Глава 24. Без него

Гарри.

Я гипнотизировал взглядом чистый пергамент, но никак не мог придумать первое предложение эссе по зельям. Я прекрасно знал, о чем буду писать – справочник оказался что надо – и все равно не мог выдавить из себя ни слова. Голова трещала от тщетных усилий. Я прекрасно понимал, в чем причина такого моего состояния, но озвучивать ее себе наотрез отказывался. Причина не в чем, а в ком. Так, забыли.

Тем не менее, мысли снова и снова возвращались к недавнему происшествию. Я намеренно называл случившееся «происшествием», наверное, чтобы убедить себя: это не так уж важно, что он так со мной поступил. Не имеет значения, что было между нами. Не имеет.

Я повторял это, как молитву, на протяжении нескольких дней, но время от времени, когда никто не видел меня, глаза наполнялись слезами. Конечно, сейчас мне было лучше, чем в то утро, когда я, потеряв последнюю надежду, что мои выводы неверны, выбежал во внутренний двор Хогвартса, сполз по стенке и разрыдался, как ребенок. Я и раньше считал себя довольно эмоциональным человеком, но в то утро эмоции меня накрыли с головой. Со слезами я высвобождал ужасную душевную боль, которая разорвала бы меня на части, не дай я ей выхода.

Позже я радовался, что никто не стал свидетелем моей слабости. Ни Рон, ни Гермиона ни о чем не спрашивали, за что я им был безумно благодарен. Тогда я еще не был готов обсудить случившееся.

По вечерам я долго ворочался в кровати, стараясь думать о чем-нибудь, не связанном с ним, но получалось плохо. Все напоминало о нем: запах, некстати впитавшийся в мою рубашку, перо, прихваченное по ошибке, даже в складках полога мне мерещились складки его мантии. Рубашку я выбросил в стирку, перо сломал и сжег заклинанием, только лучше от этого не стало. Мое воображение играло со мной в странные игры, подсовывая то одно, то другое воспоминание. В итоге я засыпал под утро, так и не избавившись от навязчивых мыслей.

На следующий день после шокирующей новости я все же решился на разговор с Гермионой. Отозвал ее в сторонку во время перерыва и попросил сказать, что она об этом думает. Меня мучила надежда, что я неправ.

— Может, он не виноват? – спросил я ее.

— Я не знаю, Гарри, — просто ответила она.

— Гермиона, пожалуйста, — выдавил из себя я. – Если есть шанс, что я неправ, если он этого не делал, я должен пойти к нему и извиниться.

Гермиона в недоумении посмотрела на меня.

— Что именно ты хочешь от меня услышать?

Я набрал в грудь побольше воздуха.

— Может, Виолетта могла по-другому приобрести силы вейлы? Может, она беременна, но не от него?

— Может, — промямлила девушка.

— Пожалуйста, — повторил я. – Я хочу знать правду.

Она бросила на меня взгляд, полный сомнений, и после длительного молчания сказала:

— Мне очень жаль, Гарри. Ты же сам помнишь, как мы это обсуждали. Боюсь, что это был единственный способ.

Я кивнул, усилием воли сдерживая подрагивающую челюсть.

— Ты говорил с ним? – тихо спросила Гермиона. Я снова кивнул и добавил:

— Я спросил его, дал возможность оправдаться. Он ничего не сказал. Он не знал, что сказать. Гермиона, что бы ты подумала на моем месте?

Девушка неопределенно дернула плечом.

— Все-таки странно получилось. Глядя на вас… на него… не скажешь, что он способен тебя предать.

Я горько усмехнулся.

— Я бы рад поверить ему, правда. Но ведь… доказательства налицо.

Она порывисто обняла меня и прошептала:

— Все будет хорошо.

— Я уже второй день ищу способ его оправдать, — сбиваясь, проговорил я. – Я все перепробовал. Все говорит против него. Гермиона… его ведь нельзя было заставить или опоить. Ритуал бы не подействовал. Он это сделал по собственному желанию.

Гермиона крепче сжала мою шею.

— Мне, правда, очень жаль, — пробормотала она. Я осторожно высвободился из ее хватки и ответил:

— Мне тоже.

Прозвенел колокол, и мы отправились на следующий урок. Больше о Драко мы не говорили.

Я снова уставился на чистый пергамент. Я был абсолютно неспособен делать задание по зельям, потому что зелья слишком напоминали о нем.

Последние дни были сущим кошмаром, состоящим из попыток не замечать его в коридорах, не реагировать на тяжелый взгляд в Большом Зале, не обращать внимания на обеспокоенные переглядывания лучших друзей, искренне волновавшихся за меня.

Помню, мне нужно было пойти в библиотеку, и я не мог себя заставить это сделать. Я слишком боялся встретить там его. К тому же, библиотека была особенным местом: там началась наша дружба. Иногда мне хотелось полетать, но желание сразу исчезало, стоило вспомнить, как мы играли в квиддич.

Порой меня посещала мысль: а, может, ну их, эти рассуждения? Может, просто вломиться в слизеринскую гостиную и поцеловать его? Но потом я вспоминал, что недавно он, вероятно, целовал Виолетту, и желание все исправить мгновенно пропадало.

Через пару дней после нашего расставания он бросил попытки поймать мой взгляд. Я же делал вид, что слизеринец вообще не существует. Бывало, на зельеварении я оборачивался к Гермионе, и он попадал в поле моего зрения, но я заставлял себя смотреть сквозь него, будто на его месте сидел, скажем, Нотт. Вскоре я привык так себя вести, но все равно внутри что-то сжималось, когда он находился рядом. Разница была в том, что теперь это не имело никакого значения.

**

Назначение Виолетты министром магии повлекло за собой большие перемены. Это я осознал на первом же собрании Ордена. Ланкастер и другие работники Министерства предпочли уволиться сразу, потому что противостоять воле Виолетты было так же тяжело, как противостоять Империусу. Тем временем, каждый день в «Пророке» появлялись речи нового министра, в которых она призывала волшебников к покорности, утверждала, что все проблемы старого режима будут успешно решены, если люди доверятся ей. Речь неизменно сопровождала цветная колдография, с которой Виолетта улыбалась самой обезоруживающей улыбкой.

За своими душевными переживаниями я упустил момент, когда изменения произошли и в Хогвартсе. То и дело я слышал разговоры о Виолетте. Теперь в прессе, да и не только, ее называли не иначе, как «леди Мун». Причины ухода в отставку старого министра практически не обсуждались: общественность возлагала на Виолетту большие надежды. Люди жаждали перемен, хотели забыть ужасы войны, и зачастую не понимали, что сами втягивают себя в новую. Гермиона, внимательно читавшая речи министра, удивленно хмурилась, потому что не находила и намека на манию чистой крови или стремление к абсолютизму. Но мы-то знали, что это лишь обманный ход, имевший целью ослабить бдительность среднего гражданина.

На собрании мы сделали неутешительные выводы. Во-первых, мы потеряли почти всех союзников в Министерстве – даже Ланкастер теперь устроился ассистентом продавца в Косом переулке. Радовало только то, что резервный отряд авроров, созданный нами, был по-прежнему на нашей стороне и изъявил готовность подчиниться бывшему главе Аврората, если потребуется. Во-вторых, законодательная палата на 80% состояла из мужчин, значит, стоит Виолетте появиться на заседании, как они примут любой нужный ей закон. В частности, она уже подготовила законопроект о запрете образования для оборотней.

Я поднял взгляд на притихших членов Ордена, сидевших вокруг старого кухонного стола. Сейчас, когда плохие новости выслушаны, а мрачные прогнозы сделаны, я должен был сказать что-то, что вновь вселило бы надежду в собравшихся. Но, как ни странно, первым молчание нарушил мистер Уизли.

— Не все потеряно, — неуверенно проговорил он. – Я не собираюсь увольняться из Министерства, по крайней мере, пока мой отдел не закроют.

— Я тоже остаюсь, — раздался голос Перси. – Кто-то же должен узнавать о нововведениях.

— Это слишком опасно, — вмешалась Гермиона. – Противостоять Виолетте практически невозможно. Ты можешь нас выдать.

— Я не имею прямых контактов с ней, — возразил он, — зато я могу выспрашивать новости у сотрудников из отдела магических связей. Пап, ты не обижайся, но ты слишком далеко сидишь, чтобы узнавать что-либо, кроме сплетен в коридоре.

Артур бросил на сына недовольный взгляд, но промолчал: Перси был прав.

— Прекрасно. Пора перейти к плану действий, — я обвел присутствующих уверенным взглядом. – Мистер Уайт, мистер Берн, Деннис – вы изучаете общественное мнение в Косом переулке, раз вы все равно там работаете. Прислушивайтесь к тому, что говорят о банке – нам нельзя пропустить начало перемен. Перси, мистер Уизли, на вас ситуация в Министерстве, но, ради Мерлина, не дайте себя обмануть. Полумна, к тебе отдельная просьба. Нам нужна оппозиция в прессе. Твой отец сможет помочь?

— Он будет только рад, — спокойно проговорила Полумна. – Он давно искал повода тебя отблагодарить.

— Хорошо, — облегченно ответил я. – Но пусть он будет осторожен: мало ли, чем в этот раз его решат шантажировать. Чарли, как обстоят дела в Румынии?

— Я свяжусь с Министерством и разузнаю обстановку, — отозвался он.

— Сообщи, ладно? Нам не помешает любая помощь, — кивнул я. Как только понадобилось действовать, мои сомнения исчезли, уступая место стратегическому мышлению. Правильно говорит Гермиона: я человек дела. – Флер, ты можешь узнать, есть ли способ хотя бы немного уменьшить влияние Виолетты на людей?

— Я поговор’ю с фр’анцузскими р’одственниками, — ответила Флер, изящным движением поправляя белокурые волосы. – Мне кажется, что есть одно зелье. Я тебе напишу.

— И последнее, — сказал я. – Нужно переговорить с оборотнями. Есть желающие?

Повисло молчание. Я ожидал такой реакции: во времена Волан-де-морта оборотни были по другую сторону баррикад. Мне на помощь пришел Рон. Он поднялся со стула, встал рядом со мной и произнес:

— Если вы боитесь или сомневаетесь, так и скажите. Мы поймем. Если надо, мы сами съездим к ним, но договориться необходимо. Нельзя позволить, чтобы они снова были против нас.

И он красноречивым взглядом оглядел аудиторию.

— Не боимся мы, что за глупости! – взвился Симус. – Пойдем, когда Гарри скажет.

— Не мели ерунду, — тихо возразил Ланкастер, — это опасно. Я съезжу.

— Вы говорите так, как будто я маленький, — слегка обиженно произнес Симус.

— Он прав, — вставила Гермиона, — он просто о нас беспокоится.

На кухне снова воцарилась тишина. Наконец, я сказал:

— Если нет вопросов, то все свободны. Связываемся, как раньше.

Вопросов не оказалось. Члены Ордена столпились у выхода из кухни, и вскоре остались только я, Рон и Гермиона. Мы еще немного посидели на кухне, обсуждая сложившуюся обстановку. Впервые за последние дни я чувствовал себя сносно. Я снова ощутил себя нужным. Жизнь, на время ставшая бесцветной, возвратилась в привычное русло.

**

Драко.

В гостиной Слизерина было пусто: практически все ушли в Хогсмид. Я расположился в кресле напротив камина и разглядывал тлеющие угли. Жаль, что теперь камин почти не разжигали – ведь было уже тепло. Огонь меня успокаивал, поэтому я был бы не прочь посмотреть на пляшущие языки пламени.

Там, в Лондоне, сейчас шло собрание Ордена феникса. Первое, на котором не было меня. Что они предпримут теперь, когда Виолетта стала практически непобедимой?

Я сделал открытие. Раньше меня посещала мысль, что я не принял сторону Виолетты только из-за Гарри, но теперь я понял, что это не так. Я ведь больше не с ним, но мне все равно небезразлична судьба магической Англии. Я знал, что продолжу свою шпионскую деятельность, правда, пока плохо представлял себе, каким образом. Честно говоря, я рассчитывал на Грейнджер – она всегда выделялась среди гриффиндорцев здравомыслием.

Назавтра мне предстояло пойти на первое после смены министра собрание. Что изменится? Как быстро Виолетта начнет воплощать свои планы в реальность? Думаю, многое я узнаю завтра, сидя в полумраке круглой гостиной.

Стоит ли говорить, что последняя неделя выдалась кошмарной? После того, как Гарри ушел, я еще долго простоял в том коридоре в надежде, что он остынет и вернется. Когда это не произошло, я успокаивал себя тем, что мы сможем поговорить после уроков в нашем кабинете. Я пришел туда сразу после звона колокола и просидел до самого отбоя, но гриффиндорец так и не появился. Постепенно я все больше утверждался в мнении, что я не виноват в беременности Виолетты. Я пытался представить себя в постели с ней — и не мог. Меня к ней совсем не тянуло, ни капельки. Следовательно, меня либо чем-то опоили, либо я вообще не при чем. Только как объяснить это Гарри, если он не хочет даже начать разговор?

Логически я прекрасно его понимал. Мы оба знали: единственным способом призвать силы для Виолетты было забеременеть от меня. Приворотное зелье или зелье влечения ослабили бы действие, и ритуал бы не завершился должным образом. Более того, меня нельзя было каким-то еще способом заставить против воли отдать наследственную информацию – это привело бы к гибели Виолетты во время ритуала. Так что вполне понятно, почему Гарри поверил в мою измену.

Но это рассуждения, не имеющие ничего общего с чувствами. Я ощущал всем своим существом, что не предавал его, потому что люблю. Я просто не смог бы.

Постепенно эмоции вытеснили логические рассуждения, и чувство вины сменилось жгучей обидой на него за то, что он поверил не мне. Да, он имел основания не верить, но он должен был поверить в меня, в мою невиновность! Он ведь любит меня? Любит ведь?

Но все-таки никакая обида не могла пересилить во мне желание помириться с ним. Весь следующий день я пытался поймать его взгляд, хотел дать понять, что надо поговорить. Но он встретил мои несмелые поползновения такой стеной холодности, не свойственной ему, что надежда испарилась практически мгновенно. А когда он во второй раз не пришел в кабинет, мне стало ясно, что все кончено. Теперь – точно.

Помню, как забрался с ногами на наколдованный диван, обхватил колени и долго сидел, уткнувшись лицом в выглаженные брюки. Хотелось заплакать, как в детстве, но слез не было. Хотелось разбить в крови кулаки, но не было сил даже подняться. Единственным, что я чувствовал, была пустота в душе, звенящая тишина. Я знал, что боль придет позже, и я буду плакать, как тогда, на шестом курсе, от безысходности. Я знал, что еще успею разбить руки о каменные стены, когда терпеть обиду станет не под силу. Но пока я был в прострации.

И теперь, расположившись в ставшим родном кресле перед камином, я прокручивал в голове воспоминания. Пытался вспомнить, почему подружился с гриффиндорцем, почему он начал мне нравиться, почему я решился предложить ему большее. С воспоминаниями было… легче.

Я почти не обратил внимания на Пенси, которая вошла в гостиную и села в соседнее кресло. Только ее тихий и необычно заботливый голос заставил меня вынырнуть из мыслей.

— Когда вы с ним, наконец, помиритесь? – едва слышно спросила она. Я поднял на нее усталый взгляд. Она сказала «с ним»?

— С кем? – решил уточнить я.

— С Поттером, конечно, — спокойно ответила она. – И не делай вид, что не понимаешь, о чем я.

Мои брови поползли вверх. Она знает? Судя по ее хладнокровной уверенности, да. Я хотел было спросить, как она догадалась, но мысленно махнул рукой. Какая разница? Главное, что она меня понимает.

— Теперь, наверное, никогда, — честно отозвался я.

— Почему?

Я опять посмотрел на Пенси. Никакого любопытства в глазах, только желание понять. Помолчав немного, я тихо произнес:

— Он считает, что я его предал.

— Но это не так. – Не вопрос – утверждение. Вот что значит: подруга детства.

Я не ответил. Она и так знала, что права. Она не стала уговаривать меня помириться с ним, не стала причитать или выпытывать подробности. Только, когда она встала, чтобы уйти в спальню, она провела рукой по моим плечам, чуть сжав ладошку на прощание. И этот жест значил для меня намного больше, чем бесконечные заверения в дружбе некоторых других сокурсников. Мои губы тронула улыбка. Все-таки я не один.

**

В полутемной круглой гостиной раздался хлопок аппарации. Появившийся из воздуха высокий темноволосый парень одернул мантию и присел в одно из мягких кресел для посетителей. Юноша уперся локтями в колени, сцепил руки и задумался. Черные кудри падали ему на лицо, но он не обращал на это внимания.

Патрик Бейн размышлял. С тех пор, как он помог Виолетте провести ритуал по призыву сил, ему было немного не по себе. Он не сомневался в правильности сделанного: напротив, в новом мире он метил, как минимум, на пост заместителя министра. Его волновало другое: раньше он никогда не воспринимал Виолетту как девушку, а теперь его стало к ней тянуть. Положение спасало только осознание того, что это последствия ритуала. Патрик полагал, что он еще хорошо держится. На следующем собрании он собирался посмотреть, насколько сильно изменения в Виолетте действуют на других. Юноша даже немного завидовал Малфою, который, в силу своего происхождения, останется абсолютно равнодушным к леди Мун. Но Патрик не падал духом. Он хорошо знал себя и был уверен, что через некоторое время сведет на нет действие чар Виолетты. Тем более что они уже давно друзья.

Сегодняшняя встреча была третьей с момента назначения Виолетты министром. Патрик с удовлетворением отметил, что теперь уже менее остро реагирует на обаяние девушки. Он встрепенулся, услышав отдаленный стук каблучков в коридоре, принял расслабленную позу и вернул взгляду невозмутимое выражение. Как бы то ни было, Виолетта не должна узнать, что ее новое состояние вызывает у него дискомфорт. Патрик Бейн не любил демонстрировать свои слабости.

В тот день Виолетта и Патрик просидели в круглой гостиной до позднего вечера, обсуждая планы на будущее, каких было немало. Обычно нелюдимая комната оживлялась в их присутствии, будто сама магия поместья чувствовала, что хозяйке хорошо и уютно. Но хозяйка даже не догадывалась, что только кудрявый парень, сидящий напротив с уверенной, чуть ироничной улыбкой, способен расшевелить ее душу, раскрыть человеческие качества, которые, вопреки убеждениям многих, еще не умерли в ней окончательно.

Глава опубликована: 06.04.2013

Поиск по сайту: