, а не вести себя, как обезумевшее животное.
– Жаль, – произнёс насмешливо.
– Чего именно?
– Красивая была рубашка. Извинишь меня?
– Это твоя.
– Да? Забыл, – Николас развёл полы рубашки и провёл горячими ладонями по торсу.
Прикрывая глаза от наслаждения от соприкосновения с чужим телом, чуть царапнул по нему ногтями.
– Так и знал, что оно потрясающее... Твоё тело, – выдохнул, наклонившись близко и прихватывая губы поцелуем, моментально получая отклик на свои действия.
В этот момент он чувствовал себя, как подросток, только-только вступивший в пубертатный возраст, у которого совершенно нет никакой выдержки, а потому достаточно только немного потереться об другого человека, чтобы моментально обкончаться, не прикасаясь к себе, даже минимально.
Ладони его вновь скользнули по плечам, впиваясь ногтями в горячую кожу, с нажимом, с легкой болью, которую и сам Риддл воспринимал положительно, стягивая рубашку окончательно. Он скользил языком по губам, проталкиваясь внутрь чужого рта, вновь ощущая горячий отклик на свои действия. Чувствуя ладонь в своих волосах, надавливающую на затылок, прижимающую ближе.
Его собственные руки заскользили выше, по шее, а после обхватывая чужое лицо. Нику хотелось целоваться долго, до умопомрачения, чувствуя горячий язык, ласкающий его нёбо, сплетающийся с его собственным языком. Чувствовать чужие ладони, скользящие по телу. Ему даже ничего особо делать не пришлось, возбуждение нахлынуло стремительно, утянув его в водоворот чувств и эмоций, заставляя терять голову от чужого присутствия рядом, от этого запаха. Кажется, Лайвли воспользовался одним из парфюмов самого Николаса, но то, как он раскрылся на чужой коже, было просто до невозможности сексуально.
Майкл потянул вверх чужую футболку, освобождая Ника от лишней одежды, расстегнул его джинсы, чуть потянув их вниз. Риддл, прижавшись к его губам, поцеловал в последний раз, скользнул языком по шее, по ярёмной вене, чуть прихватывая кожу зубами, зализывая укус.
– Просто лежи и наслаждайся, – выдохнул хрипло.
На сей раз, хрипотца была вполне естественной, а не наигранной, и глаза шалыми, едва ли не черными, с расширенным зрачком, затопившим радужку почти полностью. Ники вновь облизнулся, его губы были влажными, чуть приоткрытыми, а руки ловкими и умелыми, он потянул чужие брюки вниз, окончательно уничтожая мысль, что сегодняшнее совместное утро ограничится исключительно поцелуями и откровенными разговорами. Губы скользнули вниз по торсу, по животу, язык прошёлся по коже, оставляя за собой влажный след.
«Лежи и наслаждайся...»
Горячо, почти до умопомрачения, влажно, глубоко, так, что все мысли вылетают из головы. Риддл явно себя не переоценивал, когда говорил, что умеет многое, когда откровенно предлагал себя, обещая небо в алмазах, но даже на словах он точно не мог передать того, насколько здорово умеет это делать. Его язык, его губы, ладони. В совокупности его действия представляли собой просто дикий коктейль, вышибающий мозги. Он закрыл глаза и просто делал то, что хотел. Его собственные желания в этот момент странно совпадали с желаниями Майкла. Проколотый язык скользил по всей длине, губы то плотно обхватывали, то свободно скользили, с каждой секундой приближая к разрядке. Ладонь легла на затылок, сжимая светлые пряди, заставив насадиться почти до упора. Не видя выражения чужого лица, Лайвли был уверен, что сейчас Ник нисколько не смущён, а, скорее, удовлетворённо бы улыбнулся, будь у него такая возможность.
Поцелуй с солоноватым привкусом странно не отталкивал и даже не смущал, потому, напав на Майкла с поцелуями, Риддл получил бурный отклик, придвинулся ближе, опёрся локтями на кровать. Одной ногой он прижал штанину к одеялу, стараясь как-то вывернуться из джинсовой ткани, скрывавшей его ноги. Запустил ладонь под подушку, вытаскивая теперь уже не ключ, а серебристую упаковку с презервативом. Обнял Лайвли за шею, соединяя руки и перекрещивая запястья.
– Надень, – прохрипел, чувствуя себя так, словно балансирует на самом остром, только что наточенном лезвии.
В эмоциональном плане, разумеется.
– Думаешь, стоит?
– А ты ещё сомневаешься? – выдохнул, запрокидывая голову, чувствуя быстрые прикосновения губ, влажные, мягкие, иногда сменяющиеся грубыми, оставляющими после себя отметины на коже.
– Нет.
– Тогда надень и трахни меня.
– Смазка...
– Без неё. Просто будь осторожнее. Давай.
Ник вложил серебристую упаковку в чужую ладонь, окончательно стянул с себя джинсы вместе с нижним бельём.
Никогда раньше Майкл не разглядывал мужские тела, никогда не думал, что они могут так на него действовать, так возбуждать, так приковывать к себе внимание.
Мысли в его голове превратились в дикую мешанину, определённости больше не было. Он смотрел на то, как Риддл обхватывает губами пальцы, облизывая подушечки, как вновь прикрывает глаза, но при этом на лице его появляется полуулыбка, он понимает, что за ним наблюдают, и ему это наблюдение нравится. Смотрят? Отлично, лучше просто быть не может. Как кончик языка скользит по влажным пальцам...
Николас совсем не удивился, когда оказался прижат к кровати, а между ног его втиснулось чужое колено. Он словно того и ждал, поскольку без лишних вопросов сам развёл ноги в стороны, предлагая сделать то, ради чего, собственно, они здесь и собрались, вцепился ногтями в чужие плечи и, ничего не говоря, потянулся к губам Лайвли.
Несмотря на, пусть и минимальную, но всё же подготовку, в первый момент ему было больно. Пусть не раздирающе и оглушающее, но всё же больно. За месяц добровольного воздержания Ник даже успел немного отвыкнуть от подобного. Он лежал, запрокинув голову, покусывал нижнюю губу, чувствуя, что ещё немного и прокусит её до крови, волосы прилипали ко лбу, а на шее нервно билась жилка. Он ощущал каждый толчок и каждый раз жмурился, когда Майкл продвигался немного, тем не менее на чужую реплику отозвался злобно, едва не зашипев, чтобы Лайвли не смел вытаскивать. Возбуждение не спадало, а определение «течная сука», как никогда правдиво отражало всю суть, мутные капли естественной смазки на животе были прямым тому подтверждением.
Ники ненавидел боль, причиняемую нарочно, но вот такую принимал без особых возмущений, умудряясь даже получать от неё удовольствие.
Его ногу подхватили под коленкой, практически прижимая к плечу, попробовали податься назад и вновь толкнуться вперёд, сейчас это было уже не так сложно, как в самый первый момент.
Риддл был чувствительным, до безумия чувствительным. Он на любое прикосновение реагировал, без исключения. Его хриплое, сорванное дыхание, его стоны, переходившие время от времени в вопли, скорее всего, неоднократно в это утро вывели из состояния равновесия соседей, если, конечно, звукоизоляция оказалась не из лучших. В чём Майкл, конечно, сомневался. Вопрос, заданный во время завтрака, получил неожиданный ответ. Под музыку Лайвли сексом не занимался, но вот сейчас звуковое сопровождение было гораздо круче любой песни, которую только можно было представить.
Наверняка, если бы этот секс можно было сопоставить с музыкальной композицией, она получилась бы в рок-обработке, а не ванильной романтикой саундтрека из девичьих фильмов, робких поцелуев, осторожных прикосновений и «Давай? Нет, подождём ещё».
А ещё подошёл бы немецкий вокал. Грубый, отрывистый, без плавности и мягкости, свойственной английскому, без томного мурлыканья французского или веселенькой бравады испанского.
Воздух в комнате казался Нику обжигающим почему-то. Наверное, всё дело в том, что к щекам то и дело приливал жар, внутри грудной клетки металась обезумевшая, чокнутая, похожая на него самого птица, а каждый вздох, казалось, опалял и приоткрытый рот, и легкие, когда в них попадал и сгорал кислород. Спинка кровати совсем немелодично билась о стену, а сам Николас скользил по противной шелковой простыне, на которой хорошо было спать, но вот заниматься сексом – как-то не очень. Потому что он чувствовал, ещё немного, и его дотрахают до края кровати, а потом...
Он неловко взмахнул рукой, едва не сбив на пол лампу, когда почувствовал, что опоры не осталось, голова свесилась с кровати. Будь у Риддла волосы подлиннее, они, несомненно, подмели бы пол. Майкл положил ладони на его плечи, утягивая обратно на кровать, отчего Ник коротко вскрикнул, но тут же замолчал. Руки ему завели за голову, прижимая к подушке и продолжая двигаться размеренно, плавно, заставляя каждый раз хрипло выдыхать и запрокидывать голову, потому что тупая боль уже практически полностью улетучилась, уступив место иным ощущениям. Николас некоторое время покорно лежал, позволяя Лайвли доминировать над собой, потом дёрнулся, высвобождая руки, подаваясь вперёд, насаживаясь до самого конца, вновь закрывая глаза от восторга.
– Давай, – выдал хрипло. – Давай же... Кончим один раз, потом второй заход сделаем.
Дальше что-то неуловимо изменилось, потому что Ники стал совершенно неуправляемым, в него словно вселилось нечто. Он кричал, срывая голос, но явно не для того, чтобы переплюнуть порноактёров своими воплями, он царапался, оставляя на лопатках набухающие красные полосы. Не удержался и вцепился зубами в чужое плечо, кончая без прикосновения к себе, на одной лишь стимуляции. И затем откидываясь на подушки, всё ещё продолжая держать ноги согнутыми в коленях. Да ему и не хотелось их сводить, ему хотелось сдохнуть, но не от отвращения к себе или угрызений совести, а от полного удовлетворения, опустошающего, выбивающего из головы все мысли, которые до этого вроде бы подавали признаки жизни. От того, что оно только что обжигающей волной прошлось по коже и по нервам.
– Ник?
– М? – не очень-то многословно поинтересовался он, повернув голову в сторону говорившего.
– Если хочешь, я могу попробовать.
– Что именно?
– То, что ты мне предлагал на кухне.
– Ты?
– Да.
– А...
– Так да? Или нет?
– Не знаю, если честно, – Риддл выглядел растерянным.
Макс ему почему-то такого не предлагал никогда. Впрочем, Ники сомневался, что Эллиот вообще кому-то согласится сделать минет, разве что ладонью довести до разрядки, но рот... Это не в его компетенции.
Нет, в принципе, это не было для Николаса в новинку. Если не делал Макс, то были другие, способные научить и показать на собственном примере. После первого расставания с Эллиотом он, конечно, не пустился во все тяжкие, но вполне неплохо провёл время в чужих постелях, попробовав, сравнив, но почему-то чётко вбив себе в голову, что с Максимилианом будет лучше всего, потому что они – яркий пример настоящей любви. Просто Макс этого ещё не понял. Сейчас склонялся к мысли, что пусть не понимает, как можно дольше. Лучше – никогда.
Услышав чужую реплику, Майкл для себя сделал определённые выводы, оказавшиеся далеко от отрицательного ответа, потому что уже через несколько минут молчания положил ладони на доверчиво раскрытые бёдра, раз уж Ник так и не соизволил свести ноги вместе.
Прикоснулся губами к напряженному животу, оставляя на коже влажный след, провёл рукой по внутренней стороне бедра. Риддл закусил губу, чтобы в очередной раз не застонать, ему почему-то хотелось понаблюдать за чужими действиями, не демонстрируя истинные эмоции, а делая вид, что ему не очень-то всё это нравится, он просто мимо проходил. Но тело его было куда откровеннее, потому что оно всегда откликалось именно на ласку, а не на жестокость в неприкрытом виде.
Разумеется, Лайвли понимал, что у него не получится так же, как у самого Ники. Не будет горячего металлического шарика в языке, добавляющего ощущений, не будет той самой техники, но ему искренне хотелось доставить удовольствие другому человека. В конце концов, в сексе со своей нелюбимой пассией он всё делал без особого стеснения, да и она сама всегда говорила, что стесняться можно где угодно, но вот в постели стыд нужно отбрасывать, потому что он мешает получить наслаждение в полном смысле этого слова. Можно считать что-то постыдным и убегать от этого, а можно попробовать и получить удовольствие. Сама она никогда не скрывала своей любви к оральному сексу, как со своей стороны, так и со стороны своих мужчин. Она считала, что между партнёрами в постели должно быть равноправие, о чём всегда и говорила Майклу. Потому-то сейчас он не делал из своего поступка трагедии вселенского масштаба, сосредоточившись лишь на том, что ему было хорошо. Нет, ему было... Далее вполне могло бы проскользнуть непечатное слово, которое Лайвли даже в мыслях решил не озвучивать, основное внимание уделив своему занятию. И, когда Ник, кончая второй раз за это утро, забылся и не позволил отстраниться, постарался расслабить горло, чтобы не давиться и не кашлять надсадно, всем своим существом демонстрируя, насколько ему это не понравилось. Хотя, он пока и не мог сказать, понравилось ему или нет. Отвращения точно не вызвало, но вопрос с глотанием оставался открытым. Терпко-солёная жидкость оставила какой-то странный привкус во рту, часть всё же потекла по подбородку, стоило только открыть рот и слегка разомкнуть губы.
Он потянулся, чтобы стереть мокрую дорожку со своего подбородка, но остановился, услышав подозрительно соблазнительный шёпот:
– Подожди.
Майкл подождал. Ники подобрался ближе к нему, оперся обеими ладонями на противную скользкую простыню, прикрыл глаза, и, недолго думая, провёл языком по коже, слизывая всё. При этом словил ещё немного кайфа от запаха одеколона, который на влажной от пота коже раскрылся сильнее, чем прежде.
– Вот так будет лучше, – произнёс, коснувшись кончиком пальца уголка чужого рта.
– Намного.
– Будет вообще замечательно, если ты...
«... меня ещё раз поцелуешь», – произнёс только в мыслях, потому что наяву его и так поцеловали, проводя ладонью по спине, касаясь пальцами тех мест, где были шрамы, спускаясь ниже, к ямочкам на пояснице, поглаживая их.
Риддл обвил одной рукой шею Лайвли, второй неспешно провёл по торсу вверх и вниз, словно прикидывая, что сейчас лучше сделать.
Ответ нашёлся сам собой. Одеться.
Не потому, что продолжение казалось глупостью, а потому, что в дверь позвонили, и Ники приблизительно понимал, кто именно решил нанести ему визит вежливости в первое же утро наступившего года.
– Твою же мать, чёртов урод, – выпалил на одном дыхании, но не столь громко, чтобы за дверью могли расслышать его возмущения.
Ник нацепил футболку, натянул джинсы на голое тело. Поскольку рубашку, в которой Майкл провёл эту ночь, он разорвал, пришлось бросить ему свою толстовку. Лайвли и сам понимал, что перед другим человеком, желавшим увидеть Николаса, он в обнажённом виде предстать не может. Слишком эпатажное появление.
– Ты об отце? – решил уточнить.
Под определение, выданное Николасом, Максимилиан тоже неплохо подходил, но он вроде бы свалил в Швейцарию вместе со своей семьёй. Во всяком случае, в поздравлении новогоднем написал именно это. А уж где его носило, точно Майкл не знал, да и знать не хотел. После встречи в кинотеатре и поцелуя без согласия он как-то иначе воспринимал Эллиота, понимая, что Ники, скорее всего, говорит правду. Макс редко интересуется чужим мнением, предпочитая ставить своё превыше всего.
– Угу, – подтвердил Ник, вновь расчесываясь пальцами. – О нём.
После чего отправился в прихожую, чтобы открыть дверь посетителю своей скромной обители.
И, надо сказать, в своих предположениях не ошибся, потому что за дверью стоял как раз Кирк Риддл собственной персоной. Для чего он вообще приехал, Ники не очень понимал. Да, если говорить откровенно, он никогда не понимал, какого хрена отец приезжает сюда и следит за ним. Если он захочет устроить какое-то дикое мероприятие, он сделает это, никто не запретит. С каждым несправедливым обвинением желание пойти против системы росло и ширилось. Дух противоречия, мирно затухший с завершением переходного возраста, время от времени поднимал голову и заявлял авторитетно: «Какого хрена ты это слушаешь? Дай уже реальный повод наорать на тебя».
– Привет, чем обязан? – поинтересовался, упираясь локтем в дверной косяк и встав у отца на пути.
Честно говоря, сейчас у Николаса не было ни малейшего желания общаться со своим родителем, выслушивая слова о том, какую неблагодарную скотину воспитал Кирк Риддл, и насколько Максимилиан Эллиот лучше его собственного сына. Но это уже стало чем-то вроде традиционного пятичасового чаепития, только не для многих людей, а в пределах одной, отдельно взятой семьи.
– Просто проезжал мимо и решил заглянуть в гости.
– Проезжал мимо? И зачем? – хмыкнул Ник. – На работу тебе сегодня не нужно, так что вряд ли ты торопился туда. Смирись, придумывать веские причины для визитов у тебя никогда не получалось.
– Я и не обязан перед тобой оправдываться. Могу появляться здесь, когда мне захочется, – ответил Кирк, отодвигая сына в сторону и проходя внутрь помещения.
– Само собой, – протянул Ники, захлопывая дверь и складывая руки на груди. – Ты можешь здесь появляться, но я всегда буду задавать тебе один и тот же вопрос. Для чего ты это делаешь? Только не говори опять, что мама волнуется.
– Она волнуется.
– Знаешь, жду – не дождусь, когда мне исполнится грёбаный двадцать один год, и я смогу жить спокойной жизнью, вырвавшись из-под твоего контроля.
– Знаю.
– Думаю, в тот момент, когда я отпраздную совершеннолетие, моя жизнь станет качественно иной, – усмехнулся Николас, глядя на отца. – Прекратятся идиотские визиты вежливости, мерзкие нравоучения, которые в моей жизни вообще ничего не меняют и постоянные сравнения с человеком, который мне поперёк глотки стоит.
– Мне всегда казалось, что вы с Максом... друзья.
– Больше, чем друзья, ты хотел сказать, верно?
– Не обязательно уточнять. Ты и так понял, что именно я подразумевал под своим высказыванием.
– Время идёт, люди меняются. И я тоже меняюсь, хоть ты этого и не замечаешь. Да и твой достойный преемник тоже этого не замечает. Я не люблю статичность, мне хочется двигаться вперёд и развиваться.
– Как раз этого ты и не делаешь.
– Цель твоего визита? – повторил Ники, возвращаясь к первоначальной теме разговора, которая волновала его сильнее всего.
– Посмотреть, как ты провёл новогоднюю ночь.
– Отдался футбольной команде и истощил все городские запасы алкоголя. Нормальный отчёт?
– Посмотри на себя в зеркало и сам поймёшь, что ирония не удалась.
– Неужели?
– Выглядишь, как затраханная блядь.
– До тех пор, пока я не выхожу на улицы с плакатом: «Я сын Кирка Риддла», тебя это волновать не должно.
– Но меня волнует.
– Я даже спрашивать не буду, почему. Потому что я – позор всей семьи и бла-бла-бла...
Николас закатил глаза, показывая, насколько его бесит эта ситуация и эти разговоры, которые ему никогда удовольствия не приносили. А вот его отцу, похоже, чем-то приглянулись. Иной причины для их постоянного повторения банально – не находилось.
– Чтобы после каникул вернулся домой.
– Ты же знаешь, вернусь, но потом снова уеду. Зачем устраивать фарс?
– Затем, что хочу вырастить из тебя человека.
– И как выглядит нормальный человек в твоём представлении? Как Эллиот-младший? Не отвечай, я и так знаю, что догадка правильная. На этом, думаю, твоя миссия по воспитанию неразумного ребёнка завершена. Считай, что я внял советам, сейчас пойду и посыплю голову пеплом, после чего сделаю левел-ап, как у покемонов и моментально стану идеальным сыном. Пока, и спасибо, что заглянул в гости.
– Надо же. Сегодня ты даже не споришь.
– У меня голос сел. Разговаривать больно, – хмыкнул Ники, не говоря точно, отчего именно с голосом случились такие метаморфозы, но Кирк и так понял, что ему вновь выдали пошлое высказывание.
Некоторое время они стояли друг напротив друга и молчали. В итоге, Риддл-старший бросил в сторону сына ещё один испепеляющий взгляд и направился к выходу. Странно, что его нравоучения не затянулись на стандартные сорок минут, как минимум. Или понял, что бессмысленно, или же к началу нового года подрастерял весь свой словарный запас. Печальная история, как назвал про себя этот запущенный случай Николас.
Закрыв за отцом дверь, Риддл выдохнул и несколько секунд стоял, прислонившись спиной к прохладному дереву, покрытому лаком. После разговоров с Кирком обычно хотелось сделать какую-нибудь гадость, например, разбить зеркало или запустить недавнему визитёру чем-то тяжёлым в голову. Ник держал себя в руках, долго держал, понимая, что терпение у него не вечное. В отношениях с отцом нужно что-то менять. Или же перестать с ним общаться, или попытаться помириться. Первый вариант казался гораздо реальнее, второй – из области фантастики.
– Вы всегда общаетесь в таком ключе? – спросил Майкл.
– Преимущественно, – улыбнулся Ники. – А что? Удивлён?
– Есть немного.
– Не я первый, не я последний, – пожал плечами Риддл, падая на кровать и хватая свой телефон. – Иди сюда, – произнёс похлопав по кровати рядом с собой.
– Но всё же, мне это сложно понять, – признался Лайвли. – У меня не было отца, и не скажу, что я никогда не мечтал о его появлении. Бетти хорошая мать, но слишком сдержанная.
Николас засмеялся тихо, проводя пальцем по экрану и пролистывая композиции.
– Что смешного?
– И это говорит тот, кого я в момент знакомства считал самым сдержанным человеком на земле. Ну, или одним из них...
– Я уже говорил как-то, что не всегда понимаю, как найти подход к людям, да и стоит ли его вообще искать, если на то пошло.
– Иногда стоит, – заметил Ники. – Я не жалею, например о том, что познакомился с тобой. А ты?
– Жалею ли, что знаю тебя?
– Ну, да.
– Нет.
– Какая гармония, – Риддл произнёс это немного насмешливо, но потом улыбнулся гораздо теплее. – Это не игра, правда. Мне хорошо с тобой, даже слишком хорошо.
Палец замер на экране, отмечая выбранную композицию. Оставив один наушник себе, Ник второй протянул Майклу, предложив оценить свой выбор.
– А Макс?
– Пусть провалится в ад. У него там много родственников.
– Есть что-то ещё, чего я не знаю о ваших отношениях?
– Ты многого не знаешь. Но, думаю, со временем, я расскажу тебе все свои секреты, одну лишь только правду, – Ники немного понизил голос, стараясь говорить так, чтобы их общение не перебивало музыку, а проходило лишь на фоне её.
– Секретов много?
– Достаточно, в принципе. Могу один рассказать прямо сейчас, но он касается не отношений с Эллиотом, а поясняет моё неприятие к отцу. Только в обмен на мою историю ты тоже расскажешь что-нибудь провокационное о себе. Идёт?
– Что-то вроде «Правды или действия»?
– Да, в этом ключе.
– Окей.
– До определённого времени мы с ним неплохо ладили, более того, он относился ко мне, как к достойному наследнику семьи Риддл, что в представлении отца – высшая награда и похвала. Потом случилось страшное, мне исполнилось четырнадцать, и начался переходный период, именуемый бунтом непонятой души. Не подумай ничего такого, у меня не было серьёзных проблем, вроде попадания в какие-то истории с наркотиками или проституцией. У меня были исключительно алкоголь и Макс. Втроём мы неплохо проводили время, весьма активно... А потом к отцу попали фотографии, на которых я был запечатлён с Эллиотом в весьма недвусмысленной позе. Собственно, сейчас я не сомневаюсь, что это Макс и решил сыграть со мной в такую игру, проверяя, как отреагирует мой отец, как поведу себя я. Как я себя повёл? Ну, было бы странно отнекиваться, когда фотографии и так всё показали в подробностях, кто, с кем, как и кому. В итоге, мы поссорились с отцом. Он до сих пор не может понять, почему именно я. Тогда он сказал мне, что, если я собираюсь и дальше ложиться под мужиков, то должен валить на операцию по смене пола, а, когда стану девушкой, уже вешаться на какого угодно парня. Поскольку становиться девушкой я не собирался, и пол меня вполне устраивал... Понятно, что взаимопонимания это у нас не вызвало. Эллиот для моего отца – образец идеального сына. Он не мается дурью, собирая комиксы о супергероях, не тратит своё время на глупости, вроде моей рок-группы, ни под кого не ложится. Он уверенно смотрит в будущее, уже определился с профессией, отлично разбирается в делах «Эллиот-групп», да и вообще, к чему не прикоснётся – всё в золото превращает. И наплевать на его ориентацию, потому что он – топ, а это не так унизительно, как моя позиция. Это же он периодически присовывает кому-то, а не ему.
– О том, что этот идеальный человек сделал с твоей спиной, родители знают?
– Нет.
– Почему?
– Потому что Кирка, в принципе, не волнует состояние моего здоровья. Даже, если я приползу к порогу нашего дома, подыхая, он найдёт причину, чтобы во всём обвинить меня и захлопнет дверь перед моим носом. И не спорь. Я знаю своего отца, я знаю, о чём говорю. Пусть провалится туда же, куда я недавно отправлял Макса. Они найдут общий язык с коренными жителями.
– А мы-то куда попадём? – усмехнулся Лайвли, проведя ладонью по щеке своего собеседника и чуть приподняв его подбородок.
– Туда же, – хмыкнул Ники. – Но они прямо сейчас, а мы – потом. Die Hölle muss warten, – произнес на полном серьёзе. – А раз должен, то подождёт.
– Я не знаю немецкого.
– Да?
– Да.
– А что тогда учишь?
– Испанский, – признался Майкл.
– Вот как, – Николас улыбнулся. – В принципе, несложно перевести. Ад должен подождать. Только и всего.

Поиск по сайту: