СМЕРТЬ ДОНА КАРЛОСА

I. 20 июля доктор Оливарес предписал лекарство, которое дон Карлос

принял. Луис Кабрера, в то время служивший во дворце и часто видавший принца

Руи Гомеса, говорит в своей Истории Филиппа II, что это лекарство не

принесло облегчения. Так как болезнь казалась смертельной, врач объявил

больному, что было бы хорошо, если бы он приготовился умереть по-христиански

и принял таинства.

II. Дон Лоренте Ван дер Гамен рассказывает, что врач не без приказа и

не без размышления дал принцу слабительное, от которого не получилось ничего

хорошего, и что болезнь вскоре обнаружила смертельные симптомы {Ван дер

Гамен. Жизнь короля Филиппа Мудрого ("Vida del fey D. Felipe el

Prudente").}. Когда этот автор рассказывает о плане дона Карлоса совершить

путешествие во Фландрию, о котором он сообщил дону Хуану Австрийскому,

своему дяде, а тот в свою очередь передал его отцу, он говорит: "С этого

времени Филипп стал принимать меры, чтобы помешать планам принца и спасти

королевство; эти средства не дошли бы до той крайности, о которой всем нам

известно, если бы король смог умерить разнузданные наклонности дона Карлоса

или если бы принц решил отказаться от задуманного им плана" {Ван дер Гамен.

Жизнь дона Хуана Австрийского ("Vida de D. Juan de Austria").}. Что означают

эти слова: "эти средства не дошли бы до той крайности, о которой всем нам

известно"? Каковы же были средства, до которых дошли и о которых все знали,

когда писал современник этих событий, наш автор? Идет ли здесь речь об

аресте и заключении принца? Это не было тайной; поэтому он мог писать об

этом Открыто. Не так обстояло дело со смертью больного. Надо сопоставить это

место со словами другого труда того же автора: "Врач дал ему слабительное,

от которого не получилось ничего хорошего, но не без приказа и не без

размышления, и болезнь вскоре обнаружила смертельные симптомы". Вскоре мы

отыщем настоящий смысл обеих фраз.

III. Фавиан Эстрада сказал в своей истории фландрских войн: "После

столь бедственно проведенного полугодия, в течение которого его

непоколебимый отец все-таки не был смягчен посольствами всех европейских

государей, дон Карлос умер от болезни, которая с ним приключилась отчасти

вследствие его отказа принимать пищу, отчасти от излишеств в пище, от того

также, что он клал снег в свое питье, и, наконец, от душевного горя, если

действительно не было применено насилие... Я знаю, что вещи, которые я

рассказываю, не понравятся тем, кто, не заботясь об истине, с радостью

воспринимает в дурном смысле все сказанное о действиях государей... Но так

как эти вещи скрыты и не легко в них проникнуть, я предоставляю их тем

писателям, которые желают получить славу прорицателей и угадывать разные

события при помощи толкований оракулов".

IV. Эта последняя фраза намекает на предсказание, которое Онмеро вывел

при помощи числового значения букв одного стиха из первой книги Метаморфоз

Овидия [80], написанного следующим образом: "FILIus ante DIeM patrlos

InqVivIt Inannos".

Смысл получается от сложения цифр, обозначенных капительными буквами

этого стиха. Выходит число 1568, соответствующее году, когда принц дон

Карлос замыслил покушение на жизнь своего отца.

V. Фавиан Эстрада прибавляет, что он не считает правдоподобными уже

данные им некоторые детали о причинах опалы дона Карлоса. Но остановимся

особенно на словах: "если действительно не было применено насилие".

Сопоставим их с фразой, которой он старается ответить на аргумент тех, кто,

не заботясь об истине, с радостью воспринимает в дурном смысле все сказанное

о действиях государей. Он не хочет смешиваться с ними, потому что это вещи

скрытые и в них не легко проникнуть.

VI. Луис Кабрера, историк Филиппа II, в своем рассказе о болезни и

смерти дона Карлоса утверждает, что принятое им слабительное не дало

полезного результата и болезнь стала казаться смертельной; далее этот

историк прибавляет: "Об этом деле в Испании и вне этого королевства, а также

в историях, написанных врагами Филлипа II и его соперниками, существует

много рассказов. Я пишу то, что видел и о чем слышал тогда и после. Я могу

это делать, потому что с детства был допущен в апартаменты государей. С

годами эта доступность увеличилась благодаря частому общению с ними

вследствие расположения, с которым некоторые министры были приняты королем,

особенно принц Руи Гомес де Сильва и дон Кристобал де Мора, маркиз де

Кастель-Родриго, влияние коего было выгодно для моего отца Хуана Кабреры де

Кордовы. Все это, вместе с добротою, с какою Его Величество принял меня на

службу, дало нам свободный доступ к важным лицам и возможность близкого

общения с ними". Манера выражения Луиса Кабреры, заслуживает внимания. Он

признает, что в Испании различно толковали о смерти дона Карлоса, но он

хочет в то же время почтить память короля, сыну которого он посвящает свой

труд. Поэтому он избегает всякого обсуждения, рассказывая о том, что видел и

слышал в то время во дворце монарха, куда входил свободно и где видел также

принца Эволи. Ясно, что этот наперсник Филиппа II остерегается открывать

какой-либо его секрет без необходимости. Тем не менее Луис Кабрера полагал,

что неприятные последствия лекарства и роковой оборот болезни могли явиться

следствием специально принятых мер, потому что, если бы у него не было этой

мысли, он не преминул бы энергично опровергнуть противоположное мнение, как

и следовало делать.

VII. Истории, опубликованные Кабрерой, Ван дер Гаменом, Опмеро и

Эстрадой, согласны с тайными мемуарами того времени, которые я читал.

Поэтому неудивительно, что принц Оранский в своем манифесте против Филиппа

II приписал ему гибель сына {Ватсон. История царствования Филиппа II, на

англ и фр. яз., приложение.}, что Жак Огюст де Ту, французский

историк-современник, впрочем, очень осмотрительный, делает то же самое на

основании подробностей, сообщенных ему Луи де Фуа [81], французским

архитектором, строившим Эскуриал, и к этому приходит и Пьетро Джустиниане,

венецианский дворянин, который долго жил в Испании, хотя он ошибся, допуская

вмешательство святого трибунала в это дело и предполагая, что принц умер

через несколько часов от действия яда; он высказывает и другие ошибочные

мнения, излишне доверившись своим корреспондентам {Де Ту. История моего

времени, на лат. яз. Т. II. Кн. 43}. Я изумлен, что другие авторы,

цитированные Грегорио Лети, наговорили столько противоречащих друг другу

вещей, что они кажутся вышедшими из-под пера авторов повестей или романов.

Кончина принца произошла от таинственного лекарства, и приказ о приеме его

был отдан тайно. Поэтому никто не сомневался, что эта смерть была

насильственна, и каждый строил предположения для того, чтобы угадать, как

она произошла.

VIII. Однако права истины неотъемлемы; рано или поздно правда

обнаружится. После двух с половиною столетий мы открываем столько фактов и

деталей об этом событии, что их соединение вносит в наш ум внутреннее

убеждение, что смерть дона Карлоса обладает всеми внешними признаками

естественной смерти и что больной сам считал ее таковою. Рассказ некоторых

благоразумных иностранных историков о последствиях лекарства уже опровергнут

подлинными документами. Рассказ тех писателей, которые забавляются писанием

романов под видом истории, опровергнут также. Поэтому, не останавливаясь

долее на этом спорном предмете, я продолжу мой рассказ, излагая истину и

пригласив читателей отбросить все, что они найдут противоречащего этому в

других книгах.

IX. Дон Карлос, узнав от Оливареса, что его болезнь неизлечима и смерть

близка, побуждаемый в то же время приготовиться к ней, пожелал, чтобы

позвали брата Диего де Чавеса, его духовника. Его приказание было исполнено

21 июля. Принц поручил монаху попросить прощения от его имени у короля, его

отца. Тот велел ему ответить, что от всего сердца дарует прощение, дает свое

благословение и надеется, что раскаяние поможет ему получить прощение от

Бога. В тот же день он принял с большим благоговением таинства причащения и

соборования. С соизволения короля он оформил завещание, которое было

написано Мартином де Гастелу, его секретарем. 22 и 23 июля он был в агонии.

В этом состоянии он спокойно выслушал увещания дона Диего де Чавеса и

доктора Суареса Толедского, подателя милостыни.

Министры предложили королю посетить сына и вторично дать ему свое

благословение, представляя, что эта милость лучше всего утешит умирающего.

Филипп II справился у двух вышеупомянутых духовных лиц. Те ответили, что дон

Карлос сейчас хорошо настроен, но можно опасаться, что вид отца произведет

смущение в его мыслях. Этот мотив на время удержал его. Однако, узнав в ночь

с 23 на 24 июля, что его сын при последнем издыхании, он пришел в комнату и,

простирая руку через плечи принца Эволи и великого приора, дал ему вторично

свое благословение, не будучи им замечен. Сделав это, он вернулся весь в

слезах. Вскоре после его ухода последовала смерть дона Карлоса, который

испустил последнее дыхание в четыре часа утра 24 июля, накануне праздника

св. Иакова, патрона Испании.

X. Смерти этого принца не скрывали; наоборот, его похоронили со всей

пышностью, приличествующей его сану, в церкви королевского женского

монастыря Св. Доминика в Мадриде, но надгробной речи не было произнесено.

Филипп II оповестил о смерти дона Карлоса всех лиц и все корпорации, которые

он уведомил о его заключении. У меня имеется копия письма, которое он

написал толедскому капитулу 27 июля. Оно подписано монархом и

контрасигнировано Франсиско де Эрасо, государственным секретарем. У меня

есть также копия письма этого статс-секретаря к дону Диего Де Суньиге,

коррехидору Толедо, от 28 июля. Он дает подробный отчет о начале, причинах и

течении болезни дона Карлоса, о его безропотности и набожности в последние

три дня жизни. Город Мадрид торжественно справил его заупокойное поминовение

14 августа. Проповедь была сказана братом Хуаном де Товаром, настоятелем

доминиканского монастыря Аточа. Это он в ночь с 27 декабря предыдущего года

обманул принца, заставив его объявить, кого он хотел убить. Наконец, в том

же году напечатали длинную реляцию о болезни, смерти и погребении принца.

Муниципалитет Мадрида поручил составить ее Хуану Лопесу дель Ойо, профессору

латинского языка в столице.

XI. Испания горько оплакивала смерть дона Карлоса не только по причине

предшествовавших ей страданий, но и потому, что у короля не осталось

мужского потомства. Принц был единственным плодом первого брака короля с

Марией Португальской. Он не имел детей от второго брака с Марией Английской.

Его третий брак с Елизаветой Французской дал еще двух дочерей:

Изабеллу-Клару-Евгению, родившуюся 12 августа 1566 года, и Катерину,

родившуюся 10 октября 1567 года. Все надежды возлагались на третью

беременность королевы, о которой стало известно незадолго до смерти дона

Карлоса. Ожидание народа было обмануто, потому что добродетельная Елизавета

умерла от выкидыша 23 октября 1568 года.

XII. Это несчастье (и дурное мнение, господствовавшее в Европе о

Филиппе II, на которого смотрели как на государя лицемерного, жестокого и

кровожадного) подало повод к обвинению его сначала принцем Оранским (а потом

и многими другими) в насильственной смерти королевы. Во Франции были

противоположного мнения, так как Карл IX послал в Мадрид чрезвычайного посла

с выражениями соболезнования; Филипп II был действительно безутешен, видя

себя без наследника, которого он ожидал от жены. Хуан Лопес дель Ойо

опубликовал в 1569 году точный отчет о болезни и смерти королевы Елизаветы,

где приводятся некоторые обстоятельства, несовместимые с употреблением яда,

от которого, как говорили, она умерла. Известно, что принцем Оранским

овладели ненависть и жажда мести. Нельзя верить в реальность преступления, у

которого нет ни цели, ни мотивов, ведь Филипп был заинтересован в ожидании

результатов родов королевы. Другие писатели, верившие в реальность

преступления, старались открыть его причину, и явились на сцену авторы

романов, которые думали отыскать ее в мнимой интриге дона Карлоса.

Предположим, что она существовала в действительности. Но есть исторические

доказательства, что она могла начаться только со времени возвращения принца

из Алькалы, а в эту эпоху он горячо желал жениться на Анне Австрийской [82],

своей кузине. Эта принцесса стала четвертой женой Филиппа II и матерью

Филиппа III, его преемника. Монарх женился на всех принцессах,

предназначавшихся для его несчастного сына; такова, по-видимому, была его

участь.

XIII. Наконец, Филипп II, желая сохранить воспоминание о правосудии,

которое он проявил в деле своего сына, приказал собрать вместе и сохранить

оригинал документов и перевод процесса, веденного в Барселоне против дона

Карлоса, принца Вианы и Героны. Известно, что дон Франсиско де Мора, маркиз

де Кастель-Родриго, наперсник короля по смерти Руи Гомеса де Сильвы, в 1592

году положил эти документы в зеленый ящик, и король отправил его запертым и

без ключа в королевский архив в Симанкас, где он находится и сейчас, если

его не перевезли в Париж по приказанию французского правительства, как об

этом говорили в Испании.

Глава XXXII

Поиск по сайту: