 |
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ 10 страница
XXII
Четырнадцать изловленных дезертиров ждали суда. Суд был короткий инемилостивый. Престарелый есаул, председательствовавший на заседаниях,спрашивал у подсудимого его фамилию, имя, отчество, чин и номер части,узнавал, сколько времени подсудимый пробыл в бегах, затем вполголосаперебрасывался несколькими фразами с членами суда - безруким хорунжим иразъевшимся на легких хлебах усатым и пухломордым вахмистром - и объявлялприговор. Большинство дезертиров присуждалось к телесному наказаниюрозгами, которое производили калмыки в специально отведенном для этой целинежилом доме. Слишком много развелось дезертиров в воинственной Донскойармии, чтобы можно было пороть их открыто и всенародно, как в 1918 году... Пантелея Прокофьевича вызвали шестым по счету. Взволнованный и бледный,стоял он перед судейским столом, держа руки по швам. - Фамилия? - спросил есаул, не глядя на спрашиваемого. - Мелехов, ваше благородие. - Имя, отчество? - Пантелей Прокофьев, ваше благородие. Есаул поднял от бумаг глаза, пристально посмотрел на старика. - Вы откуда родом? - С хутора Татарского Вешенской станицы, ваше благородие. - Вы не отец Мелехова Григория, сотника? - Так точно, отец, ваше благородие. - Пантелей Прокофьевич сразуприободрился, почуяв, что розги как будто отдаляются от его старого тела. - Послушайте, как же вам не стыдно? - спросил есаул, не сводя колючихглаз с осунувшегося лица Пантелея Прокофьевича. Тут Пантелей Прокофьевич, нарушив устав, приложил левую руку к груди,плачущим голосом сказал: - Ваше благородие, господин есаул! Заставьте за вас век бога молить -не приказывайте меня сечь! У меня двое сынов женатых... старшего убиликрасные... Внуки есть, и меня, такого ветхого старика, пороть надо? - Мы и стариков учим, как надо служить. А ты думал, тебе за бегство изчасти крест дадут? - прервал его безрукий хорунжий. Углы рта у негонервически подергивались. - На что уж мне крест... Отправьте вы меня в часть, буду служить веройи правдой... Сам не знаю, как я убег: должно, нечистый попутал... -Пантелей Прокофьевич еще что-то бессвязно говорил о недомолоченном хлебе,о своей хромоте, о брошенном хозяйстве, но есаул движением руки заставилего замолчать, наклонился к хорунжему и что-то долго шептал ему на ухо.Хорунжий утвердительно кивнул головой, и есаул повернулся к ПантелеюПрокофьевичу: - Хорошо. Вы все сказали? Я знаю вашего сына и удивляюсь тому, что онимеет такого отца. Когда вы бежали из части? Неделю назад? Вы, что же,хотите, чтобы красные заняли ваш хутор и содрали с вас шкуру? Такой-топример вы подаете молодым казакам? По закону мы должны судить вас иподвергнуть телесному наказанию, но из уважения к офицерскому чину вашегосына я вас избавлю от этого позора. Вы были рядовым? - Так точно, ваше благородие. - В чине? - Младшим урядником был, ваше благородие. - Снять лычки! - Перейдя на "ты", есаул повысил голос, грубо приказал:- Сейчас же отправляйся в часть! Доложи командиру сотни, что решениемвоенно-полевого суда ты лишен звания урядника. Награды за эту или запрошлые войны имел?.. Ступай! Не помня себя от радости, Пантелей Прокофьевич вышел, перекрестился нацерковный купол и... через бугор бездорожно направился домой. "Ну уж заразя не так прихоронюсь! Черта с два найдут, нехай хучь три сотни калмыковприсылают!" - думал он, хромая по заросшей брицей стерне. В степи он решил, что лучше идти по дороге, чтобы не привлекатьвнимания проезжавших. "Как раз ишо подумают, что я - дезертир. Нарвешьсяна каких-нибудь службистов - и без суда плетей ввалют", - вслух рассуждалон, сворачивая с пашни на заросший подорожником, брошенный летник и ужепочему-то не считая себя дезертиром. Чем ближе подвигался он к Дону, тем чаще встречались ему подводыбеженцев. Повторялось то, что было весной во время отступления повстанцевна левую сторону Дона: во всех направлениях по степи тянулись нагруженныедомашним скарбом арбы и брички, шли табуны ревущего скота, словнокавалерия на марше - пылили гурты овец... Скрип колес, конское ржание,людские окрики, топот множества копыт, блеяние овец, детский плач - всеэто наполняло спокойные просторы степи неумолчным и тревожным шумом. - Куда, дед, правишься? Иди назад: следом за нами - красные! - крикнулс проезжавшей подводы незнакомый казак с забинтованной головой. - Будя брехать! Где они, красные-то? - Пантелей Прокофьевич растерянноостановился. - За Доном. Подходят к Вешкам. А ты к ним идешь? Успокоившись, Пантелей Прокофьевич продолжал путь и к вечеру подошел кТатарскому. Спускаясь с горы, он внимательно присматривался. Хутор поразилего безлюдьем. На улицах не было ни души. Безмолвно стояли брошенные, сзакрытыми ставнями курени. Не слышно было ни людского голоса, нискотиньего мыка; только возле самого Дона оживленно сновали люди.Приблизившись, Пантелей Прокофьевич без труда распознал вооруженныхказаков, вытаскивавших и переносивших в хутор баркасы. Татарский былброшен жителями, это стало ясно Пантелею Прокофьевичу. Осторожно войдя всвой проулок, он зашагал к дому. Ильинична и детишки сидели в кухне. - Вот он и дедуня! - обрадованно воскликнул Мишатка, бросившись деду нашею. Ильинична заплакала от радости, сквозь слезы проговорила: - И не чаяла тебя увидать! Ну, Прокофич, как хочешь, а оставаться тут ябольше несогласная! Нехай все горит ясным огнем, только окарауливатьпорожний курень я не буду. Почти все с хутора выехали, а я с детишкамисижу, как дура! Зараз же запрягай кобылу, и поедем куда глаза глядят!Отпустили тебя? - Отпустили. - Навовсе? - Навовсе, пока не поймают... - Ну и тут тебе не хорониться! Нынче утром как застреляли с энтойстороны красные - ажник страшно! Я уж с ребятами в погребу сидела, покастрельба шла. А зараз отогнали их. Приходили казаки, молока спрашивали исоветовали уехать отсюда. - Казаки-то не наши хуторные? - поинтересовался Пантелей Прокофьевич,внимательно рассматривая в наличнике окна свежую пулевую пробоину. - Нет, чужие, никак, откель-то с Хопра. - Тогда надо уезжать, - со вздохом сказал Пантелей Прокофьевич. К ночи он вырыл в кизячнике яму, свалил туда семь мешков пшеницы,старательно зарыл и завалил кизяками, а как только смерклось - запряг варбочку кобылу, положил две шубы, мешок муки, пшена, связанную овцу,привязал к задней грядешке обеих коров и, усадив Ильиничну и детишек,проговорил: - Ну теперь - с богом! - выехал со двора, передал вожжи старухе, закрылворота и до самого бугра сморкался и вытирал рукавом чекменя слезы, шагаярядом с арбочкой.XXIII
17 сентября части ударной группы Шорина, сделав тридцативерстныйпереход, вплотную подошли к Дону. С утра 18-го красные батареи загремелиот устья Медведицы до станицы Казанской. После короткой артиллерийскойподготовки пехота заняла обдонские хутора и станицы Букановскую, Еланскую,Вешенскую. В течение дня левобережье Дона на протяжении более чемполутораста верст было очищено от белых. Казачьи сотни отступили, впорядке переправившись через Дон на заранее заготовленные позиции. Всеимевшиеся средства переправы находились у них в руках, но вешенский мостедва не был захвачен красными. Казаки заблаговременно сложили около негосолому и облили деревянный настил керосином, чтобы поджечь приотступлении, и уже собрались было поджигать, как в это время прискакалсвязной с сообщением, что одна из сотен 37-го полка идет с хутораПеревозного в Вешенскую к переправе. Отставшая сотня карьером прискакала кмосту в тот момент, когда красная пехота уже вступала в станицу. Подпулеметным огнем казаки все же успели проскочить по мосту и поджечь его засобой, потеряв более десяти человек убитыми и ранеными и такое же числолошадей. До конца сентября полки 22-й и 23-й дивизий 9-й красной армииудерживали занятые ими хутора и станицы левой стороны Дона. Противниковразделяла река, максимальная ширина которой в то время не превышалавосьмидесяти саженей, а местами доходила до тридцати. Активных попыток кпереправе красные не предпринимали; кое-где на бродах они пробовалиперейти Дон, но были отбиты. На всем протяжении фронта на этом участке втечение двух недель шла оживленная артиллерийская и ружейная перестрелка.Казаки занимали господствующие над местностью прибрежные высоты,обстреливая скопления противника на подступах к Дону, не позволяя ему днемпродвигаться к берегу; но так как казачьи сотни на этом участке состоялииз наименее боеспособных формирований (старики и молодежь в возрасте отсемнадцати до девятнадцати лет), то и сами они не пытались перейти Дон,чтобы оттеснить красных и двинуться в наступление по левобережью. Отступив на правую сторону Дона, в первый день казаки ждали, чтовот-вот запылают курени занятых красными хуторов, но, к их великомуудивлению, на левой стороне не показалось ни одного дымка; мало того -перебравшиеся ночью с той стороны жители сообщили, что красноармейцыничего не берут из имущества, а за взятые продукты, даже за арбузы имолоко, щедро платят советскими деньгами. Это вызвало среди казаковрастерянность и величайшее недоумение. Им казалось, что после восстаниякрасные должны бы выжечь дотла все повстанческие хутора и станицы; ониждали, что оставшаяся часть населения, во всяком случае мужская егополовина, будет беспощадно истреблена, но по достоверным сведениям -красные никого из мирных жителей не трогали и, судя по всему, даже и непомышляли о мщении. В ночь на 19-е казаки-хоперцы, бывшие в заставе против Вешенской,решили разведать о столь странном поведении противника; один голосистыйказак сложил трубою руки, крикнул: - Эй, краснопузые! Чего же вы дома наши не жгете? Спичек у вас нету?Так плывите к нам, мы вам дадим! Ему из темноты зычно ответили: - Вас не прихватили на месте, а то бы сожгли вместе с домами! - Обнищали? Поджечь нечем? - задорно кричал хоперец. Спокойно и весело ему отвечали: - Плыви сюда, белая курва, мы тебе жару в мотню насыпем. Век будешьчесаться! На заставах долго переругивались и всячески язвили друг друга, а потомпостреляли немного и притихли. В первых числах октября основные силы Донской армии, в количестве двухкорпусов сосредоточенные на участке Казанская - Павловск, перешли внаступление. 3-й Донской корпус, насчитывавший в своем составе 8000 штыкови более 6000 сабель, неподалеку от Павловска форсировал Дон, отбросил 56-юкрасную дивизию и начал успешное продвижение на восток. Вскорепереправился через Дон и 2-й коноваловский корпус. Преобладание конницы вего составе дало ему возможность глубоко внедриться в расположениепротивника и нанести ряд сокрушительных ударов. Введенная в дело 21-ястрелковая красная дивизия, находившаяся до этого во фронтовом резерве,несколько задержала продвижение 3-го Донского корпуса, но под давлениемсоединившихся казачьих корпусов должна была начать отход. 14 октября 2-йказачий корпус в ожесточенном бою разгромил и почти полностью уничтожил14-ю красную стрелковую дивизию. За неделю красные были выбиты с левогоберега Дона вплоть до станицы Вешенской. Заняв широкий плацдарм, казачьикорпуса оттеснили части 9-й красной армии на фронт Лузево - Ширинкин -Воробьевка, принудив 23-ю дивизию 9-й армии поспешно перестроить фронт взападном направлении от Вешенской на хутор Кругловский. Почти одновременно со 2-м корпусом генерала Коновалова форсировал Донна своем участке и 1-й Донской корпус, находившийся в районе станицыКлетской. Угроза окружения встала перед 2-й и 23-й левофланговыми краснымидивизиями. Учитывая это, командование Юго-Восточным фронтом приказало 9-йармии отойти на фронт устье реки Икорец - Бутурлиновка - Успенская -Тишанская - Кумылженская. Но удержаться на этой линии армии не удалось.Набранные по всеобщей мобилизации многочисленные и разрозненные казачьисотни переправились с правого берега Дона и, объединившись с регулярнымивойсковыми частями 2-го казачьего корпуса, продолжали стремительно гнатьее на север. С 24 по 29 октября белыми были заняты станция Филонове,Поворино и город Новохоперск. Однако, как ни велики были успехи Донскойармии в октябре, но в настроении казаков уже отсутствовала та уверенность,которая окрыляла их весной, во время победоносного движения к севернымграницам области. Большинство фронтовиков понимало, что успех этот -временный и что продержаться дольше зимы им не удастся. Вскоре, обстановка на Южном фронте резко изменилась. ПоражениеДобровольческой армии в генеральном сражении на орловско-кромскомнаправлении и, блестящие действия буденновской конницы на воронежскомучастке решили исход борьбы: в ноябре Добровольческая армия покатилась наюг, обнажая левый фланг Донской армии, увлекая и ее в своем отступлении.XXIV
Поиск по сайту: