Исторический Иисус

Проблема историчности евангельского образа Иисуса получила широкий резонанс в силу современного взгляда на историю и исторического Иисуса. Начиная с христологических споров, пришедшихся на первые века, целостность евангельского образа редко вызывала серьезные сомнения, однако с развитием современного «критического» библеского исследования историчность Иисуса была подвергнута сомнению. Английский деизм и немецкое просвещение оказали влияние на библеистику, которое ощущается и по сей день. Секулярная методология, использовавшаяся в гуманитарных науках, стала применятся и в ходе библейского истолкования. Отчасти это движение было вызвано теми установками, которые отрицали наличие сверхъестественного. С точки зрения А. Швейцера, превосходного выразителя этого нового взгляда, греческая теология создала некое «новое божественно историческое Евангелие». Христос Халкидонского символа веры затмил исторического Иисуса. «Сначала нужно рассеять этот догмат, чтобы человек еще раз мог отправиться на поиски исторического Иисуса и чтобы он уловил саму мысль о Его существовании», ¹⁶ — это специальное выражение, обозначающее того гипотетического Иисуса, которого можно осмыслить в контексте сугубо человеческих привычных исторических категорий. Евангельский образ Иисуса — это образ божественного человека, тогда как «исторический Иисус» не может быть божественным, поскольку в истории нет места для категории божества. «Исторический Иисус» — это гипотеза, воссоздаваемая на основе евангельских материалов, с использованием историко-критического метода, основывающегося на предпосылках сугубо эмпирического характера. Уже по одному определению такой Иисус может быть только человеком, лишенным всякого трансцендентального начала. «Если мы хотим говорить об историческом Иисусе, нам надо в первую очередь приучить себя не обращать внимания на христологические догматы Евангелий», ¹⁷ — пишет Фкус. С данной точки зрения недвусмысленно и солидаризируется и Робинсон. Он признает, что «исторический Иисус» — это не просто нечто тождественное с «Иисусом» или с «Иисусом из Назарета», но специальный термин, обозначающий то, «что можно узнать об Иисусе из Назарета», используя научные методы исторического анализа. Ясно прежде всего то, что «Иисус из Назарета, каким Он действительно был» довольно сильно отличается от «исторического Иисуса.» Что же касается,например, Бультмана, то ему надо отдать должное за то, что он сделал свою методологию кристально чистой. «В основе исторического метода, — пишет он, — лежит предположение, согласно которому история представляет собой единство в смысле замкнутого континуума, в котором отдельные события связаны между собой цепью причин и следствий». «Исторический Иисус — это чистая гипотеза, некий шифр (в том, что касается Евангелия). Нельзя найти того исторического Иисуса, который удовлетворял бы требованиям научного подхода. Представители старой либеральной теологии считали, что они выявили пророка, у которого во главу угла поставлена этика. Швейцер открыл апокалиптического Иисуса, который, как он сам считал, не столько помогает современному человечеству, сколько бросает ему вызов. Что касается Бультмана, то он в конце концов стал скептически воспринимать возможность воссоздания образа исторического Иисуса. Тогда как те, кто пришел к нему на смену (и здесь можно назвать Боркмана и Робинсона), «отыскали» экзистенциального Иисуса, который, как они полагали, сумел достичь подлинного, истинного существования. Однако сегодня представители постбультмановского критического направления, по-видимому утратили стремление к новым поискам и заинтересовались другими проблемами. Тщетность поисков хорошо видна в словах Пайпера, который говорит, что «не существует удовлетворительного метода, с помощью которого можно было бы согласовать евангельские записи с современными идеалистическими или позитивистскими взглядами на историю.»

Невозможность историко-критического метода воссоздать исторический образ Иисуса, который когда-то считался вполне достаточным, чтобы объяснить как возникновение христианской веры, так и тот образ Иисуса, который когда-то считался вполне достаточным, чтобы объяснить, как возникновение христианской веры, так и тот образ Христа, который представлен в Евангелии, привела М. Келлера к тому, что он постулировал различие между историческим Иисусом (как historische) и историческим Иисусом (в смысле geschictliche). Historische Jesus — это творение историко-критического метода. Holzweg — дорога, ведущая в никуда. Иисус же, который действительно жил в истории — это geschictliche библейский Христос, описанный в Евангелиях. Келлер не утверждает принципа причинности; он утверждает что только евангельский образ Христа, в котором присутствовало сверхъестественное может объяснить возникновение христианской веры. «Тот, кто пытается объяснить возникновение христианства каким-то чисто историческим событием, лишенным трансцендентального начала, неизбежно приходит к выводу, что, повидимому, нет такого события, которое было бы достаточно значительным или самобытным, чтобы это совершить. Отрицание библейского образа Иисуса ради какого-то вымышленного, гипотетического его подобия, попытка разделить их какими-то временными рамками — все это говорит о непредвзятом индуктивном исследовании источников, но о влиянии философских предпосылок в том, что касается понимания природы истории. Есть все основания принять евангельский образ как вполне достоверный.

История и вера

Выводы, к которым мы приходим, заставляют нас обратиться к вопросу о соотношении истории и веры. Можно ли сказать, что историко-критическое исследование доказывает наличие трансцендентального в Иисусе? Может ли вера быть верой, если она основывается на историко-критических изысканиях и находках? В лице Бультмана мы имеем влиятельного сторонника той точки зрения, согласно которой вера должна сводится только к вере в Слово Божье. Если вера покоится на историческом исследовании и доказательстве, она перестает быть подлинной верой и сводится к делам, в данном случае к «благим» делам историка.

Мы, однако не стремимся к тому, чтобы подтверждать веру критическими изысканиями. Наша задача — воссоздать ту историческую ситуацию, в которой жил и учил Иисус, поскольку первое, что должна сделать библейская теология — это стать описательной дисциплиной. Трудно согласиться с Иеремиасом, который говорит, что конечный результат критического исследования исторического Иисуса — «всегда один и тот же: мы обнаруживаем себя лицом к лицу с Сами Богом». Надо сказать, что история вовсе не обязательно ведет к богу. Рационалистическая ортодоксия может одобрить выводы, которые содержатся в современных исследованиях, однако встречи с Богом не произойдет. Теология и история — это интеллектуальное занятие, вера же — это духовная самоотдача всей личности. Придя к выводу, что Иисус действительно говорил о Себе как о воплощенном Сыне Человеческом, единственном и неповторимом Сыне Божьем, историк просто рассмеялся над этими притязаниями: известно ведь, что в истории полно людей, одержимых мессианским комплексом. Вера — это следующий шаг в историческом исследовании, и между ними нет обязательной связи.

Однако, если история и не доказывает правильности моей веры она все-таки необходима — по крайней мере для тех, кто занимается историей. Большинство людей приходит к вере, отвечая на возвещенное Слово Божье и не занимаясь никаким критическими исследованиями относительно того, насколько исторически достоверны те события, о которых это Слово возвещает. Однако, если кто поверил Слову, а затем поближе познакомился с историей, если он вынужден признать, что какие-то события исторически недостоверны, трудно представить, как в таком случае вера может поддержать самое себя. Здесь мы соглашаемся с Муллем, который сказал: «Равным образом и слепую веру нельзя назвать настоящей. Чтобы верить надо видеть, по крайней мере, что-то. Решение принять Иисуса как Господа неосуществимо без исторического свидетельства об Иисусе. Если бы такое решение можно было принять без каких-либо исторических свидетельств, то это было бы не решение в пользу Иисуса (исторической личности), но всего лишь в пользу какой-то идеологии или идеала».

Но если «исторический Иисус» — это результат философских предпосылок относительно природы истории, то нельзя ли сказать, что «библейский Иисус» — это продукт веры? Ответ отрицательный. Библейский образ Христа — это продукт апостольского библеского свидетельства. Все дело в том, что не моя вера создает Его, но если я верю, что в природе Бога и истории есть нечто такое, что дает возможность прийти к Иисусу (как Он описан в Евангелиях), то в таком случае я могу принять библейское свидетельство. Человеку, который знает толк в истории, она может дать хорошую основу для веры. В конечном счете вера приходит от слышания, а слышание — от Слова Божья (Рим. 10:17)

Поиск по сайту: