Внесудебная защита права признается в гражданском праве, по исключению, в виде а) самозащиты и б) самопомощи

а. Принципиально широкое применение внесудебной защиты желательно, при том, однако, непременном условии, чтобы такой самозащитой не нарушался социальный мир, в охрану которого создана судебная защита. Чем культурнее среда, тем шире должна быть внесудебная защита. Отсюда понятно, почему наше законодательство принципиально запрещает внесудебную защиту, суживая до минимума ее допустимость – дабы не дать повода к самоуправству и насилию (ст. 690 и 531). Запрещая строго всякое самоуправство, наше законодательство тем не менее признает самозащиту, ограничивая ее пределами необходимой обороны, т.е. признает, в сущности, защиту от самоуправства. «Законная оборона от насилия не считается самоуправством, когда она не выходит из пределов, законами определенных»[см. ссылку 109]. Таким образом, законная оборона есть обратная сторона недопустимости самоуправства. Таков принцип, исключающий, в сущности, институт внесудебной защиты независимо от реакции против самоуправства. Однако ни закон, ни практика не могли последовательно провести указанного принципа.

б. Так, в отдельных случаях было признано по закону право самопомощи в виде права удержания чужого имущества[см. ссылку 110]. Еще дальше пошел недавно Сенат, когда он признал право удержания путем включения условия о нем в договор (¹³/₃₆). Впрочем, еще раньше Сенату не была чужда идея самопомощи. Он признал за контрагентом право, не обращаясь к суду, произвести необходимые действия и зачесть произведенные для того расходы взамен следующей по договору платы, вследствие неисполнения другим контрагентом вытекающих из договора обязанностей (⁰¹/₈₇). При этом Сенат считает данный вид самопомощи не самоуправством, а следствием крайней необходимости, подводя, по-видимому, данное право контрагента под законную оборону. Такое толкование нельзя признать основанным на законе: в неисполнении контрагентом своих обязанностей по договору нельзя видеть самоуправства. Вообще институт самопомощи как форма внесудебной защиты представляется в нашем праве неразработанным. Данный факт объяснятся крайним увлечением законодателя борьбой против насилия, характерного для русской жизни в менее культурный период ее, когда естественно было упустить из внимания положительные стороны института самопомощи. Институт этот безусловно необходим в гражданском праве: он должен иметь место там, где нет возможности организовать судебную защиту без серьезного риска для лица лишиться осуществления своего права или предупредить его нарушение. Неудивительно поэтому, что современное гражданское право, в частности германское, а вслед за ним и наш проект (ст. 101 и сл.), широко вводит институт самопомощи, создавая право задержания чужого имущества и даже лица в целях установления его самоличности (ст. 101). Причем, правильное осуществление самопомощи требует для своей законности последующего немедленного уведомления властей (п. 2 ст. 101). Нельзя не подчеркнуть, однако, что такое широкое признание самопомощи может иметь свои нежелательные последствия при мало развитом в нашем гражданском обороте чувстве права. Идея социального мира побудила русского законодателя пренебречь институтом самопомощи, ставя мир, тишину, спокойствие во главу угла своего законодательства. Создавая институт самопомощи, нельзя не считаться поэтому с этой идеей в большей мере, чем это сделали составители проекта в своем подражании германскому уложению; впрочем, проектируемое право самопомощи не было принято единогласно и в самой комиссии[см. ссылку 111].

Поиск по сайту: