Глава 6. Рита Скитер

Драко.

— Так что, отец обещал мне поездку в Уэльс, будем налаживать контакты с местными производителями. Я просто уверен, что знакомство с ними я смогу использовать в своих целях после... Драко, ты вообще меня слушаешь?

Я встрепенулся, услышав свое имя, и глубокомысленно кивнул. Мне, откровенно говоря, было совершенно неинтересно, с кем там Блейз решил налаживать контакты, поэтому, направив на друга вежливо-внимательный взгляд, я погрузился в свои мысли. Мы направлялись в сторону Хогвартс-экспресса, который уже пускал в воздух клубы пара, готовясь к отправке. Мать прислала письмо с настоятельной просьбой приехать домой. Можно подумать, я хоть раз не приезжал! Я невольно нахмурился, вновь прокручивая в голове более чем странные оправдания Блейза. Конечно, я мог спросить прямо, что он имел в виду, но его необычное поведение не придавало ему доверия в моих глазах, а потому я решил дождаться прибытия в имение, чтобы поговорить с Нарциссой. Она, по крайней мере, точно желает мне добра. Отец вот уже полгода как пребывал в тюрьме, но не в Азкабане, а в более гуманном учреждении, где он хоть и сидел в одиночной камере, но имел право на посетителей и личную почту, разумеется, вскрываемую министерскими работниками на входе и выходе. Своим нынешним положением он не был обязан никому, кроме себя: он был достаточно хитер, чтобы не засветиться ни в одной крупной операции Лорда. Да, его видели вместе с другими пожирателями, но на фоне моей тетушки, Руквуда и Сивого он выглядел белой овечкой. Свою роль сыграли и не самые объективные свидетели, после щедро отблагодаренные Нарциссой. Срок у него был приличным, но мама говорила, что она сможет его вызволить в течение трех лет. Порой я не понимал противоречивые, погрязшие в этикете отношения родителей, но именно в такие моменты я видел: они друг для друга — нечто большее, чем просто формальные супруги.

Забини, я, Гойл и Пенси устроились в одном купе и разыграли волшебные карты. Мне попался на редкость вредный червовый валет, который то и дело норовил сыграть против меня. Но на то я и человек, а не карта, чтобы не попадаться на дешевые уловки. Пенси без умолку болтала о своем новом бойфренде, с которым она вела активную любовную переписку. Меня так и тянуло намекнуть, что бедняга просто не видел Паркинсон в живую, но за этим непременно последовали бы подколы в мою сторону — я ведь тоже с ней встречался. И тут было бы бесполезно оправдываться, так что мне пришлось промолчать. В небе время от времени мелькали силуэты мракоборцев, сопровождавших поезд на метлах.

— И как они к метлам не примерзают? — поинтересовался Блейз, проследив за моим взглядом.

— Да здравствуют согревающие чары, — ответил я. Ну, правда, не маггл ведь, чтобы такие вопросы задавать.

— Кстати, ты ведь нанесешь визит вежливости мисс Мун? — осведомился он.

Я напрягся, силясь вспомнить, кто такая мисс Мун. Так и не вспомнив, я произнес:

— Если Нарцисса пойдет, то и я пойду.

— Друг мой, — иронично отреагировал Блейз, — тебе стоит познакомиться с этой особой поближе. Я тебе сообщу, когда мы к ней соберемся.

Гойл согласно закивал. Великий Мерлин, похоже, я отстал от жизни, если даже Грег в курсе. Когда же я, наконец, поговорю с Нарциссой?

— Блейз, как можно быть таким занудой? – защебетала Пенси. – Вы еще успеете обсудить официальные визиты. Драко, посмотри лучше, какую прелестную брошь мне прислал Патрик! Грегори? Что скажешь?

— Прекрасная брошь, — хором ответили мы, а Пенси обиженно надула губки.

— Всегда вы так. Вам бы только политику и квиддич обсуждать. Раз так, я пойду, поищу девочек, — и она вышла из купе, демонстративно бросив свои карты на стол. Как только за ней захлопнулась дверца, все вздохнули с облегчением. Какое-то время мы молча играли, но Грег явно нервничал. В конце концов, он сказал:

— Я пойду, извинюсь перед Пенси. Зря мы так с ней.

Да, у Гойла совесть всегда была. Но об этом никто не знает, потому что есть я. Так случилось и в этот раз.

— Стоять, — совершенно спокойно произнес я, — если ты извинишься, то и мне придется. Поэтому сиди тут. Она все равно скоро остынет. Даже не вспомнит, вот увидишь.

— Точно, — поддержал меня Блейз, — а нам потом еще несколько часов ее треп слушать? Ну уж нет, сиди с нами.

Грегори какое-то время переминался с ноги на ногу, но, все же, сел обратно. Чего и следовало ожидать.

**

В имении меня встретила Нарцисса, как всегда, безупречная, хоть и немного усталая. Голубые глаза аккуратно подведены, из прически не выбивается ни один волосок, на пальце – фамильный перстень Малфоев. То, как она по мне соскучилась, было понятно лишь по необыкновенной силе, с которой она сжала мою руку. Но мне было вполне достаточно и такого скупого проявления чувств, ведь Малфоям они вообще не должны быть свойственны. Обычно за соблюдением этикета следил Люциус: именно он приучил всех нас не проявлять никаких эмоций, кроме иронии, если, конечно, иронию вообще можно назвать эмоцией. Сейчас его не было, но правила, установленные им, работали, как часы, и не позволяли Нарциссе даже обнять меня, как бы сильно она не скучала. Повинуясь пресловутому этикету, мы проследовали в столовую, где ужинали, сидя метрах в пяти друг от друга, и поддерживали ничего не значившую беседу о новом издателе «Ежедневного Пророка». Толком поговорить мы смогли только в маленькой гостиной, не той, в которой принимали посетителей, а, так сказать, «семейной». Эльфы принесли чай и больше нас не тревожили. Я подозревал, что именно от них Люциус узнавал о нарушениях этикета в его отсутствие, но ничего не мог с этим поделать: эльфы традиционно подчиняются главе рода. Поэтому, когда Нарцисса попросила старую эльфиху больше нас не беспокоить, я понял, что теперь можно расслабиться. Нарцисса скинула неудобные туфли и забралась с ногами в мягкое кресло у камина, и, совершенно не беспокоясь о правилах, осторожно подула на горячий чай. Именно такой я любил ее больше всего, может, потому, что мне редко приходилось видеть ее расслабленной, настоящей. Все скрывалось за масками, которые она меняла в зависимости от ситуации. Что говорить, я тоже редко позволял себе быть искренним. Я откинулся на спинку кресла и с легкой улыбкой наблюдал за Нарциссой. Так странно: только что мы беседовали со светской легкостью, а теперь, когда могли сказать все, что думаем, молчали. Но даже в этом молчании было что-то особенное, что-то необъяснимо родное. Прошло минут двадцать, прежде чем я сказал:

— Ты выглядишь уставшей.

— В последнее время было много приемов.

Я знал, насколько она не любила их: всю эту пестроту, фальшь и интриги.

— Ты могла бы не ходить.

— Не хочу давать Матильде такой шикарный повод для сплетен, — в глазах Нарциссы запрыгали чертики.

— Думаю, приемы еще не закончились? – спросил я, отчаянно надеясь, чтобы я оказался неправ. Но, увы, большинство светских мероприятий назначали именно на первую неделю после Рождества.

— Ну, что ты. Нам с тобой предстоит еще многих посетить, — откликнулась мама.

— Кого, например? Паркинсонов, Забини…

— Делакруа, Ноттов, наследницу Лестрейнджей, и еще не забыть, что и у нас есть прием.

— Наш прием последний?

— Да.

— Общество слизеринцев надоест мне за эти каникулы больше, чем за весь семестр, — усмехнулся я. – А родственницу Лестрейнджей зовут случайно не мисс Мун?

— Да, это она. Вижу, ты уже о ней наслышан.

— Откровенно говоря, у меня сложилось впечатление, что с ней знакомы все, кроме меня. Что ты о ней знаешь?

— Обаятельная особа. Мы встречались только раз и почти не разговаривали. Говорят, она сводит с ума всех мужчин, — Нарцисса улыбнулась, словно говоря «смотри, и ты не попадись».

— Блейз от нее точно в восторге.

— Я бы тебе не советовала поддаваться ее очарованию, — как бы невзначай обронила Нарцисса, но мне сразу стало ясно, что именно мисс Мун – причина маминых волнений. – Но не будем о ней. Ты еще получишь возможность с ней пообщаться. Лучше расскажи мне, как у тебя дела.

И я стал рассказывать. Начал с сентября, вспоминал все мало-мальски интересное, что со мной происходило. Самого главного я, конечно, не мог рассказать, но все равно получалось довольно весело. Нарцисса улыбалась, иногда вставляла пару слов, но в основном говорил я. По своим комнатам мы разошлись уже после полуночи, усталые, но довольные.

**

Забини, Делакруа, Паркинсоны, Нотты.

Нотты, Забини, Делакруа, Паркинсоны.

Паркинсоны, Нотты, Делакруа, Забини.

От мельтешения одних и тех же лиц у меня начинала кружиться голова, а это ведь только второй прием. Я мужественно изображал на лице вежливую заинтересованность, кивая то одной, то другой знакомой даме. Мне срочно нужно было на воздух: от смешения запахов меня слегка подташнивало. Рождество было четыре дня назад. Я отправил Гарри бутылку шотландского виски, а он мне – коробку шоколадных лягушек. Я чуть не помер со смеху, когда вскрыл посылку. Нет, Поттер все-таки неисправим! Это же надо было додуматься! Может, он посылку с Уизли перепутал? Но нет ведь, он еще и записку написал – тоже шедевр. «Надеюсь, ты любишь сладкое». Все! Даже подпись не поставил. И я, хоть совсем не люблю сладкое, в тот же день съел полкоробки. Зачем я это сделал, думать не хочу до сих пор. Между прочим, за всей этой суетой с приемами я так и не добрался до утреннего «Пророка», и сейчас, тихонько улизнув на балкон, собирался прочитать хотя бы заголовки. Новый редактор старался доказать, что газета вновь стала независимой и отражает исключительно общественное мнение, а потому время от времени печатал что-нибудь провокационное. Я немного волновался за Нарциссу и ее репутацию, вот и следил за тем, что пишут, дабы в случае чего вовремя сориентироваться и исправить ситуацию. На первой же странице мое внимание привлек объемный заголовок:

«Месть однокурсникам: зловещая смерть двух учеников»

Я нахмурился и стал читать.

«… Джек Копри и Стивен Турпин, пятикурсники Школы чародейства и волшебства «Хогвартс», ранним утром были обнаружены мертвыми в одном из районов магического Лондона. Наши источники утверждают, что погибшие находились в ссоре с Гарри Поттером, Героем Второй магической войны.

— Гарри Поттер и его друзья угрожали Джеку со Стивом, — сообщает очевидец, пожелавший остаться неизвестным. – Возможно даже, что они решили воплотить свои намерения в реальность, хотя доказательства вряд ли найдутся.

Некоторые заслуживающие уважения лица полагают, что сам герой может не иметь прямого отношения к происшествию, однако у него есть категорично настроенные сторонники, от которых можно ожидать необдуманных поступков.

— Все, что необходимо мистеру Поттеру – это намекнуть нужным людям на свое недовольство, и от желающих исполнить волю героя не будет отбоя, — сообщает наш источник.

Остается лишь вопрос: способен ли Мальчик-Который-Выжил на подобные поступки? Интервью с директором Хогвартса читайте на странице 5».

Не оставалось никаких сомнений, что это шедевр прыткопишущего пера Риты Скитер. Еще года два назад я бы порадовался, как удачно она в очередной раз подставила Поттера, но сейчас мне было не до смеха. Во-первых, кому понадобились эти придурки? Во-вторых, кому выгодно подставлять Поттера? Раньше – понятно, Поттер всегда был крайним, и у Министерства, и у Лорда. Что-то не сходится. Губы сами собой сжались в тонкую линию. Как же надоели загадки! Однако раскисать не было времени: надо собрать вместе обаяние, хитрость и мозги, и выяснить, кто за этим стоит. Благо, впереди еще целых три приема, плюс визит к этой мисс Мун, которую я, кстати сказать, пока не встретил. Похоже, с Финеасом Блэком действительно стоит побеседовать. Может, ничего важного он и не знает, но проверить необходимо. А на ближайшее время в моей голове созрел нехитрый, но действенный план: в ходе светских бесед изредка отпускать ядовитые замечания по поводу очередного провала Поттера с целью разговорить окружающих. Того гляди, кто-нибудь сболтнет лишнего. Из моих уст это должно прозвучать убедительно, потому что мы с Гарри хоть и сдружились, но не светились везде вместе, так что не так уж много людей заметили наше общение. По крайней мере, я на это надеялся. Впрочем, даже в случае ошибки я всегда найду, как объяснить наше общение. Хотя бы пресловутым «слабости врага нужно знать».

Хотелось написать Поттеру, но я понимал, что не о чем. Газеты он и сам прочитает, а пустой треп ни к чему не приведет. Так, пора браться за дело. Нацепив на лицо свою самую обезоруживающую улыбку, я уверенно двинулся обратно в зал.

Гарри.

— Репаро, — в очередной раз прошептал я, направляя палочку на восьмую по счету разбитую вазочку. Черт, давно я так не злился. Я всегда знал, что Рита Скитер сволочь, но лишний раз в этом убедиться было, как минимум, неприятно. Не исправили ситуацию и письма из Норы, которых пришло штук пять, но которые не содержали ничего, кроме сочувствия. Ничего не написала только Гермиона – она всегда была человеком дела, и прекрасно понимала, что словами тут не поможешь. Ну, разве что опубликованными.

Я уже второй час мерил шагами длинные коридоры школы, знакомой с детства. Один раз я, не задумываясь, побрел в сторону Выручай-комнаты, но когда оказался перед знакомой стеной, чуть ли не бегом оттуда убрался – очень уж неприятными были последние воспоминания о комнате. Интересно, она еще работает? Проверять это на собственной шкуре не хотелось, хотя последние годы своей жизни я практически все проверял на себе. Даже Аваду. Я содрогнулся, вспомнив ужасные минуты в лесу, когда прощался с жизнью. Я хотел было пойти на кухню, но вспомнил Добби и передумал. Да, каникулы проходили паршиво.

Может, мне так кажется, но в мои первые годы в Хогвартсе на каникулы оставалось больше учеников. Возможно, дело в том, что война, наконец, окончена, и теперь все стараются держаться вместе, наверстать упущенное. Сегодня за обедом я насчитал пятнадцать учеников, и ни одного ровесника. Из учителей тоже осталось только несколько человек: профессор Спраут, Флитвик, Синистра и МакГонагалл. Даже декан Слизерина уехал домой. Впрочем, в замке не осталось ни одного слизеринца, так что, если подумать, оставаться ему было незачем. На ужине МакГонагалл одарила меня тяжелым взглядом, но ничего не сказала по поводу статьи. Когда я немного успокоился, я прочитал интервью, которое она дала «Пророку», где она меня защищала в самых лестных выражениях. Но подсознательно я понимал, что люди поверят именно первой статье. Состояние было паршивей некуда. Невольно вспоминались события пятого курса, и меня преследовало неприятное ощущение, что я снова один против всех. Конечно, один – это преувеличение, но суть-то от этого не меняется.

Малфой не написал. По сути, писать было не о чем, но я отчего-то волновался. Логически я понимал, что он не поверит ни слову, написанному Скитер, но все равно хотелось подтверждения. Мне становилось смешно от собственной неуверенности в себе. Приняв окончательное решение пока не думать о статье, я вернулся в гостиную, нашел в чемодане зелье сна без сновидений и уснул, едва моя голова коснулась подушки.

С самого утра я пошел в библиотеку с твердым намерением доделать все домашние задания. Оставалось совсем немного: эссе по защите от темных искусств и пара логических задач по зельям. С первым я справился за час, а вот с зельями пришлось повозиться. На ум то и дело приходили воспоминания – во время семестра Малфой часто помогал мне с задачами. В зельях он всегда был одним из лучших.

— Итак, Поттер, что будет, если мы смешаем сок тысячелистника и измельченный корень мандрагоры? – тоном заправского преподавателя спросил Малфой.

— Э… — протянул я. Малфой коварно улыбнулся. Ему определенно нравилось надо мной издеваться.

— А если мы к этому добавим перетертую печень лягушки и сок перуанских бобов? Поставим на огонь, помешаем против часовой стрелки?

— Успокоительное? – я с надеждой посмотрел на Малфоя.

— Нет, Костерост, — беззлобно огрызнулся он. Я с недоверием посмотрел на него. Я, конечно, профан, но понимаю, что Костерост готовить намного сложнее.

— Малфой? Не хочешь мне-таки раскрыть тайну этого зелья?

— Поттер, я начинаю понимать, почему Снейп ненавидел свою работу. Как можно учить тех, кто не может запомнить по крайней мере то, что написано в учебнике?

— По крайней мере? Малфой, там пятьсот страниц! – возмутился я.

— И чего ты на меня орешь, не я же его писал, — язвительно протянул блондин.

— Ну скажи уже, а, что там должно получиться?

Малфой тяжело вздохнул и укоризненно посмотрел на меня.

— Какие свойства у сока тысячелистника?

— Вылечивает неглубокие раны.

— А у корня мандрагоры?

— Стимулирует нервную деятельность.

— Перуанские бобы…

— Очищают кровь.

— И печень лягушки…

— Действует как успокоительное.

— Поттер, лягушачья печень, не крысиная.

— Черт! Ты не мог сразу сказать, где я ошибся?

— Чтобы ты сказал «угу» и ничего не запомнил? Если я согласился тебе помочь, это не значит, что я соглашусь и в следующий раз. Итак, какое зелье?

— Восстанавливающее.

— Ты безнадежен.

— Что, опять неправильно?

— Правильно. Но ты все равно безнадежен, — слизеринец с удовольствием наблюдал за моим смятением, слегка улыбаясь. В такие моменты я немного завидовал ему, такому наглому и самоуверенному, несмотря ни на что.

Он каждый раз утверждал, что никогда больше не будет мне помогать с зельями, но почему-то регулярно соглашался, стоило его немного поуговаривать.

— Ну, Малфой, проверь, а? – я смотрел на слизеринца, как на последнюю надежду. Сдавать эссе надо было назавтра, а я нутром чувствовал, что написал полную ерунду. Видимо, Малфой тоже это чувствовал, поэтому упирался всеми конечностями.

— Ни за что, Поттер! С меня хватило твоей писанины в прошлый раз.

— Мне за нее, между прочим, выше ожидаемого поставили, — оправдывался я.

— После того, как я исправил с десяток логических ошибок.

— Ты еще не знаешь, сколько Гермионе приходится исправлять, — постарался приободрить его я.

— Вот только не сравнивай меня с Грейнджер! Я, в отличие от нее, сострадания к ущербным не испытываю.

Интересно, он имел в виду ее деятельность в Г.А.В.Н.Э. или Рона? А, может, меня? Впрочем, спрашивать я не стал. Несколько секунд Малфой молчал, а потом неожиданно спросил:

— Что мне будет за то, что я тебе проверю твое злосчастное эссе?

Я просиял.

— Могу принести что-нибудь из кухни.

— Сливочное пиво не забудь, — проворчал он, пододвигая к себе пергамент и пряча улыбку.

**

Драко.

Все-таки приемы – утомительная вещь. Понимаю Нарциссу: ходить на них чаще, чем раз в десять дней, невозможно. Мой план по выяснению подробностей насчет статьи провалился. В ответ я получал лишь двусмысленные фразы типа «Прекрасный тактический ход, не правда ли, Драко?» и «Уверен, ты восхищен не в меньшей степени, чем я». Чей это тактический ход и чем я должен восхищаться, я так и не узнал, но показать свое невежество посчитал неблагоразумным. Поэтому мне оставалось лишь кивать и говорить «Разумеется, я поражен такой дальновидностью» и «Я в абсолютном восторге». Благо, убедительно врать я научился еще в далеком детстве.

Уже под утро, засыпая, я обнаружил, что скучаю по Поттеру. Сказывалась острая нехватка искренности и нормального дружеского общения. А, может, я скучал по его головокружительным поцелуям? Наверное, все вместе. В свободное от приемов время я прокручивал в голове месяцы нашей дружбы, и с удивлением обнаружил, что гриффиндорец начал мне нравиться задолго до того разговора с Уизли. Почему я этого не замечал? Списывал все на нашу необычную дружбу, на новизну ощущений – ведь со слизеринцами, какими бы близкими они не были, никогда нельзя быть собой в полной мере. Поттер же – сам ходячее недоразумение, так что показаться некультурным или сентиментальным я не боялся. В итоге я стал в нем нуждаться, нуждаться в этих непонятных посиделках в библиотеке, в незлых перепалках, так объединявших нас. Я даже стал относительно спокойно относиться к Уизли и Грейнджер, которые время от времени сваливались, как снег на голову. Я стал их воспринимать как неприятное дополнение к Поттеру, а общение с ним стоило того, чтобы время от времени терпеть общество двух других.

Он сказал, что верит мне. Я знал, что это так, но одно дело — знать, другое дело — услышать подтверждение. Гриффиндорец уважал меня, и я его уважал. Много лет назад отец мне сказал, что у врагов намного больше схожих качеств в характере, чем у друзей. Врагами становятся потому, что не могут выдержать собственные недостатки в другом человеке, говорил он. Мне претила мысль, что я и Поттер можем быть похожи, но я должен был признать правоту отца: нас действительно многое объединяло. То же упорство, та же принципиальность, та же независимость. Точнее, с моей стороны это было скорее желание, потребность быть независимым, ведь за меня выбор в этой войне сделал Люциус. Но был ли Поттер таким уж независимым? Ему просто повезло, что его личный выбор совпал с выбором Дамблдора. Захоти он поменять сторону, ему бы не дали это сделать — в этом я был уверен. Теперь, когда вражда осталась в прошлом, мы находили все больше и больше сходств друг в друге. Однажды мы стали обсуждать события пятого курса, когда гриффиндорца пинали все, кому не лень.

— Тогда мне крупно досталось, — угрюмо заметил Поттер. — Ты, наверно, с нетерпением ждал каждого выпуска — журналисты в обвинениях даже тебя переплюнули.

Мне стало совестно. Хотя, я не мог не признать, что действительно злорадствовал.

— Меня, конечно, радовали эти статьи, но они ведь не меняли реальную ситуацию, — примирительно произнес я.

— В каком смысле? — гриффиндорец нахмурился.

— Поттер, ты же знаешь, что тебе все верили. Просто признать это было невыгодно.

Но по удивленному взгляду Поттера я понял, что он ничего не знал. Мне сначала стало его жаль, но потом до меня дошло: он думал, что ему никто не верит, но все равно продолжал бороться. Я невольно преисполнился уважения к своему бывшему врагу. Я немного помолчал, затем сказал:

— Ты что, правда не знал?

— Ты тоже верил? — гриффиндорец поднял на меня взгляд зеленых глаз.

— Я знал, что ты говоришь правду, — честно ответил я.

С секунду он думал, прежде чем понимающе кивнуть. Он не стал бить по больному, напоминать о тогдашнем положении Люциуса. Почему не стал? Я задался вопросом, как бы я поступил, и с удивлением обнаружил, что тоже не захотел бы ерничать. С каких пор я стал таким деликатным? Наверно, с тех пор, как записал Поттера в друзья.

К вечеру следующего дня я не выдержал и написал ему. Чиркнул какую-то якобы деловитую ерунду, поздравил с Новым годом, не смог удержаться от иронии по поводу лягушек. Всего пара фраз, но на душе стало легче. Как будто отдал часть ответственности.

Мисс Мун… Похоже, в ней все дело, иначе что с ней все так носятся? Мало ли у Рудольфуса двоюродных сестер. На самом деле, она была единственной, но не в этом суть. Раньше мы никогда не пересекались, значит, метки у нее не было. Следующий прием – у нее. Что ж, посмотрим, что она из себя представляет.

Глава опубликована: 23.02.2013

Поиск по сайту: