Каким мне запомнился Михаил Кузьмич

Памяти Михаила Кузьмича Янгеля, которому 25 октября 2006 года исполнилось бы 95 лет, посвящен ряд фильмов и книг, в том числе прекрасна монография С.Н. Конюхова и Л.В. Андреева "Янгель. Уроки и наследие". Все эти материалы создают образ М.К. Янгеля как выдающегося конструктора и ученого. Поэтому не буду повторяться и расскажу только несколько эпизодов, когда мне лично приходилось общаться с Михаилом Кузьмичом и которые запомнились мне на всю жизнь. Думаю, что мои воспоминания в какой-то степени дополнять портрет этого Человека с большой буквы.

Познакомился я с Михаилом Кузьмичом в нашем бывшем Министерстве на площади Маяковского в марте 1958 года, куда я пришел после окончания МАИ с просьбой, чтобы меня направили на работу в любой город Союза, но с предоставлением жилья. До этого я был распределен в КБ В.П. Макеева в г. Златоуст, но там мне обещали жилье только через год, а у меня жена уже готовилась к родам. Инспектор по кадрам Людмила Дмитриевна к моей просьбе отнеслась очень внимательно и, предложив мне посидеть, сказала: "Сейчас от Министра выйдет Михаил Кузьмич Янгель, и он обязательно сюда зайдет. Я Вас ему представлю. Ему как раз нужен специалист Вашего профиля". Я закончил факультет авиационного вооружения по специальности "Прицельно-вычислительные установки и специальное электрооборудование", а диплом проект впервые в стране делал в составе группы из пяти человек по созданию бортовой самолетной ЭЦВМ на базе документации только что вступивших в строй БЭСМ и ЭЦВМ "Стрела". Кто такой Янгель я тогда не имел понятия. Мы, как студенты МАИ, хорошо знали всех авиационных конструкторов, краем уха слышали, что к недавнему запуску первого ИСЗ имеет отношение некто С.П. Королев. Людмила Дмитриевна на мой вопрос: "Кто такой Янгель?" ответила: "Янгель – это украинский Королев. Так что ехать Вам придется не на Урал, а на Украину. Я смотрю, в Вашей анкете написано, что Ваш отец родом из Запорожья, – значит поедете в родные пенаты". И вот в приемную вошел Михаил Кузьмич, с бессменной, как потом выяснилось, сигаретой во рту, высокий, слегка сутулый, прическа "ежиком", волосы с легкой проседью и, как мне показалось, с хитрой, но добродушной улыбкой. Он, как старому знакомому, протянул мне руку со словами: "Это Вы меня ждете? Ну, привет, однокашник. А у меня и сын поступил в МАИ. Работу интересную обещаю сразу, а вот жилье придется подождать до осени. По рукам?". Так состоялось мое знакомство с этим удивительно симпатичным человеком, который сразу меня покорил какой-то простотой и душевностью. Естественно, я, не раздумывая, согласился с его предложением и получил направление в ОКБ-586.

Следующая личная встреча состоялась осенью того же года. Вызывает меня начальник отдела зам. Главного конструктора В.А. Концевой и говорит, что меня для разговора приглашает к себе Михаил Кузьмич. Янгель поинтересовался, как работается, как решился вопрос с жильем, с каким пополнением семьи можно меня поздравить. Пообещал в течение 1959 года улучшить жилищные условия (мою семью сначала поселили к комнатку 8,5 м² в коммунальной квартире на трех хозяев). Затем он сказал: "В.Ф. Уткин хорошо отозвался о вашей совместной работе в течение лета по замене трудоемкой операции по вертикализации ракет на операцию "горизонтирование". Поэтому я хочу поручить тебе и еще нескольким товарищам новую трудную задачу. Я вас всех соберу в конце дня и расскажу подробно, что от вас требуется". До вечера я ломал голову, какое задание он нам даст, и кто со мной еще будет работать. К вечеру наша рабочая группа определилась. В нее вошли: В.И. Моссаковский – специалист по нагрузкам и прочности, Ф.И. Кондратенко – специалист по аэрогазодинамике и теплообмену, В.В. Орлинский – специалист по конструкции наземного оборудования и Ю.П. Панкратов – как специалист по динамике старта и управлению ракеты. "Специалистом" Янгель назвал меня, конечно, условно только из-за того, что я работал тогда в секторе В.Ф. Кулагиной, занимавшимся стабилизацией и управлением ракет, в группе моделирования переходных процессов на аналоговых ЭВМ МПТ-4 и МПТ-5.

Михаил Кузьмич рассказал нам о чрезвычайной важности замены наземного старта БРДД на шахтный. Подчеркнул, что этот вопрос инициирован лично Н.С. Хрущевым и находится у него на контроле. Янгель попросил нас в меру своих сил и знаний срочно проработать этот вопрос, провести предварительные исследования и определиться для начала с кругом задач, которые придется решать в ходе проектирования, выявить достоинства и недостатки такой схемы старта, и, главное, выявить проблемные вопросы, которые могут оказаться неразрешимыми. Он потребовал, чтобы наша группа не реже трех раз в неделю докладывала ему лично о результатах наших проработок. Впоследствии, когда к работа по созданию шахтного старта подключились все подразделения ОКБ, Михаил Кузьмич продолжал лично контролировать весь ход работ и вплоть до 1962 года время от времени приглашал меня для подробного доклада. Особенно его волновали два вопроса: нагрузки на бугельные опоры нашей первой МБР Р-16 (8К64У) при выходе из шахты по направляющим и акустическое воздействие на ракету при запуске маршевых двигателей в шахте. Он мне говорил: "Вы должны довести до ума Рудяка (Главного конструктора шахтного комплекса для Р-16), что не ракета делается под его шахту, а шахта делается для защиты ракеты. Амортизация ракеты в шахте должна быть такой, чтобы нам не пришлось упрочнять ракету". Вопрос этот приобретал особую остроту в связи с тем, что из-за жесткой позиции В.П. Глушко, категорически отказывавшегося контролировать запуск двигателей, нам никак не удавалось предотвратить старт ракеты на двух (из трех) двигателях. Естественно в этом аномальном случае резко возрастали реакции в бугелях ракеты при ее выходе из шахты. Е.Г. Рудяк пытался воспользоваться этой ситуацией и заставит М.К. Янгеля обеспечить прочность ракеты под этот случай аварийного старта. Тогда не нужно было бы доводить до ума амортизацию ракеты в шахте. Второй вопрос, волновавший Главного конструктора, в основном инициировался высшим московским руководством, которому разведывательные органы докладывали, что американцы, тоже приступившие к разработке шахтного старта, очень обеспокоены акустической проблемой. Американские специалисты полагали, что ракета и особенно командные приборы СУ не выдержат акустических нагрузок, и решили перед пуском поднимать ракету из шахты лифтом и только после этого запускать двигатели. Михаил Кузьмич категорически настаивал на том, что ракета из шахты должна вылетать на собственных двигателях. Для подтверждения возможности и безопасности такой схемы старта в марте 1962 года он отправил меня с В.И. Сидовым и Ю.И. Мошненко в ЦАГИ к академику Г.С. Бюшгенсу и в Акустический институт АН СССР к профессору Римскому-Корсакову с просьбой срочно проработать и дать заключение о возможности первых пусков ракеты Р-16 из шахты, запланированных на июнь-июль 1962 года. К сожалению, ученые ЦАГИ и АКИН потребовали большие деньги и, главное, совершенно неприемлемые сроки на предварительные исследования 1,5-2 года. Когда я обо всем этом доложил Михаилу Кузьмичу, он спросил, что по этому поводу думают В.И. Моссаковский и Ф.И. Кондратенко. Я ответил, что мы все думаем: акустика ничем особо страшным не грозит – ведь мы уже провели к тому времени первые пуски из шахты ракет Р-12 (8К63У) и Р-14 (8К65У), а Н.Ф. Герасюта вообще считает, что американцы специально дают утечку информации, чтобы нас запугать, так как они явно отстают от нас с отработкой шахтного старта. Очевидно, нелегко было Михаилу Кузьмичу принять правильное решение, но он его принял. Первые пуски МБР64У из шахтного стартового комплекса "Шексна", как и планировалось, начались в июле
1962 года. Эти пуски прошли успешно, и МБР Р-16 (8К64У) шахтного базирования была принята на вооружение РВСН.

Следует заметить, что американцы пришли к реализации подобной схемы начального движения своих ракет в шахте только много лет спустя.

А каким поистине революционным показалось всем решение Михаила Кузьмича осуществить применительно к самой тяжелой ракете с жидким наполнением, как ракета Р-36М, минометный старт из шахты, что позволило КБ "Южное" создать стратегические ракетные комплексы с ракетами Р-36М2 и РТ-23УТТХ, не имеющие аналогов в мировом ракетостроении.

Так же, как и 10 лет до того, было очень много противников такого смелого и, казалось, очень опасного решения. Как и раньше, он держал все наши работы под личным неустанным контролем, хотя и был уже тяжело болен и все реже и реже появлялся на работе…

Следующее важное поручение М.К. Янгеля мне пришлось выполнять в ходе разработки первой в мире боевой орбитальной ракеты 8К69, баллистическое проектирование которой в 1963-1964 годах вел сектор под моим руководством. Ракета 8К69 в соответствии с ТТТ МО должна была иметь неограниченную дальность стрельбы, то есть 40000 км, при пусках в любом направлении, включая западное (азимут -90°). Такие характеристики ракеты позволяли наносить удар по вероятному противнику, как в прямом направлении, так и в обратном – с облетом вокруг Земли, то есть с тыла, как выражался Н.С. Хрущев, уже объявивший на весь мир о создании у нас такой "глобальной" ракеты. Поскольку ракета проектировалась на базе уже проходившей летные испытания ракеты 8К67 баллистического варианта, то создалось напряженное положение с выполнением ТТТ МО в части энергетических характеристик. Мы не могли обеспечить выведение головной части на орбиту, близкую к круговой, при пусках в западном направлении. В то же время при пусках в восточном направлении у нас оставалось большое количество неизрасходованного топлива. На одном из совещаний у Михаила Кузьмича по этому вопросу я решил высказать сомнение, что военные достаточно обоснованно требуют от нас таких характеристик ракеты. Янгель тут же предложил мне исследовать этот вопрос и, если я окажусь прав, выпустить соответствующий отчет. Такая работа была мною проведена с помощью большого авиационного глобуса, стоявшего в кабинете В.С. Будника и впоследствии подаренного нашему сектору. Было показано, что при стрельбе с любой точки на территории СССР нет ни одной потенциальной цели на земном шаре с дальностью в западном направлении более 17000 км. Поэтому было предложено оснастить систему управления комплектом из 11 программ тангажа, которые обеспечивали бы выведение орбитальной головной части на околоземные круговые орбиты в диапазоне азимутов восточного и полярного направления от -21° до +201°, а в западных направлениях – выведение на слабоэллиптические незамкнутые орбиты с дальностью полета от 40000 км до 17000 км при азимуте А_о=-90°. Все это я доложил Михаилу Кузьмичу, и он был очень доволен. Выкурив молча сигарету, он, обращаясь ко мне и
Н.Ф. Герасюте, сказал: "Молодцы! А теперь отчет в зубы и первым же самолетом дуй на полигон". Последнее относилось ко мне, и он пояснил, что там сейчас находится Главком РВСН Маршал Советского Союза Сергей Семенович Бирюзов. "Как прилетишь, сразу же прорывайся к нему. Любым способом добейся встречи с ним и все ему доложи. Говори, что ты прибыл с моим личным поручением, а дня через два-три я тоже прилечу".

Мне очень повезло: я неожиданного встретил Маршала сразу по прибытии в гостиницу Люкс на 43-ей площадке. Прямо тут в столовой состоялся мой краткий доклад о том, с каким поручением я прибыл. В 17.00 в кабинете Янгеля состоялся мой подробный доклад, на котором вместе с Маршалом присутствовали начальник ГУРВО генерал Н.Н. Смирницкий, два или три генерала из свиты Главкома, а также зам. Главного конструктора В.В. Грачев и ведущий конструктор М.И. Галась. С.С. Бирюзов согласился с выводами отчета и одобрил наше предложение. Там же было подписано письмо, содержавшее всего несколько очень важных для ОКБ строк: ТТТ МО корректировались в точном соответствии с нашим предложением. Прибывший через несколько дней М.К. Янгель поздравил с успехом, поблагодарил за оперативность и в качестве поощрения разрешил вечером пользоваться его машиной для поездок в г. Ленинск, чем мы с В.А. Антоновым тут же воспользовались. Через несколько дней после нашей встречи С.С. Бирюзов с группой генералов погиб в авиационной катастрофе по дороге в Югославию…

Вспоминается и такая чрезвычайная ситуация, когда Михаил Кузьмич в очередной раз доверил мне очень ответственное задание. Мы готовились к началу летных испытаний той же орбитальной ракеты 8К69. Первые пуски планировалось провести по слабоэллиптическим траекториям с поражением цели на камчатском полигоне "Кура": то есть орбитальная ГЧ, пролетая над полигоном, должна была с помощью тормозной ДУ сойти с орбиты и поразить цель в районе поселка Ключи. При этом вторая ступень продолжала полет с постепенным снижением. Ее район падения из-за малого угла входа в атмосферу и неопределенного разрушения корпуса на отдельные фрагменты был очень растянутым вдоль трассы полета (более 200 км) и, главное, он располагался в непосредственной близости от Западного побережья США. Этот район мне еще заблаговременно удалось согласовать с помощью баллистического управления ГУРВО в лице Н.Н. Смирницкого, В.М. Рюмкина и В.М. Гринева с ГШРВ и ГШ ВМФ. Утвердил наше решение исполнявший тогда обязанности Министра иностранных дел Василий Васильевич Кузнецов. И вот за пару недель до первого пуска грянул гром. А.А. Громыко, узнав, что готовится сообщение ТАСС о закрытии нашего района падения, категорически этому воспротивился. Как нам передал его слова Михаил Кузьмич, Андрей Андреевич сказал, что мы все посходили с ума, что Сиэтл, Сан-Франциско и Лос-Анджелес – это центры аэрокосмической промышленности США. Американцы могут с перепуга дать ответный удар. Янгель вызвал нас с А.А. Красовским: "Возьмите необходимые документы и иллюстрации и отправляйтесь немедленно в Кремль к Л.В. Смирнову и объясните ему, что другого выхода нет. Иначе мы не сможем начать летные испытания. Объясните так, чтобы он смог убедить А.А. Громыко. Я на вас надеюсь". Мне удалось выполнить это задание, несмотря на возникшие в последний момент трудности: А.А. Красовский чем-то не понравился кремлевской охране и в здание ВПК его не пустили, предложили подождать меня в бюро пропусков. Помог мне убедить руководство в правильности ранее принятого решения инженер ВПК, курировавший наше предприятие, П.Ф. Донской.

Необычные взаимоотношения с Михаилом Кузьмичом сложились у меня в 1967 году во время завершающих пусков ракет 8К69 по программе летных испытаний. После серии успешных пусков вдруг началось непонятное: после входа в плотные слои атмосферы боевые блоки начали терять устойчивость и разрушаться. Нам тут же припомнили, что в конце 1965 года при пусках ракеты 8К67 на сверхдальнюю акваторию в южную часть Тихого океана наблюдалось такое же явление. Тогда посчитали, что это происки американцев, так как наша трасса полета проходила через район, объявленный американцами накануне наших пусков как район маневров их ВМС с отработкой средств ПРО (атолл Мидуэй). Теперь предстояло разобраться с этим явлением. Для этого на полигоне было созвано техническое совещание, на которое был приглашен весь цвет советской науки соответствующих направлений. Меня Михаил Кузьмич назначил научно-техническим секретарем этого совещания и дал мне трудное и не совсем понятное задание: "Принимай всех прибывающих академиков и профессоров, объясняй им суть проблемы, знакомь с результатами телеизмерений, в общем, развлекай их, как сможешь, но ко мне их дня три-четыре не пускай. Слушай и запоминай выдвигаемые ими версии, а вечером в гостинице будешь мне подробно докладывать". Такую свою позицию он объяснил тем, что надо дать время нашим специалистам самим выработать какие-то более или менее рабочие версии, чтобы было что обсуждать. Мое положение усугублялось еще и тем, что Н.Ф. Герасюта и П.И. Никитин, узнав о таком странном поручении Янгеля, тут же попросили и их на эти дни по возможности оградить от встреч с прибывающими учеными. Помню, Михаила Кузьмича заинтересовал дошедший до него слух об "антидемпфировании", высказанном кем-то из прибывших специалистов. Он попросил меня об этом и, вообще, обо всех интересных мыслях сразу же сообщать в Днепропетровск: "Пусть там наши товарищи не перестают думать над этой проблемой". Впоследствии она была решена специалистами КБЮ: А.Д. Шептуном, Ю-С.Л. Скорбященским, П.Н. Лебедевым, А.А. Красовским и другими.

В 1968-70 годах начались работы по созданию разделяющейся головной части применительно к только что сданной на вооружение ракете нового поколения Р-36 (8К67). Группой сотрудников комплекса Н.Ф. Герасюты в составе Ю.П. Панкратова, В.В. Лазаряна, В.А. Гонтаровского и других была предложена и впоследствии с одобрения М.К. Янгеля реализована на ракете 8К67П оригинальная схема РГЧ с инерционным отделением боевых блоков во время работы маршевых двигателей ракеты. Нами была оформлена пионерская заявка на изобретение первой РГЧ. Я предложил Михаилу Кузьмичу расписаться в качестве соавтора в заявке на изобретение, но он, поддержав нашу инициативу по оформлению этой заявки, категорически отказался участвовать в ней на правах соавтора. "Ты понимаешь, - сказал он, - тогда мне придется, как Главному конструктору, подписывать все ваши заявки, а это неправильно. Авторы – это те, кто лично, непосредственно участвовал в выработке этого предложения". Я и сейчас не могу полностью согласиться с его такой точкой зрения. Считаю, что во многих творческих работах коллектива КБЮ была определяющая роль лично Михаила Кузьмича не только как Главного конструктора, но и просто как инициативного инженера, конструктора и ученого. Например, создание БРДД на высококипящих компонентах топлива, реализация старта ракет из шахтных ПУ на собственных двигателях и много-много других принципиально новых проектных решений, определявших на многие годы вперед направление развития ракетной техники.

Интересен такой случай, характеризующий Михаила Кузьмича как спокойного человека, не теряющего самообладание в любой ситуации. Как-то в 60-годах был кратковременно период, когда наш аэропорт оснастился крупногабаритными лайнерами Ан-10 "Украина" и договорился с нашим руководством отменить спецрейсы в Москву, чтобы обеспечить полную загрузку рейсовых Ан-10. Маршрут этих рейсов был весьма странным: они совершали по дороге в Москву промежуточную посадку в …Киеве. Во время одного из таких полетов у самолета, в котором летело много наших командированных и М.К. Янгель, загорелся один из двигателей самолета. Попытки экипажа потушить пожар на работающем двигателе не увенчались успехом, и самолет совершил аварийную посадку в Борисполе на трех двигателях. По радио аэропорта объявили, что через 3-4 часа самолет будет отремонтирован и продолжит полет в Москву. Пассажиров, не желающих продолжать полет на этом самолете, попросили сдать билеты с соответствующей компенсацией. Михаил Кузьмич спросил у нас, кто останется, и пригласил желающих в ресторан. Он угостил всех коньяком и провозгласил тост за тех, кто проявил, как он выразился, стойкость характера и не поддался общей панике. Ведь большинство пассажиров нашего рейса с радостью бросились сдавать билеты…Оставшиеся во главе с Михаилом Кузьмичом вечером того же дня благополучно прибыли во Внуково тем же рейсом.

Запомнился такой забавный случай. Прибыли мы как-то в командировку в Ленинград: М.К. Янгель, В.Н. Лобанов, Г.А. Кожевников, А.А. Красовский, Е.И. Дубинин и я. По предложению Янгеля решили поселиться в гостинице Астория и, в первую очередь, пойти в ресторан пообедать. Подходим к стеклянным дверям ресторана, видим: внутри никого нет, а на дверях табличка "Only for aliens" ("Только для иностранцев"). Мы растерялись, но Михаил Кузьмич предложил входить, не обращая внимания на эту табличку. Чувствовалось, что его возмущению нет предела, он несколько раз произнес, что такие таблички уже и в Америке не вешают. Но тут к нам подбежал весьма "солидной" внешности швейцар в сверкающей позолотой ливрее и оттеснил нас от дверей ресторана. Михаил Кузьмич предложил нам выйти на свежий воздух покурить и полюбоваться Исаакиевским собором, а сам, проходя мимо дежурного администратора, воспользовался телефоном. По-моему, мы не успели выкурить сигарету, как к подъезду гостиницы, оглушив всех спецсигналом, подкатил ЗИС-110, из которого вышел Председатель Ленсовета, здание которого расположено рядом, напротив Исаакиевского собора. Прибывший передал искренние извинения от имени Г.В. Романова, который в то время был первым секретарем ленинградского горкома партии. Администрация гостиницы и чуть ли не весь штат ресторана выстроились перед нами, раскланиваясь и приглашая пройти в зал… Посмеялись мы от души и выпили, чтобы побыстрее исчезли у нас такие порядки, а точнее – беспорядки.

Ну и совсем забавный случай произошел в начале 60-ых годов. Я с дочерью, первоклассницей, возвращался из Москвы нашим арендным самолетом. Прибыв во Внуково, узнаем, что Днепр, то есть наш аэропорт, закрыт по погодным условиям, и наш самолет не выпускают из Днепропетровска. Все наши командированные покинули аэропорт и уехали в Москву. Осталось всего трое: я с дочерью и Б.Е. Хмыров, так как у нас в кармане не было ни копейки. Полагая, что через три часа будем дома, мы в последний момент истратили все оставшиеся деньги на покупку апельсинов, которые в те годы были большим дефицитом. Уныло бродим по аэровокзалу. Подошли с дочерью к ларьку с разными сувенирами, и вдруг дочь видит большую, очень красивую и очень дорогую коробку конфет "Чешское ассорти". Моя Алена потеряла дар речи и очарованная стояла перед этой коробкой с открытым ртом. Вдруг за спиной раздается знакомый баритон: "Что отец желобится?" Оглядываюсь и вижу улыбающегося Михаила Кузьмича, достающего из кошелька деньги. Через минуту это чудо-коробка перекочевала в руки обалдевшей от счастья Алены. "Это тебе от дяди Миши, - сказал Янгель и тут же поинтересовался, - А где же наши люди?" Мы ему объяснили ситуацию. Он сходил к дежурному начлету, связался с руководством нашего аэропорта и уговорил его выпустить арендный самолет, которым в тот день управлял наш летчик 1-го класса Оганесян. Михаил Кузьмич вернулся к нам со словами: "Через три часа самолет будет здесь. Оганесян не подведет. А пока Ил-14 будет добираться до Москвы, мы посидим в ресторане, я угощаю". Угощение по-янгелевски традиционное: коньяк, минералка "Боржоми" и жареный картофель "фри". Я уже знал из предыдущих встреч, что это его любимое блюдо. Я с тех пор тоже обычно жарю картофель "фри" и сразу вспоминаю Михаила Кузьмича, этого замечательного Человека, который очень любил картошку "фри"…

Август 2006 г.

Поиск по сайту: