Взаимодействие традиций и возникновение нового знания

Вопрос о том, как возникает новое знание в науке, — главный в истории как зарубежной, так и отечественной философии науки. При этом многие ученые сходятся в том, что новации невозмож­ны вне традиции.

Традиция (от лат. tradition — передача, повествование) - это ус­тановившийся обычай, порядок, правила поведения. Новация (от лат. novatio — обновление, изменение) в науке есть новое знание, полученное путем преодоления незнания и неведения. Отечествен­ный философ науки М. А. Розов различает их так: незнание — это своеобразная форма знания, когда ученый знает, чего он не знает, а потому может сказать: «Я не знаю того-то», например, причины какого-то уже известного физического или культурного явления, каких-то уточняющих сущность явления характеристик и т. д. И когда они будут выявлены, можно говорить о появлении нового знания в науке. Специфичность этого нового в том, что оно явля­ется результатом целенаправленных, преднамеренных действий ученых. То есть незнание предполагает возможность сформу­лировать задачу исследования того, чего мы не знаем, позволяет ученому планировать познавательную деятельность, используя уже накопленные знания о существовании тех или иных явлений и предметов. Иначе говоря, новое здесь выступает как расширение знания о чем-то уже известном.

Неведение, в отличие от незнания, можно высказать только в форме утверждения «я не знаю, чего не знаю». Действительно, не­возможно поставить цель открыть то, что никому не известно. Не существует и общепризнанного метода преодоления неведения, так как не известен сам предмет исследования. Никто никогда целе-

направленно не делал открытий. Трудно представить себе учено­го, который бы запланировал открытие того, о чем никто и ничего до сих пор не знал. Сами ученые только «задним числом» объяс­няют с помощью логического мышления, как они сделали откры­тие. Коренные новации в развитии науки нельзя представить в виде результатов рациональной деятельности. Подлинное открытие в науке — это то, что нельзя логически вывести из уже существую­щего знания. Например, наука открыла явление электризации тре­нием, радиоактивность и т.д. Открытия подобного рода знамену­ют переворот в науке, но на них «нельзя выйти рационально, то есть путем целенаправленного поиска». До своего открытия эти явления лежали в сфере неведения, куда нет, как пишет М.А. Ро­зов, «рационального пути», ибо еще не известен сам объект поис­ка. Здесь рациональное в познании обретает свою границу и на­чинает доминировать иррациональное, например интуиция, т.е форма непосредственного интеллектуального знания или созерца­ния, внезапного сверхчувственного озарения. Интуиция в науке, как правило, предполагает предварительную мощную и длительную работу логического мышления. Поэтому часто она рассматрива­ется как «свернутая, спрессованная» логика. Но в любом случае интуиция представляет собой особый тип мышления, в котором сам мыслительный процесс совершается на бессознательном уров­не, а предельно ясно осознается только результат - открытие. В ин­туиции немалую роль играет так называемое личностное, «неяв­ное» знание, куда относятся навыки ученого, его пристрастия (например, музыкальные, поэтические, философские) и т.д.

Проблема иррационального в познании рассматривается в фи­лософии позднего А. Шеллинга, А. Шопенгауэра, С. Кьеркегора, Ф. Ницше, А. Бергсона и др. Так, Шопенгауэр считал, что в таин­ственные глубины мира можно проникнуть с помощью не столько логики, сколько непосредственного созерцания и интуиции. С его точки зрения, рациональными средствами познания, к которым относятся рассудок, разум, понятия, категории, суждения и т.д., может овладеть и стать ученым любой человек. Но принципиаль­но новое открывают не рядовые ученые, а гении. Гений — это не

столько кропотливая деятельность логических размышлений, сколько иррациональная интуиция.

Признание иррационального в познании иногда оборачивает­ся крайностью, ведущей к полному отрицанию значения рацио­нального в познании. Но отрицать роль и значение рационально­го в познании, значит не понимать, что, описывая структуру иррационального, осмысляя его место в познании, его соотноше­ние с рациональным, мы совершаем процедуру рационального осознания. Конечно, существует специфика работы рационального в сфере иррационального, которая заключается в том, что невоз­можна полная логическая экспликация этой сферы, ее полная объективация: всегда остается некая «тайна» для логического мыш­ления. Эта «тайна» есть достояние переживания, интуиции, вооб­ражения и других, не контролируемых никакой рефлексией позна­вательных процедур. Рациональное в познании не может заменить собой иррациональное или вытеснить его, но от этого оно не пере­стает быть необходимой ценностью в современной культуре.

Рассмотрим, как решалась проблема взаимодействия традиций и новаций. Т. Кун выделил две фазы в развитии науки: (а) фазу «нор­мальной науки» и (б) революционную фазу, различающиеся по их отношению к научной парадигме. Научная парадигма (от греч. paradeigma — пример, образец) - «общепризнанный образец», «некоторые общепринятые примеры фактической практики на­учных исследований - примеры, которые включают закон, тео­рию, их практическое применение и необходимое оборудование». Парадигма и есть своеобразная научная традиция.

В фазе «нормальной» науки господствует вполне определенная научная парадигма (традиция), а исследование в этой фазе разви­тия науки направлено «на разработку тех явлений и теорий, суще­ствование которых парадигма заведомо предполагает». В фазе «нормальной» науки новации имеют форму преодоления незнания (хотя сам Кун не использовал этого термина). Научная деятель­ность характеризуется здесь так: (1) исследователи заняты «наве­дением порядка» и не ставят себе цели создания новых теорий, и, как правило, «нетерпимы и к созданию новых теорий другими»;

(2) само исследование является кумулятивным: (а) систематизиру­ются известные факты, которым дается более детальное объясне­ние в рамках существующей парадигмы; (б) открываются новые факты в контексте господствующей теории; (в) совершенствует­ся опыт решения уже известных задач и проблем; (г) ученые от­бирают «проблемы, которые могут быть разрешены благодаря концептуальной и технической связи с уже существующими про­блемами». Эта фаза развития науки характеризуется наличием чет­кой программы деятельности, отсекающей альтернативные и ано­мальные для этой программы научные направления и поиски. Приращение научного знания в фазе «нормальной» науки проис­ходит по типу преодоления незнания, а не неведения.

Как же происходит переход к познанию неведомого! Работая в традиции, т.е. в устоявшейся парадигме, ученый, согласно Куну, случайно и побочным образом наталкивается на аномалии, т.е. факты и явления, не объяснимые в рамках господствующих тео­рий и методологий. Возникает необходимость изменить правила научного исследования и объяснения, что неизбежно сопровож­дается разрушением старой и созданием новой парадигмы, пре­вращающей аномалию в закономерность, описываемую новыми теориями. Рождается знание о неведении, которое ведет не только к разрушению старой парадигмы, но и к конфликту между сто­ронниками старой и новой парадигмы. Ученые, открывшие то, что не соответствует господствующей парадигме, как правило, не по­лучают поддержки от ее адептов. Поэтому научные открытия, как и новые парадигмы, долгое время остаются не общепризнанны­ми. Так, «коперниканское учение приобрело лишь немногих сто­ронников в течение почти целого столетия после смерти Копер­ника. Работа Ньютона не получила всеобщего признания, в особенности в странах континентальной Европы, в продолжении более чем 50 лет после появления «Начал», — писал Т. Кун. Как происходит признание нового научного открытия, преодолевше­го неведение! Дело в том, что за пятьдесят, а тем более за сто лет происходит смена нескольких поколений. А это означает, как пи­шет Макс Планк, что «новая научная истина прокладывает дорогу

к триумфу не посредством убеждения оппонентов и принуждения их видеть мир в новом свете, но скорее потому, что ее оппоненты рано или поздно умирают и вырастает новое поколение, которое привыкло к ней». На новое поколение рассчитывал и Дарвин, когда сетовал по поводу того, что современники не приняли его науч­ных новаций.

Но механизм смены парадигм, в интерпретации Куна, включа­ет много непроясненных моментов. Один из них состоит в следу­ющем: как ученый может воспринять новые факты, которые даже не предполагаются теориями, существующими в рамках данной парадигмы. Ведь она задает «угол» зрения, и то, что выходит за его границы, просто-напросто не воспринимается. Например, когда физики, пытаясь увидеть «след» электрона в камере Вильсона, об­наружили, что этот след имеет форму «развилки», то они отнесли этот эффект к погрешностям эксперимента. И только после от­крытия Дираком позитрона (открытия, совершенного чисто тео­ретически, «на кончике пера») стала ясна истинная суть двойного следа в камере Вильсона.

Модель взаимодействия традиции и новации, предложенная Куном, имеет много критиков. Так, американский философ науки Ст. Тулмин считает ложными предположения Куна о том, что в фазе «нормального» развития науки теоретические идеи, возник­шие в рамках существующей парадигмы, разделяются всеми уче­ными, и, наоборот, совершенно не переходят в новую парадигму, в силу того, что возникает непреодолимая пропасть между старым (традиция) и новым. Тулмин как бы «ужесточает» роль традиций, считая, что «передача в науке теоретических схем всегда является более или менее неполной» и непроходимой пропасти между ста­рым (традицией) и новым не существует. Подчеркивая значимость традиций в процессе получения новых знаний, Тулмин проводит параллель между парадоксом политической свободы, сформулиро­ванным Ж.-Ж. Руссо («Человек рождается свободным, но повсюду он в оковах») и парадоксом интеллектуальной свободы («Интеллек­туально человек рождается со способностью к оригинальному мышлению, но повсюду эта оригинальность ограничивается пре-

делами специфического концептуального наследства»). Но и в том и вдругом случае, считает Тул мин, «оковы» (традиция) играютпо-зитивную роль: политические оковы — необходимый инструмент эффективной политической свободы, а познавательно-концепту­альные оковы — необходимый инструмент эффективного мышле­ния. Индивидуальная мысль возможна только в рамках существу­ющих в данной традиции научных понятий, а ее вербальная объективация предполагает существование общепризнанного язы­ка. Тулмин предлагает свою версию реального процесса концеп­туальных изменений, происходящих в рамках какой-либо интел­лектуальной традиции. В любой интеллектуальной традиции всегда существуют процедуры: а) нововведения, когда сторонники суще­ствующей традиции предлагают различные способы ее развития и совершенствования; б) отбора, состоящего в том, что ученые в силу каких-то обстоятельств, которые не всегда могут быть ясно обо­значены, выбирают некоторые нововведения и с их помощью мо­дифицируют традицию.

Новации и многообразие традиций.

В последнее время появляются идеи, согласно которым порож­дение нового знания (преодоление неведения) происходит в кон­тексте многообразия научных традиций, которые различаются по содержанию, функциям, выполняемым в науке, способу существо­вания. Так, по способу существования можно выделить тради­ции: (а) вербализованные (существующие в виде текстов моно­графий и учебников) и (б) невербализованные (не выразимые полностью в текстовой форме), являющиеся неявным знанием. Понятие «неявное знание», введенное британским ученым М. По-лани (конец 50-х гг. XX века), означает такое знание, которое принципиально не может быть четко и полно выражено с помо­щью вербального языка. Так, очень трудно выразить в виде сло­весных правил или предписаний такие бытующие среди ученых действия, как «красивое» решение задач, создание «эстетической» теории, «изящно» поставленный эксперимент и т.д. Ценностные ориентации ученых, специфика их «тонко аргументированных» рассуждений также относятся к сфере неявного знания.

Неявные знания передаются на уровне образцов от учителя к ученику, от одного поколения ученых к другому. М. А. Розов вы­деляет два типа образцов в науке: а) образцы-действия и б) образ­цы-продукты. Образцы-действия предполагают возможность про­демонстрировать технологию производства предмета. Можно сравнительно легко продемонстрировать последовательность опе­раций какого-нибудь химического анализа, решения математичес­ких уравнений и т.д. Образцы-продукты, например, аксиомы той или иной научной теории или «рецепты» построения удачных классификаций характеризуются тем, что показать схемы действия, с помощью которых они были получены, еще никому не удалось. Эти схемы действия, как правило, остались не вполне проясненны­ми и для самого создателя аксиом, классификаций и т. д. Так, ник­то не знает, как Евклид создал свои «Начала», ибо он не дал ника­ких разъяснений по этому поводу, а оставил потомкам готовый образец-продукт, которым можно пользоваться.

Признание того факта, что научная традиция включает в себя наряду с явным также и неявное знание, позволяет сделать вывод: научная парадигма - это не замкнутая сфера норм и предписаний научной деятельности, а открытая система, включающая образцы неявного знания, почерпнутого не только из сферы научной деятель­ности, но из других сфер жизнедеятельности ученого. Достаточно вспомнить о том, что многие ученые в своем творчестве испытали влияние музыки, художественных произведений, религиозно-ми­стического опыта и т.д. Ученый работает не в жестких рамках сте­рильной куновской парадигмы, а подвержен влиянию всей куль­туры, что позволяет говорить о многообразии научных традиций.

Признание множественности традиций позволяет более кор­ректно объяснить связь новаций и традиций.

Оригинальную концепцию связи новаций с многообразием тра­диций предложил Дж. Холтон, американский специалист в облас­ти физики и истории науки. Ученые, по его мнению, всегда рабо­тают в контексте тех или иных тем (от слова «тема»), например, атомизм, континуальность, которые выполняют роль своеобраз­ных сквозных традиций. Темы присутствуют в большинстве науч-

ных понятий, методов, утверждений и гипотез, и, несмотря на их «древность», они постоянно воспроизводятся как в период нор­мальной науки, так и во время научных революций. Пример древ­ней темы — антитеза среды и пустоты, которая «всплыла» на по­верхность происходящих в начале нашего столетия научных споров о «реальности» молекул. Общее число тем, например, в физических науках, крайне мало, а появление новой темы — со­бытие редкое. Примером новой темы, появившейся в 1927 г., яв­ляется дополнительность. «Можно даже предсказать, — пишет Холтон,— что нововведения ближайшего будущего, сколь бы ра­дикальными они ни казались, вероятнее всего, получат выраже­ние по преимуществу в терминах используемых сегодня тем». Обычно темы не находят явного выражения в опубликованных учеными работах, в научных спорах, учебниках, словарях и т.д.

Темы есть своего рода ограничения, в которых работает ученый, хотя, по мнению Холтона, ученый «способен превратить такие имманентные границы своего научного воображения из слабости в силу», как это сделал Эйнштейн, который писал: «Привержен­ность идее континуума вырастает во мне не из предубеждения, а просто из того, что я не могу придумать ей органическую замену».

Важно не только признать идею связи новаций и многообразия традиций, но и показать механизм этой связи. М.А. Розов предло­жил несколько возможных вариантов механизмов возникновения принципиально нового знания во многообразии традиций. Рас­смотрим некоторые из них.

Концепция «пришельцев». В какую-то науку приходит ученый из другой научной области. Не связанный традициями новой для себя науки, «пришелец» начинает решать ее задачи и проблемы с по­мощью методов своей «родной» науки, т.е. использует традиции одной науки для решения проблем другой. Как правило, успех со­путствовал тем ученым-«пришельцам», которые производят «мон­таж» методов той науки, в которую они внедрились, и методов той, из которой пришли. Идея «монтажа» была близка отечественному философу И.И. Лапшину, который признавал, что для открытия важна широта «комбинационного поля творческого воображения,

когда ученый сближает между собой весьма...обособленные друг от друга сферы явлений», когда он обладает способностью «благо­даря живости воображения и проницательности мысли выходить за пределы непосредственного поля наблюдения и заглядывать в соседнюю запредельную область явлений, где может в скрытой форме находиться остаточный искомый фактор, являющийся при­чиной данного явления».

Концепция побочных результатов исследования. Работая в тра­диции, ученый иногда случайно получает какие-то побочные ре­зультаты и эффекты, которые им не планировались. Так произош­ло, например, в опытах Гальвано на лягушках. «Необычность» требует объяснения, что предполагает выход за узкие рамки одной традиции в пространство совокупности сложившихся в данную эпоху научных традиций.

Концепция «движения с пересадками». Побочные результаты, непреднамеренно полученные в рамках одной из традиций, буду­чи для нее «бесполезными», могут оказаться очень важными для другой традиции. М.А. Розов так характеризует эту концепцию: «Развитие исследования начинает напоминать движение с пере­садкой: с одних традиций, которые двигали нас вперед, мы как бы пересаживаемся на другие». Именно так открыл закон взаимодей­ствия электрических зарядов Кулон. Работая в традиции таких наук, как сопротивление материалов и теория упругости, он при­думал чувствительные крутильные весы для измерения малых сил. Но закон Кулона мог появиться только тогда, когда этот прибор был использован в учении об электричестве.

Рассмотренные примеры получения нового научного знания сви­детельствуют о важнейшей роли научных традиций. Можно сказать, чтобы сделать открытие, надо хорошо работать в традиции.

Поиск по сайту: