АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

III. Отзвуки фрейдовской интерпретации в культуре

Читайте также:
  1. III. Значение аналитической интерпретации и ее пределы
  2. V. По культуре речи экскурсовода.
  3. X. Исторические науки о культуре
  4. Алгоритм звуковой интерпретации йотированных букв (е, ё, ю, я)
  5. Антиципации и интерпретации природы
  6. Блок 1. Соответствие культуре государственной службы.
  7. Вл.Соловьев. Метафизика всеединства. Идеи синтеза в культуре.
  8. Влияние особенностей интерпретации на адекватность восприятия музыки
  9. Волнообразных процессов в обществе и культуре
  10. Г) Техника интерпретации защиты (индивидуальный подход, вытекающий из структуры характерного сопротивления).
  11. ГРАНИЦЫ ФРЕЙДОВСКОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИИ КУЛЬТУРЫ

Вот что эти три толкователя хотели сделать для современного человека. Но мы далеки от то­го, чтобы освоить их открытия и полностью по­нять самих себя с помощью предложенной ими интерпретации. Надо отметить, что их интерпре­тации еще не освоены нами, они не заняли еще должного места; между их интерпретацией и на­шим пониманием дистанция огромного размера. Более того, мы имеем дело не с единой интерпре­тацией, которую нам следовало бы сразу усвоить;

перед нами три интерпретации, расхождение между которыми значительнее их родства. Еще не существует никакой отлаженной структуры, никакого последовательного дискурса, никакой философской антропологии, которые были бы способны соединить их вместе и интегрировать с нашим пониманием герменевтики Маркса, Ниц­ше, Фрейда; их травмирующие последствия на­капливаются, их разрушительная сила увеличи­вается, но они не соединяются друг с другом, и нет нового единого сознания, которое их объе­динило бы. Вот почему следует признать, что зна­чение психоанализа как принадлежащего нашей культуре события остается в подвешенном состо­янии и его место в ней не определено.

 

СОПРОТИВЛЕНИЕ ИСТИНЕ

Значительным является то, что психоанализ в своих истолковывающих схемах признает соб­ственное отставание и неопределенность в осо­знании своего места в культуре: осознание, ут­верждает он, "сопротивляется" самопознанию; Эдип также "сопротивлялся" общепринятой ис­тине; он отказывался признавать себя в том чело­веке, которого сам проклял; самопознание поис­тине трагично; но это - трагедия второго уровня; трагедия сознания - трагедия Отказа и Возмуще­ния - удваивает изначальное трагическое, то есть трагическое, связанное с инцестом и отцеубийст­вом. Об этом "сопротивлении" истине Фрейд ве­ликолепно сказал на страницах известного и час­то цитируемого произведения "Трудности психо­анализа". Психоанализ, говорит он, на сегодня яв­ляется последним из "усмирений", которое под воздействием науки испытали на себе "нарцис­сизм" и "любовь к себе", свойственные человеку как таковому. Сначала было космологическое ус­мирение, которое внушил ему Коперник, разру­шивший нарциссическую иллюзию, согласно ко­торой обитаемый человеком неподвижный мир находится в центре всего; затем последовало био­логическое усмирение, когда Дарвин показал не­состоятельность притязаний человека на сущест­вование, обособленное от животного мира; нако­нец, дело дошло до психологического усмирения:

человек, знающий уже, что он не является ни вла­стителем космоса, ни властителем всего живого, узнал, что не является и властителем собствен­ной Psyche. Психоанализ, таким образом, апелли­рует к "Я": "Ты полагал, что знаешь все самое главное, что происходит в твоей душе, поскольку об этом тебе говорило твое сознание. И если ты не знал о чем-нибудь, что происходило в твоей душе, ты с полной уверенностью утверждал, что этого в ней нет. Ты дошел до того, что отождест­вил "психическое" и "сознательное" как то, что тебе известно, и все это вопреки тому, что в тво­ей психической жизни постоянно и со всей оче­видностью происходило такое, что не могло отра­зиться в твоем сознании. "Перестань же терзать себя по этому поводу!", ”Ты компрометируешь себя как абсолютный монарх, который довольствуется информацией, поставляемой тебе высокопоставленными сановниками, и не удо­суживается спуститься к народу, чтобы услышать его голос. Опустись в собственные глубины и на­учись прежде всего познавать самого себя, тогда ты узнаешь, какая болезнь подстерегает тебя и, может быть, тебе удастся ее избежать".

"Перестань терзать себя по этому поводу... Опустись в собственные глубины и научись преж­де всего познавать самого себя..." Именно так психоанализ понимает свое собственное место в общем сознании - быть наставником, добивать­ся ясности, встречая при этом сопротивление со стороны дикого и неотступного нарциссизма, то есть со стороны либидо, которое никогда пол­ностью не объективируется и которое Я удержи­вает в себе. Вот почему подобное просвещение Я с необходимостью осуществляется как самоуни­чижение, как оскорбление, наносимое либидо мо­ему Я.

Тема нарциссического самоуничижения крас­ной нитью проходит через все наши последую­щие рассуждения о подозрении, об уловках и о напряженности поля сознания: теперь мы зна­ем, что обузданию подвергается не сознание, а определенная претензия сознания, либидо, жи­вущее в Я. И мы знаем также, что то, что усмиря­ет, есть самое добротное сознание, "ясность", "на учное познание", как говорит добропорядочный рационалист Фрейд; сознание, лишенное Я в ка­честве собственного центра, сознание "незаня­тое", "смещенное" Коперником в сторону необъ­ятного Космоса, обращенное Дарвином к движе­нию самой жизни, а Фрейдом - к темным глуби­нам Psyche. Сознание увеличивается в своем объ­еме, обретая в качестве центра свое Другое: Кос­мос, Биос, Психе; оно обретает себя, теряя себя, -обретает себя просвещенным и сведущим, теряет же себя в качестве нарциссического сознания.

 

"НЕПОСРЕДСТВЕННЫЕ" РЕАКЦИИ ОБЩЕГО СОЗНАНИЯ

Расхождение между интерпретацией культу­ры, принадлежащей психоанализу, и пониманием этой интерпретации, которого может достичь об­щее сознание, объясняет - полностью или по меньшей мере частично - темные места этого общего сознания; психоанализ, говорили мы вы­ше, с трудом находит себе место в культуре: те­перь мы знаем, что мы постигаем сознание в его значении только через искаженные представле­ния, которое порождает сопротивление нашего нарциссизма.

Именно эти искаженные представления мы встречаем на уровне "внезапных" влияний и "не­посредственных" реакций. Уровень "внезапных" влияний - это уровень вульгаризации; уровень "непосредственных" реакций - это уровень бол­товни. Однако небезынтересно остановиться на одном моменте этого рассмотрения: психоанализ сумел избежать риска опуститься на уровень

вульгаризации и подвергаться господствующим в нем оценкам, суждениям и похвалам; когда Фрейд выступал с докладами, публиковал книги, он обращался не к аналитикам и не к тем, кого подвергают анализу; он отдавал психоанализ на суд публики; как бы то ни было, им произноси­лись такие вещи, которые с самого начала не ук­ладывались в рамки интерсубъективного отноше­ния, складывающегося между врачом и пациен­том. Распространение психоанализа за пределы терапии является значительным культурным со­бытием, которое социальная психология сделала предметом научного анкетирования, измеренияи объяснения.

Психоанализ становится публичным достояни­ем прежде всего как глобальный феномен рассекрсчивания: скрытая и безмолвствующая часть человека выносится на всеобщее обозрение; говорят о сексуальности, об извращении, вытесне­нии, Сверх-Я, цензуре. В этом смысле психоана­лиз предстает событием мира хайдеггеровского "Man", темой "болтовни". Но происки умолчания также принадлежат миру "Man", и лицемерие яв­ляется болтовней ничуть не меньше, чем публич­ное разоблачение тайных дел каждого из нас, превращающихся в тайну Полишинеля.

Никто не знает, что делать с этими разоблаче­ниями, поскольку вместе с ними начинаются са­мые скверные недоразумения: если иметь в виду "внезапные" влияния, то от психоанализа требу­ют создания непосредственной морали; в таком случае в психоанализе видят систему обоснования моральных позиций, которые в своей основе не подлежат обсуждению с точки зрения психоана лиза; психоанализ же выступил с претензией ра­зоблачить все и всяческие обоснования. Таким образом, одни требуют от психоанализа создания лишенной противоречий системы образования -поскольку невроз является непосредственным следствием вытеснения — и видят во Фрейде тай­ного и изощренного апологета нового эпикуре­изма. Другие, опираясь на учение о стадиях взрос­ления и интегрирования, а также о совращении и регрессии, используют психоанализ в целях за­щиты традиционной морали - разве сам Фрейд не определял культуру, исходя из пожертвований в пользу импульсов?

Действительно, на первых порах можно со­мневаться в том, чего же реально добивался Фрейд, и пытаться подвергнуть психоанализ "из­начальному" психоанализу: разве Фрейд не вы­ступал открыто с "буржуазной" апологией моно­гамии, в то время как втайне он был сторонни­ком "революционного" оправдания оргазма. Но сознание, которое ставит данный вопрос и стремится замкнуть Фрейда в этой этической альтернативе, не прошло испытания психоанали­тической критикой.

Революция, произведенная фрейдизмом, за­ключается в его диагностике, в холодной трезвос­ти, в работе истины; Фрейд, если иметь в виду не­посредственный эффект, не проповедует никакой морали. "Я не даю никакого утешения", - говорит он в конце работы "Будущее одной иллюзии". Но люди хотят чеканить свою науку, как монету, и превращать ее в проповедь; когда Фрейд гово­рит об извращении и регрессии, они спрашивают:

Фрейд - это ученый, занятый описанием и объяс­нением, или он - венский буржуа, озабоченный самооправданием; когда Фрейд говорит, что че­ловек руководствуется принципом удовольствия, его подозревают — то ли хуля, то ли хваля — в том, что он под воздействием своей диагностики неза­метно скатывается к одобрению эпикуреизма, в то время как без восторга, строго научно ставит вопрос о коварстве в поведении морального чело­века. Таково вот недоразумение: Фрейда слушают как пророка, в то время как он является мыслите­лем, далеким от пророчества; он не создает но­вую этику, но он изменяет сознание тех, для кого этический вопрос остается открытым; он изме­няет сознание, изменяя познание сознания и да­вая ему ключ от некоторых его же уловок. Фрейд может в будущем изменить нашу этику, посколь­ку он не является моралистом.

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.004 сек.)