АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

ЖИЗНЬ И ХАРАКТЕР ЭТОГО ПРИНЦА

Читайте также:
  1. B) Характер труда
  2. B. Департаменты и управления функционального характера.
  3. I. Схема характеристики.
  4. III. Следующая жизнь.
  5. III. Характерные черты экономического развития страны
  6. III.2. Преступление: общая характеристика
  7. IX. Оральный характер
  8. LOVE (любовь). Настоящие герои показывают, что им не безразличны другие люди ( те, кто спасает жизнь других)
  9. V. Проверка жизнью избирательных лозунгов
  10. V. Характерные черты философии русского «религиозно-философского» ренессанса.
  11. VII. Анализ характера
  12. VIII. Формирование и структура характера

 

 

I. Вся Европа верит, что Филипп II пустил в ход испанскую инквизицию

против своего единственного сына дона Карлоса Австрийского, принца

Астурийского, предполагаемого наследника короны, признанного таковым под

присягою представителями нации на генеральных кортесах, созванных в Толедо в

1560 году; инквизиторы сначала приговорили несчастного принца к смертной

казни, но возникло разногласие в мнениях инквизиторов относительно рода

казни, которая должна прекратить жизнь принца. Некоторые писатели дошли до

того, что передают беседы на эту тему, происходившие между Филиппом II и

главным инквизитором, между доном Карлосом и другими лицами, с такой

уверенностью, как будто присутствовали при этих разговорах, и даже цитируют

часть приговора, как будто читали его. Я не удивляюсь, что аббат де

Сен-Реаль, Мерсье, Лангль и другие, так любящие придавать своим романам вид

и характер подлинных историй, трактовали таким образом этот сюжет. Более

всего меня удивляет Грегорио Лети. Как этот писатель (заявив, что не следует

легкомысленно доверять рассказам о делах столь огромной важности) в конце

концов мог принять всерьез вычитанные им неправдоподобные рассказы! Он

рассказал об этом событии с такими подробностями, как будто был свидетелем

мельчайших обстоятельств, сопровождавших его. Для меня истина есть

единственная цель, которую я себе поставил, а потому я произвел всевозможные

поиски в архивах верховного совета инквизиции и других местах, чтобы

разыскать истину и поделиться ею; в этом я уверяю своих читателей. Я

полагаю, что нашел правду об этом деле, и я смело заявляю своим читателям,

что никогда не существовало ни судопроизводства инквизиции, ни ее приговора

против дона Карлоса Австрийского. Было только мнение, высказанное против

этого принца членами государственного совета, в котором председательствовал

кардинал дон Диего Эспиноса, тогдашний фаворит короля. Этот человек был

также главным инквизитором, что и породило молву об участии инквизиции в

деле принца. Религиозные дела фламандцев и проект учреждения инквизиции в их

стране играли также сначала роль в направлении общественного мнения; затем

оказала влияние смерть графа Эгмонта [69], маркиза Горна [70], барона де

Монтиньи, его брата, и маркиза Берга, которые были обезглавлены. Все они

были крупными сеньорами Нидерландов. Двое первых были кавалерами ордена

Золотого руна [71] и родственниками государей Европы; один был владетельным

принцем третьего разряда в Германии.

II. Дон Карлос Австрийский потерял жизнь в силу словесного приговора,

одобренного Филиппом II, его отцом; но святой трибунал не принимал в этом

никакого участия. Этот факт мог бы меня избавить от дальнейшего изложения,

так как я пишу не историю о политических событиях, происходивших в Испании,

а лишь о том, что непосредственно касается истории инквизиции в Испании. Но

ввиду того что почти все европейские писатели согласно утверждают, будто

инквизиторы осудили дона Карлоса, я полагаю, что лучшим способом убедить

всех в противном является раскрытие в подобных обстоятельствах фактической

стороны дела.

III. Филипп II как отец имел право быть неумолимым. Однако я не могу

одобрить его суровости, которая, мне кажется, оскорбляет природу. В каких бы

преступлениях ни был повинен сын - разве пожизненное заключение не помешало

бы ему совершать новые преступления? Но я твердо убежден, что смерть этого

чудовища была счастьем для Испании. Я не обращаю внимания на то, что говорят

некоторые пристрастные писатели, представляющие его молодым принцем с

любезным характером, приписывающие ему качества, которых он никогда не имел,

и отказывающие ему в тех, какими он обладал; эти писатели выдумывают его

любовную интригу с мачехой, существовавшую только в воображении француза,

возбудившего сомнения насчет добродетели королевы, честь которой не могла

быть замарана ни малейшим пятном и смерть которой последовала от

естественных причин, а не от яда. Филипп II был человек злой, лицемерный,

бесчеловечный, хладнокровно жестокий и способный убить свою жену, если бы

это было в его интересах или имелся бы какой-либо мотив к этому. Но эти

черты характера Филиппа не доказывают, что он совершил подобное преступление

по действительной или вымышленной причине. Этой причины не существовало, и

королева Изабелла никогда не давала ни малейшего повода подозревать ее. Она

не писала любовных записок к дону Карлосу, не посылала ему писем через

доверенное лицо, не говорила с ним наедине. Французские авторы, известные

своей разумной и осторожной критикой, как, например, президент де Ту [72],

старательно уклонились от засорения истории неуместными пустяками. Но

романисты и поэты не побоялись приписать Филиппу сомнения, будто бы

возникшие относительно добродетели французской принцессы, достойной всякого

уважения. Я нарисую портрет дона Карлоса по подлинным и достоверным

документам; тогда можно будет увидеть, согласно ли мое утверждение с

истиной.

IV. Дон Карлос родился в Вальядолиде 8 июля 1545 года. Он потерял свою

мать Марию Португальскую, принцессу Асгурийскую, через четыре дня после

своего рождения. Карл V, его дед, совсем не видал его до 1557 года, когда он

отрекся от престола и удалился в монастырь св. Юста в Эстремадуре. Когда

Карл V, проезжая через Вальядолид, увидал своего внука, дону Карлосу уже

исполнилось двенадцать лет. Неправда, что Карл V воспитывал этого принца и

влиял на его характер. Как это могло быть, раз император в самые ранние годы

дона Карлоса бывал в постоянных разъездах по Германии, Фландрии, Италии и

Франции? Правда, император во время своих путешествий старался отыскать

хороших наставников для своего внука. Эти факты не противоречат друг другу,

так как юному принцу было девять лет, когда его отец в Коронье готовился

отплыть в Англию, и Карл V написал из Германии письмо от 3 июля 1554 года, в

котором (среди других учителей, назначаемых для внука) упомянул об Онорио де

Хуане, валенсийском дворянине, камергере императора, одном из величайших

гуманистов своего века, впоследствии епископе Осмы {Отец Кирхер скопировал

это письмо в своем труде, озаглавленном Политический образец христианского

государя.}. Дон Карлос не любил ученья. Доказательство этого имеется в

письме его отца из Брюсселя от 31 марта 1558 года, в котором Филипп II

благодарит учителя за старание, прилагаемое им, чтобы внушить своему ученику

вкус к чтению и укрепить в нем начала нравственности. Он предписывает

держаться того же плана и прибавляет: "Это должно продолжаться по-прежнему.

Хотя дон Карлос не получает от этого Той пользы, какую можно было бы

извлечь, оно не будет тем ие менее безрезультатно. Я уже писал дону Гарсии,

чтобы он обращал внимание на выбор тех, кто видит и посещает принца. Было бы

лучше, чтобы его приохотили к учению, чем ко многому другому" {Кирхер

скопировал все это письмо в вышеназванном труде.}. Филипп с давнего времени

составил себе плохое мнение о характере сына; он был осведомлен, что этот

принц для забавы собственноручно резал кроликов, которых ему приносили с

охоты, и, по-видимому, наслаждался зрелищем их судорог и агонии. Фавиан

Эстрада писал, что это было замечено послом Венеции {Эстрада. Декады

фландрских войн. Декада 1. Кн. 7.}.

V. Между Францией и Испанией разгорелась война, и в августе 1558 года

все было готово к битве, но началось обсуждение условий мира на тайной

частной конференции в аббатстве Корпан. Полномочные представители заключили

предварительный договор. Одна из статей этого договора гласила, что дон

Карлос женится, когда достигнет совершеннолетия, на Изабелле, дочери Генриха

II, короля Франции. Принцу было тогда тринадцать лет, а принцессе

двенадцать, так как она родилась 2 апреля 1546 года. Это обстоятельство, в

связи с соблюдаемым в то время обычаем опубликовывать предварительные пункты

мирного договора лишь в момент его заключения, опровергает все сказанное о

любви юной двенадцатилетней принцессы к тринадцатилетнему принцу. Этот факт

тем более невозможен, что она не видала даже его портрета и что до нее

доходили весьма невыгодные отзывы о его воспитании. Карл V отметил, что его

внук обнаруживает порочные наклонности. Их можно приписать воспитанию,

полученному от дяди и тетки. Дядей был Максимилиан [73], король Чехии [74],

а затем император, женатый на Марии, сестре Филиппа II; а теткой была Хуанна

Австрийская, вдовствующая королева Португалии. Этим двум родственникам

Филиппом II была поручена забота о сыне во время путешествий короля, он

назначил их также правителями королевства. Они много занимались здоровьем и

физическим воспитанием дона Карлоса, но пренебрегали подавлением его буйных

наклонностей и целиком возложили заботу о формировании его характера на дона

Гарсию Толедского, брата герцога Альбы, его гувернера, на дона Онорио де

Хуана, его учителя, и на доктора Суареса Толедского, его первого раздаятеля

милостыни.

VI. Тайные прелиминарии мирного договора привели к окончательному

договору, заключенному в Камбре 8 апреля 1559 года. В этот промежуток

времени произошло очень важное событие. Мария, королева Англии, жена Филиппа

II, умерла 17 ноября 1558 года. Этот монарх стал свободным в

тридцатидвухлетнем возрасте, когда его сыну дону Карлосу было едва

четырнадцать. Генрих II, король Франции, решил улучшить участь своей дочери,

отдав ее в жены королю Филиппу II. Последствия показали, что он был прав,

так как Филипп II прожил с того времени сорок восемь лет {Не сорок восемь, а

тридцать девять лет (с 1559 по 1598). (Примеч. ред.)}, что заставило бы

принцессу долго ожидать короны. Итак, в двадцать седьмом пункте договора

условились относительно брака Изабеллы с Филиппом II, и не было более речи о

секретной статье, установленной в прелиминариях. Все, что говорилось об

отвращении юной Изабеллы к Филиппу, не только пустая, но и неправдоподобная

выдумка, потому что испанский король был не стар, хотя часто говорят

противоположное. С другой стороны, надо думать, что принцесса ничего не

знала о проекте ее брака с принцем, который еще не мог быть ее супругом по

причине малолетства.

VII. Помолвленные были обвенчаны в Толедо 2 февраля 1560 года. Дом

Франсиско де Мендоса-и-Бовадилья, кардинал-архиепископ Бургоса, дал им

брачное благословение. Дон Карлос, королевский сын, был посаженым отцом,

вдовствующая государыня португальская, сестра монарха, - посаженой матерью.

Тогда были созваны генеральные кортесы королевства. Члены собрания

присягнули на верность дону Карлосу 22 февраля и признали его наследником

короны отца. Королева Изабелла не могла присутствовать на этой церемонии,

потому что через несколько дней после свадьбы заболела оспой. Дон Карлос

также захворал (на четвертый день) перемежающейся лихорадкой вскоре после

приезда королевы в Испанию. Эта болезнь не помешала ему прогуливаться верхом

и присутствовать на собрании кортесов в день принятия присяги, однако из

мемуаров, оставленных современниками, явствует, что он был худ, слаб и

бледен. Это обстоятельство лишает его мнимый портрет цветущего вида и делает

сомнительным воображаемое путешествие, совершенное им, по словам Сен-Реаля и

Мерсье, навстречу королеве до Алькала-де-Энареса. Филипп II чувствовал себя

хорошо в тридцатилетнем возрасте, и королева не могла отказаться от блеска

трона ради слабой или несуществовавшей склонности к принцу, лицо которого

носило отпечаток бледности и болезни. С другой стороны, ей приходилось

заниматься собственным положением, которое подвергало ее опасности навсегда

потерять красоту.

VIII. Выздоравливая, королева, несомненно, узнала о небрежном

воспитании принца, о его моральных качествах и нестерпимой надменности. Ей

стало хорошо известно, что он дурно обращался со своими слугами и на словах

и в поступках, что в сердцах и гневе он ломал все, что ему попадалось под

руку. Вероятно, она была осведомлена и о том, как вел себя принц в день

принесения присяги с почтенным герцогом Альбой. Ему был поручен церемониал

открытия заседаний кортесов; множество хлопот, связанных с поручением в

торжественный день, заставило его забыть подойти к дону Карлосу, когда тот

должен был приносить присягу. Его искали и нашли, но юный принц,

разгневанный, оскорбил его так сильно, что тот готов был потерять должное

уважение. Отец принудил его извиниться, но это уже не имело значения: они

всю жизнь смертельно ненавидели друг друга.

IX. Ни в одном из рукописных мемуаров, которые я мог достать, я не

вычитал ничего, что указывало бы хоть на малейшую вероятность существования

нежной склонности принца к королеве. В них не встречается абсолютно ничего,

что могло бы породить мнение авторов повестей и романов. Время для обвинения

их во лжи прошло, но они злоупотребили статьей предварительных соглашений

1558 года, которой, надо думать, принц никогда не знал. Все сказанное ими о

портретах недостоверно; дон Карлос не мог влюбиться в королеву, не видя ее.

Не более правдоподобно, чтобы это чувство родилось в его сердце во время

приступов перемежающейся лихорадки.

X. Королева еще выздоравливала, когда принц уже поправился. Король

послал его в Алькала-де-Энарес, дав в провожатые дона Хуана Австрийского,

его дядю, и Алессандро Фарнезе, наследного принца Пармского, его кузена. При

нем были также гувернер, учитель и священник, о которых я говорил, дворяне и

необходимые слуги. Король имел намерение укрепить здоровье сына

путешествием, в котором он дышал бы более чистым воздухом и жил бы среди

полей, совершенно освободившись от стеснений придворного этикета. Монарх

желал также, чтобы сын приохотился к учению, так как успехи его были так

малы, что он не знал еще латыни; дон Онорио де Хуан, видя его отвращение к

изучению другого языка, кроме родного, давал ему до сих пор уроки только

по-испански.

XI. 9 мая 1562 года дон Карлос, будучи семнадцати лет от роду, упал с

лестницы своего дворца. Он прокатился по нескольким ступеням и получил

ранения в разных частях тела, главным образом в спинном хребте и в голове;

некоторые казались смертельными. Король, узнав об этом случае, поехал к

принцу на почтовых, чтобы оказать ему необходимую помощь. Кроме того, он

приказал всем архиепископам, епископам и другим высшим духовным лицам, а

также всем капитулам молиться Богу о выздоровлении сына. Полагая, что сын

находится уже при смерти, Филипп II велел принести тело блаженного Диего,

францисканского бельца, заступничеством коего, как говорили, Бог творил

великие чудеса. Тело блаженного было возложено на тело дон Карлоса; с этого

момента дон Карлос стал чувствовать себя лучше; это приписали

покровительству св. Диего, который был вскоре канонизован по ходатайству

Филиппа II. Я должен заметить, что принц пользовался уходом очень известного

доктора Андреа Басилио, королевского медика, уроженца Брюсселя. Заметив, что

раны и контузии, полученные доном Карлосом в голову, вызвали накопление

значительного количества жидкости, доктор считал смерть неизбежной, если

оперативным путем не освободить от этой жидкости больного. Андреа Басилио

вскрыл череп, выпустил оттуда жидкость и спас больного. Принц, однако,

выздоровел не вполне. Он остался подвержен болям в голове и страданиям,

которые не только препятствовали ему прилежно заниматься, но и причиняли

иногда расстройство в мыслях, что делало его характер еще более невыносимым.

Неужели все это превосходное предрасположение для возбуждения нежного

чувства в сердце добродетельной принцессы?

XII. Дон Карлос вернулся ко двору в 1564 году, избавленный от своих

учителей. Филипп II вознаградил дона Онорио де Хуана, назначив его епископом

Осмы. Твердое благочестие и мягкость характера этого прелата так пленили

сердце дона Карлоса, что разлука между учителем и учеником не прервала

дружбы и доверия, которые принц питал к епископу. Доказательство этого

находится в его письмах, которые дают невыгодное представление о его

дарованиях и образованности. Заметно, что он часто оставляет фразы

неоконченными, вследствие чего получается не то, что он хотел выразить. Одно

из своих писем к прелату он заканчивал следующими словами: "Я кончаю, 23

января 1565 года; ваш величайший, который исполнить все, что вы от меня

потребуете, принц..." Вот полный текст другого его письма: "Моему учителю

епископу. Мой учитель. Я получил ваше письмо в лесу. Я здоров. Бог знает,

как я был бы восхищен посещением вас вместе с королевой {Это намек на

путешествие, которое королева предприняла в Байонну для беседы с своей

матерью о политических делах лиги. Оно происходило в 1565 году.}. Дайте мне

знать, как вы на это смотрите и сколько это будет стоить. Я съездил из

Аламеды в Буитраго, и это мне понравилось. Через два дня я ездил в лес;

теперь через два дня я вернулся сюда, где я нахожусь со среды до

сегодняшнего дня. Я здоров, я кончаю. Из деревни 2 июня. Мой лучший друг,

которого я имею в мире, я исполню все, что вы потребуете; я, принц". Он

кончает теми же словами другое письмо, писанное в Иванов день; конец его

очень походит на варварский жаргон {Кирхер. Кн. 2. Гл. 2.}.

XIII. Этот принц был так привязан к епископу, что выхлопотал у папы

бреве, разрешившее ему пребывать в Мадриде полгода, чтобы пользоваться его

обществом. Недомогания дона Онорио помещали ему воспользоваться этим

разрешением. Они стали так часты, что свели его в могилу. Этот епископ

употребил свое влияние на принца, чтобы преподать ему добрые советы, что

обнаруживается в написанных к принцу письмах. Принц никогда не оскорблялся

этой вольностью и, по-видимому, принимал эти советы как должное; но его

поведение не отвечало этому. Без малейшей сдержанности он предавался

порывистости своих страстей. Можно привести бесконечное число анекдотов,

которые это доказывают. Необходимо передать некоторые из них, чтобы вывести

из заблуждения тех, кто одобряет восторженные отзывы, расточаемые талантам и

благородству дона Карлоса Сен-Реалем, Мерсье и другими.

XIV. Однажды принц был на охоте в лесу Асека. Он так разгневался на

дона Гарсию Толедского, своего гувернера, что подбежал к нему, желая его

поколотить. Этот сеньор, опасаясь, как бы не нарушить должного принцу

уважения, спасся бегством и успокоился только в Мадриде, где Филипп II

даровал ему некоторые милости, чтобы заставить забыть оскорбление,

нанесенное ему принцем. Дон Гарсия, боясь новых инцидентов, умолял короля

соблаговолить принять его отставку. Монарх согласился на это и назначил на

его место Руи Гомеса де Сильву, принца Эволи, герцога де Франкавилью и де

Пастрана, графа де Мелито. Этот сеньор также подвергался самым неприятным

сценам вследствие неистовых приступов гнева, которым предавался дон Карлос

{Кабрера. Мудрость Филиппа II. Гл. 28.}.

XV. Дом Диего Эспиноса (впоследствии кардинал и епископ Сигуэнсы,

главный инквизитор и член государственного совета) был председателем совета

Кастилии. Он выгнал из Мадрида комедианта Сиснероса, когда тот собирался

представлять комедию в аппартаментах дона Карлоса. Принц, узнав об этом,

потребовал от Эспиносы приостановки высылки Сиснероса до конца

представления. Не получив благоприятного ответа, он побежал за ним во дворец

с кинжалом в руке. Вне себя от гнева, он публично оскорбил его, сказав: "Как

смеет этот попишка мне противиться, мешая Сиснеросу исполнять то, что я

желаю? Клянусь жизнью моего отца, я хочу вас убить!" Он и поступил бы так,

если бы некоторые гранды Испании, которые присутствовали при этом, не встали

между ними и если бы председатель не решил удалиться {Ван дер Гамен. История

Филиппа II С 115; Кабрера История Филиппа II. Кн. 7. Гл. 22}.

XVI. Дон Альфонсо де Кордова, брат маркиза де ла Навы, камергер принца,

спал в своей комнате. Однажды случилось, что он не тотчас проснулся на

звонок дона Карлоса. Тот в ярости вскочил с постели и хотел выбросить его в

окно. Дон Альфонсо, опасаясь нарушить при сопротивлении уважение к принцу,

поднял крик. Сбежались слуги. Камергер отправился тогда в аппартаменты

короля, который, узнав о происшедшем, взял его на службу к себе {Кабрера.

Гл. 28.}.

XVII. Принц часто манкировал почтением, которое должен был питать к

возрасту и сану принца Эволи. При разных обстоятельствах он просто давал

оплеухи слугам. Однажды его сапожник принес очень тесные сапоги. Принц велел

изрезать их на куски и изжарить и принудил несчастного сапожника съесть это

жаркое. Тот так расхворался, что боялся умереть. Принц выходил по ночам из

дворца, вопреки советам не делать этого. Его поведение вскоре стало так

беспорядочно и скандально, что представлялось сомнительным, способен ли он к

браку и сохранила ли его голова рассудок, необходимый для управления

государством по смерти его отца {Ван дер Гамен Жизнь дона Хуана

Австрийского. Кн. 1, параграф немного спустя (росо despues). Кабрера и

Кампана в цит. местах.}. Кто мог бы думать, что королеве неизвестны эти

многочисленные и публичные сцены? Если признать, что она была об этом

осведомлена, как скорее всего и было, то неужели можно еще серьезно думать о

наличии какой-то склонности с ее стороны к дону Карлосу?

 

Статья вторая ПРЕСТУПЛЕНИЯ ДОНА КАРЛОСА

 

I. В 1565 году принц дон Карлос задумал тайно совершить путешествие во

Фландрию, вопреки воле своего отца. В этом проекте ему помогали его

камергеры, граф де Гельвес и маркиз де Тавара. Он имел намерение взять с

собою принца Эволи, своего гувернера, не сообразив, что он был личным

наперсником короля. Принц желал его общества, чтобы подумали, что он

путешествует с согласия отца. Льстецы добыли ему сумму в пятьдесят тысяч экю

и четыре костюма для выезда из Мадрида. Они были убеждены, что принц Эволи,

раз начав это путешествие, вынужден будет его продолжать; в противном случае

от него попросту отделаются. Но ловкий политик, каким был принц Эволи,

расстроил проект удачными приемами, о которых говорит Кабрера в Жизни

Филиппа II.

II. Епископ Осмы, наставник принца дона Карлоса, узнав о его дурном

поведении и распутстве и получив тайные приказания монарха, решил употребить

влияние, которое он имел на сердце этого принца, чтобы вернуть его на

истинный путь. 10 мая 1566 года епископ написал ему длинное письмо, которое

было напечатано фламандцем Кирхером {Кирхер Кн. 2. Гл. 11.}. Он давал

наставления, как вести себя в отношении министров, короля, его отца, а также

предсказывал неисчислимые бедствия, которые легко может повлечь за собою

поведение, не соответствующее этим наставлениям. Однако епископ был

осторожен и даже косвенно не давал понять, что принцу в данном положении его

советы необходимы. Принц читал письмо со всеми знаками внимания к тому, что

исходило от этого уважаемого прелата. Но он не последовал ни одному его

совету.

III. Дон Карлос мало воспользовался уроками своего бывшего учителя и

дал волю своей вспыльчивости, когда в 1567 году узнал, что его отец назначил

герцога Альбу губернатором Фландрии. Когда этот вельможа явился откланяться

принцу, тот сказал, что король напрасно назначил его на губернаторство,

которое скорее приличествовало бы наследнику престола. Герцог отвечал, что

король, несомненно, не желал обременять принца этой заботой и хотел оградить

его от опасностей, которые он встретил бы в Нидерландах среди раздоров,

возникших между крупными сеньорами. Этот ответ, который должен был бы

успокоить дона Карлоса, еще больше вывел его из себя. Он вытащил кинжал и,

собираясь вонзить его в герцога, сказал: "Я вам помешаю отправиться во

Фландрию, потому что проткну ваше сердце прежде, чем вы уедете". Герцог

избежал первого удара, отступив несколько назад. Принц в еще большей ярости

продолжал нападать на него, и герцог не нашел другого средства избежать

опасности, как схватить дона Карлоса и сжать его в своих руках. Несмотря на

неравные силы, ему удалось приостановить бешеные попытки нанести удар;

герцог держал принца почти в неподвижном состоянии. Однако дон Карлос все

еще хотел действовать кинжалом. Во время этой возни произошел шум в комнате.

Прибежали камергеры. Принц выскользнул из рук герцога и заперся в своем

кабинете, поджидая исхода сцены, который мог быть неприятным, если бы его

отец был уведомлен о случившемся {Эстрада. Декады фландрских воин Декада 1.

Кн. 7}.

IV. Пороки дона Карлоса не могли убить в душе Максимилиана II,

императора германского, его дяди, и императрицы Марии, его тетки, чувство

любви, которое они всегда выражали со времени его детства, они знали его

неспособным на зло. Эти государи задумали женить его на своей дочери Анне

Австрийской. Эта принцесса была известна дону Карлосу с раннего детства,

потому что она родилась в Сигалесе, в Испании, 1 ноября 1549 года. Филипп II

согласился на этот брак и уведомил об этом императрицу, свою сестру.

Несомненно, опасаясь причинить несчастье своей племяннице, если время не

изменит характера и нравственности дона Карлоса, испанский монарх применил

свою обычную медлительность в исполнении этого проекта. Можно также думать,

что он разделял опасения насчет неспособности сына к браку. Не так дело

обстояло с юным принцем. Узнав о проекте брака, он воспылал страстным

желанием жениться на своей кузине как можно скорее. Для успешного

осуществления этого он снова составил преступный план отправиться в Германию

без согласия отца, надеясь, что его присутствие в Вене обяжет императора

устранить все затруднения. С этой мыслью он занялся осуществлением плана и

нашел помощь у принца Оранского [75], маркиза Берга, графов Горна и Эгмонта

и барона Монтиньи, глав фландрского заговора. Я принужден включить также

дона Карлоса в число жертв этого заговора {Кабрера. История Филиппа II Кн 7.

Гл 28}.

V. Поведение дона Карлоса и черты его характера дали повод архиепископу

Россано, папскому нунцию, написать кардиналу Алессандрии, что "принц

Астурийский обладает невыносимым высокомерием и распущен в своих нравах; его

рассудок слаб; он капризен и упрям; с полным основанием можно сказать, что

он совсем морально не владеет собою и что с ним случаются приступы безумия"

{Эстрада. Декады фландрских воин Декада 1. Кн 7.}. Надо игнорировать все эти

факты, чтобы допустить рассказы Сен-Реаля и других писателей о мнимых

любовных отношениях королевы и этого принца.

VI. Маркиз Берг и барон Монтиньи отправились в Мадрид в качестве

депутатов фландрских провинций. Они были посланы для урегулирования пунктов,

относящихся к учреждению инквизиции в этой стране и к другим

обстоятельствам, вызвавшим смуту среди жителей. Маргарита Австрийская [76],

герцогиня Пармская, побочная сестра короля, была тогда правительницей

Нидерландов и дала согласие на это путешествие. Депутаты заметили, что дон

Карлос был всецело занят вышеупомянутым проектом, и постарались укрепить в

его мозгу решение осуществить план. Они предложили ему помочь отправиться в

Германию для исполнения задуманного. Для этих предложений нужен был

посредник, и они обратились к камергеру короля Вандому. Он обещал принцу

объявить его независимым владетелем Фландрии, лишив гражданского управления

принцессу Маргариту и военного герцога Альбу, если принц дарует свободу

религиозных убеждений. Грегорио Лети говорит о письме дона Карлоса к графу

Эгмонту, которое было найдено в бумагах герцога Альбы и послужило причиной

того, что этот губернатор велел обезглавить обоих графов - Эгмонта и Горна.

Он не мог подвергнуть той же участи принца Оранского, потому что тот уже

бежал. Между тем косвенными путями старались наказать в Испании маркиза

Берга и барона Монтиньи, которых заключили в два отдельных замка.

VII. Хотя два последних вельможи предложили юному принцу денежную

помощь для путешествия, он не принял ее, так как рассчитывал достать деньги

сам; сделанные им попытки в этом направлении помогли раскрыть заговор. Он

написал почти всем грандам Испании, прося их поддержки в задуманном

предприятии. Он получил благоприятные ответы. Большинство их содержало,

впрочем, условие, чтобы это предприятие не было направлено против короля,

его отца. Адмирал Кастилии (потомок королевской фамилии по прямой мужской

линии) не удовлетворился этой предосторожностью. Таинственное молчание,

которым было окутано это мнимое предприятие, и знание безрассудства принца

заставили его подозревать, что план мог быть преступным. Чтобы устранить

опасность, он передал монарху письмо его сына, когда дон Карлос уже все

открыл дону Хуану Австрийскому, своему дяде, который сообщил тотчас об этом

Филиппу II. Некоторые лица заподозрили, что в план заговора входило убийство

короля. Но письма доказывают, что дело шло лишь о попытках получить деньги.

Дон Карлос доверил это дело Гарсии Альваресу Осорио, своему лакею, который

был его сообщником. Он поручил ему дать устные разъяснения относительно

того, чего не было в посылаемых письмах. Наперсник сделал несколько поездок

для исполнения поручений своего господина в Вальядолид, в Бургос и в другие

города Кастилии. Принц не получил всех денег, на которые он рассчитывал, и

написал из Мадрида 1 декабря 1567 года письмо к Осорио, контрасигнированное

Мартином де Гастелу, его секретарем. Он писал, что получил только шесть

тысяч дукатов по всем обещаниям и векселям, пущенным в оборот в Кастилии, и

что ему нужно шестьсот тысяч для предполагаемого предприятия, что для этой

цели он посылает ему двенадцать бланков, подписанных им на один и тот же

срок, чтобы он заполнил их именами и фамилиями лиц, которым их вручит. В то

же время принц приказывал ему отправиться в Севилью, где он мог бы

продолжать начатые попытки и использовать эти письма {Ван дер Гамен. Жизнь

Дона Хуана Австрийского. Кн 1, где имеется копия писем.}.

VIII. По мере того как у дона Карлоса появлялась новая надежда на

получение денег и на осуществление путешествия, в душе он предавался еще

более преступным планам. Еще не наступил день Рождества 1567 года, как он

задумал ужасный план лишить жизни своего отца. Он готов был действовать без

предусмотрительности, без всякого плана и без разумения. Этим он показал,

что его предприятие исходило скорее от помешанного человека, чем от злодея и

заговорщика. Он не обладал достаточной силой, чтобы хорошо хранить тайну, и

не принимал никаких мер предосторожности против опасности, которой он себя

подвергал этой попыткой. Филипп II был в Эскуриале, а вся королевская семья

в Мадриде. Она должна была здесь исповедоваться и причащаться в воскресенье,

28 декабря, в день вифлеемских младенцев. Этот обычай был установлен при

дворе для получения юбилейной [77] индульгенции, даруемой испанским королям

папами. Дон Карлос исповедался в субботу 27 декабря у своего обычного

духовника Диего де Чавеса, доминиканца (который был потом духовником

короля). Принц вскоре рассказал нескольким лицам, что, объявив духовнику о

намерении погубить человека, облеченного высоким саном, он не получил

отпущения грехов, потому что не обещал отказаться от своего проекта. Дон

Карлос обратился за тем же к другим монахам, но встретил отказ. Тогда он

решил потребовать, чтобы брат Хуан де Товар, настоятель доминиканского

монастыря Аточа (atocha - дрок), дал ему на следующий день неосвященную

гостию. Он хотел уверить присутствующих при церемонии, что он причащается,

подобно дону Хуану Австрийскому, Алессандро Фарнезе и остальным членам

королевской фамилии. Настоятель легко распознал, что имеет дело с безумным.

Убежденный в этом, он спросил принца, кого он хочет погубить, прибавив: если

бы он знал, какой ранг имеет это лицо, то этого, возможно, было бы

достаточно, чтобы не отказывать в его требовании. Это предложение со стороны

настоятеля было очень смело, но он поступил так, чтобы принудить принца

назвать человека, к которому он питал столь большую вражду. Результат

соответствовал ожиданию настоятеля. Несчастный дон Карлос не поколебался

назвать объектом своей ненависти того, кто дал ему жизнь. Такое же заявление

он сделал дону Хуану Австрийскому, своему дяде. Один из приставов комнаты

принца, который был свидетелем-очевидцем и вместе с тем деятельным

участником этого дела, дал о нем точный отчет. Так как этот документ крайне

важен и не был напечатан, я дам его копию, когда буду говорить об аресте

принца, при котором этот пристав также присутствовал.

IX. Попытки Гарсии Альвареса Осорио в Севилье велись так активно, что

он в скором времени достал много денег. Дон Карлос, узнав о его успехе,

решился пуститься в путешествие в середине января 1568 года и предложил дону

Хуану, своему дяде, сопровождать его, как было обещано. Дон Карлос сообщил

Ему свой проект, как только придумал его, не сообразив за отсутствием

достаточного ума, что дядя мог не соблюсти тайны и что он подвергает себя

большой опасности, делая ему это секретное сообщение. То, чего следовало

опасаться, случилось на самом деле. Дон Хуан не преминул тотчас же дать

отчет королю о своих разговорах с его сыном. Дон Карлос надавал много

обещаний своему дяде, который, со своей стороны, ответил ему, будто готов

все исполнить, но опасается, что путешествие не осуществится вследствие

представляющихся опасностей. Дон Хуан уведомил короля обо всем этом. Монарх

был еще в Эскуриале. Он обратился за советом к нескольким богословам и

юрисконсультам, чтобы узнать, может ли он по совести продолжать притворяться

и делать вид, что ничего не знает, чтобы таким путем способствовать

осуществлению путешествия своего сына. Мартин д'Альпискуэта (прославившийся

под именем доктора Наварро, потому что он родился в королевстве Наварра) был

в числе тех, с которыми советовался Филипп II. Он выступал против

предложения о предоставлении дону Карлосу возможности уехать. Он говорил,

что обязанностью каждого государя является предотвращение гражданских войн,

которые могут возникнуть в результате подобного путешествия, когда

верноподданные Фландрии, вероятно, вступят в борьбу с мятежниками; ведь

история представляет этому несколько примеров, как то имело место в

последний раз при Людовике XI [78], короле Франции, когда он, будучи

дофином, наследником Карла VII, своего отца, покинул двор, чтобы отправиться

ко двору герцога Бургундского [79]. Кабрера рассказывает также, что по этому

делу был запрошен Мельхиор Кано, бывший епископ Канарских островов; но этот

историк ошибается: дон Мельхиор умер в 1560 году {Кабрера. История Филиппа

II. Кн. 7. Гл. 22.}.

X. Принц сообщил также о своем решении своему духовнику, брату Диего де

Чавесу. Тот старался отговорить его от этого намерения, но безуспешно. Дон

Карлос посетил жену дона Луиса де Кордовы, обершталмейстера короля. Эта дама

узнала из нескольких вырвавшихся у него выражений, что он предполагает

уехать. Она поторопилась сообщить об этом своему мужу, который находился в

Эскуриале вместе с королем и передал Его Величеству письмо своей жены.

Наконец, в субботу 17 января 1568 года дон Карлос послал приказ дону Рамону

де Тасису, главному директору почт, держать наготове восемь лошадей на

следующую ночь. Тасис боялся, что этот приказ скрывает какую-то тайну,

вредную для королевской службы. Он знал характер принца и знаком был со

слухами, циркулировавшими в Мадриде. Эти мотивы побудили его ответить дону

Карлосу, что все почтовые лошади заняты, в результате он имел время сообщить

королю об этом случае. Принц послал новый, более настоятельный приказ.

Тасис, страшившийся невоздержанности принца, тотчас отправил всех свободных

почтовых лошадей из Мадрида, а сам поехал в Эскуриал. Король прибыл в Пардо

(замок в двух милях от Мадрида). Дон Хуан Австрийский, узнав о его приезде,

также приехал туда. Дон Карлос, не знавший о поездке отца, решил

посовещаться со своим дядей и доехал до Ретамара {Ретамар - местность почти

на полпути из Мадрида в Пардо.}, откуда послал за ним. Принц рассказал ему о

своем путешествии. Он сообщил, что Гарсия Альварес Осорио приехал из Севильи

с полутораста тысячами экю в счет шестисот тысяч, которые он хотел получить,

и что он оставил необходимые приказы для получения остальной суммы векселями

во время путешествия. Дон Хуан ответил, что готов отправиться вместе с ним.

Но, расставшись с принцем, он вернулся к королю, чтобы дать отчет о

слышанном. Монарх отправился тогда в Мадрид, куда прибыл вскоре после дона

Карлоса {Кабрера. Кн. 7. Гл. 22; Ван дер Гамен. Жизнь дона Хуана

Австрийского. Кн. 1.}.

 

 

Статья третья

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.097 сек.)