Макросоциологические подходы

Используя «этнометрию»[185] (в частности, Гирта Хофстеда), исследователи стремятся определить «особенности [российского национального] менталитета в сравнении с другими странами», обозначить «место России на “ментальной карте мира”»[186]. Результат мало чем отличается от того, что нам известно из русской философии XIX века, но теперь он выражен «научным» языком (графики, распределения, таблицы). Например, многократно тиражируемые картинки «места России на условной ментальной карте мира» в очередной раз (теперь наглядно) доказывают известный со времен дискуссии «западников» и «славянофилов» тезис о «промежуточном [между западом и востоком] положении России»

«Суммируя наш анализ “ментальных карт”, мы видим, что Россия только один раз попала на периферию группы стран Запада. На остальных ментальных картах мира наша страна не относится ни к Востоку, ни к Западу. Как правило, Россия оказывается, так сказать, в ментальной изоляции. Из этого можно сделать вывод, что Россия либо промежуточная между блоками стран Востока и Запада, либо (что более вероятно, учитывая, что в ряде случаев она оказывается не просто между ними, а вообще вне обоих этих кластеров) она характеризуется качественной спецификой ментальности. Таким образом, в длящейся уже третий век дискуссии о том, что же такое Россия – отсталый Запад? Передовой Восток? Самобытная “третья сила”? – ближе всего к истине, видимо, находятся сторонники самобытности российской цивилизации»[187].

Для проверки этого вывода авторы предпринимают следующее:

«[Осуществляется переход] от простейших ментальных карт, основанных на двух показателях, к более сложной ментальной карте, построенной на основе многомерного шкалирования, […но и здесь Россия] оказалась за рамками и Запада, и Востока, однако сближается в большей степени все же с Западом. Ее ближайшие страны-соседи – Израиль, Бельгия, Венгрия, Франция и Италия. Поэтому на вопрос о том, является ли Россия европейской страной, можно дать ответ в следующей форме: да, является примерно в той же степени, как и Израиль. Этот вывод кажется парадоксальным, но такова объективная реальность»[188].

Само вычисление такого «места России» опирается на сильное допущение, что в разных странах люди сходным образом понимают, что такое «свобода», «индивидуализм», и соответственно, суммарное количество выборов «свободы» в одной стране возможно сравнивать с аналогичной суммой по другой[189]. Но сами же исследователи утверждают, что для «русских» характерно понимание «свободы» как «воли», в то время как для «запада», «свобода –это ответственность».

В основе многократно воспроизводимой методики Гирта Хофстеда – (архаичная) оппозиция Восток–Запад и набор «базовых показателей национальной культуры» (индивидуализм (коллективизм), (низкая/высокая) дистанция власти, маскулинность (феминность), (высокое/низкое) избегание неопределенности). Некоторые авторы оценивают выделяемые показатели по критерию «конкурентных преимуществ или недостатков» (в частности, Александр Аузан).

а) Индивидуализм. Сотрудники ИСРАН, проводившие исследование «Готово ли российское общество к модернизации» указывают, что в советском обществе «личные интересы человека всегда соизмерялись соответствием их групповым интересам», а современные россияне по показателю «индивидуализм» «близки жителям Чехии, Мальты, Польши, Люксенбурга и Эстонии. […] Величина этого показателя в современной России сильно отличается от ситуации с ним в коллективистических странах [= на Востоке] и немного “не дотягивает” до показателей основной массы индивидуалистически ориентированных стран Запада» (Горшков и др., 2010:276)[190].

Россию традиционно относили к «коллективистским странам»[191], но в настоящее время все чаще ведется разговор о том, что «коллективизм как принцип этнического поведения в России – миф» (Аузан А. 2008б). Теперь то, что считалось «коллективизмом» предлагается рассматривать как проявление высокой степени «индивидуализма»[192]. «на самом деле, русские – одна из самых индивидуалистических наций, которые попадают под исследование, вообще не коллективистская, наверное, поэтому культура все время предлагает разные типы коллективизма» (Аузан, 2011).

Атомизация. Э.Паин объясняет ее разрушением «традиции», А.Аузан отсутствием «ценностей» (редкостей) и «полным разгулом антиколлективистского этнического стереотипа» [193] (Аузан А. 2008в), Е.Ясин – низким уровнем доверия.

б) Отношение к власти. Измерение в ходе кросс-культурных исследований «дистанции власти» приводит исследователей к «любопытному парадоксу». По данному показателю Россия оказывается «наравне с Ирландией, Швейцарией и Германией». Парадокс, по мнению авторов, заключается в том, что «Россию считают страной с авторитарными традициями, между тем данные опроса характеризуют нашу страну как вполне демократическую по своей ментальности. Ведь даже США имеют более высокий показатель «дистанции власти», чем наша страна» (Горшков и др., 2010:278). В своих объяснениях этого парадокса исследователи опираются скорее на жизненный опыт и воспроизводят расхожие стереотипы, чем на данные исследования. Они указывают на двойную мораль: «российская демократичность – это либерализм на словах и „знание своего места“ на деле». Мысль, что «существование такого противоречия имеет исторические корни» также не опирается на эмпирические данные (Горшков и др., 2010:283).

«... ответы россиян на вопросы, связанные с «дистанцией власти» показали, что они высоко ценят, когда им дают возможность высказать свое мнение и не очень боятся высказать несогласие с мнением начальства. Казалось бы, это формирует необходимую основу для демократических практик, но не все так просто. На практике россияне привыкли к четкой иерархии и к необходимости устанавливать со своим начальством хорошие отношения. Получается, что российская демократичность – это либерализм на словах и «знание своего места» на деле. Более того, можно предположить, что открытое высказывание вслух своего мнения не играет в России той роли, которое оно традиционно играет в странах запада. В нашей стране исторически принято ругать свое руководство: никто этого не боится, а полная лояльность к руководству воспринимается как подхалимаж и желание выслужиться. Руководство, со своей стороны, научилось использовать «клапан» в виде массовых собраний, на которых подчиненные могут «выпустить пар». Таким образом, за поразительно низким российским показателем «дистанции власти» стоят во многом противоречивые установки. На деле в России нет ни признания равноправия, ни почитания власти. Одна сторона делает вид, что проводит политику, основанную на мнении большинства, а другая делает вид, что выполняет спущенные «сверху» решения. Существование такого противоречия имеет исторические корни, и, например, в Америке призыв «все отнять и поделить» категорически не вызывает сочувствия, а в нашей стране – вызывает и всегда вызывал» (Горшков и др.,2010:283).

в) Феминность. В отличие от ценностей, распространенных в «маскулинных обществах» (стремление к максимизации дохода и признания, продвижению вперед (например, карьерный рост), борьбе (конкуренция)), в России обнаруживаются «женские черты» (ценности поддержания дружеских отношений, кооперация, комфорт, безопасность). По этому показателю Россия расположена «на одном уровне с такими странами как Таиланд, Гватемала, Уругвай, Южная Корея» (Горшков и др.:279). «Отметим, что одними из главных черт россиян, которые отмечают иностранцы, являются гостеприимство, доброта и отзывчивость. Все эти качества – основа феминной ментальности, а сама «женственность» русской души не единожды становилась темой дебатов среди русских философов [ссылка на Лосского, Бердяева, Ильина, и т.п.] (Горшков и др.:279).

«Россию следует считать умеренно феминным обществом [...] Хотя современные рыночные реформы приучили россиян обращать особое внимание на ценности благосостояния, успеха и служебную карьеру, тем не менее вряд ли можно утверждать, что наши сограждане готовы к правилам игры «каждый сам за себя». Карьеризм, погоня за жизненными благами воспринимается большинством россиян хотя и с пониманием, но с некоторым оттенком брезгливости. Идеалом считается, когда доход, престиж и служебный рост приходят «сами собой». Внимание к отношениям, к личности во многом определяет наши связи с окружением. [Хорошему человеку, но плохому работнику легче удержаться на работе] отсюда же проистекает обмен дарами и услугами не только между родственниками, но и между коллегами по работе, что считается признаком «хорошего тона». Несомненным признаком феминной культуры является характерный для России постоянный поиск при трудностях ответа не на вопрос «Что делать?», а на вопрос «Кто виноват?», чтобы свалить на виновного все ошибки и неудачи. (Горшков и др.:284-286)

г) Избегание неопределенности. По показателю «избегание неопределенности» выделяются «культуры с повышенной степенью беспокойства» и «спокойные культуры» (Горшков и др. 2010:280). Россия относится к группе стран с весьма высоким «избеганием неопределенности[194]. Аналогичный показатель наблюдается у граждан Словакии, Румынии, Сербии, Японии и Польши».

У россиян весьма высокое «избегание неопределенности». Можно предположить: то, что считают российской тягой к авторитаризму, на самом деле проявление высокого «избегания неопределенности», отражающего стремление к законам, правилам и порядку в ситуации вечной нестабильности российской жизни и незащищенности в ней отдельного человека. Этим объясняется парадоксальное противоречие между авторитаризмом, характерным для российской цивилизации, и низкой «дистанцией власти», присущей российской ментальности. Россияне любят равноправие, но безумно боятся неожиданностей, поэтому они готовы терпеть (но не любить!) авторитарные режимы, которые гарантируют устойчивый порядок вещей» (Горшков и др:288).

Поиск по сайту: