В поисках новых объяснительных понятий

Невозможность применения в микрофи­зике принципов механистического детерми­низма для объяснения мельчайших явлений была истолкована приверженцами класси­ческой науки как неудача, которую необ­ходимо во что бы то ни стало преодолеть, возвращаясь к традиционной концепции де-

¹ Гейзенберг В. Физика и философия. Гл. 2. С. 21.

терминизма. В этом отношении и Эйнш­тейн примкнул к сторонникам классической науки. Конечно, он глубоко изменил прин­цип описания движения по сравнению с ньютоновской механикой. Тем не менее он сохранил верность классической физике в том, что касается необходимости механи­стического объяснения природных явлений вплоть до мельчайших деталей:

Я мучаюсь, пытаясь вывести из диф­ференциальных уравнений общей теории относительности уравнения движений ма­териальных точек, понимаемых как оди­ночные².

Поиск такого объяснения основывается на уверенности в том, что явления должны быть детерминированы сами по себе и что простая вероятность не может относиться к природе вещей: "Бог не играет в кости"³, или, иначе, мир может быть устроен лишь в соответствии с правилами абсолютного детерминизма.

Однако до сих пор все попытки сведения наблюдаемых микрофизикой явлений к строгому механистическому детерминиз­му, похоже, оказались неудачными. Эта не­удача соответствует теоретическим обосно­ваниям принципа неопределенности, вы­двинутым сторонниками квантовой теории, в частности Плавком и Гейзенбергом. Дей­ствительно, если верно, что наблюдаемые в микрофизике явления изменяются под воздействием средств наблюдения, то в ре­зультате они принимают случайный харак­тер. Ведь случай, согласно его объективно­му определению, появляется в результате встречи двух независимых причинных ря­дов. Поэтому взаимодействие наблюдае­мых явлений и средств наблюдения в мик­рофизике несет с собой неустранимую до­лю случайности.

Конечно, можно настаивать на том, что сами по себе, независимо от условий на­блюдения, микрофизические явления детер­минированы. В самом деле, утверждение о недетерминированности этих явлений са­мих по себе звучит шокирующе для нашего разума — ведь его основной принцип гла­сит, что "ничего не происходит без основа­ния". Однако требования современной нау-

¹ Einstein A. Lettre ä Born (1926). 'Ibidem.

ки существенно экспериментальны. И по­стулировать детерминизм, скрытый за на­блюдаемыми явлениями, не имеет физичес-кого смысла — такой тезис может отно­ситься лишь к формам метафизики, окончательно отвергнутым философией со времен кантовской критики. Так что задача современной философии скорее в том, что­бы изучать новые формы исследования де­терминации в познании природы, дабы из­влечь отсюда новые понятия философии природы и духа.

а) Новый телеологизм

Уже в самой постановке проблем де­терминизма имеется двусмысленность. В самом широком смысле этого термина детерминизм означает требование дете­рминации. Это требование неотделимо от научного мышления вообще. Но оно может требовать только точности в оп­ределении явления и соотнесения его с при­чинами. Поиск исключительно механичес­кой причинности направлен лишь на одну особую форму детерминации — ту, при которой "начальное состояние... однознач­но определяет протекание процесса во все последующее время"¹. Несомненно, эта форма детерминации не подходит для микрофизики, где из-за соотношения неопределенностей детальное измерение явлений не может избавиться от неточ­ности.

Но в данном случае индетерминация оказывается результатом требования осо­бой формы детерминации, основанной на механической причинности. "Однако и в классической механике уже со времен Лейб­ница известна другая постановка вопроса, которая там также ведет к определенному ответу"². Согласно механицизму, процесс полностью определен, если "кроме конфи­гурации в один момент времени" известен и "импульс"³, воздействующий на данную систему в этот момент. Но можно также считать, что система полностью опреде-

¹ Планк М. Единство физической картины мира // Избранные труды. С. 587.

² Там же. 'Там же.

лена, если известны ее конфигурации в два разных момента при условии, что из­вестен и "вариационный принцип"⁴, объяс­няющий переход от одной конфигурации к другой.

Но еще до Лейбница Ферма и Гюйгенс открыли такой вариационный принцип в области физической оптики. Так, Ферма показал, что "если две точки находятся в различных прозрачных средах, то луч све­та, чтобы пройти от одной точки к другой, преломляется у плоской поверхности, по которой соприкасаются обе среды, таким образом, что употребляет возможно мень­шее количество времени, совершенно так же, как это происходит при отражении от плоской поверхности"⁵. Надо, однако, за­метить, что соответствующее доказатель­ство предполагает установленным закон отношения синусов. Поэтому более инте­ресным представляется обратное доказа­тельство, в котором Ферма, предполагая известным отношение скоростей в двух прозрачных средах, исходил из принципа, что "свет употребляет при этом прохожде­нии возможно меньшее количество време­ни, чтобы затем вывести из этого постоян­ство отношений синусов"⁶. Это доказатель­ство показывает, что если даны начальная и конечная точки движения, а также вари­ационный закон этого движения между крайними точками (за возможно короткое время), то промежуточная траектория мо­жет быть полностью определена (согласно закону равенства синусов).

Однако обобщение этого положения бы­ло дано лишь Лейбницем благодаря ис­пользованию исчисления бесконечно ма­лых. Доказательства Ферма и Гюйгенса ос­новывались на определении кратчайшего промежутка времени. Вместо этого чисто количественного определения Лейбниц в качестве предмета исследования взял "наиболее определенное по величине, могу­щее быть как наибольшим, так и наимень­шим в своем порядке"⁷:

"Там же.

⁵ Гюйгенс X. Трактат о свете. Гл. 3. С. 59—60 (см. там же доказательство Гюйгенса).

'Там же. С. 60.

⁷ Лейбниц Г. В. Анагогический опыт исследо­вания причин // Соч.: В 4 т. М., 1984. Т. 3. С. 132.

Так, пусть имеется... выпуклая либо вогну­тая кривая AB, а 57" — ось, с которой на кривую опущены ординаты; при этом вид­но, что ординате Q ('или R) соответствует равная ей и являющаяся как бы ее двойни­ком некоторая другая q (или г). Но име­ется особый случай ординаты ЕС, которая оказывается единственной определенной, единственной по своей величине и не име­ет двойника, поскольку две ординаты ЕС и ее сливаются, образуя одну ординату, и эта ордината ЕС оказывается наиболь­шей в случае вогнутой кривой и наимень­шей в случае выпуклой¹.

"Основанием анализа" здесь является един­ственность решения, которое только и дает абсолютную определенность, тогда как лю­бое другое решение выступает как двойст­венное и, следовательно, как недостаточно определенное.

Например, в случае отражения или пре­ломления света, если даны начальная и конечная точка траектории, а также поверх­ность отражения или преломления, то за­дача состоит в определении на этой поверх­ности точки преломления или отражения.

¹ Лейбниц Г. В. Апагогический опыт исследо­вания причин // Соч. Т. 3. С. 132.

При этом оказывается, что принцип Гюй­генса и Ферма (определение через кратчай­шее время) применим не ко всем случаям, так как "в случае вогнутых зеркал оказыва­ется, что путь отраженного луча наидлин­нейший"², как это видно на рисунке, где у вогнутого зеркала DCD' траектория АС В самая длинная и в то же время более оп­ределенная, чем любая двойственная траек­тория ADB или AD 'В. Таким образом, оп­ределенность обязательно связана не с кра­тчайшим путем, но с "уникальным, единственным, или определенным по своей величине"³. При отражении решение задачи дается лишь равенством углов падения и отражения, ибо при всяком неравенстве этих углов имеется два симметричных ре­шения или "близнецы"⁴. Также и в случае преломления решение определяется тем, что оно единственно:

...Преломленный луч, исходящий из точки, находящейся в одной среде, достигает точ­ки, находящейся в другой среде, наиболее определенным, единственным путем, не имеющим, так сказать, пути-близнеца...⁵

Правда, в случае преломления решение та­ково, что время прохождения луча является "в действительности... наиболее кратким"⁶. Но здесь это лишь следствие, а не принцип доказательства.

Отсюда видно, что принцип, согласно которому природа действует "наикратчай­шими" путями, есть лишь количественное следствие принципа, по которому она дей­ствует "наипростейшими"⁷ путями. Но "на­ипростейший" означает здесь "наиболее оп­ределенный", а самый определенный — это тот, при котором устраняются другие воз­можные решения, то есть те, возможность которых остается неопределенной. Следо­вательно, принцип, согласно которому при­рода действует простейшими путями

— и который Лейбниц и Мопертюи назва­ли "принципом наименьшего действия",

— может быть выражен в терминах вероят­ности. Действительно, он означает, что из всех возможных решений природа выбира-

² Там же.

'Там же. С. 133.

"Там же.

⁵ Там же.

⁶ Там же. С. 135. ⁷Тамже. С. 129, 131.

ет самую большую вероятность. Принцип наименьшего действия может, таким об­разом, быть сведен к принципу, согласно которому природа действует лишь в на­правлении наибольшей вероятности. В са­мом деле, в случаях равной вероятности невозможно прийти к определенному ре­шению.

Таким образом, может проясниться про­блема, связанная с опытами с интерферен­цией. В этих опытах обнаруживается серь­езное противоречие: "если физическая сис­тема в результате вполне определенного процесса переходит в течение определенно­го промежутка времени от одной опреде­ленной конфигурации к другой определен­ной конфигурации, то вопрос о конфигура­ции в промежуточные моменты времени вообще не имеет никакого физического смысла"¹. Действительно, там, где в на­блюдение не вписываются определенные природные действия, — например, испуска­ние или поглощение кванта света — могут определяться лишь вероятности. Так, в опытах с интерференцией прохождение фотона через одно или другое отверстие в экране соответствует лишь равной веро­ятности в пользу того или другого отвер­стия. Но это лишь виртуальность, а не реальное действие. Тем не менее процесс может считаться детерминированным в це­лом, поскольку он переходит от одного определенного состояния к другому с по­мощью столь же определенного закона из­менения.

Но такая концепция детерминизма всту­пает в прямое противоречие с собственно механистической концепцией. Согласно последней "движущая причина действует от настоящего в направлении к будущему, так что будущие состояния представляются обусловленными прошлыми состояния­ми"². Но применение принципа наименьше­го действия предполагает, что конечное со­стояние уже определено, и оно определяет вариационный закон, согласно которому

' Плат М. Единство физической картины мира // Избранные труды. С. 588.

² Planck M. L'image du monde dans la physique moderne. Science et religion. Geneve, Gonthier, 1963. P. 130; ср.: Planck M. Wege zur physikalischen Erkenntnis. Wissenschaft und Glaube. Leipzig, 1933. S. 219—222.

это конечное состояние можно достичь, ис­ходя также из определенного начального состояния. Таким образом, применение этого принципа делает "из определенного окончания то, из чего исходит развертыва­ние ведущих к нему процессов"³. Следова­тельно, налицо "формула причинности, об­ладающая явно телеологическим характе-ром"⁴ или имеющая "нечто общее

Ь) Значение натурализма

Это обращение к конечной причине представляется в физике очевидно парадок­сальным и даже неприемлемым. В самом деле, если принять вместе с Лейбницем и Планком, что свет идет самым простым путем, то придется также принять, что "фо­тоны, составляющие световое излучение, ведут себя как разумные существа", ибо "среди всех возможных кривых линий они всегда выбирают ту, которая прямее всех ведет к цели"⁶. Но эта идея для нас непри­емлема, так как природу "мы не считаем... мыслящей сущностью"⁷, но скорее "ирра­циональной силой"⁸. Причина, по которой современная физика отвергает целенаправ­ленность, заключается в том, что такое представление является антропоморфичес­ким, поскольку приписывает явно бессозна­тельным и неразумным вещам возмож-ность принятия целей и средств, ведущих к ним самыми простыми и самыми опреде­ленными путями.

Но прежде чем отбрасывать телеологи­ческую интерпретацию, следует учесть, что она "не вносит в естественные законы ника­кого противоречивого элемента"⁹. В самом деле, определение любой цели влечет за

³ Ibidem.

⁴ Ibidem.

⁵ Лейбниц Г. В. Апагогический опыт исследо­вания причин // Соч. Т. 3. С. 131.

⁶ Planck M. L'image du monde dans la physique moderne. Science et religion. P. 129.

''Кант И. Критика способности суждения. § 61 // Соч. М., 1966. Т. 5. С. 383—384.

'Alexandre d'Aphrodise. Commentaire ä la Physique d'Aristote. II, 2, 194 b 26, in Simplicius. Commentaire ä la Physique. P. 311, 1.

⁹ Planck M. L'image du monde dans la physique moderne. Science et religion. P. 130.

собой определение механического аппарата средств, необходимых для достижения це­ли, так что механическая необходимость выступает как момент целенаправленности:

Необходимо ведь иметь в наличии мате­риал определенного качества, раз намече­на постройка дома или поставлена какая-нибудь другая цель; и сначала должно воз­никнуть и быть приведено в движение именно это, а затем уже и то, и таким способом надо идти последовательно, по­ка не будет достигнута цель и ради чего каждый предмет возникает и существует. Так же происходит и со всем, что порож­дается природой¹.

Таким образом, в человеческой технике имеет место полное соответствие между механицизмом и целенаправленностью. Но эта эквивалентность механистического и те­леологического описаний может быть об­наружена и в объяснении природы, где воз-можно и ставить вопрос "для чего" (то есть вопрос о цели, объясняющей использова­ние средств), и вопрос "как" (то есть вопрос о механически определяемом отношении причины к следствию, объясняющем дос­тижение результата):

Но [как говорят] в физике спрашивают не о том, почему есть вещи, а о том, каковы они. Я отвечаю, что спрашивают и о том и о другом. Нередко цель и употребление чего-либо позволяют догадаться, каково оно, поскольку, зная цель, легче судить о средствах. Ведь чтобы объяснить маши­ну, нет лучшего способа, чем установить ее цели и показать, как все ее детали слу­жат этой цели².

Механические отношения причины к след­ствию отличаются от отношений средств к цели лишь разным подходом ко времени: механическое отношение следует временно­му порядку, а телеологическое его перево­рачивает.

Однако этого различия достаточно, что­бы стало невозможным удовлетвориться простой эквивалентностью между механи­цизмом и целенаправленностью. Надо еще выяснить, какое из этих тесно связанных

¹ Аристотель. О частях животных. I 1, 639 b 26—30. M., 1937. С. 35.

^г Leibniz G. G. Reponse aux reflexions qui se trouvent dans le 23-e Journal des savants de cette annee touchant les consequences de quelques endroits de la philosophic de Descartes // Die philosophischen Schriften von G. W. Leibniz. Hrsg. von C. J. Gerhardt. Berlin, 1885. Bd. IV. S. 339.

понятий является основным. История физи­ческих теорий, и в частности физической оптики, достаточно убедительно показыва­ет, что механицизм не в состоянии опреде­лять явления вплоть до мельчайших дета­лей, тогда как принцип наименьшего дейст­вия, "вместо того чтобы ограничиваться только общим, нисходит и до всякой от­дельной вещи или явления"³. Так, в тех случаях, когда с помощью механицизма нельзя определить никакую траекторию, этот принцип позволяет указать определен­ную вероятность. Поэтому можно сказать, что "насколько наш ум может их постичь", законы природы могут "быть сформулиро­ваны как соответствующие действованию, направленному к некоей цели"⁴ и что имен­но в этой форме, а не в форме механисти­ческого детерминизма они "образуют раци­ональный порядок мира"⁵.

Итак, современная наука не дает основа­ний считать механицизм единственно соот­ветствующим действительной детермини­рованности природы. Наоборот, подход к природе с позиций механицизма приво­дит не к определенным результатам в ча­стностях, а скорее к простому вероятно­стному индетерминизму. Отсюда и воз­можность направить против самого механицизма обвинение в антропоморфиз­ме, обычно предъявляемое телеологизму. Антропоморфным скорее выглядит пред­ставление природы как механически опре­деленной вплоть до мельчайших деталей, поскольку оно соответствует не объектив­ному наблюдению природы, а построению простых машин, настолько примитивных, что механическая связь средств и целей — или причин и следствий — может в них быть полностью определена, как это имеет место, например, в работе часовых механи­змов.

При этом надо отметить, что работа более сложных машин, как, например, элек­тронных машин, уже не поддается такому объяснению. Операции, осуществляемые такими машинами, настолько сложны, что уже по определению исключается их де-

³ Лейбниц Г. В. Апагогический опыт исследо­вания причин // Соч. Т. 3. С. 129.

⁴ Planck M. L'image du monde dans la physique moderne. Science et religion. P. 130. ^!Ibid. P. 131.

тальныи анализ: определены лишь началь­ные элементы и правила их комбинации в зависимости от требуемых результатов. Природу можно сравнить именно с такой машиной, работа которой детерминирова­на в соответствии с правилом, позволяю­щим перейти от начального к конечному состоянию, а не в соответствии со знанием механических деталей отдельно взятых процессов.

По поводу форм рационализма, которые исключают целенаправленность из приро­ды на том основании, что природа не обла­дает умом или является иррациональной силой, можно заметить, что научный раци­онализм не может допускать без противо­речия, что природа иррациональна. Напро­тив, наука ищет основание явлений, то есть она стремится познать природу как рацио­нально определенный процесс. Но правиль­ная связь средств ради цели есть, очевидно, более рациональный процесс, чем чисто случайное перекрещивание механических причин, производящих следствия вслепую.

Тем не менее если можно определить природу как действие, направленное к цели и детерминированное ею, то все же нельзя считать, что устремленность к цели в при­родных процессах имеет намеренный ха­рактер. Несомненно, это и хотел сказать Кант, говоря, что природа не является "мыслящей сущностью"¹. Если природу можно рассматривать как сам по себе раци­ональный процесс, то тем не менее нельзя эту рациональность считать самосознаю­щей. В человеческом же действии целена­правленность сознательна. Человеческое техническое действие — это процесс, на­правленный к цели, поскольку сознание це­ли предзадает совокупность операций:

Но и самый плохой архитектор от наилуч­шей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове. В конце процесса труда получается результат, ко­торый уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, т. е. идеально².

А это предсуществование цели в форме ее сознательного представления в мышлении

¹ Кант И. Критика способности суждения. § 61 // Соч. Т. 5. С. 384.

² Маркс К. Капитал. Кн. 1. Гл. 5 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 189.

есть то, что обычно требуют для определе­ния целенаправленности процесса.

Но отсюда видно, что обычное опреде­ление конечной причины носит антропо­морфный характер. То, что называют "це­ленаправленностью", есть не что иное, как субъективная целенаправленность, то есть сознательное представление цели, при ко­тором человеческий ум решает вопрос о выборе средств для достижения данной цели. Однако природа демонстрирует нам явные примеры отношений средств к цели, когда мы не можем предполагать ни созна­ния, ни рефлексии, ни использования средств на основе технического решения:

Яснее всего это выступает у прочих живых существ, которые производят [вещи] без помощи искусства, не исследуя и не сове­туясь, почему некоторые недоумевают, ра­ботают ли пауки, муравьи и подобные им существа, руководствуясь разумом или чем-нибудь другим. Если постепенно идти в этом же направлении, то мы обнаружим, что и в растениях полезные [им части] возникают с какой-то целью, например листья ради защиты плода. Так что если по природе и ради чего-нибудь ласточка строит гнездо, а паук [ткет] паутину и рас­тения производят листья ради плодов, а корни растут не вверх, а вниз ради пита­ния, то ясно, что имеется подобная причи­на в [вещах], возникающих и существую­щих по природе³.

Если паук, ткущий паутину, приспосабливает средства к определенной цели, хотя мы и не можем всерьез полагать, что он сознательно и обдуманно ставит цель для своих действий; если вообще живые существа обнаруживают организацию, в которой части действуют как органы, то есть как орудия или вообще средства для достижения определенных це­лей, как, скажем, зубы для разжевывания или глаза для того, чтобы видеть, хотя мы и не можем считать, что внутри организма некое сознательное намерение подготовило орга­ны для их функции, — тогда надо перестать определять целенаправленность только че­рез сознательное представление цели, опре­деляющей сознательный поиск средств:

Странно ведь не предполагать возникно­вения ради чего-нибудь, если не видишь, что движущее [начало] обсудило решение⁴.

³ Аристотель. Физика. II 8, 199 а 20—30 // Соч. Т. 3. С. 99.

"Там же. 199 b 26—28. С. 100.

Бывает, что и в технической деятельности, которая считается образцом целесообраз­ного действия, человек "не обсуждает"¹

— и это именно тогда, когда нахождение решения совершается инстинктивно, то есть через спонтанное связывание средств и целей, что характерно для производства и порождения в природе. Таким образом, следует высвободить понимание целена­правленности из ее узкого определения

— как только сознательной и обдуманной целенаправленности. В самом общем смысле и в том виде, как его можно об­наружить при изучении природы, можно назвать "соответствующим цели" "всякое производство, осуществляемое правиль­ным образом ради определенного резуль­тата"², — независимо от намеренного и со-знательного характера определения средств и целей.

Отказ от использования понятия целена­правленности или целесообразности при объяснении природы основывается глав­ным образом на стремлении избежать вся­кого антропоморфизма. Но целенаправлен­ность не может быть исключена из челове­ческого мира, поскольку она явно характеризует человеческое действие, что наблюдается в самом простом опыте. В частности, учет целенаправленности не может исключаться из морали. Поэтому Декарт, изгнав из физики рассмотрение ко­нечных причин³, согласен на введение их с точки зрения морали и религии:

С точки зрения нравственной мысль о том, что все создано Богом ради нас, и благочестива и добра (так как она еще более побуждает нас любить Бога и возда­вать ему хвалу за его благодеяния)...⁴

Но эта вторая точка зрения несовместима с той, которая предписывает совершенно выбросить "из нашей философии разыска­ние конечных целей"⁵. Поэтому в этой пер­спективе идея целенаправленности пред-

¹ Аристотель. Физика. II 8, 199 b 28 // Соч. Т. 3. С. 100.

² Alexandre d'Aphrodise. Commentaire ä la Physique d'Aristote. II 2, 194 b 26, in Simplicius. Commentaire a la Physique. P. 311, 23—24.

³См.: Декарт Р. Первоначала философии. Ч. I. § 28//Соч. Т. 1.С. 325.

"Там же. Ч. III. § 3. С. 387.

⁵ Декарт Р. Начала философии. Ч. I. § 28 // Избр. произв. М., 1950. С. 438.

ставляется верной лишь в известном смысле"⁶, то есть по мере соображений лишь субъективного благочестия, а не на основе рассмотрения подлинной природы вещей:

Поскольку нет в мироздании ничего, что не могло бы нам так или иначе послужить (хотя бы для упражнения нашего ума и для того, чтобы воздавать хвалу Богу при созерцании его творений)...⁷

Рассуждения о целесообразности выглядят в данном случае как чисто нравоучитель­ные, и "было бы... дерзко выдвигать такой взгляд при обсуждении вопросов физи­ки..."⁸ Но если таким образом противопо­ставлять поиск конечных причин в морали и их исключение в физике, то стремление к моральному благу оказывается чем-то чисто субъективным, не имеющим подлин­ного основания в природе вещей:

...Как те древние, которые усматривали во вселенной только взаимодействие частиц, к чему, по-видимому, склонны те умы, в коих преобладает имагинативная спо­собность, поскольку они полагают, что следует обходиться только математичес­кими принципами и что нет никакой нуж­ды ни в принципах метафизических, кото­рые считают химерами, ни в принципах блага, которые они относят к области че­ловеческой морали, как будто совершенст­во и благо являются лишь неким особым результатом наших мыслей, а не находят­ся во всеобщей природе'.

Самая четкая форма этого противоречия наличествует в кантовской философии, где природа, понимаемая как чисто механичес­кая, абсолютно противополагается царству нравственных целей в непримиримом кон­фликте.

Однако в третьей кантовской критике была предпринята попытка перебросить мост через эту пропасть, осмысливая со­гласно категории целесообразности одно­временно человеческое искусство и технику природы¹⁰. И все же, вследствие идеалисти­ческих предрассудков Канта, его критика не

⁶ Декарт Р. Первоначала философии. Ч. III. § 3 // Соч. Т. 1. С. 387.

⁷ Там же.

⁸ Там же.

⁹ Лейбниц Г. В. Апагогический опыт исследо­вания причин // Соч. Т. 3. С. 128.

¹⁰См.: Кант И, Критика способности сужде­ния. § 76 // Соч. Т. 5. С. 433.

смогла ни нащупать подлинную связь чело­веческой и природной продуктивности, ни придать целесообразности подлинно объек­тивный статус. Тем не менее его попытка свидетельствует о невозможности придер­живаться только противоположности меж­ду человеческим действием и производи-тельностью природы. Она также подсказы­вает, что разрешение конфликта между механицизмом и целесообразностью зави­сит от точного анализа смысла и значения человеческой техники.

Действительно, техническое производ­ство демонстрирует тип производства, ясно определенного в соответствии с целена­правленностью, способ действия которого, однако, чисто механический и природный. В технической деятельности "веществу при­роды" человек "сам противостоит как сила природы", приводя в движение "принадле­жащие его телу естественные силы"¹ — си­лы его рук, как и силы его мозга. В то же времятехническое действие использует за­коны природы, так что нет никакой раз­ницы "между машинами, сделанными ру­ками мастеров, и различными телами, со­зданными одной природой"²:

И ведь несомненно, что в механике нет правил, которые не принадлежали бы фи­зике; поэтому все искусственные предметы вместе с тем и предметы естественные. Так, например, часам не менее естественно показывать время с помощью тех или иных колесиков, из которых они состоят, чем дереву приносить плоды³.

Но в техническом действии механицизм имеет лишь тот смысл, что он позволяет определить средства достижения цели. По­этому если ряд операций и орудий, исполь­зуемых в технической деятельности, ска­жем, в медицине, образует целиком естест­венный процесс, то надо также считать естественным процессом связь всех этих операций с определенной целью, в данном случае с задачей сохранения здоровья. Эта цель может, следовательно, быть приписа­на и природе, когда вводятся в действие естественные средства и операции, реально

¹ Маркс К. Капитал. Кн. 1. Гл. 5 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 188.

² Декарт Р. Первоначала философии. Ч. IV. §203//Соч. Т. 1. С. 418—419. ³Там же. С. 419.

содействующие восстановлению и поддер­жанию здоровья организма.

Таким образом, когда Аристотель ис­толковывает природу исходя из характе­ристик человеческого действия, то это не антропоморфическое понимание природы, а, наоборот, осознание существенно при­родного характера человеческого произ­водства. "Делается же ради чего-нибудь, следовательно, и по природе существует ради этого"⁴. Техника действует как при­рода, а природа — как техника: "... как делается [каждая вещь], такова она и есть по [своей] природе, и, какова она по [своей] природе, так и делается..."'. Надо заметить, что и в самом человеческом производстве использование законов природы может дать основание для чисто механического толкования изготовления искусственных предметов:

В настоящее время полагают, что [сущес­твование] по необходимости заключено в [самом] возникновении, как если бы кто-нибудь вообразил, что стена возникла в силу необходимости потому, что тяже­лые [предметы] по своей природе стремят­ся вниз, а легкие — на поверхность, в ре­зультате чего камни и основание оказа­лись внизу, земля по своей легкости — наверху, а на поверхности — преимуще­ственно дерево, как самое легкое. Конеч­но, стена возникла не без этих материалов, однако и не благодаря им — разве только с их материальной стороны, — но ради укрытия и охраны⁶.

Дом строится в соответствии с законами тяжести: камень для фундамента, кирпич для стен, дерево для крыши. Однако под­линное основание его устройства — не тя­готение, а соображения укрытия и защиты. Также и в организованной продуктивности природы подлинное основание следует ис­кать в достигнутой организации; вне же учета цели упорядоченное совместное дей­ствие детерминирующих причин остается совершенно необъяснимым. Таким обра­зом, будучи само естественным производ­ством, человеческое производство дает ключ к пониманию производительности природы. Действительно, всякое производ-

⁴ Аристотель, Физика. II 8, 199 а 11—12 // Соч. Т. 3. С. 98.

⁵ Там же. 9—10.

«Там же. 9, 199 b 35—200 а 7. С. 100.

ство выступает как механическая деятель­ность, детерминированная целями, так что целенаправленность и детерминация бла­гим и лучшим заключены сначала в приро­де вещей, а уж затем обнаруживаются в де-ятельности и морали людей.

Надо, однако, уточнить, что человечес­кое производство глубоко отличается от природного. Дело в том, что различные причины производства — материя и идея, цель и производящая причина — сливают­ся в природе, но четко разделены в тех­ническом производстве. Действительно, в человеческом производстве материя от­лична от идеи, которая ее преобразует и оформляет, так как идея находится в со­знании работника, а материя — это внеш­ний объект, которому труд придает извне форму, каковую он не принял бы сам собой. В природном же производстве сы­рой материал не отличается от идеи. Опять же в человеческом производстве цель — удовлетворение человеческой по­требности — отличается как внешняя зада­ча от идеи — принципа внутренней ор­ганизации изготовляемого предмета, тогда как в природе вид представляет собой одновременно и цель порождения, и прин­цип организации, в соответствии с кото­рым оно происходит. Наконец, в челове­ческом производстве агент преобразования и используемые им орудия внешни по отношению к изготовляемому предмету, который ведет себя по отношению к ним как просто пассивный материал, тогда как при порождении природного существа ак­тивный агент — это семя, которое хотя и происходит от другого индивида, но тем не менее является для порождаемого ин­дивида "его подспудным принципом как его составная часть"¹.

Итак, четко внеположенными по отно­шению друг к другу являются лишь причи­ны человеческого производства, и этим оно отличается от производства в природе. Но это различие техники и природы не должно заслонять их существенное тождество. В тождестве техники и природы коренится глубокое единство системы причин, ибо всякое производство — естественное или искусственное — это преобразование мате-

¹ Aristote. Problemes. XIV 10, 923 b 33.

рии, являющееся механическим действием, регулируемым в соответствии с целью. В человеческом же производстве идея от­личается от материи, а цель — от средств и производящих механизмов. Поскольку здесь идея и цель также существуют раз­дельно, человеческое производство — это природное производство, ставшее созна­тельным. Это высшее отличие, это мыслен­ное осознание идеи и целенаправленности составляют превосходство человеческой де­ятельности над просто природным произ­водством.

Единство человеческого и природного производства выражается в том, что "ис­кусство... подражает"² природе. Это под­ражание не сводится к рабскому копирова­нию форм и механизмов, уже реализован­ных в природе, но означает, скорее, глубинное тождество процессов, телеологи­чески направляемых в природе, как и в ис­кусстве. Но сознательность и преднамерен­ность человеческой деятельности приводят к тому, что она "завершает то, что природа не в состоянии произвести"³. С этой второй стороны производительная деятельность человека выглядит как вступающая в кон­фликт с природой и представляющая собой антиприроду:

В самом деле, часто природа производит противоположное тому, что нам полезно. Ведь природа ведет себя всегда совершен­но одинаковым образом, тогда как полез­ное для нас все время изменяется. Поэ­тому, когда нужно было бы сделать нечто вне природного порядка, эта трудность заводит в тупик, и тогда необходимо ис­кусство. Потому мы и называем ту часть искусства, которая оказывает помощь при подобных трудностях, искусством машин. Здесь все происходит как в поэме Анти­фона: "Мы побеждаем искусством там, где нас побеждает природа". Это, напри­мер, тот случай, когда маленький одолева­ет большого или когда малая сила приво­дит в движение большие массы, и почти все те случаи, когда мы говорим о пробле­мах механики⁴.

Но поскольку техническая деятельность ис­пользует законы природы, в ней нет ничего антиприродного, скорее она представляет

² Аристотель. Физика. II 8, 199 а 15—16 // Соч. Т. 3. С. 98.

³ Там же.

⁴ Aristote. Mecanique. 847 а 13—24.

собой сознательное завершение природы. А это завершение природы представляет в технике прежде всего практический ин­терес. Но оно имеет смысл и для теории, поскольку осознание естественных механи­змов в технической деятельности приводит к естествознанию.

с) От материи к духу

Итак, научное и философское понимание природы оказываются тем более глубоким, чем более развита производительная дея­тельность человека. В этом причина, по которой такое понятие, как материя, несет в себе столько двусмысленностей и неяснос­тей: в ходе исторического развития челове­ческого производства оно соответствовало самым разным стадиям опыта и разным интерпретациям. В простейших, доистори­ческих формах производства, а также в ре­месленном труде материя — это просто сырой материал, противостоящий форме. Так что именно в ремесленном опыте коре­нятся различение и противопоставление ма­терии и идеи, которым соответствуют

— в зависимости от того, на какую сторону этого противопоставления делается упор,

— метафизические системы идеализма и материализма. В той мере, в какой эле­ментарные формы труда сохраняются вну­три даже самого развитого промышленно­го производства, первоначальная концеп­ция материи и вытекающая из нее противоположность материализма и идеа­лизма сохраняются и в обыденном и в фи­лософском сознании. Однако при нынеш­них науке и технике, когда создаются ма­шины, способные осуществлять не только процессы жизни, но и процессы мышления, обычным становится осознание единства материи и идеи. В связи с этим снова может стать популярным аристотелизм, различав­ший материю и идею лишь постольку, по­скольку материя — это идея в потенции.

Что касается наиболее организованных форм материи — форм жизни, то сегод­няшнее осознание их природы находится под глубоким влиянием факта создания ма­шин, способных имитировать жизненные функции и заменять естественные органы

— легкие, сердце, почки. Впрочем, широко

распространенная ныне идея о том, что живое существо состоит из естественных механизмов, зародилась фактически еще на заре биологии. Так, в греческой биологии уже использовалось понятие "орган", озна­чавшее "орудие", то есть инструмент, спо­собный производить механически опреде­ленные действия.

Таким образом, орган живого существа — это орудие, включенное в его естествен­ную форму, тогда как орудие — это внеш­ний орган, характерный для рода челове­ческого, поскольку у человека есть рука. Действительно, рука представляет собой "орудие орудий"¹, то есть орган, способный изготовлять и использовать много орудий. Рука — это "не один инструмент, а мно­гие"² и характеризующий превосходство че­ловека над другими видами, которые, не имея других орудий, кроме собственных органов, ограничены своей видовой дея­тельностью:

А те, которые утверждают, что человек устроен нехорошо и даже наихудшим об­разом из всех животных (ибо он бос, гово­рят они, и гол, и не имеет оружия для защиты), утверждают неправильно, ибо прочие животные имеют одно средство защиты и переменить его на другое не могут, но им необходимо всегда и спать, и делать все обутыми, и покров на теле никогда не снимать, и оружие, которое им случилось иметь, не менять; у человека же вспомогательных средств много и всегда есть возможность их менять, затем и ору­дие иметь, какое он захочет и когда захо­чет; ведь рука становится и когтем, и ко­пытом, и рогом, так же как копьем, мечом и любым другим оружием и инструмен­том; всем этим она становится, потому что все может захватывать и держать³.

Таким образом, организм рода человечес­кого состоит не только из естественных органов человека, но и из всей совокупнос­ти орудий и машин, образующих техничес­кое продолжение этого организма.

Отсюда следует, что по своему значе­нию или функции машины тождественны органам, или, по-другому, органы — это естественные машины. Но тогда, так же как

¹ Аристотель. О душе. III 8, 432 а 2 // Соч. Т. 1. С. 440.

² Аристотель. О частях животных. IV 10, 687 а 21. С. 151.

'Там же. 687 а 23 — 687 b 5. С. 151—152.

и значение органа, значение машины может быть постигнуто только в ее связи с естест­венным организмом, для которого она лишь средство: машина — это орган, а не орга­низм. Поэтому механистическое объяснение жизни неудовлетворительно, коль скоро это объяснение состоит просто в приравнивании живого существа к машинам, которые могут создаваться человеческим искусством.

Будучи лишь органом, машина умеет только производить определенные дейст­вия, но не воспроизводить саму себя. Это верно в отношении машины, взятой в це­лом, — ибо нет воспроизводящих себя ма­шин, — как и в отношении каждой из ее частей, ибо "одна часть служит орудием движения других, но... не есть действующая причина создания другого"¹:

Поэтому так же как колесико в часах не создает другого колесика, так тем более и одни часы не создают других часов...²

Напротив, любой живой организм спосо­бен воспроизводиться в том двойном смыс­ле, что индивид может произвести на свет другого, подобного ему индивида и что части индивида, начиная с семени или эмб­риона, могут производить другие части.

Однако если организм — лишь совокуп­ность органов, каждый из которых есть орудие или механизм, то он и сам — толь­ко механизм, ибо совокупность не может быть отличной от того, чем являются ее отдельные части. Между тем остается вер­ным, что "органическое тело не есть только механизм"³, ввиду того, что простые меха­низмы — это органы, приспособленные для выполнения вполне определенных функций, а организм в целом — это машина машин, то есть сложная естественная машина, спо­собная выполнять многие функции. Ус­тройство такой машины тем более сложно и в ее составе тем больше различных ору­дий и механизмов, чем более многочислен­ные и высокие функции она должна выпол­нять:

Природа растений, поскольку последние прикреплены к одному месту, лишена многообразия неоднородных частей, ибо

¹ Кант И. Критика способности суждения. § 65 // Соч. Т. 5. С. 399.

² Там же. ³Там же.

для небольшого числа отправлений требу­ется немного органов... Существа же, име­ющие для жизни еще и ощущение, имеют также более многообразную наружность, причем одни из них по сравнению с други­ми получили лучшую и более богато ода­ренную внешность, именно те, которым природа предоставила не только жить, но и "хорошо жить". Таким является челове­ческий род...⁴

Стало быть, если верно, что никакая ма­шина, созданная человеческой техникой, се­бя не воспроизводит, то причина этого в том, что машины, построенные челове­ком, — это простые органы, предназна­ченные для выполнения конкретной функ­ции в соответствии с человеческой потреб­ностью, которую они обслуживают. Напротив, машина, обладающая функцией самовоспроизводства, не соответствует ни­какой внешней цели, но требует исклю­чительной сложности организации. Поэто­му человеческая техника не образует таких машин. Живые же существа могут быть определены как естественные машины со сложной организацией и обладающие, на­ряду с другими функциями, функцией са­мовоспроизводства.

К этому надо добавить, что последние достижения техники дали возможность имитировать в машинах характерные осо­бенности жизни, которые ранее для механи­ки были недоступны. Так, Кант утверждал, что машины, например часы, "сами себя не починяют, когда неисправны, — зато мы можем всего этого ожидать от органичес­кой природы"⁵. Действительно, верно, что машины, которые мог знать Кант, должны все время находиться под наблюдением людей, с тем чтобы можно было исправить случайно возникающие отклонения в их ра­боте. Например, когда нагревание или ох­лаждение часов, изменяя натяжение пружи­ны, заставляет их спешить или отставать, требуется внешнее регулирование. Но со­временная промышленность создает меха­низмы, способные самостоятельно регули-ровать условия своего функционирования, исправляя случайные отклонения, вызван­ные внешними воздействиями на систему.

И 10,

Самый простой пример — это термо­стат центрального отопления. Тепло, по­ставляемое котлом, повышает температуру помещения, что, вследствие способности металлов расширяться при нагревании,

приводит в движение металлические дета­ли термостата; а это движение, усилен­ное с помощью механического устрой­ства, регулирует температурный режим котла:

Но температура закрытого помещения — это, разумеется, пример случайной пере­менной величины, поскольку источник

тепла (печь или котел) действует независи­мо от колебаний внешней температуры, представляющей собой источник холода:

Встреча двух независимых причинных ря­дов определяется как случай, так что для получения определенного результата необ­ходимо ввести новую причину, способ-

ную гармонизировать действие первых двух, например, открывая или закрывая ок­на или же регулируя тягу печи:

Метафизический эквивалент этого внешне­го регулирующего процесса имеется в сис­теме Мальбранша и вообще во всех тех системах, в которых обеспечение мирового порядка, а также производство действий

в соответствии с законами природы требу­ют постоянного вмешательства Бога, коор­динирующего механические действия, кото­рые без этого перекрещивались бы случай­ным и беспорядочным образом:

Напротив, механизм, подобный термоста­ту, показывает, как действие детерминиру­ющей причинности может регулироваться так, что получается определенный резуль­тат. Для этого надо реализовать эффект

"обратной связи", то есть построить меха­низм, позволяющий реагировать на причи­ну исходя из случайных колебаний, воздей-ствующих на следствие:

Такие механизмы называются "кибернети­ческими"', потому что их математическая теория была впервые разработана для ре­шения проблем, связанных с автоматичес­ким управлением баллистических ракет. Вообще можно называть "кибернетичес­ким" любой механизм, дающий возмож­ность с помощью обратной связи получать, несмотря на случайные изменения обсто­ятельств, действия, регулируемые на основе определения цели.

Цель, которую должен поразить снаряд, — таков простейший образ целенаправлен­ности. Но поражение цели — это, вообще говоря, случайностный процесс. Ведь сна­ряд получает направление лишь в самом начале своего пути, и даже если считать прицеливание совершенно точным, то во время полета на снаряд могут воздейство­вать, отклоняя его, многие обстоятельства (действие ветра, тяготения и т. д.). Управ­ление в данном случае — это искусство удерживания движущегося тела (например, корабля) на его траектории или курсе по направлению к цели вопреки помехам, ко­торые могут возникать во время пути. Таким образом, автоматическое управление — это самый ясный образ регулирования, механи­чески обеспечивающего соответствие цели вопреки случайным колебаниям. Подобные регулирующие механизмы обнаруживаются и в биологических процессах. Именно они удерживают эти процессы в пределах

¹ "Кибернетика" по-гречески — "искусство кораблевождения".

правильного ритма или на постоянном уровне вопреки колебаниям окружающей среды и они способны даже исправлять на­рушение, вызванное отклонением от нормы внутренних или внешних условий.

Техническая реализация кибернетичес­ких механизмов и их точное теоретическое описание позволяют еще больше уточнить взаимоотношения механицизма и целена­правленности в природе. Во-первых, кибер­нетическая интерпретация дает возмож­ность объяснить с помощью механики яв­ления, которые казались специфически жизненными, то есть не поддающимися описанию как механизмы. В то же время поскольку кибернетический механизм мо­жет быть также определен как механичес­кое средство достижения определенного ре­зультата, то к нему относится и объяснение конечной причиной, и объяснение механи­ческой причинностью. Но в любом механи­зме имеется полная эквивалентность между механическим и целевым принципами. Так что своеобразие кибернетической интерпре­тации не в этой эквивалентности, а скорее в допущении случайности и в господстве над ней внутри самой целенаправленности.

В самом деле, в механизмах обычного типа, не кибернетических, для случая не оставляется места, так как каждая деталь устроена в точном соответствии с тем дей­ствием, которое она производит в рамках целого. Механическая детерминация, таким образом, есть в точности обратная сторона целевой детерминации, поскольку каждая деталь может быть определена и как при-

чина, производящая следствие, и как сред­ство, позволяющее достигнуть определен­ного результата. Метафизическая версия этой абсолютной эквивалентности целена­правленности и механицизма имеется в сис­теме Лейбница, где замыслы Бога реализу­ются путем абсолютно неизбежного меха­нического сцепления причин и следствий. Подобная теория абсолютно исключает введение внутрь процесса случайных пере­менных. Идеал механистического описания жизни — это изображение живого как меха­нического автомата. Но до тех пор пока техника могла создавать лишь автоматы типа часов, механицизм не мог дать удов­летворительного объяснения жизни. Ибо у часов, как и у всех простых автоматов, отсутствует механизм саморегуляции, поз­воляющий противостоять, не портясь, слу­чайным колебаниям температуры окружа­ющей среды.

Правда, кибернетические механизмы могут выдерживать случайные колебания лишь до определенных пределов. Об этом свидетельствует существование уродов. Они, несомненно, появляются в результате случайного изменения зародыша под воз­действием внешней причины, которое не смогли погасить регулирующие механиз­мы. Если все же урод остается жизнеспо­собным, то это потому, что возникшее рас­стройство организм в целом смог интег­рировать, частично изменившись, так что "отсутствие одной части, необходимой для сохранения соседних частей, восполняется деятельностью остальных"¹. Тот факт, что уродливые или ненормальные индивиды оказываются жизнеспобными вследствие того, что благодаря механизмам саморегу­ляции целостный организм способен при­способиться к отсутствию или уродству от­дельных частей, говорит о том, что в ор­ганизме, в отличие от простых машин, каждая часть не имеет строго определенной функции. В органической машине требуе­мый результат точно определен, но механи­ческие средства его достижения имеют зна­чительную свободу маневрирования.

Именно эта свобода дает возможность живому организму справиться со случай-

¹ Кант И. Критика способности суждения. § 64 // Соч. Т. 5. С. 397.

ностью. В самом деле, реализация кибер­нетических механизмов показывает, что ов­ладение случайностью не требует абсолют­ной детерминированности механической детали. Например, термостат сконструиро­ван так, чтобы он мог функционировать в пределах конкретных температурных гра­ниц, определяемых в соответствии с веро­ятными условиями пользования, причем без необходимости в точности определять конкретные вариации. Отсюда видно, что системы могут регулироваться телеологи­чески, несмотря на механическую недетер­минацию деталей. И вопреки тому, что ут­верждал Кант, для этого не нужно наделять материю "свойством... которое противоре­чит ее сущности"², ибо анализ физических систем показывает, что механическая неде­терминация деталей в них сочетается с те­леологической детерминацией.

Этот результат должен привести к пере­смотру всей совокупности понятий, служа­щих для объяснения физической природы, таких, как вероятность и необходимость, детерминированность и случайность:

Необходимость же, которую почти все пытаются положить в основание, не раз­личая, во скольких значениях можно го­ворить о необходимом, присуща произ­ведениям природы не всем в одинаковой степени³.

Необходимо "то, что не может быть ина­че"⁴. Но эта форма необходимости наличе­ствует прежде всего в доказательстве, "так как если что-то безусловно доказано, то иначе уже не может быть"⁵. Эта форма необходимости представляет собой логи­ческую необходимость — ту, которая выте­кает из доказательства путем рассуждения. Если вывод из рассуждения необходим, то "причина этому — исходные посылки"⁶. Именно в этом смысле необходимость име­ет место в математических науках.

Но математическая необходимость не абсолютна, ибо исходные посылки доказа­тельства просто постулируются или пред-

² Там же. §65. С. 400.

³ Аристотель. О частях животных. I 1, 639 b 21—23. С. 35.

⁴ Аристотель. Метафизика. V 5, 1015 а 34 // Соч. Т. 1. С. 151.

⁵ Там же. 1015 b 7—8.

⁶ Там же.

полагаются. Если, например, допустить ев­клидовы определения прямой, параллель­ных линий, прямого угла, треугольника, "то треугольник необходимо имеет углы, равные двум прямым"¹. Но при этом оп­ределении нужно допустить, что в доказа­тельстве необходимость следствия чисто "условна"². Таким образом, если следствие не имеет место, то есть если на опыте (на­пример, в геометрии при построении фигу­ры) не обнаруживается свойство, вытекаю­щее из доказательства, то "отсутствие след­ствия снимает начало"³. Это означает не то, что "начала доказываются через их следствия"⁴, ведь порядок доказательства требует выводить следствия из принципов, а то, что "начала опровергаются исходя из следствий"⁵, то есть они не могут более признаваться, если выведенное из них след­ствие противоречит фактам.

"Так же происходит и со всем, что по­рождается природой"⁶, о чем свидетель­ствует существенное сходство природного порождения и технического производства. Действительно, в техническом производ­стве следует рассуждать, предполагая жела­емый результат и выводя отсюда средства реализации цели. Следовательно, здесь так­же наличествует условная необходимость, то есть необходимость средств, если хотят достичь определенной цели:

Необходимо ведь иметь в наличии мате­риал определенного качества, раз намече­на постройка дома или поставлена какая-нибудь другая цель; и сначала должно воз­никнуть и быть приведено в движение именно это, а затем уже и то, и таким способом надо идти последовательно, по­ка не будет достигнута цель и ради чего каждый предмет возникает и существует⁷.

Итак, средства необходимы только при ус­ловии цели, то есть они обосновываются исходя из цели. Она "ведь также начало, но

Аристотель. Физика. II 9, 200 а 17 // Соч. Т. 3. С. 101.

²Simplicius. Commentaire a la Physique d'Aristote. 200 a 15. P. 389, 19—20.

³ Аристотель. Физика. II 9, 200 a 21—22 // Соч. Т. 3. С. 101.

'Simplicius. Commentaire ä la Physique d'Aristote. P. 389, 34.

⁵ Ibid. P. 389,35.

⁶Аристотель. О частях животных. I l, 639 b 30. С. 35.

'Там же. 26—30.

[начало] не действия, а рассуждения"⁸. В практическом действии, как и в научном теоретизировании, имеет место рассужде­ние, исходящее из гипотезы, каковой для науки является принцип, или начало дока­зательства, а для действия — цель. Но в то время как наука ограничивается рассужде­нием, техника действует исходя из условий, необходимых для достижения цели. Но "как там", в науке, "отсутствие следствия снимает начало, так и здесь", в техническом производстве, если необходимые условия отсутствуют, то "[снимается] цель"⁹:

Если их вообще не будет, не будет ни дома, ни пилы: дома — если не будет камней, пилы — если железа; и там [в математике], не будет начал, если тре­угольник не будет [иметь углов, равных] двум прямым¹⁰.

Но если при практической реализации цель зависит от средств, то при доказательстве необходимость средств выводится из пола-гания цели.

Таким образом, с физической необходи­мостью дело обстоит так же, как и с мате­матической. В математике полагание начал делает необходимым заключение, а прос­тая констатация расхождения между за­ключением из рассуждения и наблюдением фактов опровергает начала. Также и в прак­тическом действии необходимость средств доказывается исходя из полагания цели, а отсутствие средств препятствует достиже­нию цели. Тем не менее нельзя сказать, что констатация факта может обосновать необ­ходимость начал". Ибо, как мы видели на примере противоречия механистических и волновых объяснений, всегда есть воз­можность объяснить факт исходя из проти­воположных начал¹². И также существова­ние материи и ее механических детермина­ций не может сделать необходимым определенный результат:

Если должен быть дом, то чему-то необ­ходимо произойти, или наличествовать, или быть, и вообще необходима материя для того-то, например кирпичи и камни,

⁸ Аристотель. Физика. II 9, 200 а 22—23 // Соч. Т. 3. С. 101.

'Там же. 21—22. ¹⁰ Там же. 28—30. "См. там же. 18. ¹² См. наст. изд. С. 327—335.

если [речь идет] о доме; конечно, не благо­даря им имеется [определенная] цель...¹

Действительно, механические детермина­ции материи не могут дать необходимости, но дают лишь бесконечное перекрещивание причинно-следственных рядов, имеющее чисто случайный характер.

Поэтому нельзя говорить о механичес­кой необходимости, ибо в механицизме пе­реходят от причины к причине, но нет воз­можности привести различные причинные ряды к единству необходимой причины:

И нельзя необходимость подобного выве­дения продолжать вечно, так, чтобы гово­рить: это существует, потому что сущест­вует то².

Итак, единственной природной необходи­мостью является условная необходимость, в соответствии с которой средства стано­вятся необходимыми через полагание цели. Что же касается чисто механической необ­ходимости, то она даже в самой современ­ной физике выступает как сочетание слу­чайностей, которое нельзя определить ина­че, как вероятность.

Таким образом, если под необходимос­тью понимать абсолютную необходимость того, что не может быть иным, чем оно есть, то в природе нет необходимости, а есть только случайность, или возможность того или другого (contingence). Под "случайным" (contingent) следует понимать "то, что не необходимо, или — что то же самое — про­тивоположное чему возможно, так как не влечет за собой никакого противоречия"³.

Все действия отдельных субстанций слу­чайны. Ибо можно показать, что в случае, если бы вещи делались по-другому, в этом не было бы никакого противоречия⁴.

Это определение случайности, чисто логи­ческое по своей форме, имеет тем не менее физическое содержание. Например, механи­ческая траектория отдельно взятой части­цы света выступает не как необходимая,

'Аристотель. Физика. II 9, 200 а 24 —27 // Соч. Т. 3. С. 101.

² Аристотель. О частях животных. I 1, 640 а 6—8. С. 35.

³ Leibniz G. G. Specimen scientiae generalis // Die philosophischen Schriften von G. W. Leibniz. Hrsg. von C. J. Gerhardt. Berlin, 1887. Bd. VII. S. 110.

⁴ Ibidem.

а как случайная, поскольку относительно нее можно всего лишь указать вероятность присутствия частицы в определенной точке в определенный момент, то есть можно определить только возможность, но не не­обходимость.

Но кроме детерминирующей необходи­мости существует и другая детерминация. Обычно рассуждают так, как будто проти­воположным случайности является детер­минация. Однако фактически от противоре­чивой пары необходимость — случайность отличается другая пара, состоящая из дете­рминации и индифферентности (или, как чаще говорят сегодня, индетерминации):

Есть индифферентность, когда нет боль­шего основания ни для одного, ни для другого. Иначе была бы детерминация⁵.

Но "все действия детерминированы"⁶, по­скольку правило перехода от одного состо­яния материи к другому определяется по принципу наименьшего действия. Конечно, этот способ детерминации требует опреде­ления конечного пункта действия, и поэ­тому он носит телеологический характер. Но в то время как поиск механической не­обходимости приводит к индетерминации, телеологическое объяснение показывает, что нет ничего необходимого, как и нет недетерминированного, но все одновремен­но случайно и детерминировано:

Все действия случайны, или лишены необ­ходимости. Но также все детерминирова­но или упорядочено, и нет никакой индиф­ферентности⁷.

Таким образом, вероятность физических состояний описывает не просто индетерми-нацию, а нечто детерминированное в оп­ределенных отношениях. В обычном пони­мании обращение к вероятности оправды­вается тем, что мы не знаем реальных детерминаций. "Но волна вероятности" квантовой механики содержит "гораздо больше, чем это"⁸. Она обозначает телео­логически регулируемый процесс, то есть она означает "нечто подобное стремлению к определенному протеканию событий"'.

⁵ Ibidem.

⁶ Ibidem.

⁷ Ibidem.

"Гейзенберг В. Физика и философия. Гл. 2. С. 22.

'Там же.

Поиск по сайту: