Внешняя политика: взаимодействие с клиентами, партнерами/конкурентами, государственными структурами

Одной из причин пренебрежения интересами клиента некоторыми российскими инновационными компаниями является относительная неразвитость у многих российских бизнесменов навыка игры по правилам юридического (правового) поля. Свою роль здесь играет и несовершенство российского законодательства (или же его недееспособность), и стремительность изменений, в него вносимых.

Между тем для западных компаний интересы клиента стоят на первом месте, поскольку это бизнес и деньги компании приносят именно клиенты:

«И в *** /название компании/ ориентировалось на клиента, когда мог, если клиент звонил,… и говорил, что у него какая-то проблема, то все ставились на уши от и до и работали с утра до ночи, пока проблему не решили. Вот такого рода вещи. Ориентация на клиента. Вроде как пустой звук, но когда он выражается в таких вполне конкретных вещах, он уже перестает им быть» (Павел, директор по разработке компании №1, 34 года).

«…у клиента проблемы – человек будет работать, пока эти проблемы не будут решены, не бросит свое дело, скажет: а вот все, пробил звонок на заводе и я пошел, а там хоть трава не расти, – такого нет» (Иван Ч., руководитель группы разработки ПО в компании №2, 31 год).

Западные компании, в которых работают наши информанты, имеют дело в основном с западными же клиентами. Но те, которые расширяют рынок и в России, отмечают, что с российскими клиентами работать сложнее.

Еще сложнее работать с российским клиентом, если он представляет государственную структуру. Причин, по которым не только западные компании, но и чисто российские разработчики не любят и/или не хотят работать с госструктурами, несколько. Во-первых, это слишком длительный и забюрократизированный договорный процесс.

«Хотим запустить научно-исследовательские работы. Что делают там в Штатах, в Израиле? Они просто делают такой, скажем, Franchising Code, где написана сумма. Все. У них нет этой жуткой контрактной основы, огромного количества бумаг, требующихся законодательством, и так далее. У нас на согласование с вузами (а вуз, понятно, у них есть свои юристы, у них есть Министерство образования) уходит уйма времени просто. Понятно, что с одной стороны, государство боится за экспорт инноваций в какой-то степени, но то, что прописывается в договоре, и компания, которая здесь находится, она оплачивает researching заказной, хотя бы как-то ВУЗ кормится и так далее. В общем, все тормозится тем, что на согласование уходит от 3 до 6 месяцев для соглашения. Потом все согласовывается с соответствующими комитетами. В Европе, конечно, это все быстрее делается, есть отлаженная схема» (Инга, менеджер по связям с университетами, компания №1, 29 лет).

Постсоветские трансакции основываются преимущественно на личных отношениях, а не на формальных правилах. Цели таких отношений определяются не заранее, по давно существующим понятиям, а формулируются каждый раз по-новому в непредсказуемых разговорах между членами малых групп друзей или коллег. Опять же (общих, общественных) дорог здесь нет, есть только направления (Марфакьен, 2009: 221). Российские бизнесмены, чтобы ускорить (или вообще осуществить) проект, необходимый госструктуре не менее, чем инноваторам, вынуждены искать выход на «нужных» людей, обладающих властью и влиянием,

«Получилось попасть на прием к С******кому. С******кий наши контакты передал в ВГТРК…. Вот. И там месяца четыре внутри коридорных каких-то непонятных валяний… и только по истечении четырех месяцев мы сейчас по финансовой форме договорились, и нам предоставили права на Россию-24. Рассказываю, как это происходит с каналами а-ля Дойче-велле, Крауз 24 (?), CCTV…. Вот мы сейчас ездили в Канны на выставки. Мы со всеми этими каналами принципиальные договоренности о бесплатной трансляции данных каналов в нашей платформе включили. Кстати, на удивление очень хорошо, и в том же самом именно ключе конструктивном пошла Russia Today. То есть четкое такое понимание, что это как бы рупор, через который то, за что тебе государственные органы, платят деньги для формирования общественного мнения,… ты можешь и должен доносить. Поэтому они с огромным интересом сразу нам предоставили права – пожалуйста. Россия 24 – это, по сути, промывка мозгов, за которую мы сейчас платим деньги, чтобы в нашей платформе эти мозги нашей аудитории промывать. … Вот есть определенные рупоры, которые готовы эту информацию доносить, потому что сам по себе этот канал… сам по себе не живет. Естественно, нужен какой-то там… кабельный оператор, там, спутниковый оператор… неважно кто. Кто-то, кто будет доставлять контент. Мы приходим к ним, говорим: «Мы готовы». Причем мы приходили изначально без всяких с******нских – ноль эмоций. Вот, пришлось забраться на уровень С******ского, чтобы в итоге это произошло» (Михаил Ф., совладелец и гендиректор компании CRM, 34 года).

Во-вторых, по мнению некоторых наших информантов, в России инновационные технологии никому не нужны, и проще, быстрее и выгоднее продавать их западным компаниям, как это делает, например, группа иркутских разработчиков:

«Я приехал в Иркутск и познакомился с людьми, которые занимаются разработкой программ, я совершенно не подозревал, что в Иркутске такая мощная школа разработчиков. Они вообще же ничего не продают в России. Они на российском рынке никому не известны. Они работают для компаний уровня «О****л». Они делают свои продукты – они их сами придумали – и продают их на Запад. Они даже не пытаются их продавать в России. А потому что в России это никому не нужно. В России нет крупных IT-компаний, кроме, наверное, двух. /…/ Ребята в Иркутске делают именно инструменты – программы, которые позволяют визуализировать некие данные в виде графиков в Интернете. Механизм, который они придумали, позволяет эту штуку прикрутить к разным программам, и много компаний уровня «О****а» являются потенциально их клиентами. Потому что «О****у» выгодней заплатить за разработку, чем разрабатывать самим, потому что время дорого. И это делается довольно часто. И потому с западными компаниями работать просто выгоднее – они быстро примут решение о закупке, они больше платят, им это сильнее нужно» (Филипп, консультант Центра разработки международной IT компании, 38 лет).

Отсутствие реальной заинтересованности в инновационных разработках приводят к тому, что:

«Довольно часто даже на уровне правительства придумывают какие-то решения, связанные с IT, которые технически выглядят очень глупо. Ну, вот пример с российской национальной системой. В России существует группа людей, возглавляемая Дмитрием Зав*****ным, которая разрабатывает новую систему. Она называется «Фантом», и они ее делают на свои деньги. Она принципиально иная. Совершенно новая по своей структуре. Давно уже делают, уже очень много денег. И они это делают принципиально самостоятельно. То, что они делают, это известно, причем широко. О них писала и западная пресса, и российская пресса, и давно, года два уже как писала. И не какая-нибудь завалящая газета, а что-то вроде World Street Journal, то есть, это было на слуху. И к ним не пришел никто из правительства с предложением профинансировать их работу. Компания Дмитрия Зав*****на – она небольшая программистская компания и я думаю, что у них обороты, ну, в лучшем случае, миллионы долларов в год. А на разработку операционной системы тратятся, как правило, миллиарды. И поэтому у них не хватает собственных ресурсов, чтобы это делать быстро, поэтому они это делают медленно. И к ним не приходит никто из «Роснано» и не говорит: «Ребята, давайте мы вам деньгами поможем». А сами они почему-то не идут и не просят, может быть, им не хочется иметь дело с государством, что часто бывает у программистов. Многие думают, что лучше мы сделаем что-нибудь сами, чем впишемся в какой-нибудь государственный проект. Почему? Потому что многое из того, что уже было, технически выглядело очень смешно» (Филипп, консультант международной IT компании, 38 лет).

Конечно, говоря о взаимодействии с российскими госструктурами, нельзя обойти тему коррупции. Для западных компаний принципиально важно, чтобы:

«все было обязательно законно, законно там, законно здесь, чтобы закон не нарушался ни в коем случае, это важный момент для них» (Николай, заместитель технического директора крупной IT компании, 35 лет).

Руководство компаний проводит для своих сотрудников тренинги, направленные «на такие практики работы, которые предотвращают коррупцию. На недопущение коррупции и взаимодействия с коррупционерами. Например, если ты хочешь, предположим, убедить клиента, что твой продукт лучше, ты можешь пригласить его на демонстрацию технологий. Но пригласить его на демонстрацию технологий на греческий пляж, скажем, месяца на два за счет компании нельзя /смеется/. То же самое нельзя его приглашать в сауну, со всякими развлечениями. … Более того, не только рассказывается, человек сдает экзамен. И некоторые вещи довольно строго регламентируются. Например, многие компании, когда учат людей общаться с государственными служащими... Если человек занимается продажами, он должен общаться с госслужащими. Я, к счастью, этим не занимаюсь, и никогда не видел, но знаю, как это нужно делать. То есть если что – меня можно выпускать к государственным служащим. Государственные служащие – это особая категория. Потому что все американские компании, которые работают во всем мире и имеют дело с чужими государственными служащими, впрочем, и со своими тоже, они стремятся как можно аккуратней и этичнее с ними работать. То есть ни в коем случае не дарить им дорогих подарков...» (Максим, сотрудник рекрутинговой компании, 30 лет).

Если западные компании (особенно крупные) могут себе позволить не вступать в коррупционные отношения с российскими чиновниками, то российским компаниям, если они нацелены на внутренний рынок, этого избежать практически невозможно. Создается, на первый взгляд, парадоксальная ситуация: с одной стороны, государство нацелено на модернизацию и создает специальные структуры для развития инноваций, с другой – именно госструктуры и препятствуют интенсивному развитию инновационных технологий. По мнению одного из экспертов, корень зла здесь кроется в самих государственных институтах, вернее – в государственной монополии на экономику:

«До сих пор управление экономикой проводится по стереотипам социализма, когда есть министерства, которые дают какие-то показатели, воздействуют на индустрию приказными методами, например, или только источниками финансирования исключительно. Когда законы составляются, финансовое регулирование, например, не в интересах стимулирования производства, а в интересах сбора больших денег, что естественно губит производство, губит генерацию этих налогов. Вот когда государство не очень адекватно настроено на инновационный процесс возникают проблемы. Это проблемы государства, а не людей, которые уже вышли на глобальный рынок и там успешно работают» (Валентин, председатель ассоциации производителей программного обеспечения, 59 лет).

Можно резюмировать, что разрыв во «внешних политиках», в культуре ведения бизнеса с клиентами, партнерами, госструктурами у западных и российских инновационных компаний гораздо сильнее, нежели различия во «внутренних политиках». Но и там, и там основания специфики российской бизнес-культуры – в ее советском прошлом.

Резюме

Обобщая представленные в пятой части отчета размышления об особенностях современной деловой культуры в РФ, важно подчеркнуть, что в наукоемких отраслях она не сильно отличается от культуры ведения бизнеса в других секторах российской экономики. «Институты имеют значение», – утверждали неоинституционалисты, и представленный выше анализ демонстрирует точность и глубину этой идеи. Мы видим, что сложившиеся в России институциональная структура обладает свойством в известных пределах влиять на характер эволюции нашей экономической модели, что российская бизнес-культура в таком институциональном ландшафте и не могла быть другой. Потому что «Базовой структурой российского общества… ее образующим принципом, как и прежде, остается распределение всех видов ресурсов, своеобразное реальной иерархии власти, то есть иерархии чиновничьего аппарата» (Кржевов, 2008: 74). И эффективные бизнес-статегии в этих условиях связаны больше с контролем распределения имеющихся ресурсов, чем с созданием новых продуктов и их продвижением на внутренние и внешние рынки.

Концепции неоинституционализма отталкиваются от понимания института как устойчивой рамки, нормирующей социальные взаимодействия, понижая степень неопределенности и снижая транcакционные издержки участников. Из этой перспективы российский институциональный дизайн выглядит примерно так: самодостаточный бюрократический слой (новая номенклатура) организует экономическую активность внутри страны таким образом, чтобы максимально повысить транcакционные издержки для участников рыночного взаимодействия, поскольку эти издержки понимаются, как административная рента, то есть бюрократический налог на право заниматься бизнесом в России. Как уже отмечалось выше, самой эффективной бизнес-стратегией в этих условиях является не производство, а контроль производителей.

Заключение: «люди быстрее институтов»

Задачей этого исследования было описать и проанализировать представления о специфических «культурных» чертах, принципиально отличающих российского работника от его коллег в ведущих странах запада. В заключении мы представим основные результаты, полученные в ходе реализации проекта, а также кратко озвучим основные гипотезы и предположения, родившиеся за три месяца коллективной работы.

Говоря о культурных факторах технологической модернизации в нашей стране, мы вынуждены констатировать, что российские специалисты, вовлеченные в наукоемкие отрасли экономики, не испытывают никаких сложностей для участия в мировой «экономике знаний» и на уровне персональной культуры и профессиональной подготовки наши соотечественники вполне конкурентоспособны и «модернизированы». Однако по мере укрупнения единиц анализа (от отдельной фирмы к отраслевой инфраструктуре и еще дальше – российской бизнес-культуре) мы отмечаем нарастание «культурной» специфики.

Позволим себе цитировать привлеченных к исследованию экспертов, поскольку трансляционная задача в нашем проекте не мнение важна, чем аналитическая. Кроме того, опыт и рефлективность большинства информантов, отражаются в их глубоких аналитических суждениях, почти не нуждающихся в дополнительных комментариях:

«Не люди не готовы, а структуры не готовы…. Потому что до сих пор управление экономикой проводится по стереотипам социализма, когда есть министерства, которые дают какие-то показатели, воздействуют на индустрию приказными методами, например, или только источниками финансирования исключительно. Когда законы составляются, например, финансовое регулирование, не в интересах стимулирования производства, а в интересах сбора больших денег, что естественно губит производство, губит генерацию этих налогов. То есть пока государство не очень адекватно настроено на инновационный процесс и возникают проблемы. Это проблемы государства, а не людей, которые уже вышли на глобальный рынок и там успешно работают» (Валентин, председатель ассоциации производителей программного обеспечения, 59 лет).

Подчеркнем еще раз главную идею – основной вывод нашего исследования – в России не люди, а институты не готовы к участию во всемирной «экономике знаний». То есть наши люди модернизировались быстрее наших институтов, и именно поэтому постоянно растет поток трудовой миграции из страны высококвалифицированных специалистов – они готовы работать в самых передовых технологических направлениях и едут туда, где соответствуют их уровню институциональные условия. Или даже никуда не едут, а трудоустраиваются в иностранные инновационные компании, открывшие офисы, создавшие лаборатории и центры разработки в РФ.

Учувствовавшие в исследовании представители «инновационного сектора» солидарны во мнении, что:

«Никакой, признаться, прямо вот разницы менталитетов нет» (Инга, компания №1, 29 лет), потому что: «Стираются все эти различия благодаря глобализации. Мне кажется, что мы уже готовы к любому. Могут русские люди и так, и так. Как хотите, так и могут» (Николай, сотрудник международной IT фирмы, 35 лет).

Все проблемы не в агентах инновационного сектора, а в условиях, в которых этот сектор экономики развивается в России. А именно, в отсутствии внятной и последовательной государственной политики поддержки и эффективного правового регулирования наукоемких отраслей, в зашкаливающем уровне коррупции, в незаинтересованности сырьевой экономики в инновационных продуктах, а главное – в постоянной неопределенности, в которой пребывают наши соотечественники, которые осознают, что «правила игры могут измениться в любой момент».

Представленную выше систему аргументации можно условно обозначить как «институционально-экономическую», которой в целом придерживаются и авторы отчета. Но собранные нами данные указывают на распространенность среди агентов инновационного поля другой «исторической» модели объяснения, печального положения наукоемкого сектора российской экономики. Они по-своему убедительны, хотя и отсылают к анекдоту про английский газон. Приведем два характерных аргумента «исторической» объяснительной модели:

«Безусловно, есть различия между российским бизнесом и иностранным. /…/ Во-первых, у них больше истории, потому что бизнес развиваться за рубежом более ста лет, ну, в таком, вменяемом состоянии... А в России он развивается около 15 лет...» (Максим, сотрудник международной рекрутинговой компании, 30 лет).

«У нас не очень длительный период культуры капитализма, поэтому, может быть, есть какие-то пережитки еще и от социализма или не очень хорошее понимание мирового рынка, потому что мы долгое время были замкнуты» (Валентин, председатель ассоциации производителей программного обеспечения, 59 лет).

В русле «исторической» аргументации звучат также оценки советского периода в развитии нашей страны. Эта эпоха, по мнению информантов, изобиловала ситуациями, которые способствовали выдавливанию из страны людей, склонных к индивидуализму и частной инициативе, а у оставшихся последовательно эту инициативу подавляли. Советский опыт принудительного коллективизма (выраженного, в том числе, афоризмом об инициативе, которая наказуема исполнением) не мог не оставить определенного рода «колеи» в массовом сознании. Схожие размышления многократно звучали в интервью с «инноваторами»:

«У нас просто отбили все желание заниматься чем-то. /…/ И есть целое поколение людей, которое довольствуется тем, что у них есть. Поэтому это не их вина. Это не их какая-то культурная травма, ну, так они жили просто» (Виктор, инженер-технолог компании №3, канд. ф.-м. наук, 31 год).

«В исторической ретроспективе, я считаю, что русский народ, конечно, просто большевики изнасиловали. То есть, нам чтоб проводить аналогии с тем, что было тогда и с тем, что есть вот сейчас, сложно, потому что в ХХ веке взяли там, перебили самых приличных, толковых людей. Или они погибли в войнах, самые пассионарные и смелые, которым было не страшно. Сложно с Россией, ее так колбасило в ХХ веке, с такой страшной силой, фактически был уничтожен самый цвет нации, так что вообще удивительно, что русская нация что-то может еще» (Алексей, один из основателей компании №3, кандидат физ.-мат. наук, 37 лет).

При этом агенты инновационной экономики не сомневаются, что наследие прошлого вполне преодолимо в рамках разумной социально-экономической стратегии, которая развивала бы «правильную мотивацию у человека», создавая условия для роста частной инициативы. Особенное значение придается процессам интеграции российской инновационной отрасли в международную экономику знаний.

Результаты нашего исследования позволяют говорить о том, что на успешных инновационных предприятиях современной России постепенно утверждаются международные стандарты управления и корпоративной культуры, заимствуются стратегии оптимизации и производственной культуры. То же самое отмечают и другие исследователи: «Наиболее успешные опыт и формы адаптации к условиям современности, к духу времени, проявившиеся в каких-то локальных частях мира, быстро становятся доступными почти всему человечеству. Модернизация в этом контексте – это процесс распространения жизненного опыта» (Паин, 2008: 18). Современная глобальная экономика исключает возможность существования замкнутых культурных комплексов. Глобализация определяет необходимость некоторых общих правил совместной жизни на планете и единого вектора развития: «Все компании, которые работают на глобальный рынок, они просто международные» (Валентин, 59 лет), или, как выразилась одна из наших информанток, говоря о корпоративных кодексах делового поведения:

«Этика, она везде есть этика. Эти вещи они, мне кажется, во всех странах одинаково понимаются. Поэтому у нас, даже если вы поедете в другой офис, предположим в Штаты, приедете. Вы, в общем, атмосфера, на мой взгляд, будет похожа» (Марина, менеджер по персоналу компании №1, 30 лет).

Собранные интервью демонстрируют, что представители российского «креативного класса» легко усваивают принятые в международных компаниях правила, которые кажутся им более рациональными и комфортными. Более того, опыт работы в иностранной фирме становится для некоторых российских хай-тек специалистов своеобразной «точкой невозврата»:

«Чаще всего, чаще всего, если человек попадает в иностранную компанию, дальше он смотрит либо, скажем так, крупные российские, которые уже впитали часть иностранного менеджмента, либо только иностранные компании. Люди, проработавшие в иностранных компаниях, на предложения от компании «Рога и копыта» уже просто не смотрят, не рассматривают наши фирмы для себя в принципе» (Наталья, менеджер по подбору персонала в финской компании, 29 лет), потому что: «По-любому комфортнее работать в западной компании» (Ольга, программист в финской компании, 34 года).

Выбирая для себя «западный» стандарторганизации труда, представители российского «креативного класса» подчеркивают разительные отличия «западных» компаний от российских, унаследовавших «советские» модели оргкультуры, оплаты труда, организации производства и т.д.:

«Я бы сказала, что иностранная компания, конечно, прогрессивнее./…/ Мы всегда, практически всегда в заявках руководитель указывает. Что желателен опыт работы в иностранных компаниях. Что это определенная культура, определенные требования, определенные…. Даже определенная отчетность, которую ведут иностранцы и которую не ведут русские» (Наталья, менеджер по подбору персонала в финской компании, 29 лет).

Большинство опрошенных нами экспертов и профессионалов, работающих в фирмах инновационного сектора экономики, сходятся в том, что у нас постепенно происходит накопление профессиональных навыков и опыта работы в соответствии с принятыми в международной «экономике знаний» правилами и нормами. Особенно заметна диффузия культур в интервью с молодыми агентами инновационного сектора. По крайней мере, на уровне самопрезентаций они демонстрируют приверженность стандартам международной деловой культуры, серьезно относятся к своей профессиональной репутации, ориентированы на непрерывное образование, карьерный рост и разного рода мобильность:

«У меня в Германии никаких культурных барьеров не было вообще. Наоборот, когда сюда вернулась, начались какие-то сложности с адаптацией» (Инга, компания №1, 29 лет).

Поработавшие за рубежом или в российских офисах иностранных компаний молодые профессионалы перенимают и транслируют накопленный опыт, перенося стандарты «западной» производственной орг- и бизнес-культуры, на российскою почву:

«В последнее время, в пять-десять лет, очень много выросло топ-менеджеров в этих иностранных компаниях, которые переросли вот стадию мидл-менеждмента и переходят в топ-менеджеры и начинают руководить подразделением здесь. Это уже наши люди... Но они все равно взрощены иностранными компаниями, иностранной культурой» (Максим, 30 лет).

«Обучающий фактор он тоже есть и довольно мощный… множество точек соприкосновений и проникновений к нам сюда...» (Николай, заместитель директора крупной IT компании, 35 лет).

«Некоторые, поработав в США, возвращаются, и я думаю, в какой-то степени они привозят отсюда стиль работы, стиль отношений» (Александр, инженер-разработчик, НАСА, 60 лет, США).

Таким образом, постепенно осуществляется диффузия российской и международной корпоративных культур, практик производства и ведения бизнеса. Однако на разных уровнях культурный трансфер происходит с различной динамикой. Медленно, но верно трансформируется оргкультура, еще труднее и медленнее происходят, но все-таки происходят изменения на уровне культуры производства, а вот бизнес-культура в нашей стране менее всего подвержена коррозийным влияниям международной деловой практики. Можно в отдельно взятом российском пространстве создать атмосферу «небольшого технопарка кремниевой долины», можно даже построить и отладить опытное предприятие с «западными» стандартами производственной культуры. Но создать автономную бизнес-культуру нельзя. Принципиально невозможно, чтобы на одном рынке конкурировали фирмы, действующие в рамках различных бизнес-культур. Одна фирма, допустим, стремится внедрять и развивать свой бренд, повышать качество, понижать потребительскую стоимость продукции и т.д. А другая занимается проплатой тендеров, выбиванием льгот, а еще лучше – продвижением законодательных актов, институционально формирующих рынок сбыта (вроде фильтров Петрика). Как живописал такую ситуацию один из экспертов – председатель ассоциации производителей программного обеспечения:

«В принципе, даже в этой экономике, которая на 50% государственная, существует какой-то рынок все-таки (поле рынка). Там, где он существует, есть конкуренция, там рождаются нормальные конкурентоспособные предприятия. И когда они не конкурируют с государственными, они развиваются быстро. Если же есть конкуренция с государственными структурами, или с предприятиями, которые аффилированы с госструктурами тогда они, конечно, не могут преодолеть те преимущества, которые есть у этих около государственных фирм, исходя из их доступа к административному праву и так далее. Поэтому это очень сильно тормозит их развитие» (Валентин, 59 лет).

То есть, основное препятствие для инновационной деятельности – это российские институты, институциональная система, сложившиеся правила, порядки и санкции за их невыполнение. Для изменения сложившихся сегодня условий нужны не только политическая воля высшего руководства и финансовые ресурсы. Нужна культурная готовность общества воспринять новые идеи, определенная открытость, как на уровне институтов, так и на уровне культурных образцов, где есть место не только «придворным кулибиным» и «петрикам», но и «эдисонам», автономным от истеблишмента, но востребованным независимым от государства бизнес-сектором. То есть задача создания благоприятного инновационного климата может иметь только комплексное решение.

Решение, например, может быть следующим. Государство постоянно поддерживает развитие в этом направлении (особенно фундаментальную науку), предоставляя попутно налоговые, таможенные и другие льготы, привлекающие инвесторов из бизнеса. Нужно внедрить прозрачные и стабильные «правила игры», когда законы и органы государственного управления работают «как швейцарские часы» – четко в границах своих полномочий и функций. Законодательное регулирование важно согласовывать с участниками «экономики знаний», его нормы должны соответствовать трем критериям: прозрачности, исполнимости и потенциальной гибкости. Наконец, последнее, но очень важное условие касается уровня развития научно-исследовательской инфраструктуры, которая включает в себя образовательные стандарты, лабораторное оборудование, возможности для профессиональных контактов и обмена опытом, кадровой подготовки.

Литература к главе

Абрамов Р. Климова С. (2010). Современный работник: концептуализация и эмпирическая проверка понятия// Мир России, №2. С. 98-117.

Архипова М. (2007). Анализ инновационно-технологической активности в России. М.: РУДН.

Аузан А. (2007). «Колея» Российской модернизации // Общественные науки и современность. № 6. С. 54-60.

Аузан А. Есть ли у России шанс на модернизацию// Публичная лекция на Полит.Ру. – 2011. 14 янв. См.: http://www.polit.ru/lectures/2011/02/14/auzan_print.html

Бауман З. (2002). Индивидуализированное общество. М.: Логос.

Бурнышев К. (2001). Инновация и проблемы качества// Вопросы экономики, № 7. С. 33-47.

Валентей С. (2005). Контринновационная среда российской экономики//Вопросы экономики, №10. С. 132-143.

Воронцов В. (2008). К проблеме инновационной культуры// Качество. Инновации. Образование. №6. С. 6-11.

Гохберг Л., Иванова Н., Клевжиц Д., Михайлов Н., Рудашевский В. (2008). Инновационное развитие – основа модернизации экономики России: Национальный доклад. М.: ИМЭМО РАН, ГУ-ВШЭ.

Гранноветтер М. (2002). Экономическое действие и социальная структура: проблема укорененности // Экономическая социология, 2002. №3 (3), с. 44-58.

Гурков И.:, Зеленова О., Гольдберг А., Саидов З. (2009). Система управления персоналом на российских фирмах в зеркале международного сравнения// Мир России, №3. С. 132-150.

Гутников О. (2007). Реформа законодательства в сфере науки и инноваций// Форсайт, №3 (3). С. 58-65.

Инновационный слой “Люди-XXI”: структура и потенциал социального развития. Сводный отчет по итогам реализации социально значимого проекта. ФОМ, Май 2009 г. – 240 с.

Иноземцев В. (2008). О невозможности модернизации России// Российская модернизация: размышляя о самобытности/ под ред. Э. Паина, Д. Волкогоновой. М.: Три квадрата. С. 145-165.

Иноземцев В. (2010). Что случилось с Россией? От скоротечной перестройки к нескончаемому путинизму // Неприкосновенный запас, № 6. С.36-44.

Клеман К. (2009). Гибкость социально-трудовых отношений по-российски// Воздействие западных социокультурных образцов на социальные практики в России/ под ред. В.А. Ядова. М.: Таус. С. 29-56

Корчагин Ю. (2010). Циклы развития человеческого капитала как драйверы инновационных волн. Воронеж: ЦИРЭ.

Кржевов В. (2008). Циклы российской модернизации// Российская модернизация: размышления о самобытности/ под ред. Э. Паина, О. Волкогоновой. М.: Три квадрата. С.60-88.

Лебедева Н., Ясин Е. (2009). Культура и инновации. К постановке проблемы// Форсайт, № 2 (10). С. 16-26.

Макфадьен Д. (2009). Русские понты: бесхитростные и бессовестные. М.: Альпина нон-фикшн.

Малфлит К. (2008). Можно ли считать современную Россию правовым государством?//

Неприкосновенный запас, №5(61). С.20-26.

Норт Д. (1997). Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Начала.

Олимпиева И. (2007). Фоновая коррупция в сфере малого и среднего бизнеса: «оружие слабых»// Борьба с ветряными мельницами? Социально-антропологический подход к исследованию коррупции/ под ред. И.Б. Олимпиевой и О.В. Паченкова. СПб.: Алетейя. С. 213-230.

Паин Э. (2008). Особенности российской модернизации// Российская модернизация: размышления о самобытности/ под ред. Э. Паина, О. Волкогоновой. М.: Три квадрата. С. 15-46.

Панеях Э. (2008). Правила игры для русского предпринимателя. Москва: Колибри.

Пайпс Р. (2000). Собственность и свобода. М.: Московская школа политических исследований.

Полтерович В., Попов В., Тонис В. (2008). Нестабильность демократии в странах богатых ресурсами// Экономический журнал ВШЭ, Т. 12, № 2. С. 176-200.

Райзберг Б. А., Лозовский Л. Ш., Стародубцева Е. Б.(2007).Современный экономический словарь. 5-е изд., перераб. и доп. М.: ИНФРА-М.

Родинова Е. (2008). Этика коммуникаций в организации: методологические и методические аспекты// Коммуникационные практики в современном обществе/ под ред. В. Васильковой, И.: Демидовой. СПб.: Скифия принт. С. 169-179.

Саид Э. (2006). Ориентализм: Западные концепции Востока. СПб.: Русский Мiръ.

Тоффлер Э. (2004). Третья волна. М.: АСТ.

Уильямсон О. (1996). Экономические институты капитализма. СПб.: Лениздат, СЕУ Пресс.

Уэбстер Ф. (2004). Теории информационного общества. М.: Аспект Пресс.

Хабермас Ю. (2010). Модернизация как общественная рационализация роль протестантской этики// Социологическое обозрение. Т.9, №3. С. 3- 25.

Штейнберг И., Шанин Т., Ковалев Е., Левинсон А. (2009). Качественные методы. Полевые социологические исследования. СПб.: Алетейя.

Шубин А. (2010). Модернизация и постиндустриальный барьер, или Почему у Медведева ничего не получается// Неприкосновенный запас, №6(74).

Элиас Н. (2001a). О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенетические исследования. Т. 1. Изменение в поведении высшего слоя мирян в странах Запада. М.–СПб.: Университетская книга.

Элиас Н. (2001b). О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенетические исследования. Т. 2. Изменение в обществе. Проект теории цивилизации. М.–СПб.: Университетская книга.

Braidotti R. (1994). Nomadic Subject: Embodiment and Sexual Differences in Contemporary Feminist Theory. New York: Columbia University Press.

Creswell J. (1998). Qualitative Inquiry and Research Design Choosing: Among Five Traditions. London: Sage Publication.

Strauss A. (1987). Qualitative analysis for social scientists. Cambridge University Press.

Поиск по сайту: