Глава 13. Первое утро нового года

Soundtrack: Oomph - Nothing; Oomph - Niemand

Первым, что Майкл увидел, проснувшись во второй раз, был ключ, валявшийся на кровати между ним и Риддлом. Затем уже взгляд переметнулся в сторону Ника, который стащил с себя толстовку и спал сейчас в одной футболке. Поскольку Николас спать в одной позе не мог и ворочался с боку на бок, футболка его несколько задралась, частично обнажив спину. На ней же чужой взгляд и замер, отмечая тонкие полосы шрамов, выделявшихся на общем фоне. Их можно было благополучно пропустить, если не приглядываться, но Лайвли как раз это и делал. Внимательно разглядывал спину человека, лежавшего рядом, прикидывая, откуда на теле могли появиться подобные «украшения». Даже о ключе благополучно позабыл.
Ники чувствовал на себе пристальный взгляд, но открывать глаза не спешил, прикидывая, что сейчас скажет или сделает Майкл. Идея была всего одна, наиболее рациональная. Схватится за ключ и свалит из квартиры, подальше от извращенца, подставившего спину под плётку. Эти шрамы остались у него в качестве напоминания на всю жизнь. Эллиот как-то сказал, что это очень символично. Они могут расстаться, ещё раз сойтись, снова расстаться, но итог окажется один. Он навсегда отпечатался в памяти Николаса, и эти полосы будут одним из самых ярких напоминаний. Риддл так и не понял, что это было. То ли высказывание серьёзное, то ли извращенная шутка, пропитанная чёрным юмором и сарказмом, королём которого считал себя Максимилиан.
С трудом оторвавшись от созерцания чужой спины, Лайвли потянулся к ключу, но в тот самый момент, когда пальцы коснулись металлической пластинки, поверх его ладони легла чужая, прижимая её к постели, а Ники всё же открыл глаза и улыбнулся немного ехидно.
– Доброе утро, – произнес радостно. – И с новым годом. Надеюсь, проведу я его не так, как встретил.
– Не в моей компании? – поддел Майкл.
– От компании не откажусь, а вот некоторые обстоятельства лучше вычеркнуть. Не хочу думать, что мне все триста шестьдесят пять дней придётся постоянно бороться с последствиями чужого пьянства.
Риддл засмеялся, спустил ноги с кровати и потянулся к своей толстовке, валявшейся на полу. Одернул футболку, вновь почувствовав, что чужой взгляд прикован к его спине. И, наверное, Лайвли жаждет услышать объяснения, откуда взялись эти шрамы на теле. Разумеется, понимает, что они не сами собой появились, это не мистика, а реальные жизненные обстоятельства, с которыми Николасу пришлось столкнуться. Или он сам того возжелал.
Ники провёл ладонью по волосам, приглаживая торчащие во все стороны патлы, понял, что в борьбе за идеальную укладку это не очень-то помогает, потому не стал изощряться, а просто накинул на голову капюшон.
– Интересно? – спросил Риддл.
Он не торопился оборачиваться, просто занимался повседневными делами. Сейчас вот подошёл к окну и дёрнул шторы, впуская в квартиру солнечный свет, хотя этот серый день вряд ли мог носить гордое звание «солнечного света», скорее, угрюмого какого-нибудь. Домашние тапочки Николас благополучно игнорировал, возможно, у него их вообще не было, потому он ходил по паркету босиком.
– Что именно? – вопросом на вопрос ответил Лайвли.
Конечно, он понял, о чём говорит хозяин квартиры, но свой интерес столь открыто демонстрировать не хотелось, почему-то становилось стыдно за излишнее любопытство. Вопрос казался слишком откровенным, чтобы задавать его человеку, которого видишь только четвёртый раз в жизни, и, который, скорее всего, воспринимает подобные вопросы, как покушение на личную свободу. Всё легко оправдывалось его искренней заинтересованностью в личности Риддла, и, как следствие, во всех его делах, но Майкл не собирался об этом говорить, время от времени напоминая себе, что Ники всего лишь пытается своими действиями что-то доказать Эллиоту. Его личность, как третьего участника событий, выбрана абсолютно рандомно. Если бы Макс сказал, что влюбился в другого человека, сейчас в квартире Николаса, вероятно, находился бы другой человек. Кто же его знает, чем он руководствуется в своих поступках.
– Могу рассказать о войне красной и белой розы. Устроит? – усмехнулся Ники, разделавшись с занавесками и повернувшись, наконец, лицом к собеседнику.
– Вряд ли.
– Тогда просто скажи, что да, тебе интересно, и я всё расскажу.
– Не любишь сложности?
– Когда всё очевидно, нет. Это выглядит, как глупое кокетство, – пояснил Риддл, проигнорировав кровать, на которой можно было устроиться и усаживаясь непосредственно на пол.
Он сидел так, словно находился не в комнате, а где-то на лесной опушке, у костра, согнув ноги в коленях и устроив на них руки, сцепленные в замок.
– Хорошо, – кивнул Майкл. – Мне интересно. Откуда это?
– От ошибок молодости и времён, наполненных экспериментами, – Ники произнёс это без особого сожаления и трагизма, которые могли бы натолкнуть на мысли о театральщине. – Один мой знакомый возжелал попробовать себя в мире BDSM, а поскольку, кроме меня на это никто не согласился, то его плётка встретилась с моей спиной. Видимо, он вошёл в раж, потому что благополучно позабыл о моих ощущениях, сосредоточившись на своих собственных. Как итог, я получил разодранную спину и вечную ненависть к такому виду сексуальных практик. Мне достался хреновый Дом, не смог привить вкус к жизни.
– Макс? – предположил Лайвли, сильно сомневаясь в правильности своих слов.
Но просто больше никого из партнёров Николаса он не знал, вот и назвал это имя.
– Ага, он самый, – неожиданно подтвердил Риддл. – Он у нас вообще любитель пробовать всё новое, только частенько ему знаний не хватает. Но он же гений, он знает, как лучше. Зачем ему тратить время на изучение теории, когда всё можно испытать на практике?
Ники не удержался и хохотнул. Майкл не знал, что ещё сказать в ответ или же спросить. Как-то странно было услышать, что шрамы на спине Николаса – дело рук Эллиота. В воображении рисовался почему-то другой образ, нисколько не похожий на Макса. Кто-то более взрослый, пресыщенный жизнью, оттого отчаянно тянущийся к экспериментам. Или же просто Майкл, будучи несколько консервативным, не мог проникнуться чужими мотивами? Наверное, это было самое верное объяснение происходящему.
– Тебе понравилось? – внезапно спросил Ники, резко меняя тему разговора.
– Что конкретно?
– Целоваться с Эллиотом.
– Откуда ты знаешь, что...
– Правда, не догадываешься? Да он же мне первому об этом и рассказал, стоило только вам разойтись. Знаешь, ему, судя по всему, очень. А какие ощущения у тебя?
– Один: один, – усмехнулся Лайвли.
– Что?
– Вы сравняли счёт. Сначала ты, потом он. Можете радоваться, у вас ничья. Что там вторым пунктом идёт, а?
Николас посмотрел на собеседника взглядом человека, который очень сомневается в психическом здоровье окружающих.
– Лечение от идиотизма, – ответил Риддл через некоторое время, поднимаясь и выходя из комнаты.
Майкл проводил его задумчивым взглядом. В итоге пришёл к выводу, что вообще ничего не понял, а последняя фраза Ники окончательно спутала карты, которые только-только начали нормально распределяться по стопкам. Самому Лайвли его замечание казалось достаточно рациональным, не лишенным логического зерна, но теперь в душе появились какие-то семена сомнений. Ладно, Макс сказал Нику, что целовался с одноклассником. Что в ответ сказал Риддл? Что он сделал это раньше? Или же промолчал? А если промолчал, то по каким причинам?
Гадать можно было ещё очень долго, но Майклу хотелось получить правильный ответ, не плутая в трёх соснах. Некоторое время он ещё смотрел на дверь, прикидывая, вернётся Николас в комнату или же нет, осознал, что удостаивать его своим визитом никто не собирается и всё же выбрался в коридор. Риддл сидел на кухонном столе и цедил ледяную минералку из бутылки, словно это он вчера напился, и теперь его мучила великая сушь во рту. Судя по всему, в комнату Ники не торопился, он уже взялся за другие обязанности и занимался завтраком. То есть, как занимался, просто разогревал что-то готовое, что хранилось в холодильнике. Сложно было представить Николаса, готовящим что-то. Да, легко в танце, да, просто с гитарой в руках, но вряд ли – со шваброй.
– Ты что-то готовишь? – спросил Лайвли чисто для того, чтобы возобновить диалог.
– Я умею готовить всего три блюда, – усмехнулся Риддл.
«Яичницу, сосиски и макароны», – сразу же всплыли в сознании три простейших блюда, приготовить которые может кто угодно.
Даже тот, кто никогда не имел дел с кулинарией. Хотя, не факт, ой, не факт.
– И какие?
– Горелая хрень, лёгкая версия, – принялся загибать пальцы Ник. – Горелая хрень, обычная вариация. Горелая хрень, тяжеляк. Вряд ли тебе сейчас хочется пробовать это, потому своими кулинарными талантами поражать не стану, накормлю тем, что готовила Энджи. Мамину еду можно есть без опасения.
Спрыгнув со стола, он подошёл к микроволновке, вытащил прихваткой, которую, скорее всего, тоже привезла сюда Энджи, блюдо с панкейками, поставил его на стол и поинтересовался, обращаясь к гостю:
– Клубничный соус или кленовый сироп?
– Не знаю. Тебе самому что больше нравится?
– Сироп приторный, соус вполне себе. Я вообще-то не очень в этом разбираюсь.
– Да? Мне казалось, ты любишь сладкое.
– Карамельный латте – это для меня та ещё наркота, – признался Риддл. – Но это единственное, что я люблю из сладкого. В кафе заказал мороженое просто потому, что захотелось. Почему захотелось – уже другой вопрос. Ответа не знаю, спрашивать, чем руководствовался, бессмысленно. Садись, завтракай. А я пока схожу в ванную, причесаться надо. Не хочу, как привидение по дому скользить.
Он вышел из кухни, оставив Майкла наедине с горкой панкейков и двумя бутылочками со сладкими соусами. Вопрос, который из соусов лучше, так и остался нерешённым, потому Лайвли решил попробовать их оба. Сосредоточенность на вопросе выбора соуса только сильнее убедила его в том, что он старается отвлечься от реальности, в которой его интересуют более насущные проблемы, а именно – собственная роль в любовном треугольнике, созданном Эллиотом и Риддлом. Об этом хотелось поговорить, об этом постоянно думалось, но Майкл продолжал переключаться на соусы, не представляя, как подступиться к обсуждению важного вопроса.
Ники появился на кухне через некоторое время, уже при полном параде. Теперь волосы снова лежали нормально, и он мог спокойно снять капюшон. Опершись на плечо Лайвли, он подцепил из общего блюда один блинчик, обмакнул его в смешанный соус, образовавшийся на чужой тарелке.
– Чай, кофе? – спросил так, словно Майкл здесь каждое утро завтракал, и для них это было обычным делом.
– Молоко, – ответил Лайвли.
– Да?
– Если есть.
– Ага, – отозвался Николас, доставая два стакана и вливая в них молоко из пакета.
Этикетка гласила, что напиток годен ещё достаточно долго, так что отравиться им нельзя. Хотя, вряд ли после вчерашнего Майкл сильно будет комплексовать, если его стошнит.
– Пытаешься лечиться народными методами? – поинтересовался Риддл, устраиваясь напротив Лайвли.
Поставил перед собой пустую тарелку, на которую тоже налил оба соуса, перемешал их кончиком пальца и, не задумываясь над тем, как выглядит со стороны, облизал его.
– В смысле?
– Говорят, молоко снимает интоксикацию. Сам точно не знаю, не проверял.
– Если надышишься краской, только тогда.
– А, вот оно что, – протянул Ник, отщипывая немного от своей порции и опуская её в соус. – Говорю же, не очень в этом разбираюсь.
– Ники?
– Что?
– Давай поговорим о том, что, я уверен, для нас обоих сейчас намного интереснее вопросов, связанных с гастрономическими пристрастиями?
– Давай, – Николас улыбнулся чуть поддразнивающее. – То есть, о чём?
– Сам говорил, что не любишь всё усложнять, когда идёт разговор об очевидных фактах. Зачем же сейчас делаешь это?
– Просто хочу послушать твою точку зрения. Ты предлагаешь разговор, ты и начинай.
– Почему Макс тебе рассказал обо всём, что между нами произошло?
– Потому что, – хмыкнул Риддл. – Нет, правда. Знаешь, я давно перестал понимать этого человека и мотивы его поступков, единственное, в чём я сейчас уверен, так это в том, что Эллиот любит причинять боль. Не столь важно, на каком уровне. На эмоциональном или физическом, он всё равно достигает своей цели, и в этот раз у него тоже всё получилось просто замечательно. Он рассказывает мне о своей влюблённости и первых достижениях потому, что, как он сам говорит, хочет честности. На самом деле, ему нравится наблюдать за моими действиями. Он ждёт, когда же я выйду из себя, устрою истерику и попрошу прекратить активничать в отношении другого человека. Просто он ждёт, что я снова позволю надеть на себя ошейник и держать на привязи.
– Ошейник? – нахмурился Майкл, вспоминая недавний разговор.
– В переносном смысл, не такой. Такие я ношу только по собственному желанию, на них обычно есть шипы. Ну, ещё я их ношу, когда нужно замаскировать синяки на шее.
– Тоже работа Макса?
– О, да! Он любит это дело, когда тело, лежащее под ним, начинает закатывать глаза, воздух перестаёт поступать в лёгкие, и оно корчится в агонии. Здесь тоже есть свои нюансы, нужно уметь рассчитывать силу и длительность подобных сеансов, иначе можно получить хладный труп вместо удовлетворенного партнёра.
– А тебе это нравится?
– Скажем так, со временем можно привыкнуть ко всему, но восторга я не испытываю.
– На то есть причины?
– Моей спины недостаточно?
– Я говорю именно об удушении.
– Ну, эти две истории немного связаны между собой.
– Как?
– Решив вкусить запретного плода под названием BDSM, Макс разодрал мою спину в клочья. Решив попробовать поиграть в удушение, едва меня не прикончил, что, само собой, положительных впечатлений не добавляет. Секс – это эмоции, чувственность и удовольствие. В моём представлении. Когда я нахожусь в одной постели с Максом, к эмоциям примешивается ещё чувство страха, скорее, оно даже выходит в доминирующую позицию, потому меня он теперь редко душит. Я не умею расслабляться с пальцами, сжимающимися на горле. Меня охватывает паника, и это мешает процессу. Как-то так.
– Нос – его работа?
– Это? – Николас ткнул пальцем в несколько искривлённую перегородку. – Нет, это также ошибки молодости, но немного другие, вроде твоей вчерашней. Впрочем, по лицу бить Макс тоже любит, но его фетиш – это пощечины и разбитые губы. Говорит, что они у меня чрезвычайно чувственными становятся, когда на них капли крови появляются.
– Если тебе это совсем не нравится, почему ты с ним? Или в тебе всё же скрывается натура мазохиста, которая мечтает о жестокости, но боится в этом признаться, потому что окружающие не поймут?
– Почему я с ним? Хороший вопрос. Наверное, стоит адресовать его той старой ведьме, которая долго держала меня под своим влиянием, и я искренне верил, что так будет лучше всего?
– Старая ведьма?
Майкл понял, но всё же решил уточнить. И Риддл его не разочаровал, вновь обмакнув палец в сладкий соус и написав на своей тарелке четыре буквы, передающие весь смысл его недавней реплики. «L.O.V.E». Лайвли действительно угадал, кого подразумевал под старой ведьмой Ники, да и, в принципе, это было очевидно.
– А куда она делась сейчас?
– Сдохла в корчах.
– Так стремительно?
– Да. Иногда можно любить человека годами и десятилетиями, а потом в один момент понять, что чувство исчезло и больше не даёт о себе знать. Возможно, я попал как раз в такую ситуацию.
– Ник?
– М? – Риддл провёл оставшимся кусочком панкейка по тарелке, уничтожая всю надпись.
– Зачем тебе это нужно?
– Мне нужно что?
– Зачем ты вмешался в ситуацию, которую начал Макс? Ведь не было никаких интервью с участниками конкурса. Это всё исключительно твоя инициатива. Ты хотел посмотреть на меня в реальности, потому пришёл на территорию школы. И, когда мы столкнулись, ты уже знал, кто стоит перед тобой. Просто решил разыграть эту сценку... для чего-то.
– Впервые я увидел тебя не на паркете, и твой танец не поразил меня до глубины души.
– Ещё бы.
– Это насмешка?
– Нет. Просто признание твоего превосходства в танцевальной сфере. Тебя вряд ли возможно чем-то удивить, поскольку ваша группа гораздо... Не знаю, как сформулировать. Она разноплановая, а у нас узкая специализация, этим всё сказано.
– Впервые я тебя увидел возле того зала, в котором вы тренировались. В смысле, не самого зала, а помещения, в котором расположен зал. Тебя и Веронику, если быть точным. Ты тогда оперативно передаривал девушке подношение Макса, – Николас засмеялся, вспоминая события того дня. – Собственно, Эллиот меня туда и притащил, чтобы я посмотрел на его новую любовь. Он всегда так делает. Просто раньше он говорил, что ему понравился новый мальчик, а сейчас сказал, что влюбился. В этом небольшое различие между стандартными, казалось бы, ситуациями. Если хочешь знать, чего от меня в этой ситуации обычно хочет Макс, то я поясню. Обычно он хочет, чтобы я проверил его любовь на себе, а потом уже он вступает в игру и смотрит, как двое за него грызутся. Для меня это стало чем-то, вроде традиции, вклиниваться в его новые отношения, и в зависимости от ситуации либо влюблять в себя, либо драться за трофей большой любви, носящий фамилию Эллиот. Это называется свободными отношениями и практикуется достаточно давно. Мы уже когда-то были с Максом вместе, потом расставались, потом снова сошлись, и теперь вроде как вместе. Вроде как...
– А на самом деле?
Риддл задумался на время.
– На самом деле, у нас игра. Он играет в хозяина жизни, я – в подчинение. Я становлюсь таким, каким он меня хочет видеть. Впрочем, даже если я перестану это делать, его мнение обо мне не изменится. Мой образ в голове Максимилиана уже сформирован от начала и до самого конца. Даже надев строгий костюм, очки и галстук, начав подписывать выгодные контракты и ворочая миллионами, я останусь в его понимании шлюхой, которую можно в любой момент разложить на столе. Хотя, кажется, в последнее время этот пункт под вопросом.
– Почему?
– Мы перестали трахаться с того самого момента, как он объявил мне о своей влюблённости. Сейчас у нас больше общение о тебе. Мне выдают подробный отчёт о том, как продвигается соблазнение, я внимательно слушаю.
– И...
– Ничего не говорю в ответ. Это ты хотел услышать? Или что-то иное?
– Правду, независимо от того, какая она.
– Тогда ты выбил сто из ста. Я только что удовлетворил твой интерес. Да, Макс рассказывает мне о том, что происходит в вашей жизни, я благородно молчу, никак особо не реагируя на его рассказы. Не желаю делиться своими знаниями. Хочешь знать причину?
– Не откажусь.
– Ты мне нравишься, в этом всё дело.
– Ты мне тоже, – хмыкнул Майкл, осознавая, что речь идёт не исключительно о человеческих отношениях, а именно об их развитии в том ключе, о котором он подумал.
Риддл наклонил голову, как уже делал это в кафе, сидя напротив, но тогда ничего особо вызывающего не совершал, отдавая себе отчёт в том, что за свои действия можно дорого заплатить при неудачном раскладе. Сейчас у него сомнений не было, поскольку он знал, что Лайвли его отталкивать не станет ни при каких обстоятельствах.
В кухне после взаимного признания повисла тишина. Николас лишь улыбался своей до безумия порочной улыбкой и ничего не говорил в ответ, не требовал продолжить сеанс откровения. Майкл потянулся к своему стакану, хотел сделать глоток, но не успел. И даже порадовался этому, потому что в противном случае, заплевал бы всё вокруг, почувствовав прикосновение чужой ступни к своей ширинке.
– Я заметил, – произнёс Ник. – Пожалуй, даже очень нравлюсь.
– Ты всегда такой?
– Какой именно?
– Пошлый.
– Не пошлый. Скорее, откровенный. Просто, какой смысл – скрывать свои желания, если они имеют место быть?
– Не знаю, – ответил Лайвли.
Чужая ступня всё ещё покоилась на его ширинке и, кажется, её обладатель не собирался это утро оставлять целомудренным. Более того, он теперь оперся локтями на столешницу, чуть подался вперёд, немного ложась на неё, и пристально наблюдал за действиями Майкла. То ли хотел получить свободу действий, то ли просто проверял нового знакомого на вшивость, прикидывая, как долго тот сможет игнорировать его действия и сможет ли вообще?
– Вот и я – не знаю, – подхватил чужую фразу Риддл. – Лучше скажи, тебе понравилась песня, под которую мы выступали на конкурсе?
– Какая разница?
Темы разговора сменились как-то слишком стремительно, и связи между ними Лайвли при всём отчаянном желании держать ситуацию под контролем, не смог уловить.
– А ты когда-нибудь трахался под музыку?
– Какая...
–... разница, да? Просто я подумал о том, что мы все, кто так или иначе связан со сценой, своего рода эксгибиционисты. Мы обнажаем свои души в песнях, в танцах, мы заставляем тех, кто находится в зале, сходить с ума, глядя на сцену, хотеть нас, желать. Мы просто эмоционально их трахаем, а они... Уверен, они это понимают, но им это нравится, потому они не жалуются ни на что. Они хотят, чтобы мы ими овладевали. Кому-то достаточно одного только ментального траха, кому-то хочется забраться в нашу постель и получить удовлетворение на физическом уровне. Но далеко не у всех это получается. У Эллиота, например, не получилось. Не сомневаюсь, что он этого хотел, когда пришёл в гримёрку и что-то там чесал о том, что меня нельзя любить, и я разобью сердце любому человеку, который рискнёт в меня влюбиться. При этом он сам ничего в этом не понимает. Он никогда не любил по-настоящему, пусть даже уверен в обратном.
– И всё же не вижу связи между тем, понравилась мне песня с конкурсного выступления, и занимался ли я сексом под музыку?
– Потому что мыслительная деятельность тебе уже отказывает, и все мысли сосредоточились на том, что я делаю и говорю. Да хотя бы... – Ник облизнулся, – на моих губах. На том, что они могут сделать, если ты согласишься.
Если до этого момента Майкл ни о чём подобном не думал, то теперь его взгляд переместился на чужие губы, которые и без капель крови казались ему чувственными. Впрочем, не казались. Они такими и были.
– И многое?
– Думаю, да.
– Если об этом говорит Макс, это ещё ничего не значит.
– Если ты сейчас пытаешься меня задеть, у тебя ничего не получится.
– На самом деле?
– Да.
– Я не пытался, просто думаю, что ты можешь себя переоценивать.
– Могу, – согласился Николас. – Но вряд ли это делаю. Давай, попробуй отодвинуться от меня. Отклонись назад и ёбнись вместе со стулом на пол, только бы не признать, что хочешь почувствовать мои руки и рот там, где сейчас находится ступня.
– Самонадеянно.
– Не думаю. Тебе хотя бы раз в жизни отсасывали?
– Было дело.
– Правда?
– Да, – ответил Лайвли, приложив ладонь к груди, словно этот жест должен был убедить Риддла в правдивости чужих слов.
– Вероника?
– Нет.
– Парень? – бровь взметнулась вверх.
Если бы Ник услышал утвердительный ответ на свой вопрос, без промедления выпал бы в осадок.
– Нет.
– Значит, всё-таки девушка?
– Скорее, женщина бальзаковского возраста.
– Чистый тридцатник?
– Да. Они с моей матерью снимались в одном сериале, это было довольно давно. Наши отношения длились месяца полтора, не больше. И строились, в основном, именно на сексе, а не на чём-то другом.
– Я проиграл, – хмыкнул Ники. – Ты не девственник.
– Себе же и проиграл, – заметил Майкл, вспоминая условия пари. – Эллиот с тобой спорить отказался, если не ошибаюсь.
– Не ошибаешься.
– От того, что узнал новые подробности моей биографии, желание переспать со мной стремительно улетучилось, да? – Лайвли не удержался от ещё одного ироничного замечания.
– А у тебя было желание переспать со мной? – спросил Николас, перестав нарочно понижать голос, добавляя ему хрипотцы. – Хотя бы раз мелькала такая мысль? Или ты на меня так реагируешь только потому, что давно никого не было, а тело изголодалось по чужим прикосновениям?
– Оставлю эти знания при себе.
– Но они же напрямую касаются меня.
– Если всё пройдёт скучно, пресно и без должного накала, я всегда могу оправдать себя тем, что мне просто было неинтересно, на том и сойдёмся.
– А оно вообще пройдёт?
– Когда-нибудь, да.
– Ах, какая печаль, – вздохнул Риддл. – Мне хотелось сейчас.
– Когда-нибудь – понятие растяжимое.
Николас засмеялся, запрокинув голову, бросил смятую салфетку на стол и поднялся на ноги. Оказавшись рядом с Майклом, ухватил его за руку и потащил за собой. И Лайвли совсем не удивился, поняв, что направляется Ники в сторону спальни. Кажется, его «когда-нибудь» расценили, как «прямо сейчас, без промедления».

Поиск по сайту: