Участке социально-гуманитарных наук в экспертизах социальных проектов и программ

Начало XX века ознаменовалось революцией в физике, выз­вавшей ревизию основных принципов классической научной парадигмы. Такие понятия, как «знание», «достоверность», «ис-

тина», утратили прежние объективистские претензии, так как объективность стала определяться исключительно в терминах интерсубъективности. Категория «сущность» выводится за пре­делы концептуальной перспективы. Новые стандарты научности изменили гносеологическое содержание принципа причиннос­ти: он определяется не в терминах детерминизма, а функции, которая устанавливает пределы компетенции научного теорети­зирования в социально-гуманитарных науках. Функциональная зависимость предполагает, что а) последовательность социальных перемен имеет характер только хронологической связи; б) теории не в состоянии предсказать характер социальных перемен в их ис­торической перспективе. Интерпретация социальных изменений в терминах функциональной зависимости определила новый способ теоретизирования: объяснение осуществляется с помощью не ди­ахронической концепции причинности, где последовательность со­бытий во времени причинно обусловлена, а с помощью синхроничес­кой, когда случайно совпавшие во времени обстоятельства обусловливают социальные перемены.

В синхронической концепции социальные проекты лишаются предсказательного ресурса и, в лучшем случае, могут претендо­вать на один из возможных сценариев общественных измене­ний, практическую эффективность которых не представляется возможным предсказать. Таким образом, идея единства позна­вательных и социальных типов рациональности, лежащая в ос­нове классического социального знания обнаружила в новых ус­ловиях свою несостоятельность. Вера в общественный прогресс утрачивает содержательную связь с научным знанием. Долго­срочные прогнозы, опирающиеся на идею прогресса, указыва­ющие характер общественных перемен, становятся невозмож­ными в рамках новых стандартов общественных наук.

Смена теоретических стандартов в социальных науках изме­нила статус научного социального знания в обществе. Осознание социальными науками пределов собственной компетенции, т.е. осознание того, что социальные знания не могут однозначно пред­видеть будущие события, способствовало расставанию с идеей, что

люди наделены способностью по собственному усмотрению стро­ить «светлое» будущее. «Я полагаю, — пишет И. Пригожий, -что сущность события выражается в том, что оно вводит различие между тем, что предсказуемо, и тем, что нет... Существование со­бытий в человеческом масштабе показывает, что в этом масштабе социальные структуры ускользают от детерминизма... Мы можем «объяснить» события прошлого... но мы не можем предсказать события будущего». Мы не знаем и не можем знать, какие задачи станут перед обществом в ближайшем будущем и какими знания­ми оно будет располагать для их решения.

По сути, разум обнаружил пределы своих притязаний. «Уче­ное незнание» (Н.Кузанский) возвращает нас к идеям Сократа (VI-V вв. до н.э.), который указывал на относительность челове­ческого знания. Но погрешимость знания отнюдь не является ос­нованием для обращения к релятивизму. Доверие к разуму, со­гласно Сократу, является формой жизни, так как, подвергая свои решения сомнению, критикуя их, мы, тем самым, делаем нашу жизнь осмысленной.

Неклассическая парадигма, отказавшись от аргумента «Боже­ственного Взора» (X. Патнем), т.е. от аргумента непогрешимости знания, осуществляет реконструкцию социального знания. Пред­лагается отказаться от отдаленных целей общественных перемен, признать несовпадение замысла и результата деятельности, зависи­мость социальных процессов от случайных событий, отсутствие универсальных способов реагирования на социальные вызовы. Социальное знание в такой ситуации формирует новую позна­вательную парадигму: трансформировать проблему познания законов общественного развития в задачу выработки условий рациональной коммуникации. Обращение к рациональной ком­муникации предполагает сохранение доверия к разуму, так как оно дает нашим ожиданиям надежду на минимизацию вызовов времени, противостоит цинизму и отчаянию. В рамках такой парадигмы общественные науки не могут предсказывать дол­госрочные проекты общественных изменений и претендовать

на прямое участие в социальных преобразованиях, направленных на реализацию этих проектов. Социальные науки начинают осоз­навать, что строгие прогнозы невозможны в силу того, что никто не может предсказать, какие могут возникнуть ненамеренные со­циальные последствия индивидуальных интенциональных дей­ствий, имеющих неисчислимое количество мотивов, особенно в условиях неустойчивости ценностных оснований субъективной ориентации. Австро-английский экономист Ф. Хайек (1899—1992) пишет, что «только в той мере, в какой определенный тип поряд­ка вырисовывается как результат отдельных поступков, его нео­жиданный аспект становится проблемой теоретического объясне­ния». Теоретическое знание предстает интерпретацией процедур выбора оптимальных решений в условиях неопределенности.

Ограниченность теоретических ресурсов социальных наук не лишает их возможности участвовать в экспертизе социальных про­грамм. Они могут использовать свои познавательные стратегии для решения насущных задач во всех областях жизнедеятельности об­щества: определить, что можно и чего нельзя сделать в создавшихся условиях, участвовать в разработке политической и экономической политики в краткосрочной перспективе, которая сопряжена с со­циальными проблемами, требующими своего решения «здесь-и-сейчас». Это проблемы бедности, здравоохранения, образо­вания и т.д. Но при этом решение этих задач предполагает фокусирование усилий социальных наук на поиске компромис­сов в коммуникативном действии. Участие социальных наук в краткосрочном решении социальных проблем делает их ин-ституционализацию оправданной. Социальные науки должны продемонстрировать интеллектуальную ответственность и обо­снованно показать, что вера в безграничный экономический прогресс и добродетельность демократических институтов нео­правданны. Но это не означает, что мы должны отказаться от рыночной модели экономики и демократических институтов. Они как осуществленный совместный «проект» есть непредви­денный результат нашей устремленности к лучшей жизни.

Осознание социальным оптимизмом собственных границ в значительной мере обусловлено критическим отношением разума к собственной компетенции. «Подлинный рационализм, — пишет Поппер, — предполагает осознание того обстоятельства, что не следует слишком полагаться на разум, что доказательство редко решает проблему...». Эти теоретические ориентиры определяют не только гносеологические границы социальных наук, но и пре­делы их вмешательства в социальные перемены.

3. Пределы компетенции социальной инженерии

(социальной проективности): позиция идеологии

либерализма

Идеология либерализма в настоящее время оказывает значи­тельное влияние как на социальные науки, определяя способ ви­дения социальных перемен, так и на общественную практику за­падноевропейских стран и США. Выше мы показали, что либерализм XIX века, являясь идеологией социального оптимиз­ма, существенно изменил свое отношение к долгосрочным про­гнозам: в XX веке он больше не занимается социальными проро­чествами.

Экономический либерализм строит свою теоретическую концеп­цию, руководствуясь принципом методологического индивиду­ализма: «Не существует ни классов, ни общества как таковых, есть только индивиды» (Хайек). Социальные процессы и обществен­ные ценности продуцируются в контексте взаимодействия ин­дивидов, основным мотивом поведения которого является есте­ственная склонность к торговле и обмену. Эта склонность (а) осуществляется в форме рационального поведения и (б) поддер­живается исключительно эгоистическим интересом, который является важнейшей ценностью любого общественного строя, основанного на частной собственности и рыночных отношени­ях. Но каким образом в результате взаимодействия индивидов, преследующих эгоистические интересы, происходит формирова­ние коллективных ценностей? Эта фундаментальная проблема решается экономическим либерализмом с помощью концепции

эгоистических интересов. Каждый индивид, согласно одному из основателей либерализма А. Смиту (1723-1790), «преследует лишь собственную выгоду,... невидимой рукой направляется к цели, которая совсем не входила в его намерения... Преследуя свои собственные интересы, он часто более действенным образом служит интересам общества, чем тогда, когда сознательно стремит­ся делать это». То есть коллективные ценности являются непред­намеренным следствием процесса взаимодействия индивидов, пре­следующих свои эгоистические интересы. «...Социальные феномены, — пишет К. Менгер, — выступают как непреднамерен­ный результат индивидуальных усилий (преследующих индивиду­альные интересы) без какой-либо общей воли, направленной на их возникновение». Идея спонтанного самопорождения социаль­ного порядка определяет отношение экономического либерализ­ма к роли знания в общественной жизни: теоретическое предска­зание будущего не представляется возможным, а функциональная зависимость между различными сегментами общественной жиз­ни не может быть проинтерпретирована в терминах причинной зависимости. Связь социальности с эгоистичным поведением индивидов принимается в качестве универсального объяснитель­ного стандарта общественной жизни, что делает невозможным определение с помощью теоретического знания общей цели, име­ющей эмпирическую соотнесенность с реальными процесса­ми социальных перемен. Просчитать такую цель невозможно, ибо движение к ней будет корректироваться неисчислимым коли­чеством переменных, свойственных эгоистическим интересам ин­дивидов. Люди, безусловно, желают лучшего будущего, но никто не может определить, как должно оно выглядеть. Социализация ин­ституциональных норм, сточки зрения экономического либерализ­ма, не представляется возможной. Таким образом, экономичес­кий либерализм устанавливает специфическую связь между индивидуализмом, рациональностью и социальностью: кол­лективные ценности и социальный порядок являются непред­намеренными следствиями взаимодействия индивидов, пре­следующих свои эгоистические интересы.

Идеология политического либерализма продолжает традиции, заложенные французским философом Ж.-Ж. Руссо (1712—1778), рассматривающего социальные вопросы с позиции справедли­вого общества. Вплоть до капитализма моральные максимы в качестве стандартов общественной жизни получали свое обосно­вание в религии, которая легитимировала политическую власть монархических династий. Капитализм, осуществив секуляриза­цию общественной жизни, подверг сомнению право монархичес­ких династий от имени Бога навязывать свою волю подданным. Это право было передано принципам разума. Только разум мо­жет способствовать обустройству общественной жизни в соот­ветствии с гуманистическими ценностями. Так возникает про­ект Просвещения с его верой в способность разума воплотить гуманистические стандарты в жизнь. В связи с этим возникла необходимость определения новых оснований легитимации по­литической власти. Почему власть, уже не монархическая, по-прежнему может претендовать на право предъявлять законы и требовать их исполнения? Руссо попытался сформулировать ус­ловия, при которых группа людей, называющих себя государ­ством, может этим правом обладать. Учитывая, что автономия рационально действующей личности была объявлена главной об­щественной ценностью, Руссо столкнулся, казалось, с неразре­шимой проблемой: как сочетать законность подчинения инди­вида требованиям государства и индивидуальную свободу, когда «каждый, соединяясь со всеми, подчиняется, однако, только са­мому себе и остается столько же свободным, как и прежде»? Эту трудность Руссо преодолел следующим образом. Члены общества заключают общественный договор (добровольное, единодушное соглашение между всеми членами общества с целью объедине­ния в политическое сообщество), коллективно избирают прави­тельство, повинуясь издаваемым им законам. Новый договор предполагал, что подчиняющийся закону одновременно являл­ся законодателем. Таким образом, каждый член общества стано­вится носителем верховной власти (сувереном), а общественный договор становится социальным институтом, представляющим

народный суверенитет. В основе законности власти лежит народ­ный суверенитет, свободное волеизъявление членов общества. Осоз­навая, что общество не всегда демонстрирует солидарность в от­ношении социальных проектов, Руссо встал перед проблемами: как принимать решения, если возникнут разногласия; как может быть сохранена свобода меньшинства, если в основу принятия ре­шения будет положено мнение большинства. Предложенное Рус­со решение этих проблем свидетельствует не только об отсутствии убеждающих аргументов в его концепции, но и о непреодолимых проблемах политической философии в целом. Руссо считает, что за­конность подчинения воле общества возможна, но только в том слу­чае, если общество стремится к общему благу. Общее благо не имеет конечных целей, поэтому государство сфокусировано на решении среднесрочных проектов, представленных в суверенной общей воле, обусловливающей индивидуальную свободу. Индивидуальная сво­бода, таким образом, становится конечной общественной ценнос­тью, придающей законность политической власти.

Итак, в либерализме сформировались два различных подхода к пониманию общества. Экономический либерализм А. Смита ис­ходит из эволюционной парадигмы, считая, что социальный поря­док есть непланируемый результат поведения индивидов, пресле­дующих свои эгоистические интересы. Политический либерализм (Ж.-Ж. Руссо, Вольтер и др.) формирует идеи, согласно которым со­циальные перемены должны быть осуществлены на основании раз­работанных людьми проектов. Эти идеи получили дальнейшее развитие в классической социологии (К. Маркс, О. Конт, Э. Дюрк-геймидр.).

Реальная практика общественных перемен в странах демокра­тии обнаруживает как точки соприкосновения этих подходов, так и взаимное неприятие. Вторая половина XX века характе­ризуется возвышением экономического либерализма, который в своем обновленном виде, в качестве идеологии неолиберализ­ма, колонизировал все социальное пространство. Рыночный образ мысли стал доминирующим в обществе: модели эконо­мического поведения объявляются универсальными социальны-

ми стандартами, а личная выгода как основной мотив рацио­нального поведения рассматривается в качестве единственной социальной ценности, оптимизирующей способ общественно­го воспроизводства, поддерживающей общественный порядок. Оптимальность исчисляется в терминах эффективности, сводит­ся к количеству удовлетворенных индивидуальных потребнос­тей, а ценности отодвигаются в область личных предпочтений, что не согласуется с идеями политического либерализма. Хотя оба направления либеральной мысли едины в признании таких общих ценностей, как свобода слова и печати. Но, как призна­ет Хайек, «основные понятия - свобода, равенство - понима­лись совершенно различным образом».

Неолиберальная ориентация социальных наук сопровожда­ется их убежденностью в том, что существуют пределы компе­тенции научного знания в социальности (об этом частично уже сказано выше). Вот что пишет по этому поводу Хайек: «Дей­ствовать, опираясь на убеждение, что мы обладаем твердыми знаниями (которых у нас по сути нет) и способностью форми­ровать процессы в обществе, в конечном счете, в соответствии с нашими намерениями, — значит, по всей видимости, побуж­дать нас к нанесению максимально большого вреда». Благие намерения, сталкиваясь с «феноменом организованной слож­ности» общественных процессов, т.е. с непредвиденными ре­зультатами интенциональных действий огромного количества людей, трансформируются в социальные утопии. Примером такой утопии является позиция американского экономиста ла­уреата Нобелевской премии Г. Беккера (род. 1930), который ут­верждает, что «экономический подход уникален по своей мощи, потому что он способен интегрировать множество разнообраз­ных форм человеческого поведения». Но эта убежденность Бек­кера в уникальности экономического поведения не получает эм­пирического подтверждения.

Противоположную Беккеру точку зрения в этом вопросе зани­мает Бьюкенен: «Требовать от рынка порождения морально удов­летворительных предпочтений, значило бы ставить перед ним со-

вершенно неподобающую задачу». Более того, в условиях капита­лизма рынок «не повторяет» математическую модель равновесия предельных издержек с предельной полезностью, а значит, по­рождает социальную напряженность, требующую внешнего вме­шательства. Саморегулирующийся рынок, как минимум, пред­полагает институциональную обособленность экономической и политической сфер жизни общества. Неолиберальная идея «ми­нимального государства», предполагающая, что роль государства в управлении социальными процессами должна быть сведена к ми­нимуму, не стала социальной стратегией всеобщего процветания. Она породила тенденцию, увеличивающую социальную неспра­ведливость не только в сфере материальных доходов, но и в других сферах жизни общества (образования, здравоохранения и т.д.). Государство как социальный институт управления социальными переменами не исчерпало своих возможностей. Претензии нео­либерализма на универсальность его моделей экономического пове­дения оказались избыточными. В связи с этим К. Поппер отмечает, что «принцип государственного невмешательства в экономику — принцип, на котором основывается неограниченная законодатель­но экономическая система капитализма, должен быть отброшен». Вся проблема заключается в том, чтобы определить способы и гра­ницы государственной интервенции в экономику. Поппер ука­зывает, что существуют два способа государственного управле­ния социальными процессами: институциональный и прямой. Институциональное управление опирается на демократические институты. Политические решения, принятые в результате демок­ратических процедур, позволяют с наименьшими издержками аккумулировать знания в особых обстоятельствах времени и мес­та. Демократические процедуры не гарантируют лучшего выбора, но избавляют нас от принятия худших решений. Прямой способ государственного управления общественными процессами исполь­зует не институциональные механизмы, а государственно-чинов­ничий аппарат, который порождает убежденность чиновников в наличии у них научного знания, позволяющего осуществлять пла­нирование и управление. Прямой способ государственного уп-

равления порождает целый ряд пороков, один из которых состо­ит, по мнению американского философа Дьюи (1859-1952), в том, что пользование властью может рассматриваться чиновниками «как их частное дело. В таком случае правление коррумпируется и становится деспотическим».

Итак, ни рынок, ни демократические институты не способству­ют централизации социального знания в особых обстоятельствах времени и места. Для реализации социальных проблем, даже в ситуации «здесь-и-сейчас», необходим общественный контроль, который возможен при наличии гражданского общества. Граждан­ское общество институционализирует индивидуальные ценности в коллективную волю социального действия, представленную в терминах равенства и социальной справедливости. Только повсед­невная практика, демонстрирующая, что демократический прин­цип правления и рынок наилучшим образом решают насущные проблемы, может сформировать гражданское общество. Нельзя за­ставить всех думать, желать и оценивать одинаково. Чувство общ­ности в мире, где доминирует рациональность, это скорее осозна­ние сопричастности «общему делу», в рамках которого каждый осуществляет свою индивидуальную цель. Этот способ сотрудни­чества естественным образом формирует индивидуальное чувство социальной ответственности. Мы ответственны за результатив­ность нашего сотрудничества, эти условия нам никто не дарит, мы сами созидаем их в нашей повседневной жизни. «Демократия, — пишет Поппер, — сама по себе не может наделить граждан всеми благами, и не следует этого от нее ожидать». Она дает нам шанс и предоставляет возможность для осуществления наших насущных целей. Демократические институты могут лишь поддерживать кол­лективные ценности, сформировавшиеся в процессе взаимодей­ствия свободных граждан в конкурентной социальной среде. Цен­ности свободы, честность, ответственность, уважение частной собственности и т.д. приобретают социальное измерение тогда, когда коллективный опыт делает их полезными для всех и каждого.

Социальные науки в контексте неолиберализма не претенду­ют на дальние прогнозы в экономической и политической сфе-

pax. «...Политические стратегии и предложения по осуществле­нию тех или иных социальных мероприятий, следует рассматри­вать как рабочие гипотезы, а не как программы, которых прихо­дится строго придерживаться и которые надлежит во что бы то ни стало реализовывать», — пишет Дьюи. Но стандарты научности в социальных науках таковы, что устанавливают не только границы практической приложимости этих наук, но и делают необходи­мым их участие в экспертизах социальных программ. Социальное знание может быть инструментом критики институтов власти, а также осуществлять «частичную починку» (Поппер) социальных институтов, тем самым способствуя повышению их социальной эффективности. Опыт демократических стран свидетельствует, что такая стратегия участия социальных наук в общественных пере­менах является наиболее действенной.

Теоретический ресурс научного знания устанавливает пределы компетенции «социальной инженерии» (вмешательство науки и власти в процесс корректировки институциональных норм), которая может быть только локальной, оптимизирующей от­дельные стороны жизни общества. Это могут быть программы, касающиеся безопасности и безработицы, здравоохранения и образования, религиозной и расовой дискриминации и т.д. Философия, претендующая на познание общих принципов вся­кого бытия, в том числе и социального, не востребована идео­логами неолиберализма. Всеобщее признание, как писал Дьюи, получил «образ специалиста, эксперта управления». Эксперт­ные оценки государственного управления должны находиться под контролем демократических институтов и быть доступны­ми критике со стороны гражданского общества. Социальные программы приобретают реальное социальное содержание в процессе публичного обмена мнениями. В случае неэффектив­ного функционирования демократических институтов экспер­тные оценки теряют свою непредвзятость и становятся инстру­ментом выражения корпоративных интересов. Эксперты, став на позиции интересов государственных чиновников или боль­шого бизнеса, сужают свое видение социальных проблем го-

ризонтом корпоративных интересов. Деградация института эк­спертных оценок трансформирует политические стратегии в про­граммные декларации. В связи с этим Поппер отмечает, что «холист, занятый планированием, не замечает, что легко централизовать власть, но невозможно централизовать знание, которое рассре­доточено по многим отдельным умам, но которое необходимо централизовать, чтобы мудро распорядиться централизованной властью». Суть демократической формы правления выражает­ся не в том, что она выбирает лучших государственных деяте­лей (эта цель очень часто оказывается недостижимой), а в том, на какие действия она уполномочивает власть.

Демократические институты и рынок являются продуктами ис­тории. Они не перестают подвергаться испытанию временем. В ка­ком направлении будет проходить их эволюция, зависит от вызо­вов нашего времени и от институциональных ресурсов общества минимизировать их разрушительный потенциал. Социальные на­уки, согласно неолиберальной идеологии, не в состоянии пред­ложить абсолютно верный сценарий социальных перемен, они могут быть только инструментом, оказывающим посильную по­мощь в решении социальных проблем «здесь-и-сейчас».

Литература

1. Бауман 3. Глобализация. Последствия для человека и обще­ства. — М.,2004.

2. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реально­сти. Трактат по социологии знания. — М., 1995.

3. Берлин И. Философия свободы. — М., 2001.

4. Бъюкенен Дж. Комментарии // Козловский П. Этика капита­лизма. — М., 1996.

5. Валлерстайн И. Конец знакомого мира: Социология XXI века.- М.,2004.

6. Вебер М. Избранные произведения. — М., 1990.

7. ДъюиДж. Реконструкция в философии. — М., 2003.

8. Маркс К. К критике политической экономии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 13.

9. МиллъДж. Ст. Утилитаризм. О свободе. — СПб., 1882.

10. Поппер К. Логика социальных наук // Вопросы филосо­
фии.- 1992.-№10.

U.Руссо Ж. Ж. Об общественном договоре: Трактаты. — М., 1998.

12. Саймон Г.А. Теория принятия решений в экономической на­уке и науке о поведении // Теория фирмы. — СПб., 1995.

13. СерльДж. Рациональность в действии. — М., 2004.

14. Скотт Дж. Благими намерениями государства: Почему и как провалились некоторые проекты улучшения условий челове­ческой жизни. — М., 2005.

15. Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность: Лекции и интервью. Москва, апрель, 1989.

16. Хайек Ф.А. Познание, конкуренция и свобода. — СПб., 1999.

Содержание

ВВЕДЕНИЕ ................................................................................................................ 3

РАЗДЕЛ I ОСНОВЫ ФИЛОСОФИИ НАУКИ

ГЛАВА 1. ПРЕДМЕТ И ОСНОВНЫЕ КОНЦЕПЦИИ

ФИЛОСОФИИ НАУКИ..................................................................................... 9

1. Предмет философии науки и исторические изменения его содержания...... 9

2. Основные концепции современной философии науки *.......................... 19

ГЛАВА 2. ВОЗНИКНОВЕНИЕ НАУКИ И ОСНОВНЫЕ СТАДИИ
ЕЕ ИСТОРИЧЕСКОЙ ЭВОЛЮЦИИ............................................................ 36

1. Преднаука и наука: две стратегии порождения знаний.......................... 36

2. Генезис науки как проблема истории науки.............................................. 39

3. Культура античного полиса и становление

первых форм теоретической науки............................................................... 40

4. Роль Реформации в становлении науки Нового времени и изменении созерцательной позиции ученого 44

5. Роль античного эпикуреизма и стоицизма в формировании

и социализации механистической картины мира XVII века................. 55

6. Влияние средневековых университетов на становление науки............ 61

7. Проблема научного опыта: эмпиризм и экспериментализм.................. '. 66

8. Начало практического приложения научного знания............................. 77

ГЛАВА 3. НАУКА В КУЛЬТУРЕ СОВРЕМЕННОЙ

ЦИВИЛИЗАЦИИ............................................................................................... 81

1. Многообразие форм знания: их характеристика....................................... 81

2. Классификация наук: критерии и типы классификации.......................... 93

3. Функции науки в жизни общества.................................................................. 98

ГЛАВА 4. СТРУКТУРА НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ.................................... 103

1. Эмпирический и теоретический уровни научного познания............... 103

2. Единство эмпирического и теоретического, теории и практики......... ПО

3. Структура и функции научной теории....................................................... 112

4. Основания науки и их структура........................................................................... 119

5. Научная картина мира и ее функции.......................................................... 125

ГЛАВА 5. ДИНАМИКА НАУКИ КАК ПРОЦЕСС

ПОРОЖДЕНИЯ НОВОГО ЗНАНИЯ........................................................ 132

1. Динамика научного знания: модели роста............................................... 132

2. Формирование первичных теоретических моделей и законов............ 144

3. Становление развитой научной теории..................................................... 148

4. Проблемные ситуации в науке..................................................................... 153

5. Познание и проблема взаимосвязи действительности,

мышления, логики, языка................................................................................ 157

ГЛАВА 6. НАУЧНЫЕ ТРАДИЦИИ И НАУЧНЫЕ РЕВОЛЮЦИИ.
ТИПЫ НАУЧНОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ.......................................... 164

1. Взаимодействие традиций и возникновение нового знания................ 164

2. Научные революции как перестройка оснований науки...................... 172

3. Глобальные научные революции и смена типов научной рациональности 176

Поиск по сайту: