Мартин Э. П. Зелигмав

ситуацию, независимо от того, выигрывали они или проиг­рывали.

В течение последнего десятилетия с хорошей воспроиз-^ водимостью было показано, что люди в состоянии депрест-"-сии (большинство из которых — пессимисты) точно оцени­вают, какой реальной степенью контроля над ситуацией они располагают. Те же, кто не находятся в депрессии (в боль­шинстве своем — оптимисты), верят, что они в большей степени контролируют ситуацию, чем на самом деле, в осо­бенности, когда они беспомощны и не контролируют ее вовсе.

Еще одним свидетельством того, что люди в депрессии более грустные, но и более мудрые, является самооценка социального поведения. Несколько лет назад журнал «Нью-суик» сообщил, что 80 /о американцев считают, что отно­сятся по рейтингу своего социального поведения к верхней половине списка. Если доверять результатам исследования, проведенного Питером Левинсоном и его коллегами из Орегонского университета, все эти люди не подвержены депрессии. В ходе исследования была устроена дискуссия с участием людей в депрессии и нормальном состоянии, после чего им предлагалось самим оценить, как они выглядели, насколько были убедительны, привлекательны. По мнению жюри, люди в состоянии депрессии были не слишком убе­дительны и привлекательны, что, кстати, является одним из симптомов депрессии. При самооценке эта категория испы­туемых была достаточно самокритична. Самооценка группы людей, не находившихся в депрессии, была достойна удив­ления. Они заметно переоценивали свой социальный облик, завышая по сравнению с жюри свою привлекательность и убедительность.

Еще одно любопытное свидетельство связано с памя­тью. Как правило, люди в состоянии депрессии помнят боль­ше плохих событий и меньше хороших по сравнению с теми,

Успех иа работе 175

кто в депрессии не находится. Но кто из них прав? То есть, если бы было известно действительное количество тех и других событий в мире, кто сохранил бы в памяти точную картину, а кто — искаженную?

Когда я только стал терапевтом, меня учили, что деп­рессивных пациентов бессмысленно расспрашивать об их прошлом, если вы хотите получить адекватную картину их жизни. Дескать, все, что вы от них услышите, это как их не любили родители, как вечно проваливались их деловые начинания, в каком ужасном городе они жили. Но что если они при этом говорят правду? Это легко проверить в лабо­раторных условиях; нужно подвергнуть людей тесту, кото­рый так организован, чтобы они двадцать раз ошиблись и двадцать раз оказались правы. А позднее спросить, на­сколько успешно они отвечали. Практика показывает, что депрессивные пациенты достаточно точны; скажем, они могут сообщить вам, что были праЕЫ двадцать один раз и ошиб­лись девятнадцать.

А прошлое, оказывается, склонны искажать люди, сво­бодные от депрессии, которые вполне могут вам сообщить, что ошиблись двенадцать раз и ответили правильно двад­цать восемь.

И, наконец, последнее свидетельство того, что люди в депрессии грустнее, но умнее, связано со стилем объясне­ния. Судя по объяснениям недепрессивных лиц, неудача — сирота, а у удачи — тысяча отцов, совсем по пословице. Люди в депрессии же охотно признаются и в успехах, и в поражениях.

Этот стиль последовательно воспроизводился во всех наших исследованиях: искаженное, однобокое отображение ситуации недепрессивными испытуемыми и беспристраст­ное, справедливое — депрессивными. В анкете, с которой вы знакомились в главе 3, вы должны были указать при­чины плохих и хороших событий, которых там содержится

Мартии Э. П. Зелигман

поровну. Потом вы считали свои баллы G-B, то есть раз­ность между вашими средними оценками для хороших и плохих событий. Как выглядит ваш результат на фоне того, что получается у людей в депрессии? У них стиль объясне­ния примерно одинаков, что для хороших, что для плохих событий; точнее говоря, их оценки чуть выше средних для личных, постоянных и широтных объяснений как хороших, так и плохих событий. В итоге разность G - В у них близка к нулю, они беспристрастны.

У недепрессивных испытуемых разность G - В намного больше нуля, что свидетельствует об искаженном воспри­ятии. Если речь идет о плохом, то это вы мне подстроили, оно скоро пройдет и имеет отношение только к данной конкретной ситуации. Если же речь идет о хорошем, то это я сделал, оно будет всегда и будет помогать мне во многих ситуациях. То есть для недепрессивов плохие события име­ют свойство быть внешними, временными и конкретными, зато хорошие — личными, постоянными и всеобъемлющи­ми. И чем оптимистичнее их суждения, тем более они ис­каженные, В то же время человек в депрессии считает свои успехи порождением таких же факторов, что и неудачи.

Таким образом, имеется четкое свидетельство того, что люди, не находящиеся в депрессии, склонны искажать ре­альность в выгодном для себя направлении, а депрессивные личности воспринимают действительность более адекватно. Как же это свидетельство, относящееся к депрессии, свя­зывается с проблемой оптимизма-пессимизма? Согласно ста­тистике, по своему стилю объяснения большинство депрес-сивов оказываются пессимистами, большинство свободных от депрессии — оптимистами. Это означает, что в среднем оптимисты искажают реальность, а пессимисты, как опреде­лил Амброуз Бирс, «видят мир правильно». У пессимис­тов — ощущение, что он находится во власти реальности, в то время как оптимист обладает мощной защитой от нее,

Успех ва работе

что позволяет ему сохранить хорошее настроение перед лицом неумолимой и безразличной Вселенной. Важно помнить, однако, что описанное выше носит усредненно-статистичес-кий характер и что пессимисту не гарантированно понимание окружающей действительности. Некоторые реалисты (мень­шинство) являются оптимистами, а некоторые, склонные к искажениям личности (также меньшинство) — песси­мистами.

Является ли точность восприятия депрессивных лич­ностей лабораторным курьезом? Не думаю. Скорее всего, это обстоятельство ведет нас к пониманию самой сути того, чем на самом деле является пессимизм. Это первый серьез­ный ключ к тому, почему вообще у нас бывает депрессия, возможность подойти к ответу на вопрос, который мы за­давали раньше: почему эволюция позволила пессимизму и депрессии сохраниться и процветать. Если пессимизм лежит в основании депрессии и самоубийства, если он ведет к менее успешной работе и, как мы позднее увидим, к ослаб­лению иммунитета и вообще здоровья, то почему он давно не вымер? В чем может быть польза от пессимизма для человеческого вида?

Преимущества пессимизма могли проявиться на пос­леднем этапе нашей эволюции. Мы — часть животного мира Плейстоцена, эпохи ледниковых периодов. Наш эмо­циональный облик сформировался под влиянием ста тысяч лет климатических катастроф: волны холода и тепла; засухи и наводнения; изобилие и внезапный голод. Те из наших предков, что выжили в Плейстоцене, должны быть благо­дарны за это своей способности беспрестанно беспокоиться о завтрашнем дне, воспринимать солнечные дни как прелю­дию к суровой зиме и вообще размышлять. Мы унаследо­вали у этих предков мозги и способность в первую очередь видеть тучу, а уж потом — светлую изнанку.

Иногда в некоторых нишах современной жизни этот

Мартин Э. П. Зелигман

глубоко скрытый пессимизм срабатывает. Подумайте о ве­дении крупного бизнеса. В распоряжении последнего целый набор различных типажей, которые играют разные роли. Во-первых, среди них имеются оптимисты. Это исследова­тели и разработчики, планировщики, специалисты по марке­тингу — все они должны быть мечтателями, провидцами. Им приходится выдумывать вещи, которые пока не суще­ствуют, исследовать пространство за пределами нынешнего досягания компании. Если они этого не сделают, то срабо­тает конкуренция. Но попробуйте вообразить компанию, которая состояла бы сплошь из оптимистов, и все сосредо­точены на сияющих перспективах. Это было бы сущее не­счастье.

Компании необходимы и свои пессимисты, люди, кото­рые прекрасно осведомлены о подлинном положении вещей. Они обязаны сделать так, чтобы оптимисты не забывали о суровой реальности. Казначей, юристы, финансовый вице-президент, бизнес-администраторы, инженеры по технике безопасности — у всех них должно быть четкое ощущение того, что именно компания может себе позволить, а что представляет опасность. Их роль — предупреждать, их знамя — желтый флаг.

Кто-то может поспешить и сказать, что эти люди не обязаны быть совсем уж закоренелыми пессимистами, чей стиль объяснения непрерывно подрывает их достижения и здоровье. Среди них могут быть и люди, склонные к деп­рессии, но другие, может быть, даже большинство, несмот­ря на их угрюмую настороженность за рабочим столом, вполне могут быть людьми веселыми и жизнерадостными в других обстоятельствах. Некоторые из них просто осто­рожные и взвешенные люди, которые специально развива­ли в ходе своей карьеры свою пессимистическую сторону. Джон Кридон никогда не предлагал, чтобы его руководя­щий состав был полон законченных пессимистов, ставших

Поиск по сайту: