ВОЗРОЖДЕНИЕ И ДВИЖЕНИЕ РЕФОРМАЦИИ 1 страница

К началу

Глава 18 Католическая Реформация

Папа Климент VII, переживший шок Реформации и психологическую травму от поражения Рима, выпустил медаль, на которой был изображен прикованный к колонне Христос, а под ним — мрачные слова «Post multa, plurima restant», т. е. «После многого предстоит еще большее». Климент пребывал в мрачном апокалиптическом расположении духа и верил, что наступают последние дни этого мира. Незадолго до окончания его собственных дней он заказал великому Микеланжело изобразить Страшный суд на парадной стене Сикстинской капеллы. А всего несколько десятилетий спустя художники барокко упражнялись в изображении Церкви, торжествующей над своими врагами. Перемена в настроении была результатом удивительного успеха Католической Реформации, духовно активизировавшей старую церковь и сдержавшей напор Протестантизма.

Для восстановления интеллектуального и духовного здоровья Церкви потребовалась шоковая терапия. Образовательный, религиозный и организационный кризис Возрождения стал для Церкви наказанием, из которого она вышла чище и активнее, чем в предыдущие столетия. Церковному ковчегу грозило потопление в нахлынувших волнах познания, особенно в связи с изучением новых греческих документов, доктринальными возражениями, высказанными евангельскими верующими на основе Писания, и отпадением половины Европы. Долгие годы Церковь демонстрировала полное бессилие и была слишком парализована, чтобы отвечать на обрушившиеся удары. Честные церковнослужители объясняли страдания Рима как наказание за его грехи. Как в 1528 году заявил епископ Стафилео (Stafileo), падение города вызвано тем, «что всякая плоть предалась растлению, и мы уже являемся жителями не священного Рима, но растленного Вавилона». Многие верили, что Церковь могла избежать наказания от Всемогущего, если бы в 1512 году Пятый Ватиканский Собор отозвался на призыв к реформе, высказанный Эгидием да Витербо (Aegidius da Viterbo). Но даже папы пребывали в замешательстве и были слишком подавленны или не способны эффективно реагировать на наступление реформаторов.

Папы эпохи Реформации

В 1512 году Ватиканский Собор подтвердил абсолютную власть папы, осудив религиозную терпимость и стремление национального духовенства к независимости. Однако папы эпохи Реформации не были достаточно смелыми и проницательными правителями, способными справиться с подобным кризисом. Время было отчасти упущено при Льве X, когда опасность раскола еще полностью не осознавалась. Однако уже к 1 декабря 1521 года, на момент смерти Льва X, кардиналы признали всю серьезность ситуации. 9 января 1522 года они избрали Адриана Флоризоона, датского кардинала с безупречной репутацией, чтобы возглавить Церковь в ее собственной реформации. Адриан VI, как он сам назвал себя, учился у Братьев совместной жизни, преподавал теологию в Лувенском университете, был другом Эразма[1] и наставником юного Карла V. Побывав в Испании как архиепископ Тортосы и легат папы в Кастилии и Арагоне, он столкнулся с жестоким диктатом Испанской церкви. Он был опытным политиком, поскольку при отлучках Карла оставался регентом Испании. Он установил строгую дисциплину для своих прелатов и обладал всеми задатками серьезного и ревностного реформатора. Однако папа Адриан VI ничего не смог предпринять, поскольку итальянцы презирали его за его грубую латынь, безразличие к искусству и необразованность по стандартам Итальянского Возрождения. Разочарованный и побежденный, он умер 14 сентября 1523 года, и его эпитафия является точным комментарием к этому краткому понтификату: «Увы! Насколько власть даже самого праведного человека зависит от времени, в которое ему довелось жить!»

Кардиналы, испуганные бесплодными реформаторскими усилиями Адриана VI, были рады непродолжительности правления последнего неитальянского папы и 18 ноября провозгласили папой кузена Льва X, Джулио де Медичи, принявшего имя Климента VII. Джулио был сыном Джулиано, брата Лоренцо, убитого в кафедральном соборе Флоренции во время восстания. Климент VII был остроумным и добродушным городским церковнослужителем и покровителем искусств. Он действительно не имел явных пороков, однако обладал одним принципиальным недостатком — нерешительностью и привычкою откладывать дела на потом. Он был искусным политиком, однако оказался недостаточно решительным для столь отчаянного времени. Участие папы в итальянских интригах и конфликтах крупных сил, приведшее к утрате власти над папскими землями, подорвало его духовный и моральный авторитет в глазах как верных друзей, так и врагов. Климент разделял мнение Эразма о том, что высокомерный Каэтан и властный Алеандер напрасно были привлечены к решению лютеранского вопроса. Вместо них в 1524 году он направил в качестве нунция на сейм в Нюрнберге сдержанного, образованного и остроумного кардинала Кампеджио, который отправился в путь, будучи готов на такие серьезные уступки, как допущение мирян до чаши при Святом Причастии и разрешение браков для духовенства. Однако реальных шагов к примирению так и не было сделано, поскольку доктринальные разногласия оказались слишком глубоки, чтобы уладить их при помощи вина и женщин. Католические князья Австрии и Баварии приказали своим студентам покинуть еретические университеты и вернуться домой. Даже Климент VII пришел к убеждению, что, вероятно, только церковный собор сможет справиться с протестантами. В начале мая 1532 года он согласился на собор, но 25 сентября 1534 года умер, так его и не созвав.

Новый папа Павел III был настроен серьезнее и решительнее относительно реформ и собора. В некоторой степени, Александр Фарнезе был типичным прелатом времен Возрождения. Он имел целую семью незаконнорожденных детей и вскоре после вступления на папский престол сделал кардиналами своих правнуков: четырнадцатилетнего Асканио Сфорца и пятнадцатилетнего Александра Фарнезе, по его собственным словам, для «опоры в его преклонном возрасте». Он поощрял дискуссии с умеренными евангельскими теологами, такими как Мартин Буцер и Меланхтон, и с мая по декабрь 1536 года пожаловал красными шапками некоторых церковнослужителей эразмитов: Гаспаро Контарини (Gasparo Contarini), Пьетро Бембо (Pietro Bembo), Якопо Садолето (Jacopo Sadoleto), Джиампьетро Караффа (Giampietro Caraffa), Жана дю Беллэ (Jean du Bellay) и Реджинальда Поула.

Весной 1536 года Римская консистория совладала со своим страхом проявить терпимость и согласилась созвать общий церковный собор. Павел III назначил начало собора на 23 мая следующего года в Мантуе. В ходе подготовки он составил комитет из девяти кардиналов, в их числе эразмитов Контарини, Карафы, Садолето, Поула, Алеандера и Жиберти. Комитет под председательством Контарини собирался почти ежедневно с начала ноября по середину февраля 1537 года. 9 марта Контарини представил Павлу III выработанные комитетом Рекомендации... о реформах в Церкви. В Рекомендациях были рассмотрены злоупотребления: кумовство, симония, совместительство должностей и физическое отсутствие на должности, безнравственность белого и черного духовенства, попустительство в нарушениях и повсеместная продажность. Однако без внимания остались затронутые реформаторами фундаментальные теологические вопросы. Например, относительно индульгенций кардиналы лишь порекомендовали не распространять их в крупных городах чаще одного раза в год. По неосторожности, Рекомендации были преждевременно обнародованы и утвердили протестантов в их мнении о развращенности Церкви. Лютер самостоятельно издал немецкий перевод Рекомендаций, украшенный его собственными ироничными комментариями.

Несмотря на неохотное, но искреннее намерение созвать собор, Павел III был вынужден откладывать его вновь и вновь. В 1537 году, из-за противостояния герцога, Мантуя стала неудобным местом. В 1538 году делегаты не явились в Виченцу, принадлежавшую Венеции. В 1542 году новая война между Карлом V и Франциском I помешала почти всем прелатам прибыть в Трент, а прибывшие вскоре уехали. Эта трагикомедия ошибок закончилась в 1545 году, когда назначенный на 25 марта Трентский[2] Собор наконец собрался 13 декабря на свою первую сессию. В 1549 году Павел III умер от старости. Конклав собрался для избрания преемника и на протяжении месяца не мог определиться с решением, пока 7 февраля 1550 года не был избран кардинал дель Монте, взявший себе имя Юлия III. Новым папой стал легкомысленный тосканец, лишенный твердых убеждений, однако кардиналам удалось его убедить созвать Собор на вторую сессию. После смерти Юлия II в 1555 году его сменил папа Марцелл II, который умер вскоре после своего избрания. С избранием кардинала Карафы папой Павлом IV (1555—1559) на папском престоле вновь утвердился дух догматизма и непримиримости.

Джованни Карафа олицетворял дух Контрреформации и представлял новое направление реакции Римской церкви на Реформацию. Он принадлежал к мистическому обществу, известному как Часовня Божественной любви и находился в тесном общении с церковными эразмитами гуманистического толка. Однако сам он придерживался более узких убеждений и все более и более был недоволен либеральными взглядами своих друзей. Находясь в Мадриде в 1536 году в качестве нунция, он стал свидетелем выступления Инквизиции против эразмитов, в результате которого их влияние было решительно искоренено в считанные месяцы. Карафа был убежден в эффективности исключительно жесткой политики, и под его понтификатом репрессивная Контрреформация активно развивалась.

Католическое духовное обновление

Иезуитский историк Паллавичино (Pallavicino) назвал время пап Возрождения годами беззаконий, «которые невозможно вспоминать без ужаса и негодования». Однако и в этот темный для Церкви период обнаруживались признаки новой духовной жизни не только на севере, где огромное влияние в сфере образования имели Братья совместной жизни, но также на юге и в самом Риме. Италия дала миру множество первоклассных ренессансных гуманистов, таких как Марсилио Фичино и Пико делла Мирандола, искренне стремившихся оживить христианскую теологию при помощи новых греческих и ближневосточных источников.

Эразмовский гуманизм вдохновил некоторых прелатов писать в пользу реформы и улучшать управление своими епархиями. Такие кардиналы как Поул, Садолето, Жиберти и Контарини верили, что Церковь возможно обновить посредством улучшения образования, познания и распространения благочестия и разъяснения простых евангельских истин. Между учением и практикой Церкви позднего Средневековья и убеждениями христианских гуманистов существовало множество внутренних связующих: уверенность в пользе образования, уважение древних или общепринятых традиций, роль человеческой воли в достижении благочестия, искупительная сущность добрых дел. В кардинале Якопо Садолето ощущалась некоторая религиозная неискренность и неспособность решать поднимаемые реформаторами теологические вопросы. Он направил населению Женевы увещевательное письмо, а когда Кальвин опубликовал ответ, Садолето просто оставил этот вопрос. Но Садолето надеялся, что атаки реформаторов произведут благотворное исцеляющее действие в Теле Христовом, коим является Церковь. Он писал папе Клименту: «Если мы удовлетворим Божий гнев и суд, если эта ужасная кара приведет к праведной жизни и более справедливым законам, то, возможно, наше страдание не будет столь велико».[3]

Кардинал Жан Маттео Жиберти (Gian Matteo Giberti) (1495—1543), сын генуэзского морского капитана, принятый в дом кардинала Джулио де Медичи, проявил блестящие успехи в изучении греческого и латыни и был допущен в известную классическую академию Accademia Romana. Он служил секретарем кардинала и посланником Карла V. Став папой Климентом VII, Джулио сделал Жиберти епископом Вероны. Жиберти проживал в Риме и был политическим советником Климента, способствовал заключению в Павии мира между Франциском I и Карлом V, настаивал на поддержке папой Франциска и организовал Коньякскую Лигу (1526). После разграбления Рима он был арестован имперскими властями, но бежал и поселился в Вероне. Там он проявил себя как епископ реформатор, подняв образовательный и нравственный уровень духовенства, организовав приобретение книгопечатного станка, на котором были выпущены великолепные издания греческих отцов Церкви, и определив суть реформы. Его диссертация о восстановлении церковной дисциплины стала основой реформ Трентского Собора.

Гаспаро Контарини (1483—1542) происходил из знатной венецианской семьи, был членом Большого Совета, послом Венеции при дворе Карла V и участвовал в праздновании по случаю коронации Карла V в Болонье в 1530 году. В 1535 году папа Павел III сделал Контарини кардиналом, а в следующем году — членом реформационной комиссии. Он был страстным эразмитом, талантливым дипломатом и осознавал силу протестантов в Империи. Когда император Карл созывал в 1540—1541 годах имперские сеймы в Вормсе и Регенсбурге, на которые для обсуждения теологических разногласий были приглашены теологи обеих сторон, Контарини и эразмиты с большой охотой принимали участие в дискуссии, вопреки опасениям папы Павла III, что император последует Генриху VIII и создаст национальную церковь. В Регенсбурге обсуждали двадцать один артикул, преимущественно лютеранского происхождения. Евангельскую точку зрения представляли Меланхтон, Мартин Буцер, Жан Кальвин и другие известные реформаторы. Меланхтон и Контарини выработали устную формулировку учения об оправдании верой, и весть о достигнутом согласии безмерно ободрила императора. Однако надежда на единство рассеялась в процессе обсуждения, так как вопросы о пресуществлении (transsubstantiatio) и власти папы завели дискуссию в тупик. Вернувшись в Виттенберг, Меланхтон столкнулся с непреклонностью Лютера относительно компромиссной формулировки веры, а Контарини по возвращении в Италию объявили еретиком. К счастью, в следующем году он умер. Неудача эразмитов в достижении мирного урегулирования церковного раскола открыла путь для воинственных планов непримиримых.

Внутреннее обновление старых монашеских орденов и основание новых орденов в первые десятилетия Реформации также свидетельствуют о духовной активности Католической церкви, особенно в Италии. Аскетическое самоотречение, мистическая устремленность и религиозная жизнь духовенства сохранили свою притягательность для верных католиков. Баптиста Мантуан (Baptista Mantuanus) трудился над реформой своего Кармелитского ордена задолго до появления Лютера. Среди францисканцев был реформатор по имени Маттео де Баскио (Matteo de Bascio) (умер в 1552 году), бывший итальянский крестьянин, который стремился восстановить первоначальную простоту Св. Франциска. Позднее он стал странствующим евангелистом. Его последователей, называемых капуцинами, отличали характерные четырехугольные капюшоны. В 1529 году капуцины были признаны папой. Несмотря на конкуренцию со стороны францисканских обсервантов, капуцины стали вторыми по силе после иезуитов. Они даже пережили кризис, возникший после того, как Бернардино Очино (1542) переметнулся к протестантам, хотя находились на грани гонений. В 1619 году они добились официальной независимости. Доминиканцы также дали миру известного духовного реформатора Баттиста да Крема (Battista da Crema), жизнью и сочинениями оказавшего огромное влияние на свою эпоху.

В 1516 году началось реформаторское движение почти в самом сердце двора Льва Х в Риме. Некоторые клерикалы и миряне регулярно собирались в церкви Св. Сильвестра и Доротеи (Church of Saints Sylvester & Dorothea) для молитвы, размышления и взаимного ободрения. Под руководством Гаэтано да Тьена (Gaetano da Thiene), ученика Баттиста да Крема, и Джампетро Караффы группа была организована в Часовню Божественной любви, членами которой среди прочих были Садолето, Жиберти, Контарини и другие реформаторы-эразмиты. Позднее в том же веке (1575) Св. Филиппо Нери преобразовал организацию в новую форму религиозного выражения, основав группу священников-мирян, живших общиною ради взаимного поддержания, не будучи связанными обетами.

Всей истории монашества присуще постепенное разложение и ослабление первоначально высоких и тяжелых требований, после чего внутри орденов происходили реформы. Монашеский идеал со временем эволюционировал от аскетического уединения к деятельности в миру. Индивидуальное отшельничество развивалось в коллективное пустынничество, а затем в монастырское житие, — например, как у бенедиктинцев, живших отдельно от мира за стенами монастыря, но во благо миру через развитие сельского хозяйства, переписывание манускриптов и организацию школ, распространявших знание и культуру. В нищенствующих орденах культивировался идеал бедности, однако эти монахи сознательно шли в мир, шагая в своих сандалиях по пыльным улицам. Наиболее серьезные новые организации шестнадцатого века, фиатинцы (Theatines) и иезуиты, не только являли яркие образцы аскетизма в миру, но также целенаправленно сообщались с наиболее влиятельными и могущественными классами общества, будучи вхожи в королевские дворы, аристократические дома и университеты. В миру и на миссионерском поприще они противостояли протестантам и язычникам в борьбе за духовную принадлежность человечества.

Часовня Божественной любви распространила дух религиозного рвения, побудивший Гаэтано да Тьена, Паоло Консигльери (Paolo Consiglieri), Бонифацио да Колле (Bonifacio da Colle) и Караффу основать орден фиатинцев, названный в честь города Чьети (Фиат) [Chieti (Theate)] в Южной Италии, где Караффа был епископом. 14 сентября 1524 года, в праздник Воздвижения Креста Господня, они произнесли перед алтарем Собора Св. Петра в Риме торжественный обет. Их основной целью было призвать духовенство к назидательной жизни и всех христиан к благочестию. Они открывали часовни и больницы, несли Евангелие и своим добрым примером стремились побудить ближних к добродетельной жизни. Вскоре в их конгрегации состояло множество аристократов. Они были первым орденом, начавшим миссионерскую деятельность на Ближнем Востоке и в Индии. Другие новые организации, такие как соматиане (Somatians) (1532) и барнабиты (Barnabites) (1533), также являли примеры искренности и приверженности.

Дальнейшие свидетельства искреннего благочестия мирян можно обнаружить в таких духовных братствах, как школа Св. Георга и школа Св. Рохоса (Rochos) в Венеции. Школа Св. Рохоса поддерживалась крайне богатыми и религиозными купцами, чрезвычайно обогащаясь посмертными дарами по завещаниям. Она содержала на пожизненном пансионе художника Тинторетто в обмен на пожертвование трех картин с библейскими сюжетами в год для украшения школы, классические коринфские колонны которой превращали ее в настоящий ларец с драгоценностями.

О жизнеспособности Католицизма свидетельствовали не только христианский гуманизм и обновление монашества. Появление в шестнадцатом веке настоящих религиозных мистиков, совмещавших лучшие традиции мировоззрения и практики Средневековья, еще раз доказывало, что Католицизм далеко не умер, несмотря на все испытания. Обстановка в Испании наиболее благоприятствовала мистической жизни, и там имели успех кармелиты, Св. Тереза Авильская (1515—1582) и Св. Иоанн Крестовый (St. John of the Cross) (1542—1591). Св. Тереза выросла в благочестивом доме в древнем городе-крепости Авила. Будучи ребенком она как-то раз отправилась со своим младшим братом обращать мавров. В двадцать лет она вступила в орден кармелитов и, посвятив себя его реформе, руководила босыми кармелитками, которые реформировали поразительное количество монастырей по всей Испании. Бытовала поговорка, что основать четыре новых ордена легче, чем изменить один старый, однако Св. Терезе это удалось благодаря ее умелому управлению и потрясающей практичности. Ее любимая поговорка была: «Господь ходит среди горшков и котлов». В автобиографии она с изумительной глубиной и проницательностью повествует о своей юности и внутренних борениях. Путь к совершенству был написан Св. Терезой как аскетическое руководство для монахинь реформированных монастырей. Однако лучшим ее мистическим сочинением является Внутренняя крепость (1577), где она исследовала секреты умозрительной жизни, мистические техники общения души с Богом.

Св. Иоанн Крестовый (1542—1591) был наиболее известным учеником Св. Терезы. Он вел суровую жизнь босого кармелита, однако каким-то образом находил время писать свои великие трактаты о высочайших богатствах мистических переживаний, например, Восхождение на гору Кармил и Темная ночь души.

Менее удачливым мистическим лириком был Луис де Леон (1527—1591), написавший комментарии к Св. Писанию, метрический перевод книги Песнь Песней и оригинальные оды. Однако в 1572 году он был арестован Инквизицией по обвинению в ереси и неуважении к Вульгате. Его заточили в тюрьму. В конце концов он был реабилитирован, а за несколько дней до своей смерти даже назначен главою ордена францисканцев. Однако репрессии Инквизиции постепенно выжали все соки из испанского мистицизма, который постепенно дегенерировал в разновидность квиетизма.

Франция также внесла интеллектуальный и духовный вклад в католическое пробуждение. Этим вкладом Франции был интереснейший неформальный представитель Католической Реформации, слегка сумасшедший Уильям Постель (William Postel) (1510—1581). Постель был человеком в духе Реймонда Лалла (Raymond Lull) (1232—1315), который за двести до того пытался обращать мусульман в своих миссионерских путешествиях, написал около трехсот эзотерических апологий и основал университет для обучения миссионеров языкам и специфике Ближнего Востока. Постель учился в Парижском университете и изучил там греческий, еврейский, португальский и арабский языки. Он написал труд De orbis terrae concordia (1544), стремясь опровергнуть учение Магомета и привести мусульман в христианство. В том же году он приехал в Рим и присоединился к иезуитам, которые обрадовались, заполучив в свои ряды мыслителя такого масштаба. Однако вскоре он проявил склонность к шатаниям, утверждая, что папа должен переместить свою резиденцию из Рима в Иерусалим, а король Рима должен стать королем Франции со столицею в Париже. Он был исключен из Общества Иисуса, а его сочинения включены в число запрещенных. Однако он прибыл на Трентский Собор и попытался изложить свои теории присутствовавшим там церковнослужителям. Инквизиция объявила его сумасшедшим и заключила в тюрьму на четыре года, а оставшиеся восемнадцать лет своей жизни он провел под гражданским надзором в Париже. Постель был забыт всеми, кроме историков, зато Инквизиция, списки запрещенной литературы и иезуиты вошли в историю как главные орудия Контрреформации.

Контрреформация

Историки нынешних экуменических дней предпочитают термину «Контрреформация» наименование «Католическая Реформация», поскольку движение к реформе имело собственные духовные предпосылки внутри старой церкви и не было лишь негативной реакцией на протестантский бунт. Однако в каком-то отношении Католическая Реформация действительно стала ответной реакцией и выразилась в репрессиях, о которых современная церковь, оглядываясь назад, может только сожалеть. Главные побуждения к жесткому отношению исходили из Испании, бывшей «молотом для еретиков» и «мечом Рима».

Благодаря вековой войне с мусульманами и крестовым походам с целью изгнать их из Иберии, в Испании утвердились воинствующая ортодоксальность и фанатический дух. Фердинанд и Изабелла организовали мощные институты надзора за любого рода отклонениями. Кардинал Хименес (Ximenes) не только укрепил в Испании иерархию посредством жесткой моральной чистки, но даже сам служил в должности великого инквизитора (1508). Карл V позволил Инквизиции расширить ее юрисдикцию от борьбы с мусульманской и иудейской ересями до суда в вопросах веры, а не только отстранять черное духовенство с должностей. В 1531 году папа Климент VII подчинил Инквизиции испанские епархии и отказал в праве обжаловать ее приговоры. Начиная с 1538 года Инквизиция активно боролась против религиозной проповеди еретиков и противостояла эразмитам и лютеранам.

Успехи Испанской Инквизиции произвели на кардинала Караффу сильное впечатление, и он предложил принять аналогичные методы в Италии. Общественное сопротивление задержало Инквизицию в итальянских владениях Испании, так что в Сицилии ее деятельность не началась до 1518 года, а затем ограничилась лишь контролем над евреями, а в Неаполе она на протяжении многих лет была терпима даже к последователям Вальдеса[4]. Караффа верил в необходимость поддержки папы и уговаривал папу создать в Риме новую конгрегацию, которая восстановит прежний доминиканский трибунал для суда над еретиками. Павел III сомневался, опасаясь народного возмущения. Однако, по мере роста числа еретиков и после неудачных попыток примирения, он неохотно развязал Караффе руки. Караффа был так нетерпелив, что устроил следственные камеры с орудиями пытки в своем собственном доме еще прежде создания трибунала. «Если наш родной отец окажется еретиком, — восклицал он, — то мы сами отнесем дрова на его костер!» В другой раз он высказался в том же духе: «Пусть никто не унижает себя, проявляя терпимость по отношению к любому еретику, а особенно к кальвинисту!» Римский трибунал получил юрисдикцию над всей Италией с властью и организацией, аналогичными Испанской Инквизиции. Судьями обычно были доминиканцы, подчинявшиеся комитету из шести кардиналов, включая Караффу, назначенных папой генеральными инквизиторами. 21 июля 1542 года Павел III официально утвердил Римскую Инквизицию и распространил ее власть на весь христианский мир. Таким образом Рим перехватил инициативу у реформаторов.

Сотрудничая с ожившими монашескими орденами и особенно с гражданскими властями, Инквизиция стала эффективным средством подавления еретиков. В марте 1547 года Инквизиция сожгла в Риме испанского диссидента Хуана де Энзинас (Juan de Enzinas). Она вызвала в Рим с территории Венеции Пьетро Паоло Вергерио. Отлученный 3 июля 1549 года Вергерио безопасно бежал в Гризон (Grisons). Ограниченный герцог Флоренции Козимо I (Cosimo I) активно содействовал Инквизиции в Тоскане, которая начиная с 1542 года также функционировала и в Милане. В Ферраре она вынудила Геркулеса д'Эсте (Hercules d'Este) выступить против евангельских верующих, находившихся под покровительством герцогини Рене (Renee). Протестанты бежали, а оскорбленная своим фанатичным сыном Рене удалилась во Францию. Теперь правительство Испании почувствовало свободу действовать на территории Италии. 22 февраля 1549 года Караффа стал архиепископом Неаполя и способствовал полному истреблению вальденсов.

Распространение власти Инквизиции во Францию совпало с решением ожесточившегося короля Франциска I подавить гугенотов. Инквизиция действовала в Руане, Тулузе, Гренобле и Бордо. Королевские суды расправлялись с ересью в Париже. Когда 4 октября 1546 года власти города Мо арестовали шестьдесят одного евангельского верующего во время собрания и затем четырнадцать из них сожгли за ересь, то убежищем перестал быть даже этот город, в котором епископ Брикон (Briconnet) когда-то укрывал такие свободолюбивые умы как Левефр д'Этапль. В следующем году особый трибунал Парижского парламента получил исключительные полномочия в вопросе сожжения еретиков. Он установил такой рекорд казней на костре, что позднее был назван горящей комнатой (chambre ardente). Король Генрих II (1547—1559) отличался большой ограниченностью и поощрял запреты на протестантскую литературу, профессуру и общение с центрами Реформации. Королевский эдикт 1549 года определил компетенцию церковных и гражданских властей в вопросах ереси. По всей Франции наблюдалась взаимосвязь между успехами Инквизиции и готовностью к сотрудничеству между монархом и более мелкими правителями.

Эффективный идейный контроль требовал сожжения не только мыслителей, но и их книг, что не осталось без внимания ревностного Павла IV. Начиная с 1521 года распространялись списки запрещенных книг. В списках часто упоминались теологические факультеты Парижа и Лувена. Первым полным списком, обязательным для всей Церкви, был список запрещенных книг (Index librorum prohibitorum), подготовленный Павлом IV в последний год своего понтификата и опубликованный в 1559 году. Этот список запрещенной литературы включал такие труды, которые менее горячие умы, чем Караффа, полагали безвредными. В 1564 году его заменил Тридентский список. Запрещались не только еретические сочинения протестантов. Вредными для нравственности были также признаны классические сочинения гуманистов, — например, Декамерон Боккаччо. Под запретом оказались и работы «короля» христианских гуманистов Эразма, который однажды едва не удостоился шляпы кардинала. Впоследствии его сочинения публиковались в урезанном виде. Было очевидно, что Возрождение уже осталось в прошлом.

ИЕЗУИТЫ

Ударным отрядом Контрреформации стали иезуиты. Помимо традиционных обетов бедности, целомудрия и послушания, они давали обет полного послушания лично папе. Новообразованное Общество Иисуса было столь успешно в полемике, политике, образовании и миссионерстве, что зачастую воспринималось только как ответ Протестантизму. На самом деле иезуиты были проявлением того религиозного потенциала, благодаря которому в первые десятилетия шестнадцатого века возникли различные новые ордены. Общество Иисуса являлось продуктом испанской духовности и видело себя движением, омолаживающим церковь изнутри и несущим Христианство язычникам, а не военною силою в борьбе с протестантами. Своими завоеваниями иезуиты обязаны гению основателя общества Игнатия Лойолы, а также преданности его первых членов.

Игнатий Лойола (1491—1556) является одной из наиболее ярких фигур в истории Христианства, мужем войны, который стал воином Князя мира. Его отец был баскский дворянин, и мальчиком он служил пажом при дворе короля Фердинанда. Обученный придворным манерам и военному искусству, он поступил вместе со своими двумя братьями в армию их феодального господина герцога Найерского (of Najera). Когда 21 мая 1521 года Лойола защищал брешь в городской стене Пампелуны[5] при осаде войсками короля Франциска I, французское пушечное ядро раздробило его правую ногу и задело левую. Французский врач неудачно вправил ему ногу, после чего пришлось ее сломать и заново срастить, и Лойола остался на всю жизнь хромым. Находясь на излечении в семейном замке, он начал читать жизнеописания святых и Жизнь Христа Лудольфа Картезианца. Лойола пережил сильное духовное потрясение, схожее с борьбою и освобождением Лютера и Кальвина при их обращении, в результате чего его рыцарские идеалы перешли в область веры. Он рассматривал жизнь христианина как преданное служение Богоматери. Облаченные в сияющие духовные доспехи рыцари составляют армию Царя, вступившего в смертельную битву с армией сатаны. С присущим ему драматизмом Игнатий совершил символический акт в память о том, как изменилась его жизнь. Беседуя однажды в пути о религии со своим компаньоном, он не смог убедить его в девственности Марии. Разгневанный Лойола в какую-то минуту подвергся искушению пустить в ход свой кинжал против дерзкого собеседника. Потрясенный собственной реакцией, Лойола через несколько дней повесил свое оружие в церкви города Монтсеррат[6], посвятив его Деве Марии. Он отдал бедным свою дорогую одежду и надел рубище, покрывавшее его до самых пят. Таким образом Лойола принял церковный обет.

Поиск по сайту: