Великий человек и Главный конструктор

В 1954 г. (кажется, весной) мне пришлось подписывать у директора завода Л.В. Смирнова письмо. Я зашел в кабинет к Л.В. Смирнову, который предложил мне сесть и подождать, так как сам разговаривал по ВЧ. В кабинете присутствовал незнакомый мне человек, который стоял у окна вполоборота к Л.В. Смирнову (а когда подошел я, то и ко мне). Я поздоровался, "незнакомец" ответил, слегка улыбнувшись. Мне запомнилась характерная поза: пиджак не застегнут, левая рука – в кармане брюк, в правой руке – сигарета. Ясное, очень приятное лицо, гладко зачесанные волосы. Костюм, кажется, был коричневым, светлая рубашка, галстук.

Л.В. Смирнов говорил долго. Наконец, закончив разговор по телефону, он обратился ко мне: "Что у тебя?" Взяв письмо, он прочитал его, подписал, затем обратился к "незнакомцу": "Так вот, Михаил Кузьмич…", но я уже больше не слышал, так как вышел. У секретаря я, конечно, полюбопытствовал: "Кто это?" Ответ: "Главный инженер НИИ-88 М.К. Янгель". Так вот он какой! Мне достаточно часто приходилось от КБ завода писать письма на имя главного инженера НИИ-88 М.К. Янгеля, но не приходилось видеть. Я считал, что это был обычный приезд, но по КБ прошел слух, что главным будет
М.К. Янгель. Эту встречу с М.К. Янгелем я считаю первой, хотя с ним не обмолвился ни словом. Я в то время исполнял обязанности начальника сектора.

Позднее, когда я работал ведущим конструктором, мне приходилось встречаться с Михаилом Кузьмичом достаточно много.

Бывали разные ситуации, память хранит многое, но больше всего – хорошее. Были и благодарности в личном деле (по приказам), было и "работой твоей доволен", были и выговоры, солидные, такие, что слезы из глаз лились, были и попроще: "Увеличивай обороты!" Но самой большой радостью для меня был момент, когда с трибуны торжественного заседания 10 апреля 1964 года обо мне в своем докладе Михаил Кузьмич сказал много теплых слов (как и о многих других). А потом кино и – моя фотография. Это моя самая большая награда от Михаила Кузьмича.

Михаил Кузьмич – это незаурядный, я бы сказал, выдающийся человек. Выдающийся почти во всех сферах человеческой деятельности. Он по штату был начальником и Главным конструктором, но я бы назвал его Руководителем и Главным конструктором. Слово "начальник" как-то не вяжется с именем Михаила Кузьмича, точнее будет "Руководитель". А вот Главный конструктор – это очень точно. Далее – воспитатель. Нужно было иметь большой талант воспитателя, чтобы из молодых, "зеленых" специалистов в короткий срок вырастить руководителей и создать коллектив. Мне особенно нравились чистосердечные беседы с Михаилом Кузьмичом. Он обычно говорил: "Лидия Павловна (секретарь Мышковская Л.П.), ко мне час-полтора – никого, буду беседовать с ведущим". Обычно он начинал примерно так: "Как дела, какие трудности, какие предложения, нужна ли помощь?" После краткого доклада ему Михаил Кузьмич обычно ставил, причем очень четко, понятно, задачу на ближайшее время: что и как надо делать. Если мы нуждались в помощи, он передавал кому-то указания или заставлял подготовить письмо, или … да много было всяких "или"! В конце беседы он обычно интересовался, как дела в семье, надо ли чем помочь. И когда однажды я сказал, что серьезно болеет жена, а путевку в специализированный санаторий получить очень трудно, то Михаил Кузьмич тут же позвонил П.М. Колосу и попросил его оказать мне помощь. Через четыре дня жена была в Симеизе. Такие беседы, по крайней мере, со мной, заканчивались обычно словами: "Работой твоей доволен" или "Увеличивай обороты!" Попадало мне (устно) от Михаила Кузьмича довольно часто, но никогда я не чувствовал себя униженным, никогда он не кричал, а всегда четко и спокойно выговаривал. Мне кажется, что эти выговоры он тут же забывал, так как не раз бывало, что через час-полтора Михаил Кузьмич вызывал меня снова и ставил новые задачи. Несмотря на его удивительнейшую память, я все же верю, что он об этих выговорах забывал.

Своеобразие Михаила Кузьмича как Главного конструктора, по-моему, в том, что он умел воодушевить людей (наших и смежников), увлечь их. Пожалуй, лишь один раз при мне (по ВЧ) он здорово отчитал Е.Г. Рудяка за его упрямство.

Мне представляется, что Михаил Кузьмич как ученый видел свою роль больше в организации работ, научных и конструкторских, умело их координируя и направляя. А это как раз тот тип ученого, который сейчас высоко ценится. Личный вклад Михаила Кузьмича как ученого огромен. Давая простор проектантам, он в то же время четко вел основную линию работы КБ и ради этого безжалостно отсекал те темы, в ходе работы над которыми выяснялось, что они бесперспективны и устарели. В то же время как ученый он отстаивал и (с помощью коллектива КБ и смежников) отстоял ряд новых идей, выработал принципы, которые легли в основу разработок КБ и действуют вот уже более 10 лет.

Трудно выбрать из всех черт Михаила Кузьмича главную. Скорее
всего – это комплекс черт, присущих только ему.

Как Главному конструктору ему были присущи верность идее, интуиция, техническая смелость и твердость в отстаивании своих задумок.

Как человеку ему были присущи доброжелательность, внимание к людям, умение слушать и понять говорящего; если он считал нужным помочь человеку, то прилагал для этого максимум усилий (например, заботился о родителях погибшего В.В. Орлинского, обращаясь вплоть до ЦК КП Грузии по поводу улучшения их жилищных условий).

Как общественному деятелю (кандидату в члены ЦК, депутату) ему было присуще внимание к нуждам трудящихся. Мне известно, что он очень внимательно следил за ходом строительства канала Днепр-Донбас, так как его избиратели интересовались, когда придет днепровская вода.

Как начальнику предприятия ему были присущи понимание того, как правильно расставить людей, нюх, что ли, на таланты, непрерывный поиск структурной формы КБ. И когда он убедился, что в специфичных условиях КБ и завода лучше отдать опытное производство заводу, установив при этом тесное, деловое сотрудничество коллективов, – отдал сразу.

У Михаила Кузьмича – воспитателя, был дар не меньший, чем у
А.С. Макаренко. Читая произведения А.С. Макаренко, можно убедиться в этом.

Своеобразие проведения М.К. Янгелем совещаний проявилось в умении выслушать всех, порой говорящих не то или не совсем то, найти рациональное зерно в выступлениях и построить на этой основе (и на опыте своих знаний) канву решения, обсудить эту канву и принять решение. Мне приходилось многократно бывать на совещаниях у Михаила Кузьмича, и я всегда поражался тому, что принимаемые решения были понятны и просты. Иногда приходилось удивляться, как же можно было не додуматься до этого самим.

В людях Михаил Кузьмич более всего ценил преданность делу, честность во всем, скромность, умение превозмочь невзгоды, трудности. И, конечно же, трудолюбие. По-моему, он очень любил талантливость и умение отстаивать свою идею. А если обобщить, то, наверное, больше всего Михаил Кузьмич любил людей незаурядных.

С вышестоящими руководителями Михаил Кузьмич разговаривал как с равными, очень и очень тонкому наблюдателю было видно, что он отдает почти неуловимую дань его титулу (если он уважал этого руководителя). Если он его не уважал, а бывали и такие, то Михаил Кузьмич держался более сухо, стараясь убедить железной логикой, поставить перед фактом с такой стороны, чтобы решение шло на пользу дела. К Главным конструкторам Михаил Кузьмич относился ровно, но учитывал их специфические черты. Если надо, проявлял жесткость, когда не помогало ничто другое, вплоть до освобождения от занимаемой должности (случай с Е.Г. Рудяком). С подчиненными был ровен, ругал редко, наказывал тоже редко. Пожалуй, больше увлекал. Щедрым на похвалу я бы Михаила Кузьмича не назвал, но уж похвала его стоила дорого! Вообще, мне кажется, вся манера поведения Михаила Кузьмича была такова, что чувствовалось, что исполнитель пришел к Руководителю, а не к начальнику.

Мне сравнительно мало пришлось наблюдать подготовку Михаила Кузьмича к советам Главных конструкторов, коллегиям, НТС, активам. Но все равно меня поражало его умение из "вороха" вопросов отобрать несколько главных, именно сегодня и особенно завтра, и украсить их подходящими примерами. Мне кажется, многословия Михаил Кузьмич не любил, его выступления были кратки. Цифры, примеры почти всегда называл по памяти или же ему было достаточно беглого взгляда на плакат, что не все замечали. Цифры приводил только главные, как-то само собой подразумевалось, что остальные можно увидеть на плакате. На митингах он умел выступить зажигательно (ни о каком написанном тексте не могло быть и речи!). Но, увы… митингов, где он выступал, было мало.

Я могу только догадываться о многих сторонах деятельности Михаила Кузьмича, в частности в проведении технической политики. Но то, что я знаю, позволяет утверждать, что он делал очень много: письма, доклады, личные беседы, выступления на НТС и НТК и т.д. Его сильная сторона в том, что, убедившись в своей правоте и осуществимости ее, он больше не колебался, шел к осуществлению цели прямо. Если считал нужным, обращался в ЦК. Без этого не было бы трех поколений машин!

Я был участником событий 24 октября 1960 года, членом одной из подкомиссий. Жил на одном этаже с Михаилом Кузьмичом в гостинице, выполнял много его поручений.

С утра 25 октября я застал его задумчивым, озабоченным, но не растерянным (он вызвал меня). К 9.00 мы были в МИКе. Михаил Кузьмич совещался с руководителями экспедиций, мне было приказано сидеть на ВЧ и, если надо, отвечать только так, как было приказано. Часов в 10.00 прибыла комиссия (Л.И. Брежнев, А.А. Гречко, Г.Н. Пашков, А.Г. Мрыкин и др.). Все дни до отлета мы выясняли причину аварии, составляли заключение. Потом было большое совещание у Леонида Ильича. Три министра: К.Н. Руднев, Б.Е. Бутома и В.Д. Калмыков – подписали знаменитое решение о мерах по доработке изделия и быстрейшему продолжению летных испытаний.

В эти трудные дни Михаил Кузьмич и Б.А. Комиссаров большую часть вины взяли на себя. Работали днем и ночью, не жалея сил. Никакой паники, упадка духа не было. Михаил Кузьмич часто даже вечером собирал нас, советовался, выслушивал наши мнения, то есть был самим собой. Никакого самоунижения, только улыбки, пожалуй, не было. Остальное все было, как всегда – труд, труд, труд!

С первого знакомства с Михаилом Кузьмичом я отметил его обаяние. Сколько бы потом я ни видел его в разных условиях, обаяние оставалось.

В неслужебной обстановке Михаил Кузьмич оставался самим собой, то есть никогда не показывал, что он – крупнейший руководитель и большой человек. В один из дней моего рождения (было это у Курушина) я пригласил ребят и, конечно, Михаила Кузьмича. Он пришел, поздравил меня. "Алеша, подарить тебе ничего не могу, вот только шоколадку". Конечно, Михаилу Кузьмичу ничего не стоило поехать (или послать) на "десятку" и что-нибудь купить, но он догадался, что дарить не надо (ребята не дарили, не было принято), а гораздо приятнее побыть с нами. Мы всласть напелись песен, наговорились. Михаил Кузьмич был равным с нами, так же пел, так же фальшивил на некоторых нотах, смеялся.

Михаил Кузьмич не был тщеславным. Однажды я утвердил у него (технического руководителя) решение Государственной комиссии (его подпись в левом углу, а председателя – в правом). Но председатель комиссии
А.И. Соколов пожелал быть в "левом" углу, документ исправили. Я доложил Михаилу Кузьмичу. Он расхохотался: "А кто сказал, что левый угол главнее правого?!" – и подписал, добавив: "Пусть будет так."

Февраль 1981 г.

Поиск по сайту: