Блеф и клевета

Блеф и клевета помещены в один раздел из-за того, что у них есть

одно общее — ложь. Блеф — ложь о себе, а клевета — ложь о других.

Блеф — ложная информация, сообщаемая человеком другим людям

о наличии у него чего-либо желаемого, нужного для него или для других,

но реально не существующего, с целью показать своё превосходство

в чём-либо.

Блефовать могут все:

мошенник, говоря о мнимых связях и знакомствах во властных,

финансовых и прочих структурах при обещаниях оказать содей-

ствие в чём-либо;

следователь, сообщая подследственному или обвиняемому, что

получены доказательства, полностью изобличающие его в пре-

ступлении, или что соучастник признал свою вину и во всём со-

знался. К сожалению, действующее уголовно-процессуальное

законодательство России не относит такую «хитрость» к недо-

пустимой;

•

•

•

•

•

•

•

88 Глава II. Ложь — инструмент обмана

руководители, отчитываясь за работы и планы, которые якобы вы-

полнены. Эти приписки («туфта», «липа»), которые в недалёком

прошлом рассматривались как синоним слова «выполнение плана»

на всех уровнях отчётности в народном хозяйстве бывшего СССР,

вызывались необходимостью государства демонстрировать свои

успехи на пути к коммунизму, которых не было. Распространён-

ность «туфты» в Союзе отразилась в пословице «Советский Союз

стоит на мате, туфте и блате» и в выражении «дутые цифры»;

политические партии, убеждая общественность с помощью средств

массовой информации о росте своего авторитета.

Близко к блефу расположено хвастовство, отличающееся от него

приписыванием себе самим хвастуном качеств и благ, которыми он не

обладает.

Ложь используется в качестве оружия против тех, кто представляет

опасность в качестве соперника и конкурента. Для этого прибегают к кле-

вете, сплетне, оговору, компромату. Клевета — эффективный и потому

широко применяемый способ борьбы, определяемый Уголовным ко-

дексом РФ как распространение заведомо ложных сведений, порочащих

честь и достоинство другого человека или подрывающих его репутацию.

Клевещут люди друг на друга, клевещут партии, клевещут режимы.

Клевета является любимым инструментом кандидатов в депутаты при

невозможности вести честную борьбу в процессе предвыборной кампа-

нии, в подковёрной борьбе с конкурентами и соперниками, в деловых

и различных других отношениях, а также просто так, из желания нага-

дить человеку из-за неприязни или в качестве мести.

Клевета эффективна потому, что требует оправдания от оклеветан-

ного, а кто оправдывается, тот и виноват, как говорят в народе.

Известный борец за независимость колоний Северной Америки от мет-

рополий Томас Пейн советовал: «Клевета — порок, обладающий необы-

чайными свойствами: стремясь умертвить её, вы тем самым поддержива-

ете её жизнь; оставьте её в покое — и она умрёт сама».

Л. Н. Толстой указал на то, что: «…Всякая клевета получает только

больше значения от возражения на неё».

А. С. Грибоедов в «Горе от ума» метко заметил, что «злые языки страш-

нее пистолета», да и народная мудрость, изложенная в пословицах и по-

говорках, не оставила клевету в стороне: клеветника на том свете за язык

вешают; клевета что уголь: не обожжёт, так замарает; бойся клеветника

как злого врага.

Из-за разнообразия способов её осуществления клевета весьма по-

пулярна. П. С. Таранов в книге «Приёмы влияния на людей» лишь

•

•

6. Виды лжи 89

в системе «начальник-подчинённый» приводит 185 способов воздей-

ствия на неугодного человека, из них более половины связаны с при-

менением клеветы:

пустить порочащий слух (обвинить в подлости, разврате, корруп-

ции, алкоголизме и пр.);

начать критически отзываться о нём;

организовать персональное обсуждение (факты и желающие всег-

да найдутся);

натравить на него коллектив (разделаться чужими руками);

публично глумиться над тем, что для этого человека дорого, и мно-

го, много других.

Массовой клеветой, возведённой в ранг государственной политики,

явилось доносительство в сталинский период нашей истории. В начале

30-х годов страна всё глубже стала увязать в клубке социальных про-

тиворечий. Так называемый классовый подход к решению этих проблем,

дозволяющий любые способы борьбы с «врагами народа» как един-

ственно правильные, отбросил в сторону как ненужные и мешающие

защите «диктатуры пролетариата» общечеловеческие ценности морали.

Понятия чести и достоинства превратились на практике в свою проти-

воположность. Они не были отброшены, но за ними под видом благо-

деяния стали скрываться подлость и коварство. То, что считалось без-

нравственным, превратилось в морально оправданное и необходимое

для «благополучия» государства. «Сигнализация» граждан органам и ин-

станциям об отступлениях от «генеральной линии партии», о сомнени-

ях в отношении правильности этой линии, о наличии буржуазных пе-

режитков, бывших и не бывших в сознании граждан, возводилась в ранг

преданности режиму и лично вождю всех времён и народов. Такая по-

литика, используемая гражданами и как удобная форма расправы со

своими врагами, недоброжелателями и попросту «из интереса», явилась

мощным катализатором в разрастании всеобщей подозрительности

и недоверия. Донос стал распространяться как основная форма испол-

нения гражданского и партийного долга, которая не только не влекла

за собой какой-либо ответственности, но и поощрялась как необходимое

условие преданности режиму. В этих условиях была взлелеяна особая

каста доносчиков-осведомителей, среди которых были не только лица

без чести и совести, но и честные партийцы, рабочие, интеллигенция

и крестьяне, которые искренне считали стукачество высоким моральным

качеством. Как писал А. И. Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ»:

«Одни сажали ближних из страха — и это ещё первая ступень, другие из

корысти, а третьи — самые молодые тогда, а сейчас на пороге пенсии, —

•

•

•

•

•

90 Глава II. Ложь — инструмент обмана

предавали вдохновенно, предавали идейно, иногда даже открыто: ведь

считалось классовой доблестью разоблачать врага».

Что из этого получилось, продолжает рассказывать автор:

«Постоянная ложь становится единственной безопасной формой су-

ществования, как и предательство. Каждое шевеление языка может быть

кем-то услышано, каждое выражение лица — кем-то наблюдаемо. Поэто-

му каждое слово, если не обязано быть прямою ложью, то обязано не

противоречить общей лжи. Существует набор фраз, набор кличек, набор

готовых лживых форм, и не может быть ни одной речи, ни одной статьи,

ни одной книги — научной, публицистической, критической или так на-

зываемой “художественной” без употребления этих главных наборов.

В самом наинаучнейшем тексте где-то надо поддержать чей-то ложный

авторитет или приоритет и кого-то обругать за истину: без этой лжи не

выйдет в свет и академический труд. Что ж говорить о крикливых митин-

гах, о дешёвых собраниях в перерыв, где надо голосовать против собствен-

ного мнения, мнимо радоваться тому, что тебя огорчает (новому займу,

снижению производственных расценок, пожертвованиям на какую-нибудь

танковую колонну, обязанность работать в воскресенье или послать детей

на помощь колхозникам), и выражать глубочайший гнев там, где ты со-

всем не затронут (какие-нибудь неосязаемые, невидимые насилия в Вест-

Индии или в Парагвае)… Всякий разговор с начальством, всякий разговор

в отделе кадров, всякий вообще разговор с другим советским человеком

требует лжи — иногда напроломной, иногда оглядчивой, иногда снисхо-

дительно-подтверждающей. И если с глазу на глаз твой собеседник-дурак

сказал тебе, что мы отступаем до Волги, чтоб заманить Гитлера поглубже,

или что колорадского жука нам сбрасывают американцы, — надо согла-

ситься! Надо обязательно согласиться! А качок головы вместо кивка

может обойтись тебе переселением на Архипелаг… Конечно, и здесь надо

различать ступени: вынужденной, оборонительной лжи — и лжи самоза-

бвенной, страстной, какой больше всего отличались писатели, той лжи,

в умилении которой написала Шагинян в 1937 году (!), что вот эпоха

социализма преобразила даже и следствие: по рассказам следователей

теперь подследственные охотно с ними сотрудничают, рассказывая о себе

и о других всё необходимое. Как далеко увела нас ложь от нормального

общества, даже не сориентируешься: в её сплошном сероватом тумане не

видно ни одного столба» (Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ // МСС.

Т. 6, III–IV. — М., 1991. — С. 541–543).

Но клевета — не единственный способ очернить человека, есть ещё

сплетни и слухи. Они основаны на заведомо ложных, нарочно приду-

манных фактах, порочащих человека, но отличаются от клеветы отсут-

ствием авторства, хотя бабушки на скамейках вполне реальны. Но если

их спросить, откуда им известно то, что они рассказывают, то всегда

услышим один и тот же ответ — «говорят». ОБС (одна баба сказала) —

6. Виды лжи 91

популярнейшая аббревиатура сплетни, непроверенных слухов, распро-

страняемых в народе.

Слухам и сплетням посвятил одну из своих песен Владимир Высоц-

кий. Приведём её содержание полностью.

Сколько слухов наши уши поражает,

Сколько сплетен разъедает, словно моль,

Ходят слухи: скоро всё подорожает,

Абсолютно, а особенно штаны и алкоголь.

Припев:

И словно мухи тут и там

Ходят слухи по домам,

А беззубые старухи их разносят по умам,

Их разносят по умам.

Слушай, слышал под землёю город строят,

Говорят, на случай ядерной войны.

Вы слыхали, скоро бани все закроют

Повсеместно навсегда,

И эти сведения верны.

А вы знаете, Малыкина снимают,

За разврат его, за пьянство, за дебош,

Ну, а вашего соседа забирают, негодяя,

Потому что он на Берию похож.

Ой, что деется, вчера траншею рыли,

Откопали две коньячные струи,

Вы слыхали, что шпиёны отравили всё на свете,

Ну а хлеб теперь из рыбьей чешуи.

Вы слыхали, говорят, всё отменяют.

Отменили даже воинский парад.

Говорят, что скоро всех позапрещают в Бога душу.

Скоро всех к чертям собачьим запретят.

Закалённые во многих заварухах

Слухи ширятся, не ведая преград.

Ходят слухи, что не будет больше слухов абсолютно.

Ходят слухи, будто сплетни запретят.

Генри Джеймс, большой психолог и человек серьёзный, превыше

всего ценил сплетни. «Только благодаря им, — говорил он, — можно

что-то узнать о человеке». Но какое искусство отделить ложь от прав-

ды! Андре Моруа так описывал свои впечатления о сплетне:

«Когда я, провинциал, к тому же воспитанный в семье очень строгих

правил, приехал в Париж, первые же услышанные мной разговоры

92 Глава II. Ложь — инструмент обмана

привели меня в ужас. На званом обеде гости с наслаждением промывали

косточки ближним, рассказывая о них смешные и скабрезные исто-

рии…».

С годами он пришёл к выводу, что, если обвинения ложны, они бы-

стро забудутся, и человек с характером сумеет должным образом себя

поставить. Если они верны, это тоже ничего не изменит: его будут при-

нимать с прежним радушием, и даже друзья от него не отвернутся.

Из-за отсутствия непосредственного источника информации в гра-

жданском и уголовном праве показания, основанные на слухах и сплет-

нях, если потерпевший или свидетель не могут указать на источник

своей осведомлённости, признаются недопустимыми. Объясняется это

не только тем, что эта информация получена «со слуха», или, как оп-

равдываются в народе, «за что купил, за то и продаю», или тем, что она

передается такой личностью с лёгкой душой, поскольку человек не

чувствует ответственности, но и тем, что при передаче сообщения от

одного лица другому может произойти ошибка в изложении фактов —

все мы знаем игру в испорченный телефон.

Крайней противоположностью клевете является лесть — высказы-

вание человеку положительной оценки, не соответствующей истин-

ному мнению говорящего, с целью расположить к себе, вызвать дове-

рие, усыпить бдительность, получить повышение по службе. Льстец

хвалит, когда не за что хвалить, восхищается, когда и восхищаться-то

нечем, одобряет высказывания объекта лести, когда с ними не согласен.

Лесть — надёжный способ влияния на человека, основанный на его

тщеславии.

Поиск по сайту: