Блок 4: Консервативная модернизация

Алексей Зудин, один из авторов, которого можно отнести к этому блоку, написал, что «консервативная модернизация России безальтернативна»[158]. Мы долго размышляли над этим фактом и пришли к выводу, что существенным отличием этой версии модернизации является то, что в ней невозможно увидеть более или менее четкий ориентир. Фокус на «стабильности» и «порядке» подвигает сторонников этого подхода к инструментальному использованию различных образцов, более подходящих к конкретной ситуации. В этом контексте нам представляется интересным тезис, сформулированный Ильей Калининым о «ностальгической модернизации», как политтехнологическом проекте, центральной практикой которого является игра на смене ориентиров при одновременной стабилизации авторитета[159].

В консервативной версии общая установка на мобилизационный сценарий сочетается с квазидемократической риторикой «запроса [на него] народа» («социальная база модернизации: путинское большинство») на «эволюционный» путь развития с опорой на «сложившиеся национальные демократические институты»[160]. Если вспомнить стили внедрения новшеств (Эптер), то «консервативная модернизация» во многом соответствует мобилизационному стилю («духовно-коллективистскому») на основе персонифицированного руководства («независимо от формата “главного штаба” модернизации ее инициатор и главный актор – это, конечно, правящий тандем», «правящий тандем задает сегодня новые критерии эффективности для элиты и внутриэлитных групп интересов»), доминировании массовой партии («“Единая Россия” – структурная основа путинского большинства и каркас национальной модернизационной коалиции»)[161]. Мобилизационный сценарий при этом рассматривается как гуманитарная инициатива власти, отказывающейся от «радикализма – масштабного насилия над обществом»[162].

Узнав (от социологов[163]), что на «старте проекта модернизации в России» «одним из главных запросов к власти со стороны большинства населения» является патернализм, спрашивают: стоит ли «разрушать или хотя бы плавно деконструировать» эту «довольно инертную коалицию, которая является социальной базой власти?», – и отвечают:

«Нет, не следует. Как раз напротив – она является высочайшей ценностью. Ведь институты неразвиты. Структура путинского большинства консервативна, однако именно в консерватизме – его сила. [...] В период модернизационных изменений потребность в массовой социальной поддержке власти лишь возрастает, а “переформатировать” его в “большинство модернизации” – задача заведомо нереалистичная. Именно соображения устойчивости системы в период изменений диктуют необходимость сохранения путинского большинства на неопределенно длительный период»[164].

В контексте (центрированной на «стабильности») «консервативной модернизации», патерналистские установки населения рассматриваются не как «культурный барьер», а как ресурс модернизации. Аналогичную мысль о необходимости следовать «запросу народа» неоднократно высказывал Владислав Сурков[165]. С такого рода «популизмом» активно спорят сторонники «демократической модернизации».

Алексей Зудин полагает, что «консервативная модернизация» является не столько предложением в ответ на «запрос российского населения», но инновационным решением возникающих в глобализирующемся мире проблем, причем предлагаемая идеология является не плодом размышления автора/группы авторов, но продуктом самого исторического процесса:

«Современный мир повсеместно актуализирует консервативные ценности, связанные с государством, безопасностью, семьей, порядком, силой, коллективной идентичностью. […] Современный консерватизм – смелая идея и перспективный проект для XXI века. […]

Консервативный модернизационный синтез обусловлен фундаментальным изменением самих условий человеческого существования в мире и востребован новым этапом глобального развития»[166].

В качестве основного доказательства необходимости «консервативной модернизации» Алексей Зудин выдвигает тезис о «катастрофичности» последствий «либеральных реформ», приведших к «деградации обширной части российского общества, которая оказалась ввергнута в архаическое состояние»[167]. Либерализм ассоциируется с хаосом («вне связей с консервативными ценностями современный либерализм не имеет позитивного решения проблемы поддержания социального порядка в ходе модернизации»), а «устойчивое развитие» – с «порядком», основанным на «традиционных консервативных ценностях». Соответственно, дальнейшее движение по этому пути «бессмысленно и аморально», особенно в ситуации глобализации:

«Консолидация социального порядка, преобразованного глобализацией, становится возможной только на основе новых консервативных ценностей. […] Обновление и ускорение развития [возможно] сочетать с укреплением ценностей, которые принято считать консервативными, например, иерархического порядка, воссоздававшегося на новых основаниях»[168].

Автор предлагает опереться на «современный консерватизм», основанный на «либерально-консервативном синтезе»:

«Это консерватизм, потому что он включает традиционные консервативные ценности, такие, как семья, ответственность, коллективная идентичность, государство, безопасность. Это консерватизм, работающий на обновление, потому что важное место в нем занимают новые ценности, которые ранее с консерватизмом не связывались – автономия личности, свобода, выбор и творчество, разнообразие, развитие, высокая оценка будущего.

Либерализм [же] разобщает, выхолащивает, опустошает и разрушает. Последовательное преодоление принадлежности и различий, прежде всего исторически приобретенных, а не просто заданных антропологическими свойствами человека, ведет к уничтожению сложности, подталкивает к переходу в состояние социального распада – и общества, и личности»[169].

В отличие от либерально настроенных экспертов, Алексей Зудин полагает, что «государство и безопасность» как ценность непроблематично сочетаются с ценностью «свободы», «творчества» и «разнообразия». Словесная эквилибристика позволяет признать ценность формирования автономной личности и одновременно подчинить ее действия «ценностями исторически сложившихся сообществ, частью которых они сами являются», превратить «либерализм» (в том числе политический) в идеологию унификации, упрощения, общественной аномии. Особая роль в оправдании отводится концепции «рукотворного мира» в рамках социального «конструктивизма»[170], в котором общество выглядит как созданная людьми хрупкая конструкция, которую необходимо охранять от внутренней (= разрушающей) дестабилизации. Тот факт, что эта конструкция «рукотворна» лишает ее «природной» устойчивости:

«В результате человеческих действий рукотворный мир может приобрести новые полезные свойства, а может и утратить уже имеющиеся. В результате человеческих действий он может быть разрушен – как по злой воле, так и из-за моральной и политической безответственности тех, кто действует. [...] Рукотворный мир постоянно нуждается в повышении своей устойчивости. Он накладывает на политических лидеров и тех, кто проектирует решения, огромную ответственность – моральную, политическую, историческую. Выбор в пользу консервативной модели перемен – признание этой ответственности»[171].

В «рукотворном мире» ответственность, право тестировать действия других на «моральную и политическую безответственность», возлагается на «политических лидеров», «тех, кто проектирует решения». «Рукотворностью» объясняется и необходимость отказа от признания «самоценности» «свободной и автономной личности». Риторически это закрепляется в формуле: «свободная личность – основа современного общества», а «все, что угрожает современным устоям – угрожает свободе»:

«Индивидуальная свобода возможна только при сохранении и укреплении современных устоев – социального, правового, морального и политического порядка. […]

Современный российский консерватизм признает центральное место, свободу и автономию личности – но не ее самоценность. [...] После того, как переход к рукотворному миру уже произошел, представления о самоценности личности теряют прежние основания. «Самоценность» превращается в синоним неполноценности личности и может становиться опасной – для себя, окружающих и современного социального порядка. Права личности, как и права собственности должны быть максимально защищены законом и обеспечены совокупной силой государства, но они не могут признаваться неприкосновенными и «священными» при любых обстоятельствах. […]

Современный российский консерватизм отстаивает расширенную версию индивидуальности, центром которой выступает полнота и осмысленность человеческой жизни. Это означает признание безусловной ценностью принадлежности, необходимости связывания индивидуальных прав с социальной ответственностью, последовательного соотнесения индивидуальных действий с логикой общественного блага и коллективных ценностей. Решающее значение приобретает соотнесенность эффекта инноваций с общенациональной системой ценностей и целей, интересами участников и общественным благом той страны, в которой они реализуются. Никакие иные оценки в отношении применения инноваций не могут признаваться разумными и обоснованными. [...]

Индивидуальная свобода возможна только при сохранении и укреплении современных устоев – социального, правового, морального и политического порядка. Все, что угрожает современным устоям – угрожает свободе. Логика развития рукотворного мира предполагает постоянное расширение устоев, а не их сокращение или разрушение. Противоположная логика ведет рукотворный мир человеческой цивилизации к самоуничтожению. Устои – это то, что признается таковыми историческими сложившимися сообществами людей в конкретный период времени. Развиваться дальше возможно только через превращение воспроизводства и укрепления рукотворных устоев в важнейшую цель развития»[172].

Предлагаемая Зудиным конструкция из «консервативно-либерального синтеза», «традиций», «нового коллективизма», «современного индивидуализма», «продуктивного труда как центральной социальной ценности», «модернизации ценностей связанных с потреблением», центральной роли православия в деле формирования нравственных ценностей[173] требует специального анализа. В его рассуждениях многие категории («устойчивое развитие», «индивидуализм», «коллективизм», «автономная личность») наделяются столь оригинальным смыслом, что оказываются способными работать исключительно на «консервативную модернизацию». «Автономная личность» обязана следовать «устоям», соответствовать моральным императивам, выработанным «ответственной политической элитой» и так далее. В целом, можно выдвинуть гипотезу, что «демократическая» риторика, слова, которые ассоциируются с политическим либерализмом, в этом случае обслуживают цели мобилизационной версии модернизации.

Все перечисленные выше логики обращения с «модернизацией» требуют дальнейшего, углубленного анализа.

Исследования

Социологические исследования (как правило, в форме опросов общественного мнения) оказываются востребованными для оценки отношения населения к модернизации (предлагаемой «сверху»); в деле поиска категорий населения, являющихся носителями «спроса» на модернизацию; для оценки потенциала включения различных категорий населения в модернизационный процесс (объемы накопленного в обществе культурного и/или социального капитала); оценки насколько существующие «культурные нормы» (неформальные институты) соотносятся с задачами модернизации. Для ответа на эти вопросы, как правило, используются макросоциологические подходы, которые позволяют разместить «российский народ» на «ментальной карте мира», соотнести наборы ценностей, существующие в российском и в «модернизированных» обществах.

В политической дискуссии опору на социологические данные мы обнаружили у Евгения Ясина, Александра Аузана, Владислава Суркова и авторов доклада «Консервативная модернизация – 2010» (Дмитрий Бадовский, Михаил Виноградов, Дмитрий Орлов). При этом из сходных результатов социологических исследований (например, о патерналистских установках населения, о которых мы уже говорили выше) делаются принципиально различные выводы. У одних данные ФОМ становятся доказательством необходимости консервации русского политического «уклада» (Владислав Сурков), другие заняты вычислением «национальной формулы модернизации», в которой культурные особенности должны служить ресурсом преобразования (Александр Аузан).

Поиск по сайту: