 |
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция
Политика, религия и культурах новая психотерапия 285
ток. — Предсказать будущее, исходя из принципов психологии!»
Это «Эге!» осталось со мной на всю жизнь. Будучи молодым преподавателем, в начале 70-х годов я с большим интересом узнал, что область знаний, именуемая психоисторией, действительно существует. Через некоторое время мы с моим близким другом Аланом Корсом, в то время доцентом истории в Пенсильванском университете, стали вести семинар для аспирантов на эту тему. Благодаря этому мы смогли поближе познакомиться с академической версией науки, изображенной Азимовым. С большим, надо сказать, разочарованием.
Мы прочитали о попытке Эрика Эриксона применить принципы фрейдистского психоанализа к Мартину Лютеру. Лютер, по словам Эриксона, приобрел свое бунтарское отношение к католицизму... на почве туалетного воспитания. Эту гипотезу профессор Эриксон вывел из обрывочных сведений о детстве Лютера. Разумеется, Хари Селден имел в виду совсем не экстраполяцию вроде этой. Во-первых, следуя ее принципам, не многого удалось бы добиться. Они не позволили бы психотерапевту ясно истолковать истоки бунтарства пациента, лежащего перед ним на кушетке, даже если бы узнал от него все, что ему заблагорассудится, о его детстве. Что же тогда говорить об истоках бунтарства кого-то, умершего несколько веков назад. Во-вторых, то, что в те дни фигурировало под названием «психоистории», состояло из исследования отдельных случаев; Азимов же подчеркивал, что для обоснованных прогнозов необходимо иметь большой массив случаев, чтобы исключить непредсказуемые индивидуальные вариации. В-третьих, что, пожалуй, самое плохое, этот вид психоистории вообще не может ничего спрогнозировать. Он, скорее, брал события, которые давно уже завершились, и сочинял историю с психоаналитическим подтекстом, которая могла бы придать им осмысленный вид.
286____________________ Мартин Э. /Т. Зелигмав
Когда я принял в 1981 году вызов Глена Злдера и взялся за разработку «машины времени», идол Азимова продолжал вдохновлять меня, и я планировал воспользоваться техникой содержательного анализа письменных или устных высказываний, позволяющей выявить стиль объяснения, чтобы оценить уровень оптимизма у людей, которые не склонны заполнять анкеты: пары «мать—дочь», спортивные звезды, руководители компаний, сталкивающиеся с возможностью захвата фирмы новым владельцем, мировые лидеры. Но есть еще одна обширнейшая группа людей, которые не заполняют анкеты — это те, кто сегодня уже умер, но чьими трудами творилась история. Я сказал Глену, что техника CAVE — это та самая машина времени, о которой он мечтал. Я предположил, что она может использоваться не только применительно к нашим современникам, но и к тем, кого с нами больше нет, кто физически не в состоянии отвечать на вопросы анкет. Все, что нам нужно, это их стенограммы. Имея дословные записи, мы можем приложить- к ним прииципы техники CAVE и оценить их стиль объяснения. Я указал, что в нашем распоряжении оказывается огромное количество материала: автобиографии, завещания, выступления на пресс-конференциях, дневники, медицинские заключения, заявления. «Глен, — сказал я, — мы можем творить психоисторию».
В конце концов в наших руках оказались три важных компонента, наличия которых требовал Хари Селден. Во-первых, у нас был разумный психологический принцип: оптимистический стиль объяснения позволяет прогнозировать способность противостоять депрессии, высокие достижения и упорство. Во-вторых, у нас был надежный способ оценки стиля объяснения людей, независимо от того, живы они или нет. В-третьих, в нашем распоряжении оказывался достаточно большой массив объектов изучения, чтобы можно было подходить к прогнозированию статистически.
Политика, религия и культура: новая психотерапий 287
Как-то однажды утром весной 1983 года я занимался тем, что объяснял все это одному из самых темперамент* ных студентов, мною встреченных, двадцатилетнему Гарольду Зуллову. Он отличался замечательными идеями, энергией, оригинальностью и энтузиазмом. Я описал ему технику CAVE, а также перспективы, которые она открывает, стараясь произвести на него впечатление и вовлечь его в Пенсильванский университет.
«Вы не думали о возможности приложить эту технику к политике? — спросил он. — Может быть, нам удастся предсказать результаты выборов. Готов поспорить, что американцы предпочли бы, чтобы ими руководили оптимисты, люди, которые пообещают решить все их проблемы, а не просто пожиматели рук или неуверенные личности. Вам нужны большие количества? Как насчет масштабов американского электората? Вы не можете предсказать, как проголосуют на выборах отдельные избиратели, но мы, может быть, сумеем предсказать, как они проголосуют в совокупности. Мы могли бы оценить оптимизм двух кандидатов, исходя из того, что они говорят, и попробовать спрогнозировать, кто из них победит».&,
Мне понравилось его слово «мы», поскольку это означало, что Гарольд приедет в Пен. И он-таки приехал, и то, что ему удалось совершить в ближайшие пять лет, было уникально. С моей минимальной помощью он оказался первым психологом, сумевшим предсказать крупное историческое событие до того, как оно свершилось.
АМЕРИКАНСКИЕ ПРЕЗИДЕНТСКИЕ ВЫБОРЫ 1948 - 1984 ГОДОВ
Итак, какого президента желают американские избиратели? Имеет ли для них значение оптимизм кандидата? Политология была хобби Гарольда Зуллова, и свою
288____________________ Мартин Я Я. Зелимхан
аспирантскую деятельность он начал с того, что дал этому хобби волю. Мы перечитали речи, которые произносили, соглашаясь баллоториваться, великие победители и великие побежденные недавних времен. Разброс в уровне оптимизма из них так и выпирал. Послушайте Эдлая Стивенсона, дважды великого побежденного, в тот момент, когда он соглашался со сзоим первым выдвижением на съезде демократов в 1952 году:
«Когда отшумят крики, разойдутся оркестры и погаснут огни, придет жесткое и реальное ощущение ответственности в этот исторический час, для которого характерна жесткая и беспощадная борьба, про* тивостояние и материализм дома и безжалостные, неумолимые и враждебные силы за рубежом».
Бессмертные слова, возможно; но в них, в сущности, сплошная «жвачка». Верный своей репутации интеллигента, Стивенсон подробно останавливается на дурных событиях и анализирует их, но не предлагает никаких действий, чтобы их изменить. Вы только прислушайтесь к его стилю объяснения:
«Суровые испытания двадцатого века — самой кровавой, самой'бурной эпохи христианской эры — далеко не окончены. Жертвы, терпение и неумолимое будущее могут оказаться нашей перспективой на многие годы...
Я не стал бы добиваться выдвижения в президенты, потому что бремя этой должности превосходит воображение [курсив мой]».
Здесь у Стивенсона можно вычленить два типа объяснений. Курсив — само объяснение, прямой шрифт — событие, которое объясняется. Очень постоянное: грядут суровые испытания, на много лет, вызовут жертвы. Очень широкое: бремя, способное устрашить, не позволяет ему добиваться выдвижения. Эдлай Стивенсон, человек высокого интеллекта, был эмоциональной черной дырой. Его
П олитика, религия и культура: новая психотерапия 289
стиль объяснения был депрессивным, равно как и его страсть к пережевыванию.
Речи Дуайта Д. Эйзенхауэра, который дважды был соперником Стивенсона, являют собой полную противоположность речам последнего: в них минимум «жвачки», оптимистичный стиль объяснения, они насыщены желанием действовать. Смотрите, как Эйзенхауэр принимал выдвижение его республиканцами в 1952 году (речь «Я отправлюсь в Корею»):
«Сегодня — первый день нашей битвы.
Дорога, что ведет к четвертому ноября, это доро-га сражений. И в этих сражениях я ничего не пожалею.
Мне приходилось раньше ожидать начала битвы. Перед каждой атакой я всегда старался встретиться с солдатами в пути или на привале и поговорить с ними лицом к лицу об их заботах и обсудить с ними, ту великую миссию, которой мы все служим».
Речам Эйзенхауэра не хватало изящества и утонченности прозы Стивенсона. Тем не менее Эйзенхауэр дважды побеждал с большим перевесом, и в 1952, и в 1956 годах. Он был, разумеется, великим героем войны; послужной список его конкурента выглядел намного скромнее. Историки вообще не убеждены, что кто-нибудь мог победить Эйзенхауэра; его были бы рады выдвинуть не только республиканцы, но и демократы. Но не сыграли ли определяющую роль в исходе выборов оптимизм Эйзенхауэра и пессимизм Стивенсона? Мы думаем, что сыграли.
Что может случиться с кандидатом в президенты, у которого стиль объяснения более пессимистичен, чем у его оппонента, и больше склонность к «жвачке»? Возможны три последствия, и все негативные.
Во-первых, кандидат с более мрачным стилем может проявить себя более пассивным, редко встречаясь с людьми во время кампании и менее охотно отвечая на вызов.
290 Ма ртин Э. П. Зелигмав
Во-вторых, он может меньше понравиться избирателям; в специальных экспериментах было установлено, что людям в депрессии меньше симпатизируют, и их больше избегают. Это вовсе не значит, что в кандидаты на пост президента выдвигают людей в депрессии, обычно этого не бывает. Просто избиратель чрезвычайно чувствителен к уровню оптимизма и учитывает даже легкую разницу между кандидатами.
В-третьих, более пессимистичный кандидат пробуждает меньше надежд в избирателях. Постоянные и широкие заявления, которые пессимисты делают о плохих событиях, сигнализируют о безнадежности. И чем больше «жует жвачку» кандинат, тем ощутимее безнадежность. Если избиратели хотят президента, который заставляет их верить, что он решит проблемы страны, они выберут оптимиста.
Сочетание этих трех последствий позволяет прогнозировать, что тот из двух кандидатов, который более пессимистично «пережевывает», должен проиграть.
Чтобы проверить, действительно ли оптимизм кандидатов влечет за собой исход выборов, нам требовался стандартный эталон, чтобы речи обоих кандидатов можно было бы сравнить друг с другом и с речами их предшественников. Такой идеальный эталон существует: это речь кандидата с согласием баллотироваться, в которой кандидат излагает свои взгляды на будущее страны.
Еще сорок лет назад (и ранее) эта речь адресовалась только партийному собранию в зале и не достигала большинства американцев. Но, начиная с 1948 года, эти речи стали достигать огромной аудитории благодаря телевидению. И, начиная с 1948 года, мы стали анализировать выступления кандидатов с согласием баллотироваться, сделанные в ходе десяти последних избирательных кампаний. Мы, как положено, выбирали из них заявления причинного характера, в обезличенном виде представляли их на суд
Политика, религия я культура: новая психотерапия 291
нейтрального жюри и оценивали их на оптимизм при помощи методики CAVE. Кроме того, мы оценивали «жвачку», подсчитывая процентное содержание фраз, которые оценивают или анализируют дурное событие, не предлагая действенных мер. Мы оценивали также «ориентацию на действия», процент фраз, где говорится о том, что кандидат сделал или сделает. Сложив баллы за стиль объяснения с баллами за «жвачку», мы получали суммарный итог. Чем он больше, тем хуже стиль кандидата.
Первое, что мы обнаружили, сравнив итог пары кандидатов на всех выборах с 1948 по 1984 год, что кандидат с меньшей величиной суммы (более оптимистичный из двоих) победил в девяти случаях из десяти. Фактически мы работали более четко, чем система выборов, просто глядя на содержание речей.
Мы не угадали только один результат — состязание Никсона с Хэмфри в 1968 году. Губерт Хэмфри был чуть более оптимистичен, чем Ричард Никсон в своей речи, и мы выбрали Хэмфри. Однако что-то случилось на победном пути Счастливого Воителя. Речь Хэмфри на съезде в Чикаго шла под аккомпанемент бунта на улицах Чикаго, где полиция избивала хиппи. Популярность Хэмфри резко упала, и он начал свою кампанию — самую краткую в современной истории — отставая на 15% в опросах. Но история на этом не кончилась. В дальнейшем Хэмфри упорно набирал очки и в день.всеобщего голосования проиграл сопернику меньше одного процента голосов. Если бы кампания продлилась еще три дня, уверяют организаторы опросов, оптимист Хэмфри победил бы.
Как связана убедительность победы с разницей в пессимизме кандидатов? Очень сильно? Кандидаты, которые были намного оптимистичнее своих конкурентов, побеждали их сокрушительно: Эйзенхауэр (дважды) Стивенсона, Эл-Би-Джей (Джонсон) — Голдуотера, Никсон — Макго-
292 Мартия Э. П. Зелялная
верна, Рейган — Картера. Кандидаты, которые были чуть оптимистичнее своих оппонентов, выигрывали буквально «полкорпуса»: например, Картер у Форда.
Подождите минутку: а что бывает сначала? Оптимизм или то, что кандидат ведет? Заставляет ли избирателей больший оптимизм будущего победителя голосовать за него, или же он оптимистичен просто потому, что уже впереди? Является ли оптимизм причиной, или же он следствие того, что человек — фаворит?
Хороший способ разобраться в этом вопросе состоит в том, чтобы проследить за судьбой «темных лошадок», которые выныривают сзади, чтобы победить. По определению, все они сначала отстают, причем зачастую намного. Ведущее положение не может сделать их пессимистами, потому что они не ведут. В 1948 году Трумэн начинал, уступая Дьюи 13%, но заметно превосходил его по оптимизму. В итоге. Трумэн победил с перевесом в 6,4 /о, удивив всех организаторов опросов. В 1960 году Джон Кеннеди начал, уступая Ричарду Никсону 6,4 /о. По оптимизму Кеннеди сильно превосходил Никсона и в итоге опередил его на 0,2 /о — минимальный перевес на современных выборах. В 1980 году Рональд Рейган начинал, отставая на 1,2% от стоявшего у власти Джимми Картера. Но счет у Рейгана был более оптимистичным и он победил с перевесом свыше 10%.
Можно статистически учесть вклад выигрыша за счет опережения вначале, а также за счет нахождения у власти — два фактора, которые стремятся обесценить оптимизм. Но даже с поправкой на эти два фактора влияние оптимизма все равно несомненно, причем решающее — на убедительность победы; при этом разница в уровне оптимизма (пессимизма) позволяет прогнозировать выигрыш в голосах гораздо точнее, чем любой другой известный фактор.
Политика, религия и культура: новая психотерапия 293
Существуют три возможных причины, почему оптимизм влияет на избирателей: более энергичная кампания оптимиста, антипатия избирателей к пессимисту, и более значительная надежда, порождаемая оптимистом. Мы не имеем возможности точно измерить значение второго и третьего факторов, но в семи из десяти выборов мы смогли подсчитать число встреч с избирателями в каждый день — показатель энергичной кампании кандидата. Как и ожидалось, более оптимистичный кандидат делал больше остановок в своем турне — его кампания была более энергичной.
Речи с согласием на выдвижение обычно пишутся и переделываются другими людьми. Отражают ли они реальный уровень оптимизма кандидатов или оптимизм спичрайтеров, или же то, что, по мнению кандидата, публика хотела бы услышать от него? С одной точки зрения это безразлично. Фактически эта оценка оптимизма позволяет прогнозировать, что будут делать избиратели в зависимости от того, какое впечатление сложилось у них от кандидата, неважно, правильное оно или сложилось в результате манипуляций. Но с другой точки зрения важно знать, что собой кандидат представляет на самом деле. Один из способов разобраться в этом состоит в том, чтобы сравнить пресс-конференции и дебаты, где больше импровизации, чем в заготовленных речах. Мы проделали это по материалам четырех выборов, где происходили дебаты. И каждый раз кандидат, бывший более оптимистичным при выдвижении, оказывался лучшим и в дебатах.
Затем я проверил на стиль объяснения заготовленные речи и выступления на пресс-конференциях полдюжины мировых лидеров, причем мне было не известно, кому персонально они принадлежат. Любопытно, что мне удалось обнаружить «отпечатки пальцев», которые сохранялись везде, будь то заготовленные речи или импровизированные замечания на пресс-конференциях. Очки, начисленные за посто-
294 _____________ Мар тин Э. П. Зелигмая
янство и широту, остаются неизменными повсюду, и каждый обследованный мною лидер обладал характерным «профилем», распределением оценок. Я даже предполагаю, что соответствующая техника может быть использована, чтобы определить, действительно ли автором письменного послания является конкретный человек; скажем, исходит оно от заложника или удерживающей его группы. Личностная оценка отличается на постоянную величину в зависимости от того, взята ли за основу речь или пресс-конференция. Иными словами, персоналия, например, взятие на себя вины, «вымывается» из формальных речей, но несколько чаще встречается в спонтанных ремарках.
Мое заключение сводится к тому, что независимо от того, привлекался ли кто-либо к написанию речи, она обычно отражает личность оратора. Либо он перерабатывает речь в соответствии с собственным уровнем оптимизма, либо подбирает себе борзописцев, которые соответствуют ему по этому важному параметру. Есть, правда, как минимум одно исключение — Майкл Дукакис.
1900 - 1944
Мы решили проверить, не является ли наше предсказание выбора девяти из десяти последовательных президентов случайностью, или, может быть, голосование за оптимистов есть специфическое явление телевизионной эпохи? Мы прочитали все речи кандидатов с согласием баллотироваться, начиная с избирательной кампании Маккинли-Бриана в 1900 году. Мы вслепую проанализировали их на стиль объяснения и «жвачку». Это добавило в наш портфель еще двенадцать выборов.
И случилось то же самое. В девяти из двенадцати случаев победили кандидаты с меньшей суммой «пессимизм плюс «жвачка». Убедительность победы вновь сильно за-
Политика, религия и культура: новая психотерапия 295
висела от разности этих сумм у победителя и побежденного. Интересны три исключения (броде пары Никсон — Хэмфри). Мы промахнулись во всех трех переизбраниях Франклина Д. Рузвельта. Все три раза ФДР уступал, по нашим оценкам, своим соперникам, будь до Альфред М. Лэндон, Вендел Л. Уилки или Томас Э. Дьюи. Но мы подозревали, что на этих выборах на результаты голосования влияли скорее заслуги ФДР в кризисе, чем оптимистические надежды в речах его соперников.
Итак, из двадцати двух президентских избирательных кампаний с 1900 по 1984 год американцы в восемнадцати случаях выбирали кандидата, который выступает более оптимистично. Во всех случаях, когда отстававший вначале затем брал реванш, он был более оптимистичным из двоих. Разница в голосах, запас убедительности победы очень сильно зависели от разности наших оценок; с большим отрывом побеждали обычно кандидаты, намного превосходившие своих соперников по оптимизму.
Научившись предсказывать прошлое, мы с Гарольдом Зулловом решили, что пришло время предсказать будущее.
Поиск по сайту: