Ложь во благо в медицине

Рассмотрим подробнее ситуацию с больным, диагноз болезни у кото-

рого неблагоприятен.

Что же лучше:

сообщить больному о нём или скрыть, заменив сладкой ложью;

правда, умолчание правды или «ложь во спасение»?

Ответы на эти вопросы дать непросто. Большинство медиков схо-

дятся на том, что сообщение больному диагноза неизлечимого забо-

левания ведёт к жестокой травме его психики, лишает его надежды

и приводит к быстрому моральному и физическому краху. Даже когда

больные настаивают на сообщении всей правды, то они ищут от врача

поддержки, а не подтверждения их опасений. Ещё Гиппократ реко-

мендовал врачам ничего не сообщать больному о тяжести заболевания.

Он указывал:

«В случае необходимости строго и твёрдо отклоняй его требования (боль-

ного), но в другом случае окружи больного любовью и разумным утеше-

нием: но главное, оставь его в неведении того, что ему предстоит, и осо-

бенно того, что ему угрожает. Ибо некоторые больные вследствие этого,

я имею в виду неосторожное сообщение и предсказание в отношении того,

что грозит им, решаются на крайние поступки (самоубийство)» (Гиппок-

рат. Избранные книги. — М., 1994).

Интересно мнение по этому поводу известного советского академика

Н. Н. Блохина, который в своей книге «Деонтология в онкологии»

писал:

«Если в других случаях возможны разные решения в отношении сообще-

ния больному правды о болезни, то обречённому, инкурабельному боль-

ному никогда нельзя говорить полную правду… Встречаются больные,

которые предполагают опасный характер своего заболевания и просят

сказать им всю правду, ссылаясь на свой сильный характер, который по-

может перенести самые тяжёлые сообщения о болезни и прогнозе. В боль-

шинстве случаев не следует поддаваться на эти просьбы, так как врач не

знает, что последует за сообщением больному правдивых сведений».

Это мнение основано на понимании возможности нанесения боль-

ному тяжёлой психической травмы. Весьма популярной была у врачей

•

•

6. Ложь во благо в медицине 147

148 Глава III. Обман сокрытием

И. Харди, автор полезной для медиков работы «Врач, сестра, боль-

ной», писал:

«Согласно опыту, тем больным, которые желают смерти, с нетерпением

ждут её, если того требует состояние личности, можно сказать правду…

Однако верить утверждениям больного, что они могут перенести любое

известие, что им “спокойно всё можно рассказать”, следует лишь в обо-

снованных случаях, в этом отношении надо быть очень осторожным.

Изменения личности, её перестройка, возникающая в результате хрони-

ческого заболевания, изменение состояния сознания часто не позволяют

сказать больному правду. Сообщение такого диагноза может быть воспри-

нято больным как смертельный приговор. В медицинской литературе

неоднократно отмечались случаи самоубийств после таких сообщений».

В «Декларации о развитии прав пациентов в Европе», утверждённой

на Европейском совещании по правам пациентов (Амстердам, 1994),

положение «говорить или не говорить» изложено следующим образом:

«Информированное согласие пациента является непременным услови-

ем проведения любого медицинского вмешательства». Такое согласие

может быть получено только при условии полной информированности

пациента о болезни, ожидаемом эффекте и возможных побочных дей-

ствиях вмешательства медиков. Поэтому в «Декларации…» также отме-

чается, что «…пациенты имеют право на ознакомление с медицинскими

картами и данными лабораторных и инструментальных исследований,

а также с любой другой документацией, относящейся к их диагнозу,

лечению и уходу…» Хотя принцип информированного согласия и кладёт

конец спорам сторонников «голой правды» и «святой лжи», но не даёт

ясного ответа на то, что же предпочтительнее. Есть тысячи примеров,

когда ложь во имя сохранения психики больного приносила пользу, но

можно найти и великое множество случаев, когда больные резко осуж-

дали врачей за сокрытие от них жестокой правды.

Приведём исторический пример отношения врача к больному, тоже

врачу, и знаменитому врачу, российскому хирургу Н. И. Пирогову.

В мае 1881 года Москва готовилась отметить Пироговский юбилей — пять-

десят лет его деятельности на ниве медицины, Пирогов же долго отказы-

вался — возраст. Пошёл восьмой десяток. Яркость мира из-за катаракты

сменилась на тусклые, бледные силуэты. Зубов почти не было. К тому же

мучила язва на нёбе, появившаяся ещё зимой. Пирогов принял её вначале

за ожог, из-за привычки полоскать рот горячей водой, чтобы не пахло

табаком. В Москве, во время юбилея, его осматривали светила медицин-

ской науки: Н. В. Склифосовский, Е. И. Богдановский, В. Ф. Грубе. Кон-

силиум поставил диагноз: рак верхней челюсти, необходима операция. Этот

диагноз сильно травмировал Пирогова. Он поехал в Вену, к знаменитому

6. Ложь во благо в медицине 149

150 Глава III. Обман сокрытием

и удачливом судебном чиновнике. Иван Ильич был неизлечимо болен.

Его жена и дети, руководствуясь боязнью причинить боль близкому

человеку и ввергнуть его в отчаяние, стараются оставить его в неведении

о наступающей смерти. Даже врач, более всех, может быть, понимающий,

что конец близок, держит его в неведении относительно его состояния.

Сам же больной чувствовал, что умирает, и мысль о том, что все лице-

мерят перед ним, терзала и угнетала его иногда даже больше, чем фи-

зическая боль, которую он испытывал постоянно.

«Главное мучение Ивана Ильича была ложь, — та, всеми почему-то при-

знанная ложь, что он только болен, а не умирает, и что ему надо только

быть спокойным и лечиться, и тогда что-то выйдет очень хорошее. Он же

знал, что, что бы ни делали, ничего не выйдет, кроме ещё более мучитель-

ных страданий и смерти. И его мучила эта ложь, мучило то, что не хотели

признаться в том, что все знали и он знал, а хотели лгать над ним по слу-

чаю ужасного его положения и хотели и заставляли его самого принимать

участие в этой лжи. Ложь, ложь эта, совершаемая над ним накануне его

смерти, ложь, долженствующая низвести этот страшный торжественный

акт его смерти до уровня всех их визитов, гардин, осетрины к обеду… была

ужасно мучительна для Ивана Ильича. И — странно — он много раз, когда

они над ним проделывали свои штуки, был на волоске от того, чтобы за-

кричать им: перестаньте врать, и вы знаете и я знаю, что я умираю, так

перестаньте, по крайней мере, врать. Но никогда он не имел духа сделать

этого… Он не желал этого обмана и в то же время желал его… Кроме этой

лжи, или вследствие её, мучительнее всего было для Ивана Ильича то, что

никто не жалел его так, как ему хотелось, чтобы его жалели: Ивану Иль-

ичу в иные минуты, после долгих страданий, больше всего хотелось, как

ему ни совестно бы было признаться в этом, — хотелось того, чтобы его,

как дитя больное, пожалел кто-нибудь. Ему хотелось, чтобы его прилас-

кали, поцеловали, поплакали бы над ним, как ласкают и утешают детей…

Когда доктор начинает с серьёзным видом исследовать больного, пульс,

температуру, и начинаются постукивания, прослушивания. Иван Ильич

знает твёрдо и несомненно, что всё это вздор и пустой обман, но когда

доктор, став на коленки, вытягивается над ним, прислоняя ухо то выше,

то ниже, и делает над ним с значительнейшим лицом разные гимнастиче-

ские эволюции, Иван Ильич поддаётся этому, как он поддавался, бывало,

речам адвокатов, тогда как он уж очень хорошо знал, что они всё врут и за-

чем врут? Да, жизнь была и вот уходит, уходит, и я не могу удержать её.

Да. Зачем обманывать себя? Разве не очевидно всем, кроме меня, что

я умираю, и вопрос только в числе недель, дней — сейчас, может быть. То

свет был, а теперь мрак. То я здесь был, а теперь туда! Куда? Его обдало

холодом, дыхание остановилось. Он слышал только удары сердца».

Поиск по сайту: