Маевка революционного пролетариата

Прошел год со времени ленских событий и первого, решительного, подъема революционного рабочего движения после переворота 3 июня. Царева черная сотня и помещики, орава чиновников и буржуазия отпраздновали 300-летний юбилей грабежа, татарских наездов и опозорения России Романовыми. Собралась и начала свою «работу», сама не веря в нее и потеряв былую контрреволюционную энергию, IV Дума. Рас­терянность и скука овладели либеральным обществом, вяло жующим призывы к реформам – и в то же время признающим невозможность даже подобия реформ.

И вот, маевка рабочего класса России, – сначала давшего репетицию в Риге, а затем, в первое мая по старому стилю в Петербурге – решительное выступление, – эта маевка, как молния в хмурой, тусклой, тоскливой атмосфере, прорезала воздух.

Перед сотнями старых революционеров, которых не добили еще и не надломили преследования палачей и ренегатство друзей, – перед миллионами нового поколения демократов и социалистов встали опять, во всем своем величии, задачи грядущей революции и об­рисовались силы руководящего ею передового класса.

Уже за несколько недель до первого мая правительство точно потеряло голову, а господа фабриканты вели себя как совсем безголовые люди. Аресты и обыски подняли, казалось, вверх дном все рабочие кварталы столицы. Провинция не отставала от центра. Фабриканты метались, собирая совещания, вынося противоречивые лозунги, то грозя расправой и локаутами, то уступая наперед и соглашаясь закрыть заводы, – то подстрекая правительство к зверствам, то упрекая правительство и призывая его к внесению перво­го мая в число «табельных» дней.

Но, как ни усердствовала жандармерия, как ни «чистила» она фабричные предместья, как ни хватала направо-налево по последним из своих «списков подозрительных», – ничто не помогло. Рабочие смеялись над бессильной злобой царской шайки и класса капиталистов, иронизировали над грозными и жалкими «объявлениями» градоначаль­ника, писали и пускали по рукам – или передавали из уст в уста – сатирические стишки и добывали, точно из-под земли, новые и новые пригоршни маленьких, плохо изданных, коротких и простых, но вразумительных «листочков» с призывами к стачке и к демонстрации, с напоминанием старых, неурезанных, революционных лозунгов со­циалдемократии, которая руководила в пятом году первым натиском масс на самодер­жавие и на монархию.

Сто тысяч бастующих первого мая – говорила на другой день правительственная печать. Сто двадцать пять тысяч – сообщали буржуазные газеты, по первым телеграфным информациям («Киевская Мысль»). Сто пятьдесят тысяч – телеграфировал из Пе­тербурга корреспондент центрального органа германской социал-демократии. А на другой день уже вся буржуазная пресса давала цифру 200-220 тысяч. Число стачечни­ков на деле дошло до 250 тысяч!

Но, помимо числа бастующих первого мая, еще гораздо внушительнее – и гораздо знаменательнее – были революционные уличные демонстрации рабочих.

С пением революционных песен, с громкими призывами к революции во всех предместьях сто­лицы и во всех концах города, с красными флагами боролись рабочие толпы в течение нескольких часов против мобилизованных, с удесятеренной энергией правительством, сил полиции и охраны. И рабочие сумели дать почувствовать наиболее ретивым из цар­ских опричников, что борьба идет не на шутку, что перед полицией не горстка игрушечного, славянофильского, дела людишек, что встали действительно массы трудящегося класса столицы.

Открытая демонстрация революционных стремлений пролетариата – революционных сил его, закаленных и подкрепленных новыми поколениями, – революционных призывов к народу и к народам России получилась поистине блестящая.

Если в про­шлом году правительство и фабриканты могли утешать себя тем, что нельзя было пред­видеть ленского взрыва, нельзя было сразу подготовиться к борьбе с его последствия­ми, то теперь предвидение было со стороны монархии самое точное, время для подго­товки было самое долгое, приняты «меры» были самые «энергичные», – и в результате полное бессилие царской монархии перед революционным пробуждением пролетарских масс.

Да, год стачечной борьбы после Лены[154] показал – вопреки жалким воплям либералов и их подголосков против «стачечного азарта», против «синдикалистских» стачек, против соединения экономической стачки с политической и обратно, – этот год показал, какое великое, незаменимое оружие выковал себе социал-демократический пролетариат в революционную эпоху для агитации в массах, для пробуждения их, для привлечения их к борьбе.

Революционная массовая стачка не давала неприятелю ни от­дыха, ни сроку.

Она била врага и по карману, она топтала в грязь перед лицом всего мира политический престиж якобы «сильного» царского правительства.

Она давала все новым и новым слоям рабочих возможность вернуть назад хоть частичку завоеваний пятого года и привлекала к борьбе новые слои трудящихся, захватывая наиболее отста­лых.

Она не исчерпывала сил рабочих, будучи сплошь да рядом кратковременным, демонстративным выступлением, – и в то же время подготовляя новые, еще более внушительные и более революционные открытые выступления масс в виде уличных демонстраций.

Ни в одной стране мира за последний год не наблюдалось такого числа политических стачечников, как в России, такого упорства, такого разнообразия, такой энергии стачек. Уже одно это обстоятельство показывает всю мизерность, все презренное тупо­умие тех либеральных и ликвидаторских мудрецов, которые хотели «поправлять» тактику русских рабочих 1912-1913 годов по мерке «европейских» конституционных периодов, подготовительной работы социалистического просвещения и воспитания масс.

Громадный перевес русских стачек над стачками наиболее передовых стран доказывает вовсе не особые качества рабочих Рос­сии, – а лишь особые условия нарастания революцион­ного кризиса современной России.

Майская стачка текущего года, как и целый ряд стачек за последние полтора года в России, имеет революционный характер в отличие от обычных экономиче­ских стачек с требованиями конституционных реформ, как, например, последняя бельгийская стачка.

Россия переживает революционное состояние потому, что угнетение громаднейшего большинства населения, не только пролетариата, но и девяти десятых мелких производителей, особенно кресть­ян, обострилось в максимальной степени, причем этот обостренный гнет, голодовки, нищета, бесправие, надругательство над народом находятся в вопиющем несоответст­вии и с состоянием производительных сил России, и со степенью сознательности и тре­бовательности масс, пробужденных пятым годом, и с положением дел во всех сосед­них, не только европейских, но и азиатских странах.

Но этого еще мало. Одно угнетение, как бы велико оно ни было, не всегда создает революционное положение страны. Большей частью для революции недостаточно того, чтобы низы не хотели жить, как прежде. Для нее требуется еще, чтобы верхи не могли хозяйничать и управлять, как прежде. Именно это мы видим теперь в России.

Полити­ческий кризис назревает у всех на глазах. Буржуазия все сделала, что от нее зависело, для поддержки контрреволюции и создания на этой контрреволюционной почве «мир­ного развития». Буржуазия давала деньги палачам и крепостникам, сколько они хотели, буржуазия поносила революцию и отреклась от нее, буржуазия лизала сапог Пуришкевича и кнут Маркова 2-го, буржуазия создавала «европейски»-обоснованные теории, обливающие грязью якобы «интеллигентскую» революцию пятого года, объявляющие ее греховной, воровской, противогосударственной и прочее. И несмотря на все эти жертвы своим кошельком, своей честью и своей совестью, буржуазия сама признает, что самодержавие и помещики не смогли обеспечить «мирного развития», не смогли обеспечить элементарных условий «порядка» и «законности», без которых не может жить в XX веке капиталистическая страна, рядом с Германией и новым Китаем.

Политический кризис общенационального масштаба в России налицо и притом это – кризис такой, который касается именно основ государственного устройства, а вовсе не каких-либо частностей, касается фундамента здания, а того или иного этажа.

И сколько бы ни болтали наши либералы и ликвидаторы фраз на тему о том, что «у нас есть, слава богу, конституция» и что на очереди дня те или иные по­литические реформы, сколько бы ни лилось этой реформаторской водицы, – а дело остается в том положении, что ни единый ликвидатор и ни единый либерал не может указать никакого реформаторского выхода из положения.

И состояние масс населения в России, и обострение их положения новой аграрной политикой (за которую, как за последнее спасение, должны были схватиться крепост­ники-помещики), и международные условия, и характер создавшегося у нас общеполи­тического кризиса – вот та сумма объективных условий, которые делают положение России революционным вследствие невозможности решить задачи буржуазного пере­ворота на данном пути и данными (правительству и эксплуататорским классам) средст­вами.

Такова общественная, экономическая и политическая, почва, таково соотношение классов в России, породившее своеобразные стачки у нас, невозможные в теперешней Европе.

Ни угнетение низов ни кризис верхов не создадут еще революции, – они создадут лишь гниение страны, – если нет в этой стране рево­люционного класса, способного претворить пассивное состояние гнета в активное со­стояние возмущения и восстания.

Эту роль действительно передового, действительно поднимающего массы на революцию, действительно способного спасти Россию от гниения, класса и играет промышленный пролетариат.

Эту задачу он и осуществляет своими революционными стачками.

Эти стачки, ненавидимые либералами и непонятые ликвидаторами, являются одним из самых действительных средств преодоления апатии, отчаяния и распыления сельскохозяйственного пролетариата и крестьянства, вовлечения его в возможно более дружные, одновременные и широкие революционные выступлениям.

Рабочий класс вовлекает в революционные выступления массы трудящихся и эксплуатируемых, лишенных элементарных прав и доведенных до отчаянного состояния.

Рабочий класс учит их революционной борьбе, воспитывает их для революционного действия, разъясняет им, где и в чем выход и спасение.

Рабочий класс учит их не сло­вами, а делами, примером и притом примером не авантюр единичных героев, а приме­ром массового революционного выступления, соединяющего политические и экономи­ческие требования.

Как просты, как понятны, как близки эти мысли всякому честному рабочему, воспринимающему хотя бы зачатки учения социализма и демократии! И как чужды они тем интеллигентским изменникам социализма и предателям демократии, которые в ликвидаторских газетах поносят или осмеивают «подполье», уверяя наивных простачков, что они – «тоже социал-демократы».

Маевка петербургского, а за ним и всего российского, пролетариата еще и еще раз наглядно показала тем, кто имеет очи, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, великое историческое значение революционного подполья в современной России.

Единственная партийная организация РСДРП в Петербурге, Петербургский комитет заставил и перед маевкой, как и перед 9 января, как и перед 300-летием Романовых, как и 4 апреля, даже буржуазную печать отметить тот факт, что листки ПК снова появились по фабрикам и заводам.

Громадных жертв стоят эти листки. Иногда невзрачна их внешность. Некоторые из них, например, призывы к демонстрации 4 апреля, представляют из себя назначения часа и места демонстрации, в шести строках, набранных, видимо, тайком и с крайней спешкой в различных типографиях и различным шрифтом.

У нас есть люди («тоже со­циал-демократы»), которые, имея в виду эти условия работы «подполья», спрашивают, злобно хихикая или презрительно под­жимая губы: «Если бы подпольем исчерпывалась партия, то сколько же членов она на­считывала бы? 2-3 сотни?»[oooooooo].

И вдруг, о, чудо! По решению, средактированному пятью-семью членами исполнительной комиссии ПК, – по листку, изготовленному и розданному «двумя-тремя сотнями», – встают, как один человек, двести пятьдесят тысяч в Петербурге.

Не об «открытой рабочей партии», не о «свободе коалиции» и тому подобных реформах, призраками коих дурачат народ либералы, говорят эти листки, говорят революционные речи рабочих на митингах и демонстрации.

Они говорят о революции, как единственном выходе из положения.

Они говорят о республике, как единственном ло­зунге, который, в противовес либеральной лжи насчет реформ, указывает перемену, обеспечивающую свободу, указывает силы, способные сознательно встать за нее.

Весь двухмиллионный Петербург видит и слышит эти призывы к революции, западающие глубоко в сердце каждому трудящемуся и угнетенному слою.

Весь Петербург видит на живом и массовом примере, в чем выход и в чем ложь либеральной болтовни о реформах.

На всю Россию разносят тысячи связей рабочих – и сотни буржуазных газет, вынуждаемых рассказать хоть урывками о питерской массовке – разносят весть об упорной стачечной борьбе столичного пролетариата.

И в крестьянскую массу и в крестьянское войско доносится эта весть о стачках, о революционных требованиях ра­бочих, о борьбе их за республику и за конфискацию земли помещиков в пользу кресть­ян.

Медленно, но верно, революционная стачка шевелит, будит, просвещает и органи­зует народные массы для революции.

«Две-три сотни» «подпольщиков» выражают интересы и нужды миллионов и десят­ков миллионов, говоря им правду об их безвыходном положении, раскрывая им глаза на необходимость революционной борьбы, внушая им веру в нее, давая им правильные лозунги, вырывая эти массы из-под влияния широковещательных и насквозь лживых, реформистских лозунгов буржуазии.

Майская стачка, как и все революционные стачки 1912-1913 годов, воочию показывает нам три политических лагеря, на которые делится современная Россия.

Лагерь палачей и крепостни­ков, монархии и охранки. Он сделал все, что мог, по части зверства. Он уже бессилен против рабочих масс.

Лагерь буржуазии, которая вся, от кадетов до октябристов, кри­чит и стонет, призывая к реформам и сама себя объявляя в «дураках» за допущение мысли о возможности реформ в России.

Лагерь революции, единственно выражающий интересы угнетенных масс.

Всю идейную, всю политическую работу в этом лагере ведет только подпольная социал-демократия, умеющая каждую легальную возможность использовать именно в своем духе и неразрывно связанная с передовым классом, пролетариатом. Никто не может наперед сказать, удастся ли этому передовому классу довести массы до победоносной революции. Но свой долг вести массы к такому выходу этот класс исполняет вопреки всем шатаниям и изменам либералов и «тоже социал-демократов». Все, что есть живого и жизнеспособного в русском социализме и в русской демократии, все это воспитывается исключительно на примере революционной борьбы пролетариата и под руководством ее.

Маевка текущего года показала всему миру, что российский пролетариат твердо идет по своему революционному пути, вне которого нет спасения для задыхающейся и гниющей заживо России.

Поиск по сайту: