Эсхатологический дуализм. До сих пор мы рассматривали дуализм Иоанна в его вертикальном измерении

До сих пор мы рассматривали дуализм Иоанна в его вертикальном измерении. Земной мир — царство тьмы, где властвует сатана, грех и смерть. Горний мир — царство Духа, света и жизни. Своим служением Иисус принес в эту тьму свет и жизнь, чтобы освободить людей от греха, тьмы и смерти и дать им жизнь Духа.

Однако, это не все. У Иоанна мы видим напряженное соотношение между вертикальной и горизонтальной эсхатологией. Он не только сознает, что мир свыше вторгается в мир земной, но и понимает, что это вторжение в историю. Согласно Бультману у Иоанна мы имеем дело с гностическим, космологическим дуализмом, который перерастает в дуализм решения ¹⁸, тогда как Додд истолковывает его в контексте платонического дуализма, в котором «вещи и события этого мира обретают реальность от вечных идей, воплощением каковых и являются» ¹⁹. Вот почему важно определить, было ли у Иоанна чувство истории как искупительного процесса.

Кульман отстаивает тезис о том, что теологию Иоанна надо рассматривать в контексте истории искупления ²⁰. Даже если в чем-то его язык действительно отражает гностическую мысль, даже если на самом деле верно, что он сознательно использовал эту терминологию, чтобы растолковать Евангелие людям с гностическими наклонностями, нам более нет нужды говорить, что его язык представляет собой нечто производное от гностической мысли. Такой же язык можно найти и в Палестине и, в частности, в кумранских рукописях. Равным образом важно и то, что, согласно Иоанну, пришествие Логоса совершается в истории. Стремясь показать, что Иисус — это исполнение ветхозаветных чаяний, он, конечно, не использует Ветхий Завет так же широко, как синоптики, однако во многих местах цитирует пророчества, чтобы показать, что они исполняются в тех событиях, которые имели место в жизни Иисуса. Иоанн был гласом, приготовляющим путь Господу, как говорил Исаия (1:23). Верховенство Иисуса над храмом исполняет сказанное в 68-м псалме (68:9). Ознаменовав начало новой эпохи, когда люди могут иметь более непосредственное знание о Боге, нежели прежде, Иисус и тут исполнил некоторые пророчества, например, можно говорить об исполнении пророчества Исаии (Ис.54:13) (6:45). Последний вход в Иерусалим — это посещение города царем Израиля, как и предсказано в 117-м псалме (117:25), а также у пророка Захарии (Зах.9:9) (12:13-15). Отвержение Иисуса Израилем предвидел Исайя (Ис.53:1 и 6:10) (12:38-40). Грядущее предательство Иисуса чувствуется в 40-м псалме (40:10) (13:18), и даже Его смерть исполняет пророчества 21-го и 33-го псалмов (21:19 и 33:20), а также пророчество Захарии (Зах.12:10) (19:24, 36-37). Однако более впечатляют не какие-то конкретные цитаты, а общий тон Евангелия и выраженное в нем отношение к Ветхому Завету в целом. Как пишет К. Баррет, «Ему было не свойственно (в целом) подтверждать отдельные положения христианского вероучения теми или иными местами из Ветхого Завета; напротив, весь Ветхий Завет был неким обрамлением и фоном, на котором покоилось новое откровение» ²¹. Это подтверждает тот факт, что историческим контекстом значительной части Евангелия являются иудейские празднества, проходившие в Иерусалиме ²².

Иоанн очень хорошо чувствует, что Иисус начал новую эпоху, порождающую ту реальность, которая предвосхищалась в ветхозаветном миропорядке. В прологе он касается этой струны как одной из главных. Закон был дан через Моисея, благодать и истина (эквиваленты ветхозаветным hesed и emet) пришли через Иисуса Христа (1:17). В своих довольно частых ссылках на Моисея (одиннадцать раз) и в спорах о том, что значит происходить от Авраама (8:33-58), Иисус утверждает, что Он пришел, чтобы принести истинную свободу, которую иудеи, как им казалось, имели в Аврааме (8:33, 36). Он даже утверждает, что «Авраам... рад был увидеть день Мой: и увидел, и возрадовался» (8:56). Как бы мы ни истолковывали этот стих, в нем утверждается, что Иисус исполнил надежду Авраама, которую он нашел в Божиих обетованиях.

Иисус — это исполнение ветхозаветной мессианской надежды, и этот факт подтверждается тем, что Иоанн используют те же термины, что и синоптики (Мессия, Царь Израилев, Сын Человеческий, Сын Божий), даже если несколько иначе. Немаловажно, что сам о себе Иисус никогда не говорит как о Слове (Логосе) Божием. Так о Нем говорит лишь Иоанн.

Вряд ли можно сомневаться, что многие события, рассказанные Иоанном, имеют символического значение, показывающее, что служение Иисуса движется в общем потоке истории искупления. Первое чудо — претворение воды в вино во время свадьбы в Кане — выступает как знамение (2:11). Брак а Кане — символ грядущих мессианских дней (Ис.54:4-8; 62:4-5), брак и пир у синоптиков — символы мессианской эры (Мф.8:11; 22:1-14; Лк.22:16-18). В Книге Откровения пришествие Мессии описывается как брачная вечеря (Откр.19:9). В рассматриваемом нами Евангелии брак в Кане символизирует спасение, которое приносит Мессия, вино выступает как символ радости на мессианском празднестве (см. Мк.2:19), шесть каменных водоносов, которые иудеи использовали для очищения, символизируют ветхозаветную эпоху, которая уже завершается, а слова Марии о том, что «вина нет у них» — это весьма многозначительное замечание, касающееся бесплодности иудейского очищения (которое вполне согласуется с отрывком из 7-й главы Евангелия от Марка (Мк.7:1-24) ²⁴.

Иоанн сознательно говорит об очищении храма в самом начале своего Евангелия, и в этом он очень похож на Луку, который начинает свое повествование о служении Иисуса с отвержения в Назарете (другое знамение) (Ин.2:23) ²⁵. Иоанн истолковывает это как господство Мессии над храмом. Он будет разрушен и восстановлен благодаря всему тому, что содержится в воскресении Иисуса (2:19-20). Мысль о том, что поклонение в храме (будь то в Иерусалиме или в Самарии) надо заменить поклонением в Духе, открыто высказывается в 4-й главе (4:20-24).

У Иоанна два любимых слова: истина (aletheia) и истинный (alethinos). Говоря об истинном или подлинном ²⁶, он обычно говорит об откровении во Христе не только как о небесных благословениях в противовес земным благам, но и как о благословениях нового века в противовес тому, что было прежде. «Свет истинный» (1:9) противостоит земной тьме, однако речь идет о контрасте не с ложным светом языческих религий, а с тем неполным и несовершенным светом, который ему предшествовал. В каком-то смысле светом был Иоанн (3:5), однако Иисус — это свет во всей своей полноте. «Истинный хлеб» (6:32) — это хлеб, утоляющий духовный голод, однако ему противостоит не ежедневная пища, а манна, данная Богом через Моисея лишь для поддержания телесного существования. Христос — истинная виноградная лоза (15:1), ибо является источником подлинной жизни для тех, кто пребывает с Ним (в противоположность принадлежности к Израилю как к лозе прошлой духовной эпохи (Иер.2:21; Иез.15:1-8; Пс.79:8-16).

Центральное место Иисуса в истории спасения в дальнейшем подчеркивается употреблением слова «час», которое встречается у Иоанна довольно часто (2:4; 8:20; 12:23 и т.д.). Час страданий, смерти, воскресения и вознесения Иисуса — это кульминация в долгой истории отношений Бога с людьми ²⁷. То же самое слышится и в частом употреблении слова «ныне», «уже» (nyn). «Но настанет время и настало уже» (4:23; 5:25). У этом «уже» миссия Иисуса достигнет своей кульминации, которая будет означать победу над дьяволом и миром (12:31), Его собственное прославление в смерти (17:5) и возвращение к Отцу (16:5; 17:13). Кульминация истории искупления в то же время представляет собой предвосхищение эсхатологического завершения. «В этом «ныне», которое мы встречаем в Четвертом Евангелии... чувствуется осознание перехода, почти полная погруженность в осмысление того, что в этом Ныне, которое наступило со Христом, присутствует конец и завершение. Однако этот nyn... не представляет собой чего-то уникального. Это всего лишь обостренная форма той распространенной точки зрения, которая была свойственна раннему христианству» ²⁸.

Иоанн смотрит и в будущее. Несмотря на то, что у него нет ясного учения о церкви ²⁹, он предвидит ту миссию, которая будет возложена на учеников Иисуса. Она состоит в том, чтобы «рассеянных... чад Божиих собрать воедино» (11:52). Все это ясно говорит о миссии среди язычников (как, впрочем, и другое высказывание, согласно которому Пастырь добрый должен привести «и других овец, которые не сего двора» (10:16).

В дальнейшем мы увидим, что у Иоанна есть элементы вполне реалистической эсхатологии, обращенной в будущее. Несмотря на то, что, как правило, вечную жизнь он рассматривает как «реализованную эсхатологию» нынешней жизни, иногда она обращена в будущее и приобретает эсхатологическое измерение (3:36; 5:39) ³⁰. Приведем высказывание, которое яснее, чем в параллельном изречении у синоптиков, отражает эсхатологический дуализм двух веков (несмотря на то, что язык почти один и тот же): «Ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную» (12:25). Речь идет о жизни будущего века, и в этом высказывании «сей мир» — это синоним «сему веку», о котором говорят синоптики ³¹.

В завершение приведем слова Р. Брауна, который говорит, что «взгляд Иоанна на спасение предполагает вертикальное и горизонтальное измерения. Вертикаль выражает уникальность божественного вмешательства, свершившегося в Иисусе, тогда как горизонтальный аспект устанавливает связь между этим вмешательством и историей спасения» ³². Остается выяснить, действительно ли это библейское восприятие, не противоречащее синоптикам, или же речь идет о некоем смешении еврейского и эллинистического подходов к осмыслению спасения, которое в итоге только искажает благовестие.

Поиск по сайту: