ПРОЦЕССЫ, ДЕЛАЮЩИЕ ЧЕСТЬ СВЯТОМУ ТРИБУНАЛУ

I. Дело святоши из Куэнсы наделало много шуму. Святоша была женой

земледельца из местечка Вильяр де л'Агила. Среди других историй, которые она

придумала для приобретения себе репутации святоши, она рассказывала, будто

Иисус Христос открыл ей, что он освятил ее тело, изменив ее плоть и кровь в

субстанцию своего тела, чтобы ближе соединиться в любви с нею. Бред этой

женщины возбудил горячие богословские споры между священниками и монахами.

Одни утверждали, что это невозможно согласно обычному образу действий

Божиих, так как надо было бы предполагать в святоше более превосходные

качества, чем в Деве Марии, и это изменение доказывало бы, что хлеб и вино

не единственное вещество таинства евхаристии. Другие силились доказать, что

это возможно, если вспомнить безграничность могущества Божиего. Однако они

не дерзали верить в это великое чудо, так как доказательства не

удовлетворяли их вполне. Некоторые верили всему, полагаясь на святость этой

женщины, и удивлялись, что находились не верящие этому. Они утверждали, что

не знали ничего более устойчивого, чем добродетель этой избранницы, которая

не могла иметь, по их мнению, никакого интереса в обмане. Наконец, были

свидетели жизни этой женщины, сообщники ее мошенничества с самого начала или

одураченные из-за доверчивости и легковерия, которые продолжали верить, по

крайней мере внешне, в ее сверхъестественное состояние, так как они слишком

далеко зашли, чтобы отступать не краснея. Они дошли до безумного обожания

этой женщины и до поклонения ей как божеству. Они в торжественной процессии

водили ее по улицам и в церковь с зажженными свечами; они кадили ее ладаном,

как освященную гостию на престоле. Наконец, простирались перед нею ниц и

проделывали множество других не менее кощунственных вещей. Этого было вполне

достаточно, чтобы инквизиция взяла на себя последнюю сцену этой скандальной

драмы. Она велела заключить в секретную тюрьму эту мнимую святую и некоторых

людей, отмеченных в качестве ее сообщников. Святоша окончила там свою жизнь.

Одна из статей приговора повелевала отвезти ее статую на аутодафе на

санях и затем сжечь. Приходский священник Вильяра и два монаха, виновные в

сообщничестве, должны были следовать босиком за статуей, одетые в короткие

туники, с дроковой веревкой на шее. Они должны быть лишены сана и сосланы

навсегда на Филиппинские острова. Приходский священник из Касасимарро был

отрешен от должности на шесть лет. Два человека из народа, обожествлявшие

эту женщину, получили каждый по двести ударов кнутом и были заключены

навсегда в одну из каторжных тюрем (presidio). Ее прислуга была послана в

дом одиночного заключения (recogida) на десять лет. Я не знаю более

справедливого приговора инквизиции, чем этот.

II. Эта история не послужила уроком для мадридской святоши Клары. Ее

бред не заходил так далеко, как у предыдущей, но ее чудеса и святость

наделали больше шуму. Она уверяла, что паралична и ей нельзя сходить с

постели. Когда об этом узнали, ее начали посещать в ее комнате. Самые

знатные дамы Мадрида отправлялись к ней и считали себя счастливыми, когда их

допускали видеть ее, слышать, говорить с нею. Ее просили обратиться к Богу,

чтобы исцелиться от болезни, избавиться от бесплодия в браке, вразумить

судей - накануне важного решения, получить помощь в других жизненных

бедствиях. Клара в высокопарном стиле отвечала на все как вдохновленная,

прорицающая будущее. Она объявила, что по особенному призванию Святого Духа

предназначена быть монахиней-капуцинкой, но испытывает чрезвычайную скорбь

оттого, что не имеет ни силы, ни здоровья, необходимых для жизни в общине и

в монастыре. Она так хорошо убедила слушавших ее простофиль, что папа Пий

VII особым бреве разрешил ей произнести обеты монахинь-капуцинок перед домом

Атанасио де Пуйялем, епископом-коадъютором Толедской епархии в Мадриде (в

настоящее время он епископ Калаоры), и даровал ей освобождение от

монастырской жизни и упражнений общины. С этого времени в свете только и

говорили о чудесах и героической добродетели сестры Клары. Епископ,

принявший ее обеты, получил от папы и от архиепископа Толедского разрешение

устроить престол в комнате этой мнимой больной напротив ее ложа. Здесь

ежедневно служили несколько обеден, и даже Святые Дары были выставлены в

дарохранительнице. Клара приобщалась ежедневно и уверяла своих посетителей,

что питалась только евхаристическим хлебом причастия. Обман продолжался

несколько лет. Но в 1802 году она была заключена в тюрьму мадридской

инквизицией. Арестовали также ее мать и монаха, ее духовника. Их обвинили в

пособничестве монахине в ее обманах для получения значительных сумм, которые

самые богатые и знатные мадридские дамы и другие набожные лица с полным

доверием передавали в ее руки, чтобы она раздавала их в виде милостыни, кому

захочет. Когда уверились в ее мошенничестве, в ее мнимой болезни и в других

обстоятельствах ее жизни, присудили Клару, ее мать и духовника к заключению

в тюрьме и к другим карам, гораздо меньшим, чем они заслужили.

III. Этого второго примера справедливой строгости было недостаточно для

прекращения проступков этого рода. Вскоре объявилась новая святая, подобная

предыдущим. Мария Бермехо, двадцати двух лет от роду, подверженная падучей

болезни, поступила в 1803 году в главный мадридский госпиталь для лечения от

эпилепсии. Дон Хосе Себриан, помощник директора этого заведения, и дом

Иньиго Асеро, капеллан его, стали обращаться с ней крайне внимательно,

заметив ее сверхъестественное, по их мнению, состояние. Вскоре они стали ее

сообщниками и получили от мадридской инквизиции заслуженную кару. Для

установления репутации святости Марии Бермехо они придумали бесчисленное

множество лживых доводов, служивших для прикрытия их постыдных сношений с

нею.

IV. Инквизиция более не думала, по примеру прежних лет, обрекать на

сожжение людей, которых ей приходилось судить. Доказательство этой

похвальной перемены в ее системе стало очевидным, когда был привлечен к суду

дом Мигуэль Солано, приходский священник местечка Эско в Арагоне {Дом

Мигуэльт Хуан Антонио Солано родился в Вердуне, городке Урагона, в епархии

Хаки. Он изучал латинскую грамматику, философию Аристотеля и схоластическое

богословие. Представ соискателем при распределении приходов в епархии Хаки,

он получил приход в местечке Эско. Природа одарила его талантом

изобретателя, проницательным умом, склонным к прикладной математике. Ради

развлечения он занялся столярным ремеслом. Он изобрел плуг, годный для

обработки земли без помощи быков или лошадей. Он подарил свою машину

правительству для общей пользы земледелия, но ею не воспользовались. Желая

стать полезным для своих прихожан, Солано взялся удобрить землю оврага,

лежащего между двух скал, и вполне преуспел в этом. Он спустил в этот овраг

воды источника, удаленного от этого места более чем на четверть испанской

мили.

Жестокая и длительная болезнь сделала его хромым и почти не владеющим

своими членами. Во время своего выздоровления он отыскал средство для выхода

из дома, изобретя стул, при помощи коего он мог доходить до своего сада.

Когда возраст привел его к размышлениям другого рода и так как у него было

немного книг, он особенно занялся изучением Библии. Он обрел в ней, без

всякой посторонней помощи, свою религиозную систему, почти не отличавшуюся

от той, коей следуют реформаты, наиболее привязанные к дисциплине первых

веков церкви, потому что он был убежден, что все, что не выражено в Новом

Завете или противоречит буквальному смыслу Священного Писания, было выдумано

людьми и, следовательно, должно рассматриваться как доступное заблуждению.

Он письменно изложил свои убеждения и послал этот труд своему епископу,

прося разъяснений и оценки своего образа мыслей. Епископ Лопес Гиль обещал

ответить. Но так как ответ не приходил, Солано сообщил свои мнения

профессорам богословия в университете Сарагосы и некоторым соседним

приходским священникам. За это на него поступил донос в сарагосскую

инквизицию, которая велела приступить к тайному следствию и арестовать

подсудимого.

Один из этих священников, называвших себя его друзьями, получил

поручение арестовать его, когда несчастный Солано, больной и параличный,

нуждался в полной свободе для своего выздоровления. Несмотря на бдительность

комиссара инквизиции, Солано нашел способ переправиться в Олерон, первый

французский город по ту сторону границы. Но вскоре, сильный правотой своих

намерений, он осмелился надеяться, что инквизиторы уважат его невиновность и

просветят его, указав заблуждение, в которое он мог впасть. Он вернулся в

Испанию и написал инквизиторам, что готов подчиниться всему, чтобы узнать

истину и уверовать в нее. Его поведение доказывает, что он не знал трибунала

инквизиции.}.

Было доказано показаниями свидетелей, что он высказал несколько

тезисов, осужденных Церковью. Он был посажен в секретную тюрьму сарагосского

трибунала. Он во всем признался, но привел в свое оправдание, что,

долговременно размышляя с самым искренним желанием отыскать истину

относительно христианской религии, опираясь только на Библию, он пришел к

убеждению, что истина - только то, что содержится в Священном Писании; все

остальное может быть ошибочно, даже если многие Отцы Церкви утверждают это,

потому что они люди и, следовательно, подвержены ошибкам. Он считает ложным

все, что римская Церковь установила вопреки тексту Писания и что не

согласуется с его буквальным смыслом, поскольку можно впасть в заблуждение,

принимая то, что ни прямо, ни косвенно не вытекает из священного текста. Он

считает вероятным, что идея чистилища и лимбов является человеческим

предположением и, так как Христос говорит только о двух местопребываниях

души - рае и аде, грешно получать деньги за служение обедни, хотя бы они

были даны в виде милостыни и для поддержания служащего; священники и другие

служители религии должны получать жалованье от правительства за свои труды,

по примеру судей и других чиновников. Введение и учреждение десятины было,

по его мнению, обманом священников, а способ истолкования церковной заповеди

в том смысле, что десятину надо платить без вычета обсеменения и расходов по

сбору, есть недостойная кража, противная интересам общества и земледельцев;

не следует, говорил он, считаться с тем, что папе угодно объявить или

повелеть, потому что в Риме не почитают другого бога, кроме корыстолюбия, и

все меры этого правительства клонятся только к собиранию денег с народа под

предлогом религии. Таким образом, он отказывал папе в праве декретировать

каноническое снятие сана, запрещения брака, снятия этих запрещений

посредством льгот и во множестве других пунктов, составлявших силу папства.

Священник Солано создал целую систему из этих положений и изложил свое

учение в книге, которую доверил епископу и другим богословам, как будто этот

шаг не имел для него никакой опасности.

V. Сарагосские инквизиторы при помощи уважаемых богословов взялись

побудить Солано отказаться от его мнений. Священники убеждали его признать

заблуждения и раскаяться в них; они старались устрашить его смертью на

костре, предназначенной для упорных и нераскаявшихся еретиков. Дом Мигуэль

отвечал им, что ему хорошо известна опасность, которой он подвергается, но

если бы этот мотив побудил его отказаться от истины, содержащейся в

Евангелии, он будет осужден на суде Божием, и эта опасность заставляет его

забыть обо всех других, напоминая, что все случившееся с ним было предвидено

и возвещено в Евангелии; если он заблуждается, Бог видит его чистосердечие и

соблаговолит просветить его или простить ему. Ему поставили на вид

непогрешимость Церкви, которая должна заставить его осудить как безрассудное

предположение предпочтение им своих собственных убеждений мнениям стольких

святых и великих людей, которыми гордится религия и которые, собравшись во

имя Иисуса Христа и призвав помощь, обещанную им в Евангелии, высказались

после зрелого обсуждения относительно истинного смысла темных мест Писания и

признали истины, которые он покинул. Но этим нельзя было смутить священника

Солано. Он отвечал, что на всех этих собраниях интересы римской курии

примешивались к спорам о богословских предметах и сделали тщетными добрые

намерения нескольких уважаемых людей.

VI. Когда процесс дошел до приговора, инквизиторы высказались за

релаксацию; надо согласиться, что они не могли поступить иначе по кодексу

инквизиции. Но верховный совет, желавший избавить Испанию от зрелища

аутодафе, прибег к чрезвычайному средству допросить некоторых лиц, которые

были названы свидетелями, но не были допрошены; в то же время совет поручил

инквизиторам употребить новые усилия для того, чтобы обратить осужденного.

Эти два средства не произвели удовлетворительного результата. Процесс

нисколько не изменился, и, хотя судьи хорошо поняли мотивы, заставившие

совет голосовать против их решения в этом деле, они не дерзнули обойти

закон. Они вторично произнесли релаксацию, и совет, не желавший ее,

воспользовался как предлогом показаниями одного свидетеля для организации

служебного опроса приходских священников и врачей в Эско и по соседству,

чтобы выяснить, не страдал ли обвиняемый какой-нибудь болезнью, ослабившей

или затемнившей его разум. Результаты этой информации должны были быть

сообщены совету, а в ожидании этого дело было приостановлено. Инквизиторы

исполнили приказ верховного совета. Врач из Эско, подозревавший, чего хотели

добиться, заявил, что священник Солано за несколько лет до своего ареста был

серьезно болен, и неудивительно поэтому, если его разум ослабел: именно с

этого времени он стал чаще говорить о своих религиозных убеждениях, которые

не совпадали с точкой зрения испанских католиков, духовных лиц и местных

жителей. Совет, получив это заявление, приказал, не высказываясь

окончательно по этому делу, возобновить настояния для обращения обвиняемого.

Между тем Солано опасно заболел. Инквизиторы поручили самым искусным

богословам Сарагосы привести его к вере и даже просили дома Мигуэля Суареса

де Сантандера, епископа-коадъютора Сарагосской епархии и апостолического

миссионера (теперь он бежал во Францию, подобно мне), увещевать его с

мягкостью и благостью евангельского служителя, столь свойственными этому

прелату. Священник оказался чувствительным ко всему, что для него делали, но

сказал, что не может отказаться от своих убеждений, боясь оскорбить Бога

изменой истине. На двадцатый день его болезни врач объявил ему, что он при

смерти, и побуждал его воспользоваться последними минутами. "Я в руках

Божиих, - возразил Солано, - мне больше нечего делать". Так умер в 1805 году

приходский священник из Эско. Ему было отказано в церковном погребении. Он

был тайно похоронен в ограде зданий инквизиции, близ фальшивой двери дома

трибунала, со стороны Эбро. Инквизиторы дали во всем отчет верховному

совету, который одобрил это и запретил продолжать процесс против мертвеца,

чтобы воспрепятствовать его фигуральному сожжению.

VII. Такое поведение совета явно доказывает, что теперь изменился образ

мыслей по сравнению с более ранними временами. Главный инквизитор Арсе может

справедливо гордиться, что он первый нашел честное средство обойти

органические законы святого трибунала в пользу человечности. Надо только

пожалеть, что он не предложил королю уничтожение казни сожжением, так как

даже если будут продолжать сурово обращаться с нераскаявшимися еретиками,

было бы все-таки менее жестоко ссылать их на Филиппинские острова - мера

наказания, к которой были присуждены священники, сообщники святоши из Куэнсы

(хотя это слишком суровая кара за простое заблуждение); это наказание

выгодно в смысле воспрепятствования распространению ереси.

Статья пятая

Поиск по сайту: