Коммуникативная природа социально-гуманитарного знания

Коммуникативная природа социально-гуманитарного знания обладает интересной особенностью: когда система этого знания начинает наблюдать самое себя, фиксировать то, что происходит в ней и вне ее, она становится аутопоэтической, т.е. обладающей способностью к самоописанию и воспроизводству собственных смыслов. В процессе коммуникации и происходят обмен смыслами, движение семантической, эмоциональной, вербальной и других ви­дов информации. Образуется широкое коммуникативное поле, гра­ницы которого сливаются с границами самого общества и простира­ются как в прошлое, так и в будущее. Коммуникация может осуществляться в режиме как положительной, так и отрицатель­ной обратной связи. В ней нет изначальной тенденции к консен­сусу. В этом смысле коммуникативный уровень — это очень зашум-ленная сфера, наполненная выбросами разнокачественных энергий. Возможна ситуация коммуникационной энтропии (хаоса).

И хотя коммуникация не может быть формализована без ос­татка, многие ее стратегии направлены именно на выработку успешных алгоритмов воздействия. Так, Г. Щедровицкий вы­делил три типа коммуникативных стратегий: (а) презентация; (б) манипуляция; (в) конвенция. Презентация связана с предос­тавлением основных содержательных и смысловых характеристик и их объективным отражением. Манипуляция предполагает навя­зывание адресату внешней для него цели, а потому и использует скрытые механизмы влияния и действия, которые в ментальности агента адресата разрушают коммуникационное понимание, фор­мируют пространство некомпетентности. Конвенция направлена на достижение соглашения и характеризуется тем, что субъекты при решении социальных, интерсубъективных проблем выступа­ют партнерами, помощниками. Их называют «модераторами» (от лат.moderator — умеряющий) коммуникации.

Общая структура коммуникации включает в себя: (а) отправи­теля информации (коммуниканта); (б) сообщение; (в) реципиен­та (адресата, или получателя информации). В зависимости от специфики адресата коммуникационный процесс делится на:

(а) аксиальный, когда информация направляется отдельным ин­
дивидам; (б) ретинальный (от лат. retina — сеть) процесс, когда ин­
формация направлена множеству вероятностных адресатов. При
этом и в том, и в другом случае важны коммуникативные ключи,
для которых характерны целесообразность и функциональность,
поэтому бред не может считаться коммуникативным актом.

По организационным формам коммуникация делится на: (а) дело­вую; (б) совещательную; (в) презентационную. По типу протека­ния коммуникационного процесса можно выделить: (а) монолог;

(б) диалог; (в) полилог, а по характеру взаимодействия участников
коммуникации: (а) противоборство; (б) компромисс; (в) сотруд­
ничество; (г) уход; (д) нейтралитет.

Человек со дня своего рождения попадает в сеть непосредствен­ных коммуникативных отношений, свойственных данной культу­ре, и становление его сознания немыслимо вне коммуникативных воздействий. Социально-гуманитарное знание имеет коммуника-

тивную природу, которая может проявляться и опосредованно (книги, учебники, опредмеченные ценности культуры и сокрови­ща человеческого гения).

Различные социально-гуманитарные науки изучают свой ас­пект коммуникации. Философия видит в коммуникации одно из атрибутивных свойств универсума, связанное с наличием в нем исходной информационной разнородности. В фокусе внимания социологии находятся коммуникативные связи и отношения раз­личных социальных групп и стратов. Политология изучает поли­тические процессы с точки зрения информационного обмена. Культурологию интересуют процессы трансляции культурных цен­ностей. Лингвистика занята проблемами вербальной коммуника­ции, развитием языка и речи как важнейших средств человечес­кого общения. Психология исследует в природе коммуникации интеллектуальные, эмоциональные и образно-ассоциативные ком­поненты, составляющие механизм адаптации человека в мире.

Научные конвенции и моральная ответственность ученых.

Вопрос о конвенции (от лат. convention — соглашение) в облас­ти научного знания был поднят в конце XIX века и до сих пор яв­ляется остро дискуссионным. Обоснование конвенций как не­устранимого элемента научного исследования принадлежит выдающемуся математику современности А. Пуанкаре, который считал, что конвенцию необходимо ввести в основания науки, так как она способствовала эффективному развитию научного знания в классическом естествознании. «Некоторые основные начала на­уки следует понимать как конвенции, условно принятые соглаше­ния, с помощью которых ученые выбирают конкретное теорети­ческое описание физических явлений среди ряда различных одинаково возможных описаний», — писал он. Подчеркивая ус­ловность конвенций, Пуанкаре тем не менее всегда отрицал их произвольность, аргументируя это тем, что если бы мы были пере­несены в другой мир (например, неевклидовый), то остановились бы на других положениях.

Можно выделить умеренный и радикальный конвенциализм. С точки зрения умеренного конвенциализма, которого придержи-

вался А. Пуанкаре, соотношение концептуального уровня науки и реальности зависит от выбора понятийных средств, правил, а так­же прагматических критериев, норм и идеалов. В этом смысле кон-венциальные элементы неустранимы из корпуса и оснований на­уки. Позиция радикального конвенциализма, которую разделяли выдающиеся логики Р. Карнап и К. Айдукевич, состояла в убежде­нии, что только с научными конвенциями связан принцип толе­рантности (от лат. tolerantia — терпение) в науке. На основе кон­венций возможна международная кооперация ученых, а также консолидация ученых в научном сообществе. Это с особой оче­видностью проявляется в области символической логики, где каждый ученый может строить свою собственную логическую систему и предлагать любые аксиомы и синтаксические прави­ла. В отношении же научных дисциплин, которые отражают ре­альную онтологию и строят картину мира, произвольность допу­щений ограничена.

В настоящее время в связи с угрозой глобальных кризисов вопрос о научной и моральной ответственности ученых стано­вится особенно актуальным. Экспансия техногенного развития, загрязнение окружающей среды, лавинообразный рост научной информации оказываются патогенными (от греч. patos — стра­дание + генезис) для жизни людей факторами. Человечество оказывается беспомощным в контроле над возрастающей технической мощью современной цивилизации. Современная биомедицина расширяет технологические возможности контро­ля и вмешательства в естественные проблемы зарождения, про­текания и завершения человеческой жизни. Различные методы искусственной репродукции человека, замены пораженных ор­ганов и тканей, вмешательство в генетический код человека, ак­тивное воздействие на процессы старения приводят к возникно­вению реальной опасности разрушения исходной биогенетической основы телесности и психики человека. Особые проблемы вызы­вает коммерциализация таких сфер врачебной деятельности, как трансплантация органов, технологические новации в получении лекарственных препаратов и т.д. Возникают проблемы: наука «для

человека» или «против него»; какова мера ответственности ученых за сделанные ими открытия и их применение. Формируется по­требность в создании нового научного этоса, в рамках которого должны быть переосмыслены кодекс поведения ученых, этичес­кие императивы научного сообщества, меры ответственности как ученых, так и властных структур, в случае негативных последствий внедрения того или иного научного изобретения. Встал вопрос о необходимости создания экологической этики (см. подробно раз­дел I, гл. 7). Высокий уровень моральности современной науки и ученых является важнейшей предпосылкой будущего развития науки.

Одним из моментов коммуникативной природы социально-гу­манитарного познания является индоктринация, т.е. внедрение, рас­пространение или внушение (нецеленаправленное или целенаправ­ленное) какой-либо доктрины. В общем плане индоктринация понимается как внедрение в семантическое пространство какой-либо доктрины, что может сопровождаться разнообразными изменения­ми сознания вплоть до потери собственной индивидуальности и иден­тичности. В истории нашей страны в общественное сознание ус­пешно внедрялись многие идеи: «народной власти», «врагов народа», «коммунизма как светлого будущего», идея «осуждения культа личности», идея «перестройки» и, наконец, пришедшая ей на смену идея «рынка» как эффективного механизма постиндуст­риального развития. Внедрение и распространение этих идей обес­печивалось соответствующими механизмами формирования об­щественного сознания. Индоктринацию можно рассматривать как целенаправленный процесс, который имеет своей целью связать и объединить различных индивидов с помощью унифицирования их мышления и мировосприятия. Индоктринация создает некую новую реальность, которая может противоречить действительно­сти, а социальный субъект, приняв информацию об этой реально­сти, отрывается от собственного опыта социализации, от реаль­ных представлений о реальной действительности. Происходит как бы своеобразное отторжение субъекта от реального окружающего

его мира и погружение в специально созданное ментальное про­странство со своим особым набором ценностей и приоритетов.

Процесс индоктринации должен соответствовать определен­ным параметрам: (а) доминирующая доктрина должна обладать «хорошими» характеристиками: целостностью, завершенностью, самодостаточностью, непротиворечивостью, наличием идеалов и целей, быть тотальной (от лат. totalis — полный, всеохватываю­щий); (б) «погружение» в доктрину должно быть полным. То есть условиями успешного протекания процесса индоктринации явля­ются тотальность, тоталитаризм и тотальный контроль, что предпо­лагает включение в ареал ее распространения не только взрослых, но и детей; (в) процесс индоктринации должен имеет достаточно жест­кие репрессивные механизмы, предполагающие служение данной доктрине, веру в нее, идентификацию с ее основными ценностя­ми и регулятивными идеями.

Структура индоктринации включает: (а) жесткое ядро: основ­ная идея и совокупность основных принципов, ею обусловленных; (б) слои защитного пояса: установки, символика, система ритуа­лов, совокупность правил поведения, которые являются фильтра­ми, защищающими жесткое ядро индоктринации; (в) механизм запретов и разрешений, наказаний и поощрений, гарантирующий работу фильтра.

Индоктринация несет информацию и команду к дальнейшему поведению индивидов с учетом их социально-психологических характеристик. Эта информация рассчитана на интуитивное счи­тывание и дешифрование, включающее не только когнитивные, но чувственно-переживательные процессы. В связи с этим следу­ет особо подчеркнуть значение суггестивных средств и приемов, направленных на сверхрациональное внушение. В комплексе при­емов суггестивного воздействия ведущим являются программиро­вание и оказание программирующего влияния на индивида. Про­цесс консолидации индивидов является одним из показателей успешности самого процесса индоктринации. Чувство приобще­ния к некоей всеобщей цели, атмосфера общности и объедине­ния, фактор сплоченности культивируются как основные ценное -

ти, сопровождающие процесс индоктринации и, тем самым, дела­ющие ее привлекательной.

Широкому распространению индоктринации в современных условиях способствуют такие критические социокультурные усло­вия, как агрессивность и плотность информационной среды, на­растающее давление глобальных проблем современности, геопо­литическое противостояние, психологическая безграмотность и беспомощность основной массы населения, не умеющей защитить себя от информационного влияния, факторы экономической за­интересованности в индоктринации, отсутствие реально действу­ющих институциональных мер, препятствующих расцвету индок­тринации в виде различных сект, школ, групп, практик и пр.

Согласно современным философско-методологическим раз­работкам, основной целью процессов индоктринации в совре­менном мире являются уменьшение разнообразия, ориентация на доминирование унификации, усреднения идеологических и ми­ровоззренческих идеалов. Однако если побеждает, например, толь­ко одна идеология, направляющая развитие общества соответ­ственно в одном направлении, то это оценивается как фактор регресса, как давление регрессивного механизма монизма, утвер­ждающего некий идеал в форме постулата.

Для подлинной науки неприемлемо ни авторитарное поведение, ни нетерпимость к критике и чужому мнению, ни претензия на об­ладание истиной в последней инстанции, ни одобрение плагиата, ни подтасовка фактов, ни лженаучная аргументация, ни неуважи­тельное отношение к конкурентам, поношение «отступников», не говоря уже о чуждом научному этосу стремлении использовать пси­хотехники для достижения собственных успехов.

Имеет ли место индоктринация в науке? Да, особенно в науках социально-гуманитарного цикла, где часто ставится цель обеспе­чить сохранность «нужной» теории-доктрины и успешность ее рас­пространения. Если знания, содержащиеся в той или иной научной доктрине, квалифицируются как бесспорные, то она становится культом, рождает особый тип удовлетворения принадлежности к ней. Человек чувствует себя приближенным к интеллектуальной

элите или избранным, владеющим мощными знаниями, особыми секретными принципами и методами. Индоктринированный уче­ный оказывает сопротивление попыткам довести до его сознания противоречащие научной доктрине факты. Сопротивление будет тем сильнее, чем более очевидным окажется контрпример и чем масштабнее изменения он должен будет вызвать в уже индоктри-нированном сознании. Индоктринация в науке, будучи мощным средством влияния на ученого, способствует уничтожению его индивидуальности, свободного мнения, выбора и позиции, кри­тического мышления, исключает возможность признания любой оппозиции.

Поиск по сайту: