|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Рождение наук и философииГреческая мысль показала, что философия одновременно является и самобытным начинанием, и дисциплиной, порожденной возникновением наук, находящейся с ними в тесной связи. Посмотрим, что об этом начале говорил Аристотель: ведь, как заявляет в "Лекциях по истории философии" Гегель, "по отношению к греческой философии мы не можем сделать ничего лучшего, как изучить первую книгу его "Метафизики"'. а) Практическое знание "Все люди от природы стремятся к знанию. Доказательство тому — влечение к чувственным восприятиям: ведь независимо от того, есть от них польза или нет, их ценят ради них самих"2. Может показаться, что "Метафизика" начинается с банального положения. Но это первое положение не простая банальность, рассчитанная на всеобщее согласие ввиду своей простоты. Оно говорит о том, что первоисточник философии находится в чисто человеческой манере наслаждаться чувствами. В самом деле, 1 Гегель Г. В. Ф. Лекции по истории философии // Соч. М., 1934. Т. IX. С. 150. 2 Аристотель. Метафизика. I 1, 980 а 22—24 // Соч.: В 4 т. М., 1975. Т. 1. С. 65.
ощущение — это та форма познания, которая, можно сказать, дана "от природы", ибо присуща и животным1. Но для них ощущения связаны с непосредственной пользой, в то время как для человека они могут быть предметом незаинтересованного наслаждения, которое можно назвать "эстетическим". Этимологически слово "эстетический" означает "чувственный" или "чувствительный", но это чувствительность к красоте, что отличается от простой чувственности и полезного восприятия. Эстетическое удовольствие, которое доставляется ощущением, — это уже не животное чувство, а нечто относящееся к сфере культуры и содержащее отдаленное предвестие искусства и науки. Однако на первых порах этот набросок, развиваясь с помощью памяти, выражается главным образом в практических достижениях эмпирического знания. В самом деле, память — это хранилище чувственных впечатлений, и "появляется опыт у людей благодаря памяти"2. Подобное понимание формирования эмпирического знания само по себе является эмпиричным, поскольку при этом к опыту не добавляется ничего внешнего для его конституирования: опыт просто складывается из непроизвольных ассоциаций памяти, законы которых впервые сформулировал Аристотель3. Даже животные к "опыту причастны"4, потому что опыт предполагает лишь чувственность и память. А это, между прочим, показывает, что опыт — не та форма сознания, которая возвышает нас над высшими животными: Люди, поскольку последовательность их восприятий определяется только памятью, действуют как неразумные животные, уподобляясь врачам-эмпирикам, обладающим только практическими сведениями, без теоретических; и в трех четвертях наших поступков мы бываем только эмпириками'. 'См.: Аристотель. Метафизика. I 1. 980 а 22—28 // Соч. Т. 1. С. 65. 2 Там же. 980 b 29. 3 Aristote, De Метопа. 4 Аристотель. Метафизика. I 1, 980 b 27 // Соч. Т. 1.С. 65. 5 Лейбниц Г. В. Монадология. 28 // Соч.: В 4 т. М., 1982. Т. 1. С. 417—418. Действительно, эмпирическое знание имеет лишь практическое значение и не выходит на уровень теории. Из этого, однако, вытекает его связь с такой высшей формой деятельности, как искусство, которое кажется результатом накопления и обобщения опыта: Появляется же искусство тогда, когда на основе приобретенных на опыте мыслей образуется один общий взгляд на сходные предметы6. В качестве примера искусства Аристотель берет медицину и показывает, в каком смысле надо понимать сам термин "искусство". Разумеется, здесь имеется в виду не современное значение этого слова, указывающее на способность создавать красивые вещи, а самый древний и общий смысл, который обозначает форму производства в ремесленной цивилизации. Речь идет о смысле, который нам нелегко понять, так как современная техническая цивилизация изменяла смысл слова "искусство" по мере того, как ликвидировала саму соответствующую форму деятельности. Старое значение сохранилось лишь как пережиток в речи, когда мы по привычке говорим: "медицинское искусство", "свободные искусства", "искусства и ремесла". Но если для нас данный термин двусмыслен, то аристотелевский анализ этой формы деятельности предельно точен. Он характеризует практику того времени и показывает, посредством чего из опыта выделилась наука. Ь) От практики к теории Аристотелевская эпоха демонстрирует непрерывный ряд форм деятельности, которые нелегко отделить друг от друга. Очень древние формы практической деятельности, упорядоченные в ремесленном разделении труда, порождают в это время первые зачатки научного знания. Теоретическая мысль в эту эпоху формируется как продолжение практической деятельности, первое выделение и само наименование наук связаны с ее стихийным разделением, так что "наука и искусство возникают у людей через опыт"7. Даже термины, которыми 6 Аристотель. Метафизика. I 1, 981 а 5—7 // Соч. Т. 1. С. 66. 7 Там же. 981 а 1 -2. С. 65.
обозначали науки и искусства, показывают их смешение. Так, "геометрия" есть искусство измерения земли, или межевание, "логистика" (платоновское наименование современной арифметики) — искусство счета, использовавшееся купцами, "диалектика" — искусство ведения беседы при помощи вопросов и ответов, "эристика" — искусство спора и т. д. Именно практический аспект различных искусств был главной причиной подобного смешения, крепко связывавшего искусство с их эмпирическими источниками: В отношении деятельности опыт, по-видимому, ничем не отличается от искусства; мало того, мы видим, что имеющие опыт преуспевают больше, нежели те, кто обладает отвлеченным знанием, но не имеет опыта1. Действительно, опытное знание не только "дает душам род связи по последовательности, которая походит на разум"2, но и для практической деятельности неосознанные инстинктивные ассоциации опыта оказываются более эффективными, чем ясное знание слишком общих истин: Вот почему некоторые, не будучи знатоками [общих вопросов], в каждом отдельном случае поступают лучше иных знатоков [общих правил] и вообще опытны в других вещах. Так, если, зная, что постное мясо хорошо переваривается и полезно для здоровья, не знать, какое [мясо бывает] постным, здоровья не добиться, и скорее добьется [здоровья] тот, кто знает, что (постное и) полезное для здоровья [мясо] птиц3. Знание о том, что куриное мясо легко усваивается, — это истина, случайно и непреднамеренно полученная из опыта, но позволяющая действовать с пользой для здоровья, что было бы невозможно, если придерживаться лишь общего представления о необходимости легкой пищи в период выздоровления. Аристотель смог, таким образом, показать, что во всяком искусстве должна непременно содержаться доля опытного знания: Причина этого в том, что опыт есть знание единичного, а искусство — знание об- 1 Аристотель. Метафизика. I 1, 981 а 12—15 //Соч. Т. 1.С. 66. 2 Лейбниц Г. В. Монадология. 26 // Соч. Т. 1. С. 417. 3 Аристотель. Никомахова этика. VI 8, 1141 b 17—21 // Соч. Т. 4. С. 180. щего, всякое же действие и всякое изготовление относится к единичному: ведь врачующий лечит не человека [вообще], разве лишь привходящим образом, а Каллия или Сократа или кого-то другого из тех, кто носит какое-то имя, — для кого быть человеком есть нечто привходящее. Поэтому если кто обладает отвлеченным знанием, а опыта не имеет и познает общее, но содержащегося в нем единичного не знает, то он часто ошибается в лечении...4 Здесь с полным основанием подчеркивается, что связь общего правила с частным случаем всего лишь "случайная". В самом деле, случайно то, что не является необходимым, или то, что не может быть обосновано необходимыми доводами. То, что для врача нет болезни вообще, а есть только больные, нет человека, а есть только индивиды, означает, что в медицине невозможно объяснить дедуктивными средствами конкретные формы, которые принимает болезнь у разных индивидов. В медицине всегда существует более или менее серьезный разрыв между общей идеей человека или идеей болезни, как их определяет биология, и конкретным больным, а также тем, как его лечит врач. Это довод в пользу того, что медицина не совсем наука, а скорее искусство, и она не может руководствоваться лишь общими научно обоснованными идеями. Разрыв, отделяющий общую истину от реальности, в которой осуществляется действие, она должна заполнить опытным знанием, в той или иной степени не поддающимся формулировке. Вот почему медицинское образование всегда включает клиническую подготовку, во время которой будущему врачу для накопления опыта демонстрируют больных. Тем не менее не стоит делать вывод, будто искусство — это простой опыт: "Мы полагаем, что знание и понимание относятся больше к искусству, чем к опыту"5. Например, мы считаем, что врач, как человек искусства, в конце концов более компетентен, чем знахарь, как простой практик. Это происходит потому, что искусство содержит определенное представление об основаниях своих действий, в то время как прак- 4 Аристотель. Метафизика. I 1, 981 а 15—23 // Соч. Т. 1. С. 66. 5 Там же. 981 а 24—25.
гики ограничиваются знанием того, что нужно делать: ...Первые знают причину, а вторые нет. В самом деле, имеющие опыт знают "что", но не знают "почему"; владеющие же искусством знают "почему", т. е. знают причину1. Знание оснований эффективных действий — гарантия более высокой эффективности: "Ибо владеющие искусством способны научить"2. Поэтому образование должно включать в себя объяснение и рассуждение, в то время как практическое знание передается с помощью внушения и подражания (так, например, передается опыт знахарей). "А потому мы считаем, что искусство в большей мере знание, нежели опыт"3. Искусство содержит научный элемент в той мере, в какой оно содержит элемент обобщения и рассуждения в познании оснований и причин деятельности. Поэтому нельзя сказать, что наука и искусство совпадают с опытом, — просто "наука и искусство возникают у людей через опыт"4. Опытное знание, следовательно, выступает как исторический источник всякого знания, в то время как искусство обеспечивает связь и переход от простой эмпирической эффективности к научному знанию. с) Переход к науке и философии Аристотель в "Метафизике" не рассматривает различие между искусством и наукой, но ссылается5 на "Никомахову этику"6. В ней же искусство в общем определено как владение средствами ремесленного производства: Всякое искусство имеет дело с возникновением, и быть искусным — значит разуметь, как возникает нечто из вещей, могущих быть и не быть7. Ута формулировка предполагает определение, которое дал творчеству Платон: "Все, что вызывает переход из небытия в бытие, — творчество, и, следовательно, создание любых произведений искусства и ремесла можно назвать творчеством, а всех создателей их — творцами"8. Слово "творчество" действительно этимологически обозначает в греческом языке акт "делания". А делание существенным образом состоит в производстве того, чего не существует, то есть в творении. Если же искусство определяется как творчество, то оно обращено на то, что может или существовать, или не существовать, то есть на то, что само по себе случайно. Именно в этом оно противостоит науке, потому что "известное нам по науке не может быть и таким и ина-ким"9. Математическая истина, например, не поддается изменению. Поэтому наука есть знание о том, что "существует с необходимостью"10, если, в противовес случайному, необходимое — это то, чему "необходимо быть именно так"". Из этого определения вытекает, что "необходимое не может быть подвластно нашим действиям"12. Таким образом, необходимое становится предметом чисто умозрительной, созерцательной деятельности, и отличие науки от искусства сводится к отличию "созерцательности" от "действия", или, по-гречески, "теории" от "практики". Поэтому исторически наука могла появиться лишь тогда, "когда оказалось в наличии почти все необходимое, равно как и то, что облегчает жизнь и доставляет удовольствие"13. Таким образом, условием появления науки было достаточное развитие производительных сил в эмпирической деятельности и в искусстве, которые, следовательно, предшествовали науке не только по содержанию, как формы знания, но и как практические силы. Итак, наука — это результат победы над материальной необходи- 'Аристотель. Метафизика. I 1, 981 а 28—30 // Соч. Т. 1. С. 66. 2 Там же. 981 b 9. С. 67. 'Там же. 981 b 8. С. 66—67. 4 Там же. 981 а 2—3. С. 65. 'Там же. 981 b 25—26. С. 68. 'См.: Аристотель. Никомахова этика. VI Зи4//Соч. Т. 4. С. 174—176. 7Там же. VI 4, 1140 а 11—13. С. 176. 8 Платон. Пир. 205 с // Соч.: В 3 т. М., 1968. Т. 2. С. 135. 9 Аристотель. Никомахова этика. VI 3, 1139 b 20—21 // Соч. Т. 4. С. 175. 10Там же. 22—23. "Аристотель. Метафизика. V 5, 1015 а 34 // Соч. Т. 1. С. 151. 12 Aristote. Rhetorique a Alexandre. 1422 а 19. 13 Аристотель. Метафизика. I 1, 982 b 22—23 // Соч. Т. 1. С. 69.
мостью, доказательство превосходства и свободы, и для ее развития первым условием должно быть наличие досуга, как отмечал уже Платон в "Теэтете"1. "Поэтому математические искусства были созданы прежде всего в Египте, ибо там было предоставлено жрецам время для досуга"2. Конечно, состояние египетской математики, очень близкое к простому набору истин, случайно открытых в ходе практической деятельности, заслуживает лишь названия "искусство", но в искусстве уже обнаруживается тенденция к научности, вследствие которой по сравнению с просто опытными людьми (simple empirique) люди искусства воспринимаются как более сведущие "не благодаря умению действовать, а потому, что они обладают отвлеченным знанием и знают причины"3. Человек искусства отличается от просто опытного человека знанием причин и оснований, но он остается практиком и не доходит до созерцания необходимого, которое по-настоящему достигается лишь в научном знании. Но за научным знанием проглядывает еще знание философское. Дело в том, что науки исторически возникли как результат раздробления практического знания и разделения труда в искусствах. В различиях их предметов и методов сохранилось нечто от той раздробленности и случайности, которые связаны с их происхождением. Поэтому им можно противопоставить высшее единство знания в философии. Действительно, "эта наука не тождественна ни одной из так называемых частных наук"4 — так же, "как, например, науки математические"5. Весьма распространено мнение, что такая наука, как математика, может увенчать знание и заменить философию, и уже в эпоху Аристотеля "математика стала для нынешних [мудрецов] философией"6. Это не могло удовлетворить Аристотеля, который тонко чувствовал различие предметов наук, их методов и требовал "точ- 'См.: Платон. Теэтет. 172 с—173 с // Соч. Т. 2. С. 266-267. 2 Аристотель. Метафизика. I 1, 981 b 23—25 //Соч. Т. 1. С. 67. 3 Там же. 981 b 5—6. С. 66. 4Там же. VI 1, 1003 а 22-23. С. 119. 5 Там же. 1003 а 25—26. "Там же. I 9, 992 а 32—33. С. 90. ности для каждого рода [предметов] в той степени, в какой это допускает природа предмета"7. А математическое доказательство не имеет универсального применения8 и потому не способно достичь объединения знания. Последнее необходимо искать вне всех частных наук — в той "первой науке"9, под которой Аристотель понимал философию. Термин "первая наука" не однозначен, поскольку философия, завершая научный поиск, находится в конце исторического развития знания и, следовательно, появляется последней, в то время как чувственное и историческое знание образуются первыми. Этот порядок очередности, порядок исторического развития человеческого знания, не совпадает с рациональным порядком научных и философских обоснований. Процесс доказательства или обоснования состоит в отсылке к истинам более высокого порядка, с тем чтобы показать, что чувственные и опытные истины от них зависимы. Но если истины, от которых зависит доказательство, открылись последними в ходе исторического развития знания, то с них же необходимо начинать любое рассуждение, показывающее, как истины естественно следуют одна из другой. Тому, что является "первым для нас", противостоит то, что "естественно первое". Таким образом, сова — птица Минервы — это истинный символ мысли, поскольку "действительно, каков дневной свет для летучих мышей, таково для разума в нашей душе то, что по природе своей очевиднее всего"10. Смысл такого сравнения достаточно ясен: оно означает, что философское знание не естественно для человеческого разума. Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.007 сек.) |