Часть 2. Глава 1. Береги руку, Сеня

Когда Хэйви уже позволили выписаться из больницы, строго-настрого запретив резкие движения и какие-либо физические нагрузки вообще, Кан с удовольствием наблюдал, как медсестра сражается не на жизнь, а насмерть с мохнатым пациентом. Эластичный бинт сменил тот корсет, в котором все это время пребывал его возлюбленный, однако неко всем своим видом показывал, что одно сломанное ребро – как ушибленное колено, сущий пшик. Однако доктора и хирурги так не думали. К тому же за то время, что провел здесь белоснежный кот, он успел всех и каждого обаять. И, к слову, эта его кошачья магия и кажущаяся безобидность растопила не одно сердце: оперировавший его хирург, его интерны, ординаторы и даже команда анестезиологов – у всех появлялись улыбки на лицах, стоило Хэйви мявкнуть от холодных рук на осмотре или недовольно задергать хвостом при смене повязок.

Хотя находились и те, кому нек приходился поперек глотки. Старые волчицы, обрюзгшие или же высохшие, точно сама жизнь покинула каждую клеточку их рассыпающегося тела, презрительно фыркали, обходя палату идущего на поправку необычного существа в полуформе. Что и говорить, старые порядки избавляться от таких, как Хэйви, не могли уйти по щелчку. Да, закон был одобрен к началу зимы уже на всех уровнях и обнародован. Но это был лишь первый этап в становлении нового понимания будущего их расы. Так сказать, заложен первый кирпичик в надежде на небоскреб. И Кан видел в Хэйви теперь не просто своего любовника. Теперь этим потрясающим сильным мужчиной (а уж ребенком или мальчиком его назвать язык не поворачивался) можно было размахивать, как спасительным миротворческим флагом. Благодаря неко, упавшему когда-то с неба, серый волк смог увидеть всю правду, все несовершенство их мира, ведь прогресс и развитие, по сути, тормозились варварскими старыми порядками и обычаями, совершенно не вязались с просвещенным гуманизмом и новыми технологиями и разработками. И если даже он смог понять это, то стоило помочь и другим осознать свою ограниченность.

В любом случае, это было дело не пяти минут, а, скорее всего, займет несколько лет или даже десятилетий, чтобы взрастить новое поколение, мыслящее иначе, нежели их родители или бабушки-дедушки. И к своему занятию Кан мечтал подключить всех своих знакомых, задействовать все связи, подергать за нужные ниточки, хотя обычно он не любил использовать свое положение в личных целях. Но история все расставит по своим местам. Так он рассуждал, заворачивая на авто в полуразрушенный дом, где до сих пор велись восстановительные работы. Надо ли говорить, что в некоторые моменты желтоглазый безопасник все-таки любил свое кровожадное государство? Ведь страховка покрыла почти полностью эти недешевые работы по укреплению конструкции, а деньги с выигранного дела относительно шпионажа Килрана позволяли укрепить некоторые элементы дома. Ведь Кан чувствовал, что теперь с возвращением Хэйви, дом долго целым не простоит. Что-то обязательно стрясется. И это «что-то» не заставило себя долго ждать. Оно приходило ежедневно.

Когда с бывшим охотником случилось то, что случилось, в их доме завелась одна привычка, неписанное правило, о котором двое даже и не договаривались. Одного рослого идиота стали звать «что-то», как только вспоминали или случайно заговаривали. Хотя в особо добродушном расположении духа Хэйви мог обратиться к этому оборотню: «Эй, ты, задница?». Нет, на удивление Двайна и Кана у кота достаточно быстро срослись косточки и затянулись раны (не так быстро, как это стало с раненым Сулой и двумя взрослыми волками), но неко оказался очень злопамятным существом.

И вот, когда декабрь уже был на исходе, а рыжеволосого давно не было слышно, дверь распахнулась настежь, да так, что старая штукатурка посыпалась на головы рабочих-маляров. Сидевшие на тот момент за кухонным островом двое только закатили глаза, даже не поднимаясь с места, чтобы поприветствовать «желанного» гостя. Перед ними было кое-что куда интереснее, нежели подросток в поисках собственного стиля. Чего только стоили эти его кожаные леопардовые штаны, а ля «привет из прошлого века» и бертсы на толстой подошве. О густо подведенных глазах вообще нечего говорить.

- Мне показалось или снова повеяло чем-то мерзким? – поморщил нос кот, глядя куда угодно, только не на прибывшего. Каждый раз, стоило этому недоразумению возникнуть поблизости, тело само по себе порывалось взять что-нибудь острое и воткнуть этому проходимцу в глаз, руку или живот. Один раз он уже с успехом реализовал это желание, но подросток слишком быстро успел зализать проткнутую вилкой кисть.

- Успокойся, это просто его новые духи, - с неохотой отозвался Кан, прекрасно понимая, почему кот так невзлюбил своего бывшего подопечного. Благо, вся эта история закончилась без жертв, иначе бы Сула уже разлагался глубоко в глинистой земле в компании червей и личинок, и Кан бы не поскупился на еженедельные свежие букеты и надгробие с гравировкой: «Поделом тебе». Именно поэтому никаких замечаний «сыну» не делалось, полная безнаказанность и анархия.

- А вы все корпеете над этим планом расширения дома? Не проще бы было переехать в другой дом? – хмыкнул парень, присаживаясь чуть поодаль и моментально пряча руки в карманы жилетки, увидев воинственный вид кошака.

- Благодаря тебе нас вообще стороной теперь обходят. И вряд ли на новом месте найдется хоть кто-то, кто еще не знает о Хэйви или моем подвиге при жизни, - иронично пробубнил Кан, потягиваясь и вставая за новой чашкой кофе и улыбаясь. Сула еще не знает, зачем им понадобилась еще одна комната в доме. Но это и не его дело вовсе.

За окнами уже вовсю разворачивалась нешуточная метель, снежинки, подгоняемые резкими порывами ветра, спешили куда-то ввысь, соревнуясь меж собой в том, кто из них быстрее достигнет невидимой цели. Шурша об окна, будто просясь внутрь погреться, белые хлопья снега скучивались в небольшие сугробики по ту сторону от стекла, так и не решившись войти внутрь дома через щель приоткрытой форточки. А на самих стеклах мороз покамест рисовал невообразимые фантастические узоры волшебной кистью: от пара из-за недавней готовки или же по собственной прихоти, но изморозь и застывшие кусочки льда походили на роспись на сервизе из фарфора, какой недавно Кан видел в магазине. Что и говорить, в условиях полной безмятежности и краткосрочного отпуска он зачастил туда: то взгляд упадет на игрушку какую, то на колыбельку. Определенно, он был воодушевлен недавним разговором со своим омегой, который, закатив глаза, пояснил смысл течки у себе подобных. А именно – продолжение рода.

Как желтоглазый раньше не додумался?! Если у котов в их племени перевелись самки, то течный самец – ничто иное, как полноценная замена. Иначе как бы неко восполняли потери после войн и стычек меж своими многочисленными племенами? И, более того, теперь Кан буквально помешался, загорелся этой идеей. И налегал на своего возлюбленного с новой силой, ублажая своего драгоценного «родственника» часами. Кто бы мог подумать, что ненормальная ориентация для серого волка настолько удачно сложится в итоге? Ведь запретная любовь между мужчинами – это одно, а вариант родов одним из этих мужчин – совершенно иное!

- Только представь себе, чего мы добьемся, если Хэйви забеременеет! – в один из дней он набрал Двайна и таким образом поприветствовал соседа. На той стороне провода кто-то закричал, облившись кипятком.

- Твою мать, Кан! Почему именно это надо говорить в семь утра после, судя по голосу, весело проведенной ночи! Пожалей мои нервы и уши заодно! – поворчав и стерев с халата пятна, блондин добавил только:
- Чур, я свидетель на вашей фриковской свадьбе.

Но одно дело было спокойно наблюдать, как дом становится на одну уютную комнатку больше, слышать хвалебные оды в свою честь от сослуживцев, а другое – умаслить Хэйви. Так уж случилось, что пара прочно и, кажется, надолго осталась на отметке конфетно-букетного периода: ежедневно белоснежному охотнику преподносились благоухающие букеты, зачитывались любовные послания (в них теперь Кан поднаторел и со дня на день мог легко отнести ворох лирических строк в издательство, вышел бы добрый сборник любовной поэзии), перед красотой омеги склонялась серая голова волка, а яства готовились с помощью умного дома самые изощренные. И, конечно же, Хэйви буквально утопал в ласке и заботе своего альфы, как будто бы получая все это в виде дивидендов от столь масштабных проблем и неурядиц в недавнем прошлом. Однако Кану даже нравилось, каким вредным и капризным может становиться его милый, диковатый бунтарь. И все бы выглядело, как послесловие в какой-нибудь старой детской сказке, если бы не парочка «но».

***

Когда строители закончили ежедневные ранние побудки с помощью зубодробильных звуков дрели и прочих ласкающих слух трелей техники, а в воздухе уже так явно не улавливался запах масла, краски и лака, Хэйв с удовольствием приоткрыл глаза, тихо мурлыкая на ухо еще спящему любовнику. Солнце едва само очнулось ото сна и не спешило будить вымотавшегося оборотня. Кот с белой шерсткой, улыбнувшись вчерашнему действу в этой самой постели, деланно потянулся, как делают это актрисы в третьесортных мыльных операх, и провел пушистым хвостом вдоль по бедру чужой ноги. Реакции не последовало.

«Прикидывается спящим, паршивец», - постановил суд из единственного верховного судьи. Ушастый охотник, прищурившись, склонился над лицом возлюбленного, начиная специально щекотать и всячески касаться Кана, намереваясь взять эту неприступную крепость с боем. В ход теперь шел не только мягкий мех белого кошачьего хвоста, но и губы, руки и все тело, гибкое от природы и будто бы созданное исключительно для любовных игр.

- Хорошо, хорошо, я встал! – не выдержал пытки мужчина, разражаясь смехом и моментально опрокидывая омегу на спину. На лице серого волка не было и тени сна, красовалась только заговорческая улыбка. – Матушка никогда тебе не рассказывала, что нагло будить спящих дядечек нельзя? – щекоча кота и ласково проводя по его щеке тыльной стороной ладони, оборотень лизнул по обыкновению своего «сыночка» за ухом.

- Прошу занести в протокол заседания, что у матери нас было едва ли не сорок штук, так что до меня эта информация не успела дойти. Прошу, господа присяжные, скостите мне срок! – притворно сложил на груди лапки кот, подергивая ушком, закушенным чужими зубами, едва подавив смешок.

- Незнание не освобождает от ответственности. И кара будет суровой, - с этими словами Кан тут же преступил к исполнению наказания, зажав рот подсудимого большой шершавой ладонью, а еще сухими после дремы губами проходясь по нежной коже груди. Язык будто бы с неохотой присоединился к экзекуции, выписывая влажные узоры по бледной коже, специально минуя соски, чувствительные участки шеи и плеч, переходя плавным вальсом к животу, от чего Хэйви выгнулся и завыл.

- Прекрати, ты же знаешь… - задыхаясь в предвкушении чего-то волшебного, мявкнул молодой парень, каким-то образом сокрушая преграду в виде руки.

- А я боюсь щекотки, но тем не менее, ты этим нагло пользуешься, - улыбаясь в губы возлюбленному и смело глядя ему в глаза, шепчет волк, наконец, целуя кота медленно, но требовательно. Уста омеги в этот момент оборотню кажутся сахарными, точно зубная фея или Оле Лукойе щедро полил алые губы Хэйви сиропом. От них невозможно оторваться, не хочется. Большие руки желтоглазого мужчины бесконтрольно трансформируются, и теперь неко крепко держат когтистые лапы, а в ногу белоснежного юноши упирается кое-что интересное. Кот, уже привыкший к такому облику своего возлюбленного в возбужденном состоянии, лишь одобрительно машет на это хвостом, изображая саму покорность: прижимается к любовнику, дразнит слишком короткими поцелуями, распаляет обоюдное желание интимными касаниями. И всего пары минут хватает, чтобы волчьи глаза стали гореть шальным светом похоти и неутоленной жажды.

Из нежных и томительных поцелуи становятся в какой-то момент страстными укусами, от чего по подбородку Хэйви вскоре скатывается несколько капель крови, превращаясь в тоненькую струйку, смешиваясь со слюной и заставляя закрыть глаза и простонать. Омега, лицезрея перед собой вместо человека вервольфа, усмехается такой опасной метаморфозе, прекрасно понимая, что теперь Кан вряд ли себя контролирует и будет милым и сдержанным зверем. Однако то остервенение, с каким всего его тела касаются, карябают и желают растерзать, подогревает интерес и желание слиться воедино со своим альфой. Хэйв запускает белые лапки в гриву серых длинных косм оборотня, больно оттягивая на затылке и рыча. И если бы в это время кто-то случайно оказался свидетелем этого действа, он бы вряд ли понял, что же такого эротичного в таких звериных звуках, что издавали эти двое.

Но к счастью возможных олухов или зевак (каких прибавилось после небезызвестного читателю инцидента), Мио теперь был заново откалиброван и не пускал гостей без голосового согласия двух своих хозяев. К тому же умный дом дал свое честное слово не шалить, выклянчив-таки у безопасника лицензированное обновление своей операционной системы. Так что то, как летели в разные стороны куски одежды, когда-то бывшей пижамой омеги, никогда не станет общедоступным фактом.

Распотрошив свой предновогодний презент и оценивающе просканировав оный желтой светящейся парой глаз, волк низко заворчал, ткнувшись наполовину трансформировавшимся кончиком носа в уголок рта омеги, скуля и активно виляя хвостом. Хэйви едва сдержал подкатывающий к глотке смешок: так захотелось погладить это милое, огромное животное, так трогательно и прямо выражающее свою привязанность.

Из некоторых детских передач, какие охотник до сих пор смотрел (больше по привычке – в больнице шло лишь три канала: какое-то глупое бесконечное ток-шоу с тучной волчицей; мультики с каким-то черным мышонком, что через каждые три секунды хихикал; и мир живой природы с двумя девочками-близнецами, где рассказывалось каждый раз о чем-то интересном), Хэйв узнал, что кошки и волки по-разному чувствуют и проявляют эмоции. Не сказать, что это поразило кота, но многое прояснило и позволяло лучше понимать своего альфу. И сейчас, глядя на то, как мечется серый хвост из стороны в сторону, нек с уверенностью мог сказать, что Кан готов повеселиться на славу.

Конечно, для проформы омега все еще зажимался и краснел, когда ласки из простых заигрываний переходили в откровенные вылизывания конкретных участков тела. Коту оставалось лишь зажмуриться или прикрыть глаза руками, а ноги покорно развести, ведь этот старый извращенец добьется своего любыми путями. А уж если перекинулся в волка, то лучше позволить ему своевольничать без пререканий. К тому же, хоть вся подготовительная часть и заставляла сконфузиться охотника, но ощущения, накрывающие Хэйви мощной волной, достаточно быстро уносили куда-то далеко и надолго смущение: тело омеги полностью расслаблялось, расправлялось, растягивалось по всей поверхности кровати, бесстыдно демонстрируя распаленного своего хозяина во всей кошачьей красе. Кан обожал этот момент, когда Хэйви прекращал отбиваться и кусаться, начиная кричать и стонать во все горло, подаваясь возбужденной промежностью навстречу ласкающему рту.

В такие минуты разум с успехом выветривался, симпатичную мордочку искажала гримаса похоти и неудовлетворенного желания, сковывающего гуттаперчевое тело, а голосок становился медовым и высоким, призывая на кошачьем языке взять его. Эту фразу Кан выучил одной из первых, с удовольствием выспрашивая у скучающего в больничной палате омеги что-нибудь о коте и его народе. И теперь, когда, задыхаясь, его возлюбленный шептал постыдные слова на своем мяукающем наречии, крепко-крепко обняв оборотня за мощную шею, у того не могли не сдать тормоза.

Кровь била в ушах, пульс зашкаливал, задние лапы налились свинцом, а передние будто бы онемели, до синяков сжимая белые руки любовника. Глаза старались запомнить каждую черточку, изгиб этого чудесного создания, записывая на подкорку, пока не встретились с глазами кота.

- Я тебе не хрустальная ваза, чтобы так тщательно меня готовить, давай уже, - нарочито откровенно толкнулся в лапу своим возбужденным достоинством нек, чьи щеки так и пылали (поднеси спичку – вспыхнут). И Кан дал-таки. Несмотря на то сумасшествие, что творилось в голове у волка, он все еще осторожничал со своим драгоценным возлюбленным (памятуя, как тот кричал, морщился и хромал первое время, да еще и перелом никто не отменял), поэтому первые толчки прошли под аккомпонимент скулежа дрожащего всем телом волка, едва способного медлить в такой ситуации, и шипения Хэйви, который чуть ли пружины из матраса задницей не выкручивал, елозя под альфой.

Уже вознамерившись высказать все, что он об оборотнях думает, кот задохнулся в довольном вздохе, когда процесс пошел куда быстрее: спинка двуспальной измятой кровати тут же поприветствовала затылочную часть головы глухим «бух!», никак, однако, не повлияв на игривый настрой уже давно заведенного омеги; а по всему телу прошел сладкий спазм. И началось то, от чего динамики Мио иной раз отказывались воспринимать, отключаясь от стыда подальше. Мало кто знал, но умный дом все чаще страдал бессонницей именно по причине этих бесстыдных скрипов кровати и воплей из хозяйской спальни. Хотя по мнению двухмерного дворецкого эти двое прекрасно друг другу подходили, а неко был возведен умным домом едва ли не до уровня героя при жизни, все равно как-то даже стыдно было подглядывать.

Утро выходило самым, что ни есть, добрым: горячее кофе в постель и не менее жаркие поцелуи все еще до конца не унявшегося волка лишь подтверждали это.

***

Хэйви, довольно зажмурившись от особо яркого зимнего луча солнца, растянулся на диванчике, лениво помахивая кончиком хвоста и наблюдая, как безмятежно кружат снежинки за окном. В первые дни снегопада кот недоумевал, как это с неба падает гусиный пух – откуда бы ему взяться в таком количестве из ниоткуда? Это обстоятельство сразу же было провозглашено чудом, и даже медсестра вкупе со сломанным ребром не помешали еще вялому неко выбежать на улицу в одном халате и начать смеяться, кружиться и радоваться тому, что этот пух холодный, колется и еще тает, превращаясь в пресную воду.

- Это снег, Хэйв, - легко улыбнулся Кан, выходя следом с пледом наготове: организм неко едва справился с огромной потерей крови и сложной операцией, еще не хватало переохлаждения. Хотя погода стояла безветренная и всего лишь нулевая. – Когда температура в нашем мире опускается до нуля, дождь замерзает, превращаясь в снежинки.

- Они такие красивые! – эхом отражался детский писк восторга от всех стен, что формировали внутренний дворик госпиталя. Неко, похожий сейчас на одну из этих кружевных замерзших снежных красавиц, танцевал, прихрамывая, и улыбался, любуясь хлопьями снега. Даже пар изо рта мальчик, казалось, не замечал, полностью погрузившись в какое-то особое состояние неги.

- Ты куда очаровательнее, - пробормотал Кан, любуясь своим драгоценным, выстраданным любимым, от мягкой улыбки которого начинало щемить в груди. Кот, обладая прекрасным тонким слухом, тогда особого значения не придал этим словам. Но теперь, смакуя постепенно остывающий кофе и глядя на искрящихся малюток за стеклом, Хэйви не мог не улыбаться той фразе, проговаривая ее про себя вновь и вновь, утопая в этой любви. Теперь-то он мог назвать это необычное, волнующее чувство любовью?

Поиск по сайту: