Кольцова В.А., Соснин В.А.,

Институт психологии РАН, Москва

Проблема экстремизма в целом, и в СМИ в частности, исключительно актуальна и важна в условиях радикальных социальных изменений современного российского общества. Она имеет правовые, социологические, социально-психологические и духовно-нравственные аспекты.

Признавая трудности определения термина, можно согласиться с определением, даваемым в «Свободной энциклопедии» (http://en.wikipedia.org/wiki/Extremism). Экстремизм – это термин, используемый для описания действий или идеологических представлений индивидов или групп, выходящих за пределы принятых в обществе правовых и этических норм – как идеология, ориентированная на нарушение общественных стандартов этики и взаимодействия. Этот термин традиционно используется для обозначения политических или социальных идеологий, считающихся иррациональными, контрпродуктивными, несправедливыми или, по меньшей мере – неприемлемыми в гражданском обществе, и имеет скрытое значение незаконности конкретных идей или методов.

В приложении к политическому экстремизму, в целом он означает: 1) принятие и отстаивание политической позиции (идеи) без учета «отрицательных» воздействий, неприемлемости и эмоциональных реакций оппонентов с целью не просто противостоять, но уничтожить оппонентов; 2) нетерпимость к ценностным ориентациям и взглядам других субъектов, имеющих противоположную позицию; 3) использование таких средств для достижения политических целей, которые игнорируют жизненные установки, свободы и права других людей.

Приверженцы различных политических ориентаций зачастую стремятся определить экстремизм как социально-психологическое явление, которое намеренно «выносит приговор» системам убеждений оппонентов, отстаивая свои собственные как неприкасаемые и единственно верные. В целом, экстремистский стиль поведения не является монополией того или иного политического спектра идей. Он присущ как «левым», так и «правым», а в ряде случаев – и «политическому центру».

В этой связи, при рассмотрении проблемы экстремизма важно четко выделять субъектов «экстремистского взаимодействия» – властные структуры (государство в широком смысле), два спектра СМИ – либерально-демократический и оппозиционный (патриотический), политические и социально-культурные группы, и собственно главный (хотя в основном преимущественно пассивный) субъект – население страны. Между этими субъектами существуют противоречивые и сложные взаимоотношения и коллизии, которые достаточно известны.

Учитывая сказанное, представляет интерес обсудить роль современных СМИ как одного из субъектов этого взаимодействия в формировании гражданской, патриотической позиции населения в целом и подрастающего поколения, в частности. Эта функция СМИ объективно должна быть одной из системообразующих целей их деятельности (Кольцова, Соснин. Социально-психологические проблемы патриотизма и его воспитания в современном российском обществе // Психологический журнал. 2005. Т.26, № 4, с.89-97).

В настоящее время развитие российского общества характеризуется глубинными, парадигмальными преобразованиями и быстрой динамикой социально-исторических процессов. Новые тенденции проявляются и в современной жизни мирового сообщества в целом: развитие глобализационных процессов, обострение межрегиональных конфликтов, усиление терроризма как новой угрозы существования человечества. Все это создает новую ситуацию для развития психологии человека, оказывающую серьезное влияние на его личностное развитие и социальное самочувствие.

Исследования показывают (Кольцова, Елисеев, Олейник, Соснин. Психология современного человека: историко-культурные детерминанты формирования психологии современного человека в изменяющемся мире, 2006), что в основе современной массовой культуры лежат идеи насилия, жестокости, обогащения любой ценой, которые активно пропагандируются и внедряются в человеческое сознание. Многочисленные популярные издания («желтая пресса») и телевидение фактически внедряют в сознание подрастающего поколения ложные моральные стереотипы, ценности и образцы поведения, нанося тем самым огромный урон духовному состоянию общества и нравственному развитию личности. «Опосредованное влияние продукции массовой культуры находит свое отражение в мотивации преступного поведения подростков, которая часто носит «детский» характер: совершение преступлений из озорства, любопытства, желания развлечься; стремления показать силу, смелость, ловкость; утвердить себя в глазах сверстников, получить их признание» (Харитонова. Социально-историчесие детерминанты агрессивного поведения: психолого-историческая реконструкция на материалах 20-х и 90-х гг. // Канд. дисс. М., 1999).

Крушение ценностей и идеалов социализма для многих людей стало почвой для «разочарования» в своем Отечестве. Не только молодые, но и старшие поколения оказались не связанными кровно с историческим бытием и самосознанием своей страны, которые по своей общечеловеческой ценности не уступают истории и культуре любой другой страны. В результате в настоящий период в подавляющей массе граждане страны дезориентированы в духовно-ценностном аспекте: имеет место размытость и неопределенность национального самосознания и национальной самоидентификации; распространены настроения и мнения о «ненормальности», «нецивилизованности» и «некультурности» России, о необходимости, «учиться, жить и мыслить» у западных стран; внушается идея о связи исторических перспектив развития России с ее вступлением в «цивилизованный мир». Важно помочь людямосознать единство и, одновременно, многообразие исторического прошлого России, преемственность культурных традиций, их безусловную ценность как основания развития современной культурной и общественно-государственной жизни (Кольцова, Соснин. Социально-психологические проблемы патриотизма и его воспитания в современном российском обществе // Психологический журнал. 2005. Т. 26, № 4, с. 89-97).

В этой связи, следует отметить, что на круглом столе «Религиозный фундаментализм и экстремизм: политическое измерение» (http://www.religare.ru/print4037.htm) было отмечено, что зачастую учебники истории написаны заново так, что вся тысяча лет совместного проживания наших народов представлена как один негатив, как борьба за выживание, как будто ничего хорошего не было. В результате человек начинает пессимистически представлять будущее страны, в которой, якобы, тысячу лет ничего хорошего не было. И, конечно, экстремизм рождается на этом первом уровне научных интеллигентских изысканий. Необходимо понимать, что на этот экстремизм надо отвечать адекватно.

Был этап, когда употреблялся термин религиозный экстремизм, хотя очевидно, что это выражение очень неоднозначно – и само явление, и понятие, и его осмысление. Поэтому важно определить, что вкладывается в это понятие и быть предельно точным в его использовании. Любая неточная формулировка на научном уровне, либо уход от конкретных дефиниций может порождать выводы, согласно которым целые религии и целые народы объявляются экстремистскими. Нет и не может быть экстремистских религиозных учений, как и экстремистских народов. Ошибки в этой области чреваты разжиганием в обществе противоречий (Терроризм в современном мире. Опыт междисциплинарного анализа (материалы «круглого стола») // Вопросы философии. № 6. 2005. С.3-36). Нельзя забывать и такой ресурс противодействия экстремизму, как собственный исторический опыт, собственные исторические традиции. В русской истории есть богатый и продуктивный опыт межнационального и межконфессионального сотрудничества, следовательно, – и противодействия экстремизму.

Историк и этнолог Валерий Тишков в дискуссии на тему «СМИ и экстремизм», состоявшейся в медиа-центре газеты «Известия» (http://www.nacbez.ru/society/article.php?id=1493), отметил, что в нашей стране люди крайне серьезно относятся к тому, о чем пишут и говорят в СМИ. Поэтому необходимо, чтобы пишущая братия более серьезно и более компетентно относилась к тому, о чем она пишет.

ПОВСЕДНЕВНОСТЬ И ЭКСТРЕМИЗМ СМИ

Кондрашов П.Н.,

Верхнесалдинский авиаметаллургический колледж, Верхняя Салда

Повседневная жизнь большинства населения протекает в совершенно бесчеловечных условиях, ибо, если мы вслед за К. Марксом признаем, что собственно человеческой формой деятельности является свободная, творческая деятельность, от выполнения которой человек получает удовольствие, то даже самый поверхностный взгляд на работу и быт людей покажет, что такое удовольствие посещает нас только от случаю к случаю, а то и вовсе наша жизнь оказывается погруженной в невыносимую тотальность страдания. В определенных условиях такая ситуация может взорвать социальную структуру капитализма, в рамках которой имеет место подобная бесчеловечность.

С другой стороны, общеизвестно, что всякий господствующий класс (а в современных российских условиях это класс капиталистов) всегда стремится сохранить наличное бытие тех условий, которые позволяют ему оставаться господствующим классом. В основе такого консерватизма лежит тот факт, что только принадлежность к господствующему классу дает возможность жить в условиях, хоть мало-мальски напоминающих условия человеческие. Удержать, сохранить status quo, т.е. собственно капитализм, можно разными способами (например, повышением уровня материального благосостояния, мотивацией труда или конституированием «счастливого сознания»), но в современных условиях, когда благосостояние широких трудящихся масс постоянно «растет», «улучшается»и т.д., экономические механизмы сохранения существующей социальной системы не всегда оказываются эффективными. Более того, зачастую увеличение, например, той же заработной платы может привести к совершенно противоположному эффекту: вместо конституирования лояльности и репрессивной терпимости возникает недовольство тем, что такое повышение можно было бы сделать и раньше, и в больших размерах, и т.д.

Поэтому (пост)современная буржуазия использует сегодня массу других, не-экономических механизмов воспроизводства наличной ситуации. Одним из таких весьма действенных механизмов является экстремизм СМИ.

С марксистской точки зрения, СМИ всегда выражают интересы определенных социальных классов, – и в этом нет ничего плохого или противоестественного. Это – обычная ситуация классового общества, и было бы, напротив, противоестественным, если бы этого момента не существовало. Другое дело, когда речь идет о реальной возможности всех классов представлять свои интересы в СМИ. В действительности же оказывается так, что самими СМИ владеют члены экономически (а значит, и политически) господствующего класса, а значит, что именно они «заказывают музыку», т.е. выражают через СМИ свои интересы, пытаясь представить их в качестве интересов всего общества в целом (что, собственно, и называется идеологией).

Единственным действительно эффективным способом навязывания подвластным классам чуждой им идеологии оказывается интериоризация этой идеологии в общественное сознание и общественную психологию этих классов. Репрессивное, прямое насилие в духе тоталитаризма никогда не приводило и не приведет к тому, что чуждые интересы станут «своими», «кровными». Это может произойти только через длительный процесс «объестествивания», «натурализации» этих интересов в ментальных структурах широких масс. Такая «натурализация» происходит через механизмы интериоризации чего-то внешнего во внутренний план своей собственной психики, т.е. через механизм «делания иного, чужого своим». Наиболее эффективным в этом отношении сегодня является деятельность СМИ, которые посредством оповседневнивания (Veralltagliсhung) определенных образов (особенно на телевидении) формируют в массовом сознании жизненные стандарты и позиции, которые делают эти массы некритичными, терпимыми и лояльными по отношению к существующему положению вещей (что, собственно, и требуется для господствующего класса), хотя в действительности это положение является совершенно неприемлемым и невыносимым.

Как нам представляется, подобная деятельность СМИ в процессе воспроизводства капиталистических условий базируется на способности СМИ встраивать с структуры повседневности и изнутри этих структур формировать некритическое согласие массового сознания. По всей видимости, механизм такого формирования таков:

1. Повседневность – это та материальная и духовная деятельность, которую индивиды осуществляют периодически с весьма короткими перерывами и которая в силу этой своей повторяемости становится автоматической, т.е. привычной, стереотипной, а значит, и бездумной в смысле естественной, нормальной некритичности.

2. Следовательно, если мы желаем что-то внедрить, встроить в эти повседневные структуры, необходимо сначала вырвать человека из его «сонной» обыденности, необходимо экзистенциально захватить его существо, а сделать это можно только посредством чего-то такого, что радикально выходит за рамки привычной повседневности, чего-то такого, что этой повседневностью не является.

3. Таким не-повседневным оказывается «экстрим», т.е. нечто экстремальное, экстремистское, то, что в обыденной повседневности не встречается, то, что взрывает эту повседневность. Т.е. СМИ, чтобы развернуть процесс интериоризации, внедрения идеологии господствующего класса в массовое сознание, в целях «захвата» зрителя используют то, что в большей степени «экзистенциально захватывает» людей – экстремальное: смерть, насилие, кровь, мат, секс, жареные новости, интимные подробности из жизни знаменитостей, разного рода извращения, оккультизм и т.д.

4. Фиксация внимания на экстремально-экстремистском отвлекает потребителя СМИ от его собственной серой повседневности, люди начинают жить более интересной жизнью героев сериалов, реалити-шоу, но жизнью не-собственной, чужой, отчужденной. Массе становится более важным, что происходит с героями «Дома 2», чем с ними самими или их соседями; людям в большей степени жалко то, что футбольная команда не вышла в финал, чем голодного, умирающего котенка, живущего в подвале их собственного дома; люди (das Man), таким образом, живя жизнь отчужденно, оказываются равнодушными по отношению к своей собственной жизни, а потому, им становится эта жизнь безразличной.

5. Так они встраиваются в структуры капитализма, влача жалкое личное существование, не обращая никакого внимания на бесчеловечность такого положения дел. «Другая», экстремальная жизнь других становится более интересной, а потому к себе самим конституируется терпимость и смирение. Но, к счастью, в рамках этой повседневной терпимости постепенно вырастает и протест против репрессивности наличных структур: угнетенные не хотят, не желают больше быть таковыми, – они желают быть людьми.

Поиск по сайту: