Познание и проблема взаимосвязи действительности, мышления, логики, языка

В философии науки проблемы взаимосвязи действительности, мышления, логики и языка являются фундаментальными для объяснения возможности или невозможности научного познания истины. Смысл этих проблем можно передать с помощью следую­щих вопросов. Совпадает ли содержание мышления с содержани­ем действительности (действительность — объективно существу­ющее подлинное бытие, в отличие от видимости)? Если «да», то «вычерпывает» ли логическое мышление все содержание действи­тельности? Может ли вербальный язык адекватно передать содер­жание логического мышления? Как соотносятся логика мышле­ния и грамматика? Насколько можно быть уверенным в том, что язык репрезентирует достаточно адекватно содержание действи­тельности?

Рассмотрим, как решались указанные проблемы в истории фи­лософии.

1. Проблема совпадения содержания мышления с содержанием дей­ствительности. В классической философии эта проблема актуаль­на, так как положительное её решение способствовало обоснова­нию возможности познавать с помощью мысли то, что мыслью не является.

Аристотель, анализируя словарь греческого языка, открыл де­сять категорий и назвал их «общими видами сказывания о бытии». То есть он зафиксировал, что наше мышление строит предложе­ния по логической кальке «причина—следствие», «сущность—яв­ление», «пространство—время» и т.д. Например, предложение «Солнце нагревает камень» построено по форме суждения «при­чина—следствие». Аристотель был первым, кто не только открыл категории мышления, но одновременно стал рассматривать их как принадлежащие бытию, как общие роды бытия, т.е. отождествил содержание категорий мышления с содержанием действительно­сти. Такое отождествление называется в философии онтологиза-цией мышления.

В дальнейшем классическая философия вплоть до Гегеля отож­дествляла онтологическую картину мира (картину действительно­сти) с содержанием общих идей, которые обнаруживались в со­знании, но рассматривались при этом, как принадлежащие не нашей субъективности, а чему-то, что находится вне этой субъек­тивности. Примерами таких идей являются идеи Бога, причины, субстанции, сущности и т.д., т.е. практически все логические и философские категории. Философы были убеждены, что каково содержание общих идей в мышлении, таково и содержание дей­ствительности «как она есть сама по себе».

Мышление трактовалось, с одной стороны, как нормирование, организация и обоснование рассуждений, а с другой, как субстан­ция, определяющая и устанавливающая порядок и закономернос­ти действительности. Способность мышления к суждению отож­дествлялась со способностью оперировать универсальными логическими категориями. Поэтому философской теорией мыш­ления была логика. Считалось, что мышление судит, т.е. строит суж­дения об онтологических причинах и следствиях, сущности и яв­лении и т.д., но то, о чем мышление судит, одновременно является и средством мыслить, т.е. средством создавать всеобщие суждения. Поэтому категории бытия рассматривались одновременно и как категории мышления. А это означало признание того, что логика мышления (субъективная логика) и логика действительности (объективная логика) тождественны. Логика, как наука о мышле­нии, выступала одновременно и как наука о всеобщих закономер­ностях развития действительного мира. Так обосновывалось со­впадение содержания мышления с содержанием действительности, тождество онтологии и логики, что и позволяло обосновывать спо­собность мышления познавать действительность. Гегель выразил идею тождества онтологии и логики, мышления и действительно­сти так: логика есть «всеживогворящий дух всех наук», ибо она изучает систему чистых определений мышления, т.е. логических категорий, а последние есть основания всего, что есть в действи­тельности.

2. Проблема взаимосвязи мышления и языка, действительности и языка:

Проблема взаимосвязи мышления и языка, действительности и языка решалась следующим образом. Логические категории мышления определяют форму суждений, которые являются осно­вой предложений. А так как предложение не существует вне язы­ка, то, следовательно, язык и мышление связаны непосредствен­но. Гегель, например, считал, что логические категории мышления отложились, прежде всего, в языке, а потому логика и грамматика взаимосвязаны: анализируя грамматические формы языка, мож­но открыть логические категории. То есть логика и грамматика вза­имосвязаны. Мыслительная деятельность, представляющая собой нахождение единства во многообразии, совершается преимуще­ственно в языке и через язык. А это значит, что в языке адекватно выражены и зафиксированы свойства, структуры, законы не толь­ко мышления, но и совпадающей с ним объективной реальности.

Итак, классическая философия исходила из убеждения, что, во-первых, мышление есть, прежде всего, логика, содержание которой совпадает с содержанием реальной действительности; во-вторых, язык, как способ существования логического, непосредственно свя­зан с мышлением, а потому является средством адекватного ото­бражения действительности.

Признание тождества мышления и бытия, понимание языка как адекватного средства отображения действительности открывало простор для уверенности, что обо всем, находящемся на земле, под землей, над землей, можно получить истинное знание, т.е. узнать, каково содержание действительности как она «есть сама по себе» и адекватно выразить это содержание в языке науки.

В неклассической философии проблема совпадения содержания мышления с содержанием действительности решалась по-иному.

Сомнение в том, что мысль и бытие, мышление и действитель­ность как она есть «сама по себе» тождественны, появилось еще в классический период. Уже Кант утверждал, что мышление «кон­струирует» явления (феномены) действительности, которые затем

и изучает. Поэтому научное знание имеет дело не с действительно­стью как она есть «сама по себе», а с реальностью, сконструиро­ванной мышлением. Физики изучают «физическую» реальность, химики — «химическую» и т.д. За пределами возможности логи­ческого мышления остается непознаваемый с его помощью «оста­ток» («вещь в себе», в терминологии И.Канта).

Эпистемология второй половины XX века отказалась от жесткого утверждения Гегеля о тождестве (полном совпадении) онтологии и логики, бытия и мышления. Начался пересмотр классического решения проблемы «познание, действительность, мышление, логика, язык». М.Хайдеггер, например, считал, что он­тология шире логики, логическое мышление не может дать исчер­пывающего знания о действительности. Логическое мышление было «обвинено» многими философами в том, что оно узурпировало зна­ние о мире, представив в научном знании искаженное содержание действительности. Э. Гуссерль также считал, что классическая фи­лософия абсолютизировала логическое мышление в качестве основ­ного структурного элемента сознания, тогда как на самом деле та­ким элементом является интенциональность, т.е. направленность, мотивированность, преднамеренность. Интенциональность — это слитность сознания с бытием, где формируется содержание, обла­дающее подлинной очевидностью и достоверностью. В сознании существуют первичные интенции, или смыслообразующие эле­менты «жизненного мира». Онтология — сфера таких элементов. Утверждение, согласно которому существует тождество субъек­тивной и объективной логики, т.е. тождество мышления и дей­ствительности, а логическое мышление объявляется субстанцией, определяющей и устанавливающей содержание действительнос­ти, было подвергнуто радикальному сомнению.

2. Проблема взаимосвязи мышления и языка, действительности и языка.

В классической философии существовало убеждение, что «если слово что-нибудь обозначает, то должна быть какая-то вещь, кото­рая имеется им в виду». Представители логического позитивизма (Дж. Мур, Б. Рассел, Л. Витгенштейн и др.) занялись уточнением

логического статуса обозначающих выражений, что предполагало рассмотрение вопроса об отношении языка к реальной действитель­ности. Так, Рассел считал, что философы не всегда четко проясня­ли для себя существующие типы отношений языка к действитель­ности, что и приводило к формулировке псевдопроблем. Одной из таких псевдопроблем, по его мнению, является вопрос о том, что соответствует в действительности таким общим понятиям, как сущность, причина, субстанция и т.д. Люди, писал он, пользуются в обыденном языке обобщающими словами: «дерево», «человек» и др. Но они не замечают парадоксальности суждений типа «Я уви­дел дерево», «Я встретил человека» и т.д. Парадокс состоит в том, утверждал Рассел, что увидеть «дерево вообще» или встретить «че­ловека вообще» невозможно. Увидеть можно только «вот это» де­рево, встретить можно только «вот этого» человека. Язык вводит нас в заблуждение. Называя некие абстрактные сущности, он по­рождает нашу склонность верить в их реальное существование. Из этой веры и родился идеализм, который наделял общие идеи и понятия, логические категории, имеющие языковое выражение, статусом объективного существования. Соблазн объективировать (вынести вовне и приписать объективное существование) содер­жание общих понятий и категорий лежит в основе идеалистичес­кой идеи тождества мышления и бытия. С точки зрения Рассела, реальное отношение к действительности имеют только имена еди­ничных вещей. Все другие обозначающие выражения, особенно общие понятия и категории, ни к чему в реальности не относятся, ничему не соответствуют, а признание такого соответствия есть язы­ковые «ловушки», в которых мышление запутывается и начинает фор­мулировать псевдопроблемы, а затем их решать.

Витгенштейн поделил все высказывания на осмысленные или информативные повествования о фактах и событиях и бессмыс­ленные, которые ничему не соответствуют в действительности, но в силу своей языковой фактуры создают видимость наличия в них информации о действительности.

Идея о необходимости покончить с иллюзией о каком-то адек­ватном соотнесении вербального языка и действительности стала

6. Философия науки

главной в философии языка XX века. Так, французский лингвист Ф. де Соссюр одним из первых стал настаивать на произвольнос­ти связей между словом и предметом, знаком и означаемым, раз­рушив тем самым уверенность классической философии, что язык репрезентирует реальность, что он как-то соотносится с не-язы-ком, выступает посредником между человеком и миром. Призна­ние посредничества языка означало признание существования объекта познания, субъекта познания и наличия связи между ними. Отрицание посреднической роли языка разрушало традиционную субъект-объектную модель познания, согласно которой язык че­ловека связан, с одной стороны, с его мышлением, а с другой — с внешней действительностью. В наиболее жесткой форме отказы­вает языку в способности быть посредником репрезентации или выражения содержания действительности современный американ­ский философ-прагматист Р.Рорти. С его точки зрения, существу­ет «демаркационная линия» между вещами и словами. То, что вы­ражено в слове, предложении, не существует вне них. Ни одно описание мира, даже научное, не является точной репрезентацией действительности как она есть «сама по себе». Более того, сама идея такой репрезентации лишена всякого смысла, а высказывание, со­держащее эту идею, является бессмысленным. Язык не связан с действительностью, а она не имеет способности говорить. Гово­рим только мы, люди, и мы же создали язык, на котором говорим. Языковые тексты имеют отношение только к другим текстам. Они включены в языковую игру, которая и определяет их смыслы. Та­кая позиция ведет к отказу от прежней гносеологической пробле­матики, связанной с обоснованием возможности познания исти­ны и ее адекватного выражения в языке.

Современные постмодернистские философы «освобождают» язык не только от функции репрезентации действительности, но и от его непосредственной связи с мышлением. Они считают, что язык искажает мысль, ибо диктует ей правила и нормы оформле­ния в порядок, а потому ищут способы выражения содержания мысли до ее логического и грамматического оформления. Это и

делает тексты постмодернистов трудными для читателя, воспитан­ного на философской «классике».

Разрыв связей и взаимоотношений между действительнос­тью, мышлением, логикой, языком породил теоретико-методоло­гический плюрализм и релятивизм «на грани удручающей бес­связности». В этой «бессвязности» понятие истины стало лишним и, более того, бессмысленным.

Литература

1. Кун Т. Структура научных революций. — М., 1975.

2. Лакатос И. Бесконечный регресс и основания науки // Со­временная философия науки. — М. 1996.

3. Новая философская энциклопедия: В 4 т. Т.1. — М., 2000.

4. Поппер К. Объективное знание. Эволюционный подход. — М., 2002.

5. Степин В. С. Теоретическое знание. — М., 2000.

6. Тулмин Ст. Человеческое понимание. — М., 1984.

7. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. — М., 1986.

Поиск по сайту: