ПРЕСЛЕДОВАНИЕ НЕКОТОРЫХ ЛИЧНОСТЕЙ

I. Дело Антонио Переса послужило причиной множества других процессов,

возбужденных против лиц, принимавших участие в мятежах 24 мая и 24 сентября

1591 года, а также в побеге этого знаменитого испанца и его спутника

Майорини. К ним применили церковные наказания и кары, определенные в булле

св. Пия V от 1 апреля 1569 года и назначенные для тех, кто противится

отправлению службы святого трибунала.

И. Генерал дон Альфонсо де Варгас вступил 12 ноября 1591 года в

Сарагосу во главе своей армии. Жители были поражены этим, они выходили из

города для сопротивления королевским войскам и для защиты своих вольностей.

Эта экспедиция явилась для инквизиторов благоприятным поводом восстановить

авторитет в городе, и они заняли свои места с таким пылом, словно пытались

восстановить власть, сильно пошатнувшуюся в предшествующие месяцы. Трибунал

повел тайное следствие против зачинщиков мятежа, хотя он знал руководителей

восстания 24 мая из показаний, данных в Мадриде и позволявших думать, что те

же лица были подстрекателями мятежа 24 сентября.

III. Прокурор святого трибунала подал 8 января 1592 года жалобу на всех

мятежников вообще как на заподозренных в деле веры и составил список

зачинщиков и участников мятежа. Этот список почти тогда же возрос до трехсот

семидесяти четырех лиц, скомпрометированных своими поступками или

разговорами. В том числе было семнадцать священников, четыре монаха, две

монахини, четыре женщины, сорок кавалеров или дворян, шестнадцать адвокатов,

пять судей из совета верховного судьи Арагона, пятнадцать второстепенных

служащих даже из трибунала инквизиции, двадцать нотариусов и других

судейских, пятнадцать купцов, десять студентов, тридцать ремесленников и сто

двадцать четыре хлебопашца. Впоследствии это число стало значительнее.

IV. Инквизиторы решили заключить в секретные тюрьмы сто семьдесят из

них, и все было подготовлено для новых арестов по мере установления виновных

или получения улик против заподозренных. Из этого числа было арестовано

только сто двадцать три человека, потому что одни были уже посажены в

королевские тюрьмы по приказу командира Варгаса для того, чтобы предстать

перед судом доктора Ланца, миланского сенатора, которого король назначил

специальным комиссаром, а другие покинули королевство прежде, чем можно было

их поймать. Некоторые из этого числа принимали лишь косвенное участие в

движении, и суд над ними принадлежал, по праву предварения, сенатору. Они

получили разрешение содержаться под домашним арестом. Из массы

судопроизводств, предпринятых против мятежников, я выберу те, которые мне

показались более достойными внимания по званию и имени обвиняемых.

V. Дон Хуан де ла Нуса, верховный судья Арагона, никогда не противился

отправлению службы святого трибунала, скорее его можно упрекнуть в том, что

он уступал их притязаниям более, чем позволяли привилегии королевства,

охрана* и защита коих были ему поручены. Однако он попал в положение

мятежника, потому что в наступившей борьбе имел несчастие не быть самым

сильным. Присяга, данная королем в сохранении привилегий, не позволяла ему

вводить в эту страну более пятисот солдат. Постоянная депутация Арагона,

извещенная о том, что генерал Варгас прибыл в Агреду с кастильской армией и

готовится вступить в Тарасону и Борху [115], сделала представление королю,

что спокойствие, царящее в стране, делает эту меру бесполезной. Филипп велел

ответить, что войска предназначены для Франции. Депутаты написали вторично и

сообщили об опасности, которую представляет переход армии через Сарагосу. Им

возразили, что нечего опасаться этой военной операции и что армия пробудет в

городе только срок, необходимый для возвращения правосудию авторитета и

силы, почти совершенно утраченных во время последних мятежей.

VI. Депутаты Арагона, получив последний ответ правительства, запросили

мнение тринадцати адвокатов о смысле фуэросов королевства. Юрисконсульты

объявили, что эти права нарушаются вступлением королевских войск в Арагон и

все арагонцы обязаны противиться и препятствовать ему. Циркуляры были

посланы во все города; написали постоянным депутациям Каталонии и Валенсии,

чтобы просить у них помощи, предусмотренной договорами на случай, если одной

из этих стран будет угрожать вторжение. Главным вождем арагонской армии

назначили верховного судью Арагона, которого закон королевства призывал к

этому. Ему было приказано тотчас встать во главе войск. Когда кастильцы

очутились в шести милях от Сарагосы, верховный судья оказался с такой

горстью людей, что удалился и оставил свободным проход для королевской

армии, которая вступила в город.

VII. 28 ноября дон Франсиско де Борха, маркиз де Ломбай (старший сын

герцога де Гандиа и внук св. Франциска), прибыл в Сарагоссу с полномочиями

королевского комиссара. Ему было поручено вести переговоры с постоянными

депутатами и главными дворянами королевства о пунктах привилегий нации,

которые будто бы были нарушены. Было несколько совещаний, которые кончились

ничем, потому что депутаты не позволяли открывать конференций, пока Арагон

занят чужеземными силами, лишающими страну и депутацию свободы; они заявили,

что можно будет, однако, созвать представителей городов, чтобы принять

изменения договора 1588 года в пунктах, касающихся апелляции к народу за

национальную свободу, но король не должен требовать, чтобы обсуждение этого

происходило в присутствии чересчур многолюдного собрания.

VIII. Филипп II назначил вице-королем графа де Мората, который публично

въехал в город 6 декабря, к большому удовольствию арагонцев: вице-король,

епископ дом Мигуэль Химено, удалился в Теруэль, устрашенный опасностью,

которой подвергался. Радость жителей была непродолжительна. 18 декабря дон

Гомес Веласкес, рыцарь ордена Сант-Яго и шталмейстер принца Астурийского,

прибыл с зловещим поручением арестовать множество лиц и с специальным

приказом отрубить голову верховному судье Арагона, как только он вступит в

город, и известить об этом в первом же письме. Веласкес приложил такое

старание в деле исполнения приказаний двора, что 20 декабря Хуан де ла Нуса

более не существовал. Весь Арагон был подавлен известием об этой казни.

Нельзя выразить, насколько должность верховного судьи Арагона внушала

уважение народу, особенно в последние полтораста лет, когда ее без перерыва

занимали представители знаменитой фамилии, к которой принадлежал Нуса.

Многие дворяне, видя в этом событии прелюдию ко множеству других подобных,

поспешили покинуть родину и искали убежища во Франции и Женеве. Те, которых

неразумная доверчивость располагала остаться, не замедлили в этом

раскаяться.

IX. Герцог де Вильяэрмос, граф де Рибагорса дон Франсиско Арагонский не

мог избежать преследования, несмотря на преимущество королевской крови и

происхождение от Хуана II, короля Арагона и Наварры через сына этого

государя дона Альфонсо Арагонского, магистра ордена Калатравы. В процессе,

предпринятом против него инквизицией, ни одно показание не установило, чтобы

он препятствовал службе трибунала во время двух восстаний или принимал хотя

бы малейшее участие в мятеже. Только доктор Хуан Франсиско Торальба,

заместитель верховного судьи (лишенный должности в силу постановления

семнадцати присяжных королевства вследствие серьезных жалоб Переса),

утверждал, что герцог ввиду своего происхождения был врагом и противником

святого трибунала, потому что он происходит от евреев, сожженных или

подвергшихся епитимье через Эстенгу Конехо, еврейку, которая приняла после

крещения имя Марии Санчес и была затем наложницей или женой дона Альфонсо

Арагонского, первого герцога Вильяэрмоса и деда того, на кого он доносил.

Торальба изложил в мельчайших подробностях доказательства всего

высказанного. Когда жители Сараго?ы решили воспротивиться вступлению

кастильской армии в город, герцог явился к верховному судье и предложил ему,

как истый арагонец, свои услуги.

X. Читая теперь хладнокровно подробности процесса, не находишь там ни

малейшей видимости преступления, ибо законы королевства налагают на всякого

боеспособного ара-гонца обязанность поднимать оружие на защиту задетых

привилегий. Юрисконсульты решили, что вступление иностранной армии в город

вынуждает народ поднять законное восстание. Депутаты приняли это толкование

и издали воззвание к верховному судье, дворянам и городам. Таким образом,

это решение налагало на герцога, как и на других, обязанность повиноваться.

Сочли за преступление, что он поднял оружие против государя. Однако

политическая конституция королевства предвидела этот случай, и такое

выступление не только допускалось, но и вменялось в обязанность. В

предыдущих веках верховный судья перед принесением присяги королю говорил

ему от имени нации: "Мы, которые значим столько же, сколько вы, и сильнее

вас, делаем вас нашим королем при условии, что вы будете уважать наши

привилегии; в противном случае - вы не король наш". Другая статья гласила:

"Если король нарушит привилегии, нация может избрать другого, даже если он

не будет христианином". Арагонцы пользовались до известной степени этим

правом не раз, диктуя, например, условия королю Педро IV или отказывая

Матье, графу де Фуа, мужу старшей дочери Хуана I, и ставя на его место

Мартина [116], его брата, или предлагая корону Фердинанду I [117], сыну его

сестры, скорее, чем графу Урхелю, его родственнику по мужской линии.

XI. Королевский комиссар не ограничился процессом, возбужденным

инквизицией против герцога де Вильяэрмоса. 19 декабря он велел арестовать

его в связи с приказом, привезенным из Мадрида. Он отправил его в Кастилию,

вопреки другой статье фуэро. Герцог подвергся смертной казни в Бургосе как

изобличенный в измене своему государю. Его имущество было конфисковано, и

король назначил на вакантное герцогство того, кто имел право на наследование

титула.

XII. Граф д'Аранда дон Луис Хименес де Урреа был арестован в один день

с герцогом де Вильяэрмосом, то есть 19 декабря. Он умер в тюрьме местечка

Алаэхос 4 августа 1592 года, избежав таким образом ожидавшей его смерти на

эшафоте. Из процесса, начатого против него инквизицией, видно, что

немедленно после заключения Антонио Переса в тюрьму королевства он объявил

себя его покровителем во исполнение обязательства, принятого в Мадриде перед

доньей Хуанной Коэльо, его женой; он был одним из главных подстрекателей

народных волнений в Сарагосе: повлиял на мнение адвокатов, объявивших

незаконным и противным привилегии акт, которым Перес был вторично передан в

руки инквизиции; принимал, наконец, участие в военных распоряжениях,

сделанных по городу для отражения королевских войск. Диего Фернандес де

Эредиа показал, что граф и Антонио Перес составили заговор против жизни

маркиза д'Альменара. Это обстоятельство не доказано в процессах инквизиции,

хотя дон Диего разоблачил сообщников и показал, что предприятие рухнуло

только потому, что он сам переменил решение в минуту исполнения долга

пасхального причащения, отвратив одного из убийц от совершения преступления.

Его показаний не было в документах процесса, но он уверял, что показал уже

все перед сенатором Ланцем, когда был в тюрьме этого магистрата. Впрочем,

оставим в стороне все, что относится к этому заговору, и спросим: если

другие обстоятельства составляли сущность преступления, то почему Филипп II

после первого мятежа повелел ему оказать помощь властям для облегчения

перевода Антонио Переса? Почему после восстания 24 сентября король писал ему

вторично, чтобы поблагодарить за исполнение поручения? Кто не вознегодует,

видя, как могущественный монарх обманывает своих подданных и наказывает их

путем хитрости, противоречащей его достоинству?

XIII. Граф де Мората дон Мигуэль Мартинес де Луна, вице-король Арагона,

сын графа дона Педро, был оговорен перед святым трибуналом после восстания

Сарагосы. Судя по материалам процесса, он порицал действия трибунала в

отношении Антонио Переса, поведение помощников верховного судьи, исполнивших

приказ инквизиторов, и одобрял происшествие, которое принудило их вернуть

Переса в тюрьму королевства. Некоторые свидетели предположили, что он был

одним из главных зачинщиков первого восстания, но, узнав, что Филипп II

сказал, будто Перес был неверным министром, перестал его защищать. Здесь,

конечно, историческая ошибка. Заявление короля о неверности министра

относится к августу 1590 года, - согласно акту, которым Его Величество

прекращает процесс, относящийся к смерти Эсковадо, - а волнения в Сарагосе

произошли в мае 1591 года. Переворот, совершившийся в душе Мартинеса де

Луны, должен был иметь другой мотив. Некоторые обстоятельства его процесса

доказывают: он был уведомлен о том, что происходило в Мадриде в совете,

обсуждавшем дела Арагона; он, несомненно, предвидел серьезные последствия, и

это заставило его переменить мнение.

XIV. В самом деле, король назначил его вице-королем Арагона в ноябре

1591 года, и инквизиция отменила предварительное следствие процесса и

постановление о заключении его в тюрьму как врага святого трибунала. Я

безбоязненно заверяю, что в мнении инквизиции граф де Мората был виновнее

множества несчастных крестьян, которые были опозорены на аутодафе в октябре

1592 года. Но этому не следует удивляться, потому что, по испанской

пословице, законы идут туда, куда хотят короли {Alla van leyes, do guieren

reyes.}. Применение буллы св. Пия V об отлучении, по-видимому, зависит от

воли инквизиторов, действующих согласно политическим расчетам, как мы

наблюдаем в этом случае. Трибунал владел другой информацией против графа с

1577 года, предметом коей были некоторые непристойные тезисы; но слабость

улик не позволила дать ей ход.

XV. Вопреки снисхождению, которое инквизиторы оказали графу, было

заметно, пока он являлся вице-королем, что он не был предан их партии. Его

равнодушие привело к тому, что прокурор имел дерзость 7 декабря 1592 года

внести жалобу против него и потребовать постановления о его заключении. В

обоснование своего обвинения он приводил следующий факт: когда главный

инквизитор Кирога 23 ноября опубликовал последний льготный указ в пользу тех

виновных, которые не были арестованы и вследствие этого были освобождены от

церковных наказаний, и когда этот документ до его публикаций был сообщен

графу, то последний презрительно отозвался в нем, говоря, что он дерзок,

бесполезен и смешон. Прокурор представил эти слова как доказательство

ничтожного значения, какое граф придавал церковным наказаниям, которых, по

мнению прокурора, граф заслуживал сам как главный виновник первого мятежа,

чему он предлагал представить доказательства. С целью придать больше веса

своему обвинению, он рассказал, что, когда указ был торжественно опубликован

за крестным ходом (в котором он нес хоругвь с господином Пуэйо и господином

Клаверо, членами совета королевской аудиенции, служившими ему аколитами),

граф де Мората упрекнул их, говоря, что эта публикация не должна бы

состояться без его разрешения. Оба советника ответили, что потеря невелика,

ввиду большого уважения, которым окружен трибунал. На это граф возразил, что

оно не так сильно, как уважение к королевской аудиенции. Это доказывает, по

словам прокурора, ненависть к инквизиции графа де Мораты.

XVI. Можно быть уверенным, что граф де Мората дон Мигуэль Мартинес де

Луна не избежал бы мести инквизиторов, если бы не был вице-королем Арагона.

Когда он оставил свою должность, в трибунале были другие люди, и это дело

потеряло значение и устарело, чтобы привлечь внимание их преемников. Мнение

графа о церемонии, которую он осуждал, было справедливо, потому что эта

льгота была дарована только после того, как инквизиция справила 20 октября

самое торжественное аутодафе, на котором она сожгла семьдесят девять жителей

города и осудила на фактический позор большое число почетных граждан под

предлогом публичного освобождения их от церковных наказаний и, кроме того,

лишила прощения тех подсудимых, которые были посажены в тюрьму.

XVII. Погубив верховного судью Арагона герцога де Вильяэрмоса и графа

д'Аранду, король даровал 24 декабря 1592 года общую амнистию, исключив,

однако, из амнистии ряд лиц как зачинщиков и руководителей мятежа. Эти

изъятия были крайне многочисленны. Среди амнистированных все же встречаем:

дона Хуана де Монкайо Арагонского, зятя графа де Састаго; дона Хосе

Арагонского, кузена герцога де Вильяэрмоса; дон Франсиско

д'Альтарипа-и-Алагона, барона де Уэртоса; дона Мартина Эспеса, барона де

Лагуну, депутата королевства; дона Годофрио Бардахи; дона Диего де Эредиа,

рыцаря ордена св. Иоанна, брата судьи города Хаки; дона Геронимо, другого

его брата; дона Мигуэля де Сесо; дона Луиса де Гурреа; дона Педро и дона

Франсиско Фернандеса де Ихара, из семьи герцогов д'Ихару, и много других,

менее известных кавалеров, которые не показывались во главе мятежников и не

ознаменовали себя никаким убийством. Это распоряжение спасло жизнь многим

тысячам местных жителей, в числе которых можно насчитать не менее тысячи из

Сарагосы. Смягчающие обстоятельства позволили впоследствии избавить от

смертной казни исключенных из общей амнистии и подвергнуть их другим, менее

суровым карам.

XVIII. Барон де Барволес дон Диего Фернандес де Эредиа, брат и

предполагаемый наследник дона Карлоса, графа де Фуэнтеса, гранда Испании,

должен был быть арестован по приказу инквизиции как виновный в сопротивлении

службе святого трибунала. Но он был арестован раньше, по приказу генерала

Варгаса, призвал на помощь фуэро королевства и был заключен в тюрьме

манифестированных, откуда он вышел 9 октября 1592 года на казнь; ему

отрубили голову сзади как изменнику. Он дал несколько показаний перед

сенатором Ланцем, из которых сообщили инквизиторам то, что могло служить для

процесса Антонио Переса. Его допрашивали дважды, и он показал множество

фактов, свидетельствовавших, что он сам возбудил народное восстание,

поддерживал мятеж вместе с графом д 'Арандой и другими вождями и ввязался в

мятеж, чтобы убить маркиза д'Альменара. Но этот план внушил ему спасительные

угрызения совести, и он отменил данное приказание. Однако несколько

свидетелей инквизиции показали, что 24 мая его видели на дороге к тюрьме

воодушевлявшим убийц, которые ранили маркиза д'Альменара. Барон де Барболес

заявил также, что он был главным виновником жалобы, принесенной Антонио

Пересом светскому судье Сарагосы на секретаря, мажордома и конюшего маркиза

д'Альменара и некоторых других лиц, которых он обвинял в подкупе, по

приказанию маркиза, свидетелей, - жалобы, полученной святым трибуналом в

марте 1591 года. Целью подкупа было заставить их показать против Антонио

Переса некоторые факты, в которых инквизиторы нуждались и расследование коих

принадлежало им. Он говорил далее, что вызвал и направлял попытки и

разнообразные усилия найти свидетелей, которые подтвердили бы своими

показаниями статьи жалобы, и что он сам показывал то, о чем он знал только

по отчету агента Антонио Переса.

XIX. В трибунале инквизиций существовала другая анкета против дона

Диего, полученная в апреле и мае 1591 года. Он был отмечен в ней, как

прибегавший к некромантии для открытия кладов и как переправлявший лошадей

во Францию.

XX. Судья Торальба показал: он слышал, будто дон Диего был арестован по

приказу инквизиции Валенсии за то, что скрывал одного мориска, которого

разыскивал альгвасил по приказу инквизиции, чтобы арестовать его и доставить

в тюрьму. Он прибавил: не следует удивляться, что дон Диего был врагом

инквизиции, так как, хотя его семья не осквернена еврейской кровью, это не

распространяется на его детей, потому что его жена баронесса д'Алькарас

происходит от еврейской расы по женской линии фамилии Серрас из Каталонии,

которая была еврейской; что доказательство этого существует не только в

нескольких уголовных процессах, возбужденных против этой семьи, но и в

Зеленой книге Арагона, написанной господином Макенте.

XXI. Филипп II решил доказать графу де Фуэнтес, что он умеет и

вознаграждать верных подданых, и сурово наказывать виновных. Он назначил его

губернатором-наместником Нидерландов, где власть была в руках Алессандро

Фарнезе, владетельного герцога Пармского, племянника короля, только что

умершего. Граф не любил Антонио Переса, смотрел на него как на причину

несчастий барона де Барболеса. Поэтому неудивительно, что он принял весьма

деятельное участие в заговоре, составленном против жизни бывшего министра.

Эта попытка не удалась: два заговорщика были преданы суду и казнены по

требованию английского прокурора, которому королева Елизавета приказала

преследовать виновников заговора. Подробности этого дела находятся в

Реляциях Антонио Переса.

XXII. Барон де Пурой дон Хуан де Луна, член депутации королевства от

дворянства, подвергся той же участи, что и барон де Барболес, с той

разницей, что палач отрубил ему голову спереди. Его казнь произошла в один

день с казнью барона де Барболеса. Его главное преступление состояло в том,

что он принимал активное участие в двух мятежах жителей Сарагосы, в усилиях

этого города воспротивиться королевской армии и в составлении приглашений,

которые были посланы депутатами представителям Каталонии и Валенсии, чтобы

просить у них помощи против того, кого они называли общим врагом.

Относительно его проступков в отношении инквизиции (кроме переданного мною)

было доказано, что дон Хуан де Луна был виновником решений, принятых в

комитете депутации для энергичной защиты в Сарагосе, в Мадриде и в Риме

независимости тюрьмы манифестированных против притязаний инквизиторов, а

также для принятия меры, ограничивающей их юрисдикцию одним преступлением

ереси, и лишения их права расследования фактов по делу мятежа или другого

подобного проступка, за которые они брались под предлогом, что в них

участвовали люди, которые хотели воспротивиться исполнению обязанностей.

Дела этого рода, говорил он, должны судиться хунтою трех епископов. Наконец,

дон Хуан де Луна был виновен в том, что содействовал подкупу свидетелей,

которые "были допрошены коррехидором Сарагосы по делу Антонио Переса против

заслушанных в розыске инквизиторов. Дон Хуан был юрисконсультом, и это

звание дало ему большой перевес в обсуждениях комитета постоянной депутации.

XXIII. Барон де Бьескас дон Мартин де ла Нуса, владетель Сальена и

городов в долине Тена, скрылся во Францию. Затем он вернулся в Испанию,

надеясь ускользнуть от строгости правительства и розысков инквизиции. Он был

арестован в городе Туделе Наваррской по приказу генерала Варгаса, и ему

отрубили голову. Было установлено в процессе, предпринятом инквизицией, что

независимо от преступлений, совершенных другими мятежниками, барон де

Бьескас виновен в принятии и в сокрытии в своем доме Антонио Переса до его

отъезда во Францию. С другой стороны, он проник с отрядом беарнских войск в

долину Тена и в другие пункты испанской территории Пиренеев, говоря, что

сложит оружие только после того, как прогонит кастильскую армию из

королевства Арагон и отомстит за смерть своего родственника дона Хуана де ла

Нуса, верховного судьи.

XXIV. Другие испанцы, присужденные к смертной казни сенатором Ланцем,

были: дон Мигуэль Гурреа, кузен герцога де Вильяэрмоса; дон Мартин де Болеа,

барон де Сьетамо; дон Антонио Феррис де Лисана; дон Хуан Арагонский, зять

графа Састаго; Франсиско Айерве, Денис Перес де Сан-Хуан и некоторые другие,

менее известные дворяне, кроме хлебопашцев и ремесленников, совершивших

убийства во время мятежа. В числе последних мы встречаем палача Хуана де

Мигуэля; он был повешен своим помощником, который унаследовал его должность.

XXV. Сенатор Ланц осудил на смерть также других мятежников, которые

избежали эшафота, удалившись во Францию или Женеву. К таковым принадлежали:

дон Хуан де Торельяс Бардахи, зять графа Састаго; дон Педро де Болеа, кузен

графа де Фуэнтеса и дед графов д'Аранда; дон Фелипе де Кастро-Сервельон, из

семьи графов де Бойль; дон Педро де Сесо, сын дона Мигуэля и отец регента

дона Хосе барона де Сердан; дон Хуан Коскон, дон Хуан д'Агостино, дон Денис

де Эгварас, Мигуэль де Фонсильяс, Хиль Иваньес де Урос; Хуан де Грасия,

капитан стражи тюрьмы королевства; Хаиме д'Ургель, Хиль де Меса, Мануэль

Донлопе и Херонимо Вальес, секретарь инквизиции. Все эти арагонцы и много

других местных дворян, которых я не называю, остались в изгнании до смерти

Филиппа II. Преемник его, Филипп III разрешил им вернуться на родину и

аннулировал все статьи приговоров и наказаний, противоречившие интересу

семейств казненных. Король объявлял, что никто не был виновен в измене

государству, и признавал, что каждый был обязан защищать права своей родины.

XXVI. Жестокость инквизиторов не насытилась вышеупомянутыми казнями, и

число жертв, погибших 20 октября, не казалось им достаточным. Они заявили

верховному совету, что не решаются потребовать от генерала Варгаса узников,

хотя их дело было бы вернее в руках инквизиции; однако кажется полезным,

чтобы им передали, по крайней мере, барона де Барболеса, потому что его

казнь сильнее устрашила бы виновных, если бы он был выдан инквизицией в руки

светской власти. Верховный совет отверг просьбу инквизиторов.

XXVII. Отказ, полученный слугами инквизиции, не помешал им задержать в

своих тюрьмах людей знатного происхождения. Таковыми были: дон Диего де

Эредиа, рыцарь ордена св. Иоанна Иерусалимского, кузен барона де Барболеса;

дом Висенте д'Агостино, приор митрополичьей церкви, брат дона Хуана,

осужденного на смерть; дом Геронимо Гамир и дом Педро Торрельяс, каноники

того же капитула. Все эти арагонцы принадлежали к высшему местному

дворянству. Инквизиторы выдали также мандаты для заключения в тюрьму дона

Галасиана Сердана, который был коррехидором в предшествующем году; дона

Антонио Бардахи, барона де Конкаса; дона Родриго де Мура, барона де ла

Пинильи; дона Дениса де Эгвараса, прелата монастырей минимов и тринитариев,

и некоторых других священников. Женщины также были предметом их проскрипций,

между прочим, донья Херонима д'Артеага, жена Мигуэля де Фонсильяса, и две

монахини из монастырей Св. Веры и Св. Инессы.

Статья вторая

Поиск по сайту: