Евангелие от Матфея

Структура Евангелия от Матфея свидетельствует о хорошо продуманной композиции. Лучше всего на это указывает формула (7:28; 11:1; 13:53; 19:1; 26:1), которая, как давно принято считать, вводит пять основных «бесед», содержащихся в 5-7, 10, 13 и 24-25 главах, представляющих собой обстоятельную подборку высказываний Иисуса на различные темы (ученичество, миссия, притчи, отношения и будущее). Однако более примечательным является то драматическое развитие евангельского сюжета, которое представляет Иисуса Мессией (1:1-4:16), описывает его общественное служение в Галилее (где ширится как ответ на его слова, так и противоборство (4:17-16:20) ¹⁵, показывает (через Его особые наставления ученикам об отвержении и смерти) подлинную цель Его мессианского служения (16:21-18:35), описывает столкновение Мессии с официальными вождями Израиля, произошедшее во время Его драматического (и единственного) прихода в Иерусалим (19:1-25:46) (особо следует упомянуть 23-ю главу, в которой происходит окончательное неприятие неверующих иудеев, отвергнувших Его призыв), и, наконец, завершается Его страданием, смертью и воскресением, которые исполняют Его мессианское предназначение (26:1-28:20). Таким образом, можно сказать, что Евангелие представляет собой драматически структурированное описание Иисуса как израильского Мессии, которому противоборствует неверие иудеев.

Эта план повествования в основе своей тот же самый, что и у Марка. Как и Марк, Матфей положительно оценивает Галилею как место ответа и надежды, а Иерусалим — как место противоборства и смерти. Однако надо сказать, что у Матфея эта топографическая символика выражена более ярко (см., например, 2:3; 4:12-16; 21:10-11), и достигает кульминации в заключительной сцене, где Иерусалим с его вождями, погрязшими в грязных и тайных кознях, остается на втором плане, а воскресший и оправданный Иисус встречается со Своими учениками на галилейских холмах, дабы послать их с миссией ко всем народам.

Богословский ракурс Матфея лучше всего характеризуется словом «исполнение» и лучше всего это видно в одной из наиболее часто повторяющихся формул (с большей или меньшей вариативностью в словах): «А все сие произошло, да сбудется реченное Господом чрез пророка» (1:22; 2:15, 18, 23; 4:14; 8:17; 12:17; 13:35; 21:4; 27:9; см. также: 13:14; 26:54, 56). Так называемые «формулы-цитаты», вводимые этим предложением, представляют собой исторический комментарий самого Матфея и свидетельствуют о его большой способности подмечать и привлекать внимание к тем связям, которые существуют между ветхозаветным откровением и повествованием об Иисусе ¹⁶. Это стремление, однако, не сводится к цитированию каких-либо недвусмысленных предсказаний. В Евангелии от Матфея много аллюзий на Ветхий Завет, и многие из них подчеркивают «типологическую» связь между Иисусом и основными аспектами Божьей деятельности в прошлой истории Израиля. Сильным примером этому может служить формула, которая в 12-й главе повторяется три раза: «Но говорю вам, что здесь Тот, Кто больше храма (Ионы, Соломона) (12:6, 41, 42) ¹⁷. Итак, можно сказать, что Матфей характеризует Иисуса как того, кто не только последует, но и превосходит тех, через кого Бог вел Свой народ в прошлом (то есть через священника, пророка, царя и мудреца).

Первые две главы довольно наглядно показывают, что Матфей акцентирует внимание на идее исполнения. В буквальном переводе первые два слова означают «книгу происхождения». С них начинается родословие (1:1-17) Иисуса, показывающее, что Он представляет собой вершину в развитии истории ветхозаветного Израиля и особенно в царской ветви Давида. Оставшиеся части 1-2 глав состоят из пяти коротких повествований, каждое из которых фокусируется на какой-либо ветхозаветной цитате, причем цель всего повествования в целом сводится к тому, чтобы показать, как это писание исполнилось в Иисусе. Итак, все «повествование о детстве» свидетельствует о личности и происхождении Иисуса как Мессии ¹⁸. Прямые цитаты — это лишь часть библейского колорита, окрашивающего все повествование, в котором слышатся явные отголоски истории Моисея и фараона, а также (в рассказе о волхвах) содержатся аллюзии на некоторые ветхозаветные темы, связанные с идеей царства и мессианского предназначения ¹⁹.

Сосредоточив внимание на трех основных аспектах, в которых разрабатывается идея исполнения, мы попытаемся познакомить читателя с некоторыми главными темами теологии Матфея.

Христология

Для любого христианина говорить об исполнении значит неизбежно говорить о Христе, в котором Божьи замыслы достигли своей цели, и, следовательно, нельзя сказать, что в этом Матфей самобытен, хотя в том, как он характеризует Иисуса, есть свои особенности. На его убежденности в том, что Иисус представляет собой средоточие исполнения Божьих замыслов, и основано наше рассмотрение других аспектов «исполнения», которые мы рассмотрим в следующих разделах.

Христология Матфея более прозрачна, нежели христология Марка. Мотив «тайны» (который характерен для Марка и который мы рассмотрим в дальнейшем) присутствует и у Матфея, однако у последнего он уравновешивается тем, что ученики более открыто исповедуют Иисуса. Несмотря на то, что форма обращения, которую они используют в беседах с Ним (kyrie, то есть «Господь»), вряд ли можно рассматривать как нечто большее, нежели простая вежливость, удивительно то, что у Матфея она используется постоянно, тогда как у Марка ученики называют Иисуса «учителем» и «равви» ²⁰. Если Марк сообщает, что, увидев Иисуса, идущего по воде, ученики лишь «чрезвычайно удивлялись в себе и дивились» (Мк. 6:51), то Матфей подчеркивает, что они «поклонились Ему и сказали: Истинно Ты Сын Божий» (Мф. 14:33) (впоследствии мы увидим, что выражение «Сын Божий» весьма важно и для Марка, однако он не вкладывает его в уста учеников) ²¹. Равным образом, если у Марка Петр исповедует Иисуса «Христом» (Мк. 8:29) и не более, то у Матфея он называет Его «Христом, Сыном Бога Живого» (Мф. 16:16), и хотя в обоих повествованиях Иисус повелевает сохранять сказанное в тайне, у Матфея (и только у него) Он с воодушевлением принимает слова, сказанные Петром (Мф. 16:17-19). Если, читая Марка, можно усомниться в уникальной природе Иисуса и особенно в Его безгрешности, очевидно, что Матфей старается избежать этой опасности и с этой целью включает в повествование беседу с Иоанном Крестителем о необходимости крещения (Мф73:14-15), а также подробно воспроизводит вопрос богатого юноши и ответ Иисуса (Мф. 19:16-17).

У Луки есть несколько мест, где Иисус говорит как посланник божественной Мудрости, однако в параллельных местах Матфея, а также в одном отрывке, характерном только для него (Мф. 11:28-30; см. также Сир. 51:23-27), манера повествования дает основание полагать, что Иисус и есть та самая божественная Мудрость, пришедшая на землю ²².

Одним из наиболее впечатляющих отрывков, повествующим об учении Иисуса и характерном только для Матфея, является величественная сцена суда из 25-й главы (Мф. 25:31-46). Здесь Иисус предстает как «Царь», который в окружении ангелов сидит на престоле славы и судить все народы ²³. В других отрывках, также характерных только для Матфея, подчеркивается тема величия: речь идет о «Царстве Сына Человеческого» (13:41; 16:28) и о «престоле славы» (19:28), тогда как в 28-й главе (28:18) Он наделяется всей полнотой власти во исполнение пророчества из Книги Даниила (Дан. 7:14). Последний отрывок напрямую подводит к тринитарной формуле из 28-й главы (28:19), где христология Матфея достигает своей вершины, поскольку «Сын», единый с Отцом и Святым Духом, становится предметом христианской преданности и поклонения.

Итак, можно сказать, что Евангелие, начавшееся с определения Иисуса, как Бога, который с нами (1:23), завершается уверенностью в его присутствии с нами «во все дни до скончания века» (28:20; см. 18:20).

Подытоживая, можно сказать, что христология Матфея более «возвышенна» и более явно выражена, нежели христология Марка и Луки. Как правило, он использует те же наименования и в том же ключе ²⁴ (особенно это касается таких, как «Сын Человеческий» и «Сын Божий»), однако, акцентируя на них внимание, он с большей готовностью стремится представить Иисуса (причем, даже в Его земном служении) как величественный и божественный образ.

Еще одной характерной особенностью Матфея является последовательное упоминание о том, что в Иисусе исполняются надежды Израиля. Мы уже видели, что Евангелие начинается сжатым перечнем указаний на это исполнение, и отмечали те типологические связи, о которых Матфей любит упоминать. Среди этих тем особенно выделяется тема Иисуса как царя из колена Давида (см. в этой связи то, что мы говорили о родословии Иисуса, а также наш комментарий на 12-ю главу (12:6, 41, 42), и поэтому нет ничего удивительного в том, что у Матфея к Иисусу семь раз обращаются как к «сыну Давидову» (и только дважды у Марка и Луки) и что в начале евангельского повествования говорится о том, как Иосиф, «сын Давидов» (1:20), склонился к тому, чтобы признать Иисуса своим сыном. Во всех трех Евангелиях Иисус ставит под сомнение значимость этого наименования (22:41-45) (и, быть может, потому, что его можно было истолковать в резко националистическом духе), однако для Матфея оно все равно содержит в себе истину, слишком важную, чтобы ею пренебречь.

В 1-2 главах заявляет о себе и другая типологическая тема, — тема о том, что Иисус — это новый Моисей, гонимый Иродом, как в свое время фараон гнал Моисея ²⁶. Сегодня уже не находит всеобщего признания мысль Бэкона о том, что все Евангелие от Матфея построено как «христианское Пятикнижие», в котором «пророк наподобие Моисея» ²⁷ излагает новый закон, и, тем не менее, есть основания говорить, что (по крайней мере, в сцене преображения (17:1-8), которая, кстати, встречается и в других Евангелиях), а также во вступлении к Нагорной проповеди (5:1-2), которая наводит на мысль об «исполнении» ниспослания закона Моисеем на горе Синай) ²⁸, Иисус вполне сознательно характеризуется как новый Моисей. В следующем разделе мы увидим, сколь важна для Матфея связь Иисуса с ветхозаветным законом, поскольку здесь имеет место христологическая, а не просто этическая проблема.

В христологии Матфея много мотивов, встречающихся у других синоптиков, поскольку у него много одних и тех же событий и высказываний, однако, выбирая и упорядочивая материал, а также не скупясь на подробные описания, он стремится особым образом подчеркнуть:

1) роль Иисуса, в котором история Израиля и его надежды достигли исполнения;

2) уникальность Иисуса как безгрешного Сына Божья, Господа, Царя и Судию, вездесущего «Бога, который с нами».

Иисус и закон

Итак, если Иисус исполняет ветхозаветное откровение, то что это означает по отношению к средоточию данного откровения, то есть к Закону? Этот вопрос, конечно, очень занимал Матфея и, кроме того, был связан с серьезными практическими выводами для той церкви (или церквей), для которой (или которых) он писал. В его Евангелии содержатся различные указания на то, что он, по-видимому, вел войну на два фронта. С одной стороны, были те, кто учил, что Иисус пришел упразднить Закон (5:17), и кто, таким образом, на практике становился «беззаконником» ²⁹ («беззаконие» (anomia) несколько раз осуждается в Евангелии: см.: 7:23; 13:41; 23:28; 24:12). С другой стороны, в лице книжников и фарисеев существовали и законники, которые не могли за мелкими установлениями усмотреть основополагающие этические принципы Закона и «праведность» которых в силу этого была недостаточной (5:20) ³¹ (надо отметить, что «праведность», или «правда» — другое слово, характерное для Матфея) ³².

Здесь слово «исполнение» опять является ключевым. Христос пришел исполнить Закон и пророков (5:17). Не только пророки, но и Закон указывает на «исполнение»: «Ибо все пророки и закон прорекли до Иоанна» (11:13). Иисус — тот, на кого указывал Закон, который обретает в нем свою цель. И поэтому отныне Закон надо понимать и использовать только в соотношении с тем, кто единственный имеет право начинать со слов «Я говорю вам» (5:22, 28, 32, 34, 39, 44) и кто учит с авторитетом, не похожим на авторитет книжников (7:28-29).

В 5-й главе Матфей подробно описывает, как Иисус относится к Закону и как использует его (5:17-48). Когда анализируется этот важный отрывок, много говорится о том, каков смысл шести наставлений, данных Иисусом в 21-40 стихах: поддерживают ли они Закон (как, например, об этом можно думать на основании 17-19 стихов), превосходят ли его (о чем можно думать на основании 20-го стиха) или упраздняют его лишь частично (несмотря на 17-й стих). Довольно интересно обсуждая этот отрывок, Р. Бэнкс, на наш взгляд, правильно отмечает, что такой подход изначально неверен. «Матфей заинтересован не столько тем, чтобы показать отношение Иисуса к Закону, — пишет он, — сколько тем, каково отношение Закона к Нему, как к Тому, Кто исполняет его и к Кому ныне должно быть обращено все внимание» ³³. Таким образом, в конечном счете перед нами христологическая проблема, где Закон и пророки свидетельствуют о вершине Божьего замысла в Иисусе. Иисус возвещает «Небесное Царство» ³⁴, средоточием которого является новая связь с Богом, которая далеко превосходит простое соблюдение тех или иных установлений (5:20). Некоторые из примеров, приведенных Иисусом в 5-й главе (5:21-47), показывают, что Он идет дальше буквального законопослушания, к более глубокому осмыслению сути божественного волеизъявления, к тем принципам поведения и общения, которые лежат в основе ветхозаветных установлений. Иногда получается так (и особенно хорошо это из 31-32, 33-37, 38-42 стихов), что сами эти установления уже не могут служить мерилом человеческого поведения. Особое место среди изложенных Иисусом норм занимает любовь (стихи 43-47), то начало, которое в других отрывках Он характеризует как итог всего, о чем учат Закон и пророки (7:21; 22:35-40; см. также 19:19). В результате весь перечень приведенных примеров резюмируется одним всеохватывающим призывом: «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный» (5:48).

Однако если эта установка дает основание думать, что «закон» утратил свою силу, Матфей, с другой стороны, настаивает и на том, что «беззаконие», сколь бы духовным оно ни выглядело, приведет лишь к окончательному осуждению (7:21-23). В 7-й главе (7:15-27) он сосредотачивает внимание на «делании» как признаке подлинного ученичества, и надо сказать, что многое в его Евангелии (и не в последней степени то великолепное собрание наставлений, которое мы зовем «нагорной проповедью») посвящено изложению нравственных принципов новой жизни в небесном царстве. В 5-й главе (5:18-19) со всей однозначностью говорится, что ни одна «йота» из ветхозаветного Закона «не прейдет», каким бы радикальным ни стало его изменение благодаря свершившемуся «исполнению». Именно поэтому о Матфее нередко говорят как о представителе весьма «консервативного» отношения к Закону ³⁶. Отмечается, что 1-20 стихи 15-й главы (в которых говорится о нормах принятия пищи) не столь радикальны (в отличие от соответствующих стихов из Марка (7:1-23) (37), а на основании 3-го и 23-го стихов 23-й главы можно, по-видимому, предположить, что речь идет даже о поддержке законнических традиций книжников, бытовавших вне Ветхого Завета ³⁸ (хотя тут же надо добавить, что в других отрывках 5-й и 15-й глав (5:21-47 и 15:1-20) не менее резко говорится об их отрицании).

Таким образом, объясняя отношение Матфея к Закону, комментаторы склоняются к таким выводам, которые трудно согласовать. Причина, видимо, в том, что Матфей старательно пытается занять промежуточное положение между законничеством и беззаконием, однако ключом к его позиции является все то же «исполнение» Закона Иисусом. Авторитет Закона как слова Божья, обращенного к Израилю, находит свое продолжение и истолковывается в авторитете Того, Кто имеет право сказать: «Я говорю вам», и имеет потому, что в Нем «все исполнилось» (5:18).

Поиск по сайту: