Предназначение труда

Итак, стремясь удержать высокую нор­му прибыли и сокращая "время, общест­венно необходимое для производства дан­ного товара", капитализм совершил пере­ворот в технических и общественных условиях процесса труда, а следовательно, и в самом "способе производства"¹⁰. В этом отношении он проявил себя самым актив­ным агентом преобразования общества и эмансипации индивидов путем повыше­ния уровня жизни масс. Между тем это преобразование и эмансипация приобрета­ют двусмысленное значение в силу того факта, что их важнейшими средствами яви­лись погоня за прибылью и безграничная эксплуатация наемного труда.

⁶Там же. С. 385. 'Там же. ⁸ Там же. 'Там же. ¹⁰ Там же. Гл. 10. С. 325.

а) Противоречия машинного производства

Что касается условий труда, а также способов и результатов производства, то очевидно, что важнейшее преобразование связано с введением машинного производ­ства. Последнее стало возможным только при капитализме. Правда, часто задавали вопрос (впрочем, не находя ответа), почему в античности не распространился машин­ный труд, хотя тогда уже были научные знания, необходимые для механизации про­изводства. Но постановка этой проблемы, как и бессилие в ее решении, обусловлены просто недостаточностью исторического и теоретического анализа самого понятия машины. Конечно, древние знали "маши­ны" элементарной механики, то есть "ры­чаг, наклонную плоскость, винт, клин и т. д."¹. Конечно, они умели использовать природные двигательные силы, такие, как "животные, вода, ветер"². А многие орудия "отчасти в мануфактурный период, в еди­ничных же случаях уже задолго до него" могли приводиться в движение механичес­ки — как насос, кузнечные меха, сукноваль­ная машина и т. д., но они "не революци­онизируют способа производства"³:

И даже паровая машина в том виде, как она была изобретена в конце XVII века, в мануфактурный период, и просущество­вала до начала 80-х годов XVIII века, не вызвала никакой промышленной ре­волюции⁴.

Только "создание станков" поистине ввело в механическое производство природные силы, такие, как "вода, ветер, пар", и сдела­ло совершенно "случайным" употребление в качестве двигательной силы человеческой мускульной энергии. С тех пор как челове­ческий организм, и особенно рука, не стал более необходим для управления орудиями, мускульная сила людей в качестве простого двигателя становится всего лишь одной из природных сил и притом бесконечно более слабой, чем многие другие. Настоящая же революция в способе производства — это чисто механическое использование орудий.

¹ Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 4. Гл. 13. 1 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 382.

² Там же. С. 386. ³Там же. "Там же.

Но для того чтобы инструмент, первона­чально служивший продолжением челове­ческого организма, мог быть доверен ма­шине, нужно было сначала сделать челове­ческий жест совершенно машинальным вследствие механического разделения, что осуществилось только в конце мануфактур­ного разделения труда, каковое само яви­лось наследием очень долгого процесса развития. Действительно, разделение труда может как следует развиться лишь в ус­ловиях расширяющегося товарообмена. Ре- зультатом развитого разделения труда яв­ляются все более многочисленные и в то же время все более разнообразные продукты. Но они должны найти покупателей, кото­рые были бы в то же время производи­телями, так что "разделение труда ограни­чивается размерами рынка"⁵:

Так как именно возможность обмена ве­дет к разделению труда, то степень пос­леднего всегда должна ограничиваться пределами этой возможности или, други­ми словами, размерами рынка. Когда ры­нок незначителен, ни у кого не может быть побуждения посвятить себя целиком ка­кому-либо одному занятию за неимением возможности обменять весь избыток про­дукта своего труда сверх собственного по­требления на необходимые продукты тру­да других людей⁶.

Нет, стало быть, никакой тайны в неспособ­ности древней экономики развить машинное производство. Последнее появляется лишь в результате такого разделения труда, кото­рое само имеет условием расширение рынка, развитие торгового капитала и возможность для него приобретать рабочую силу и застав­лять, таким образом, "работать деньги".

Именно капитализм освободил челове­чество от рабства, реализовав старую меч­ту Аристотеля:

Раб — некая одушевленная собственность, как и вообще в искусствах всякий ремес­ленник как орудие стоит впереди других инструментов. Если бы каждое орудие могло выполнять свойственную ему рабо­ту само, по данному ему приказанию или даже его предвосхищая, и уподоблялось бы статуям Дедала или треножникам Ге­феста, о которых поэт говорит, что они "сами собой (automatous) входили в со-

⁵ Смит А. Исследование о природе и причи­нах богатства народов. I. 3. С. 132. 'Там же.

брание богов"; если бы ткацкие челноки сами ткали, а плектры сами играли на кифаре, тогда и зодчие не нуждались бы в работниках, а господам не нужны были бы рабы¹.

Между тем "целью" введения машин не было "облегчение труда"³, а главным об­разом поддержание нормы прибыли. Поэ­тому разделение труда вообще и в его за­ключительной стадии машинного труда в частности свело трудящегося к простому элементу превосходящего его механизма.

Разделение труда имеет своим результа­том осуществление работником все более фрагментарных операций. В условиях реме­сленного разделения труда всякий мастер трудится один над своим продуктом, како­вой составляет товар, который можно об­менять на другие. Но при мануфактурном разделении труда "частичный рабочий не производит товара. Лишь общий продукт многих частичных рабочих превращается в товар"³. В этом смысле нужно различать собственно производителей, то есть обла­дателей капиталов, которые могут постав­лять на рынок конечный продукт, и рабо­чих или операторов, которые ограничива­ются очень фрагментарным участием в создании такого продукта.

Итак, трудящийся, поскольку он являет­ся просто рабочим, не имеет никакого пра­ва собственности на продукт своего труда. Но он лишен владения даже и самим своим трудом, в силу того что "разделение труда" превращает его "в совершенно частичное искусство управлять отдельным частичным орудием"⁴. В ремесленном производстве трудящийся совершал совокупность опера­ций по производству объекта и, следова­тельно, использовал и развивал в своей деятельности весь спектр своих физических и духовных ресурсов. Даже Платон подчер­кивал, что ремесленник должен иметь идеи, и можно продемонстрировать, что науки в их подразделении и первичном содержа­нии произошли из ремесленной деятельнос­ти. Но в условиях мануфактурного разделе-

' Аристотель. Политика. I 2, 1253 b 33 — 1254 а // Соч. Т. 4. С. 381. Цитируется "Или­ада" (XVIII, 376).

² Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 4. Гл. 13. § 1 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 382.

³ Там же. Гл. 12. §4. С. 367.

⁴ Там же. Гл. 13. § 5. С. 441.

ния труда познания, рассудительность и воля" требуются "только от всей мастер­ской в целом"⁵. Умственные и волевые ас­пекты труда отобраны у трудящегося и да­же противопоставлены ему как исключи-тельная принадлежность капитала:

То, что теряют частичные рабочие, сосре­доточивается в противовес им в капитале. Мануфактурное разделение труда приво­дит к тому, что духовные потенции мате­риального процесса производства проти­востоят рабочим как чужая собственность и господствующая над ними сила⁶.

"В крупной промышленности" "наука"⁷ становится производительной силой, неза­висимой от труда, она даже идет вразрез с его интересами, так как способствует со­зданию машин, завершающих экспроприа­цию труда.

Мануфактурное разделение труда покои­лось еще на ловкости трудящихся и допол­нительно ее развивало, хотя и ограничивая ее частичной деятельностью. Но в условиях индустриальной механизации "управление орудием переходит к машине", так что "вместе с потребительной стоимостью рабо­чей силы исчезает и ее меновая стоимость"⁸. Ловкости, действительно, более не требует­ся, так что труд у машины становится эле­ментарным и оплачивается как таковой, то есть самой низкой заработной платой. В ус­ловиях подобного преобразования машин­ной техники, которое ведет к автоматичес-кому производству, обесцениваются, в свою очередь, интеллектуальные аспекты профес­сии. Действительно, машина сама наблюда­ет и регулирует свою деятельность, так что способности инженеров, обязанных управ­лять производством, на автоматизирован­ных заводах оказываются ненужными. Име­ющиеся у них научные и технические знания остаются без употребления перед лицом машин, которые за редким исключением не выходят из строя и работают, подобно вну­тренним органам живого организма, в тем­ноте совершенно закрытых помещений.

Разделение труда, развившееся на своей последней стадии в машинное производ­ство, превращает, таким образом, работу

⁵ Там же. Гл. 12. § 5. С. 374.

'Там же.

'Там же.

»Там же. Гл. 13. § 5. С. 441.

в занятие скучное из-за своей монотоннос­ти и в то же время изматывающее своей быстротой:

Машинный труд, до крайности захватывая нервную систему, подавляет многосторон­нюю игру мускулов и отнимает у человека всякую возможность свободной физической и духовной деятельности. Даже облегчение труда становится средством пытки, потому что машина освобождает не рабочего от труда, а его труд от всякого содержания¹.

Поскольку же "разум большинства людей необходимо формируется их повседневны­ми занятиями"², то, если человек "прово­дит свою жизнь в осуществлении малого числа простых операций", он должен стать "вообще таким тупым и таким невежест­венным, как только это возможно для чело­веческого существа"³. Тем самым разделе­ние труда в ходе промышленного прогресса порождает существенное противоречие. С одной стороны — это "величайшая выго­да"⁴ для населения и индустрии, тогда как, с другой стороны, оно постоянно ухудшает положение рабочих:

Ведет к разрозненности и ограниченности особенного труда и тем самым к зависи­мости и нужде связанного с этим трудом класса, а отсюда и к неспособности чув­ствовать и наслаждаться всей свободой, и особенно духовными преимуществами гражданского общества³.

С одной стороны, следовательно, индус­триальное общество увеличивает "накопле­ние богатства"⁶, но, с другой — оно умаля-ет индивидов и массы, лишая их всякого человеческого и духовного развития.

Однако механизация труда приводит не только к деградации связанной с ней рабо­чей силы: она ее перемещает в направлении более сложных видов деятельности. Цели­ком механическое выполнение производи­тельных работ возможно, только если рас­членение человеческого труда достаточно развито. Оно может касаться лишь полез­ных предметов, производство которых уже

'Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 4. Гл. 13. § 4 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 434.

²Smith A. Richesse des nations. V. 1. § 2.

³ Ibidem.

'Гегель Г. В. Ф. Философия права. § 243. С. 271.

⁵ Там же.

'Там же.

прошло через последовательные фазы раз­деления труда в мануфактуре и в индус­трии. Но на каждом этапе механизации производство машин само становится бо­лее сложной деятельностью. Сегодня серия операций, ведущая к изготовлению автомо­биля, может осуществляться совершенно автоматическим способом. Но создание ав­томатической поточной линии само требу­ет сложнейшей кибернетической и элек­тронной техники. Машиностроительная промышленность становится, таким обра­зом, постоянно революционизируемой формой производства:

Современная промышленность никогда не рассматривает и не трактует существую­щую форму производственного процесса как окончательную. Поэтому ее техничес­кий базис революционен, между тем как у всех прежних способов производства ба­зис был по существу консервативен⁷.

В качестве революционной силы крупная промышленность "обусловливает перемену труда, движение функций, всестороннюю подвижность рабочего"⁸. Недаром в Сое­диненных Штатах прославляют "авантюри­стов, которые легче меняют свое ремесло, чем вы рубаху"⁹, вместо того чтобы за­мкнуться, как делают в старой Европе, в рамках одной неизменной профессио­нальной деятельности. Поэтому крупная промышленность должна своим естествен­ным движением уничтожить отупляющую связь индивида с одной-единственной час­тичной задачей:

Она, как вопрос жизни и смерти, ставит задачу:...частичного рабочего, простого носителя известной частичной общест­венной функции, заменить всесторонне развитым индивидуумом, для которого различные общественные функции суть сменяющие друг друга способы жизнеде­ятельности¹⁰.

Задачи, предлагаемые промышленным раз­витием, не только разнообразны, они также прогрессивны, так как механизация труда

⁷ Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 4. Гл. 13. § 9 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 497—498.

" Там же. С. 498.

⁹ Corbon A. De l'eseignement professionel. 2eme ed. P. 50. Цит. по: Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 4. Гл. 13. § 9 // Там же. С. 498.

"Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 4. Гл. 13. § 9 // Там же. С. 499.

постоянно передоверяет машине самые простые задания, требуя все более высокой научной и технической компетенции для со­здания тех же самых машин. Возможно большая многосторонность рабочих стано­вится, таким образом, "всеобщим зако­ном"' современного производства. Суть этого закона заключается в постепенном освобождении трудящегося в результате неизменно революционного прогресса ин­дустрии.

Ь) Судьба капитализма

Однако социальные отношения не при­способлены "к нормальному осуществле­нию"² этого закона, другими словами, ре­ально он не является законом развития ка­питалистической промышленности. Скорее в реальной истории капитализма проявля­ется "отрицательная сторона"³ развития, которая делает из всякого экономического прогресса общественное бедствие. В самом деле существует "абсолютное противоре­чие"⁴ между техническими нуждами круп­ной промышленности и теми социальны­ми особенностями, которые ей свойственны при капиталистическом строе. В силу этого противоречия "движение функций", всесто­ронняя "подвижность рабочего" оборачи­ваются прежде всего разрушением устой­чивости, обеспеченности жизненного по­ложения рабочего, уничтожением его "частичной функции"⁵ без какой-либо уве­ренности вновь найти равноценное занятие.

Дело в том, что затраты на обучение рабочей силы составляют часть величины заработной платы. Поэтому в капиталис­тической экономике они всегда насколько возможно малы. Игнорируя революцион­ную сторону своего собственного произ­водства, капитализм всегда осуществляет подготовку людей в зависимости от мини­мальных на настоящий момент требований техники и потребностей промышленности, так что всякий раз он оказывается захвачен

¹ Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 4. Гл. 13. § 9 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 499.

² Там же. 'Там же. С. 498. "Там же. 'Там же.

врасплох своими собственными технологи­ческими изменениями. В результате остает­ся только выбрасывать на улицу трудящих­ся, функции которых уничтожены или изме-нены техническим прогрессом, не имея возможности использовать их для деятель­ности более высокого уровня или даже просто для других видов деятельности, так как они не получили необходимой для это­го подготовки.

Но помимо особой проблемы подготов­ки людей исключительное стремление к прибыли в капиталистическом обществе приводит к тому, что прогресс в нем не может осуществляться без кризисов. В ус­ловиях ремесленного разделения труда ста­бильность, безусловно, имела следствием стагнацию производства и рутину в тех­нике. Но она вытекала из требования спра­ведливости, из того факта, что продукты различных работ обмениваются по прин­ципу равенства. Такая ситуация не сохраня­ется в условиях наемного труда, так как заработная плата здесь составляет только часть стоимости, добавленной трудом к ка­питалу. Разумеется, существует "доля тру­да", которой рабочий "лишь возмещает стоимость своей собственной рабочей си­лы"⁶. Подобное возмещение является не­преложной необходимостью в условиях всякой экономики, основанной на принципе общественного разделения труда и обмена:

Если бы он [наемный рабочий] работал не на капиталиста, а на самого себя, самосто­ятельно, ему пришлось бы, при прочих равных условиях, по-прежнему работать в среднем такую же часть суток для того, чтобы произвести стоимость своей рабо­чей силы и таким образом приобрести жизненные средства, необходимые для его собственного сохранения, или постоянно­го воспроизводства⁷.

Но для капиталистического способа эксплу­атации характерно появление прибыли. Его неизбежным результатом является то, что масса трудящихся не в состоянии купить богатства, которые она производит, так как заработная плата, определяющая ее поку­пательную способность, составляет только часть стоимости, добавленной ее трудом к первоначальному капиталу. Если в эпоху

"Там же. Отд. 3. Гл. 5. § 2. С. 209. ⁷ Там же. Гл. 7. § 1. С. 228.

ремесла производитель всегда мог обеспе­чить себе эквивалент того, что он произ­водит, то при капитализме увеличение бо­гатства основывается на том, что произ­водящий его труд никогда не сможет им насладиться:

"Злом", от которого страдас! капи кине­тическое общество, является отсутствие "потребителей, самостоятельно производя­щих соответственно потреблению"'. Разу­меется, капиталистическое общество вклю­чает большое число потребителей. Но они могут войти в обменный цикл рыночной экономики, если только имеют что про­дать, в обмен на то, что они хотят купить. При этом только производители могут об­мениваться между собой на равных. Наем­ные же рабочие не являются производите­лями в собственном смысле слова, а только орудиями производства. Поэтому капита­листическое общество периодически пора­жается кризисами сверхпроизводства, вле­кущими за собой остановку производства и массовое увольнение трудящихся, кото­рые остаются безработными и не имеют возможности добыть своим трудом необ­ходимые средства существования:

Когда жизнь большой массы людей ока­зывается ниже известного уровня сущест­вования, который сам собой устанавлива­ется как необходимый для члена общества, а это ведет к потере чувства права, право­мерности и чести обеспечить свое сущест­вование собственной деятельностью и соб­ственным трудом, возникает чернь¹.

Появление безработицы "способствует кон­центрации несметных богатств в немногих руках"³, так как дает капиталу силу до­полнительного давления на труд в отно­шении раздела между заработной платой и прибылью.

¹ Гегель Г. В. Ф. Философия права. § 245. С. 272.

² Там же. § 244. С. 271. 'Там же.

Однако "обедневшая масса населения" должна быть поддержана "на подобающем уровне жизни"⁴ с помощью некоторых ор­ганизаций, пусть даже основанных на об­щественной собственности. Раньше можно было найти для этого средства "в богатых лечебницах, благотворительных учрежде­ниях, монастырях"⁵, сегодня — это пособия по безработице. Но тем самым капиталис­тическое общество приходит в противоре­чие со своим основным принципом, соглас­но которому существование индивидов должно обеспечиваться их собственностью или их трудом, так что "никто, кроме ни­щего, не хочет зависеть в важнейших воп­росах от благоволения своих сограждан"⁶:

Существование нуждающихся было бы обеспечено без опосредования его трудом, что противоречило бы принципу граждан­ского общества⁷ и чувству независимости и чести его индивидов⁸.

Но так как именно труд, долженствующий обеспечить их существование, не может быть предоставлен безработным, то в фе­номене безработицы капиталистическое об­щество демонстрирует одно из своих ко-ренных противоречий:

В этом сказывается, что при чрезмерном богатстве гражданское общество недо­статочно богато, т. е. не обладает дос­таточным собственным достоянием, что­бы препятствовать возникновению переиз­бытка бедности и возникновению черни⁹.

"Через эту свою диалектику гражданское общество выходит за свои пределы"¹⁰.

Во-первых, оно вынуждено "искать по­требителей и необходимые средства к су­ществованию у других народов"¹¹. Такой поиск приобретает империалистический ха­рактер, ибо он осуществляется на основе экономического неравенства. Действитель-

⁴ Там же. § 245. С. 272.

'Там же.

⁶ Смит А. Исследование о природе и причи­нах богатства народов. I. 2. С. 129.

'Здесь и в последующих цитатах из Гегеля двусмысленное немецкое выражение "bürgerliche Gesellschaft" переведено на французский язык, в отличие от русского, не как "гражданское", а как "буржуазное общество". — Примеч. ред.

'Гегель Г. В. Ф. Философия права. § 245. С. 272.

'Там же.

¹⁰ Там же. §246.

'¹ Там же.

но, каждая капиталистическая нация долж­на искать клиентов, "обладающих мень­шим количеством тех средств, которые у него имеются в избытке"¹. Преимущество этой империалистической торговли в том, что капиталистической промышленности не нужно заботиться о средствах суще­ствования потребителей своих продуктов, каковых она отправляется искать вне своей собственной системы: их средства суще­ствования, так же как те избытки, которые они обменивают на продукты капитали­стического производства, проистекают из всех экономических систем, предшествую­щих капитализму (аграрной экономики, ре­месленного производства и т. д.), или из еще неразвитых форм капитализма. В сво­ем пределе это расширение отношений вза­имной зависимости приводит к "колони­ зации"², так как поиск новых рынков сбыта основан на существенно неравном поло­жении.

Эти два средства — торговый им­периализм и колонизация — представляют выход из противоречий капитализма. Они позволяют решить внутренние проблемы отдельного капиталистического общества (взятого, например, в границах совре­менной нации), обеспечивая рынки для его продукции, работу его рабочей силе и приобретение по низким ценам сырья и средств существования. Но такое решение отнюдь не окончательно, оно только переносит проблему на более отдаленный срок. Правда, отношения эксплуатации внутри самого капиталистического об­щества, во взаимоотношениях между тру­дом и капиталом, оказываются смяг­ченными. Но они возникают в других формах внутри капиталистического об­щества: эксплуатация и растущая экс­проприация предшествующих экономичес­ких систем (мелкой крестьянской, торговой и ремесленной собственности); сверхэкс­плуатация импортируемой рабочей силы, составляющей расовое или этническое меньшинство; эксплуатация менее раз­витых капиталистических наций более развитыми; общая эксплуатация планеты

' Гегель Г. В. Ф. Философия права. § 246. С. 272.

² Там же. §248. С. 273.

развитыми промышленными странами, вы­ражающаяся в ненормально низком курсе сельскохозяйственного и промышленного сырья на мировом рынке. Таковы главные черты общей ситуации, свидетельствующей о том, что если конфликт капитала и труда стал менее острым, чем он был в XIX в. в передовых капиталистических странах, то это объясняется просто тем, что проблема получения прибыли ставится теперь в ос­новном не внутри капиталистических на­ций, а в масштабах всей планеты. Именно две трети человечества, находящиеся сегод­ня на грани голода, составляют основной источник капиталистической прибыли. Но взрывчатый характер создавшейся ситуа­ции достаточно показывает, что она скорее угрожает равновесию капиталистической системы, чем поддерживает его.

Такое развитие буржуазного общества, связанное с расколом на противоположные по интересам классы, ведет к тому, что "сфера гражданского общества переходит в государство"³. "Буржуа" — это "чело­век", рассматриваемый с точки зрения "по­требности"⁴, он является членом общества потребностей, или простой жизненной не­обходимости, это человек, сведенный к сво­ей голой экономической функции. Но фор­ма сосуществования, которая складывается между людьми в результате их экономичес­ких отношений, является только историчес­ким истоком общества, но не его настоя­щим фундаментом, так как развитие сис­темы потребностей через разделение труда, обмен, капитализацию, наемный труд и т. д. ведет к непреодоленным противоре­чиям. Нужно, следовательно, перейти к собственно государству, которое в качес­тве выражения политического общества от­личается от буржуазного общества⁵ как простого места объединения и конфликта экономических интересов.

Историческое разграничение между эко­номическим обществом и государством, между буржуа как участником первого

³ Там же. §256. С. 278.

"Там же. § 190. С. 235.

'Автор, излагая концепцию Гегеля, продол­жает переводить гегелевское выражение "bürgerliche Gesellschaft" как "буржуазное общес­тво". Но здесь лучше было бы все же сказать "гражданское общество". — Примеч. ред.

и гражданином как членом второго, явля­ется характерным для капиталистического общества. В средневековом обществе, на­пример, подобного разграничения не суще­ствовало, так как член цеха, занимающийся ремеслом для удовлетворения потребнос­тей, уже в силу этого принадлежал к пуб­личной жизни. Зато в капиталистическом обществе золотых дел мастер или мясник не являются как таковые гражданами и их принадлежность к публичной или полити­ческой жизни отлична от их профессио­нального существования. Но различие бур­жуазного общества' и государства включа­ет тем не менее и их неразрывную связь, так как государство участвует в конститу-ировании буржуазного общества и не пере­стает вмешиваться в его развитие.

Именно рождавшееся современное госу­дарство благоприятствовало развитию ка­питализма, разбив феодальную и цеховую организацию. После установления капита­листического общества конфликты между трудом и капиталом относительно величи­ны заработной платы и продолжительнос­ти рабочего времени не переставали выдви­гать политические проблемы. Экономичес­кая необходимость определяет лишь минимальную стоимость рабочей силы, ни­же которой она не может надолго опус­титься. Всякое же профсоюзное объедине­ние (хозяев или рабочих), ставящее своей задачей фиксировать отношение между за­работной платой и прибылью, имеет, по существу, политическую природу, будь то в связи с преследуемой целью, с использу­емыми средствами или с его возможным юридическим статусом (как разрешенное или незаконное). Помимо того, государст­во вмешивается постольку, поскольку об­разовательная подготовка людей, столь не­обходимая для развития промышленности, все более ложится на его плечи.

Кроме того, государство получает соб­ственно экономическую роль предвидения и управления:

Но более всего всеобщая забота и руко­водство необходимы вследствие зависи­мости крупных отраслей промышленнос­ти от внешних обстоятельств и соверша-

¹ Точнее, "гражданского общества". — При­меч. ред.

емых вдали комбинаций, которые не мо­гут быть в своем взаимодействии приняты во внимание отдельными индивидами, ин­тересы которых связаны с этими сфе­рами¹.

Такая роль управления связана с растущей сложностью экономических ситуаций, ко­торыми нельзя овладеть с точки зрения индивидуального интереса. Отсюда у со­временных капиталистических государств развиваются тенденции дирижизма и пла­нирования.

Данная форма экономического вмеша­тельства государства осуществляется тем более широко, что капитализм фактически уже основывается "на общественном про­цессе производства"³. Действительно, круп­ная промышленность коллективизировала процессы труда. Этот процесс коллективи­зации не перестает расширяться в силу того факта, что имманентные законы "самого капиталистического производства" ведут к "централизации капиталов"⁴. Действи­тельно, при капитализме все время разо­ряются предприятия, принадлежащие к предшествующим способам хозяйствова­ния (крестьянство, ремесленничество, мел­кая торговля), и в то же время экспро­приируются мелкие капиталистические предприятия, концентрируемые в промыш­ленных и финансовых империях колоссаль­ных размеров:

Рука об руку с этой централизацией, или экспроприацией многих капиталистов не­многими, развивается кооперативная фор­ма процесса труда в постоянно растущих размерах, развивается сознательное тех­ническое применение науки, планомерная эксплуатация земли, превращение средств труда в такие средства труда, которые допускают лишь коллективное употребле­ние, экономия всех средств производства путем применения их как средств произ­водства комбинированного общественно­го труда, втягивание всех народов в сеть мирового рынка³.

Коллективизация производства касается не только технических аспектов, но также форм собственности и управления предпри-

¹ Гегель Г. В. Ф. Философия права. § 236. С. 267.

³ Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 7. Гл. 24. § 7 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 773.

"Там же. С. 772.

* Там же.

ятием. Это последнее все реже находится в частной собственности в узком смысле слова (семейного характера, например) и все чаще — в руках акционерного общес­тва, то есть в коллективной собственности. Что касается управления предприятиями, оно теперь редко связано с собственностью, и все более часто осуществляется лицами наемного труда. Управление такими об­ширными предприятиями является шко­лой, в которой можно учиться руководству интересами всего общества. Не редко слу­чается, что "Дженерал Моторс" поставляет американскому федеральному государству руководящий персонал. Так складывается индустриальное общество, в котором эко­номическое руководство государством бо­лее или менее гармонично сочетается с те­ми коллективными формами управления, которые есть у администраций крупных ка­питалистических фирм.

с) Условия прогресса

Государство не является, однако, адми­нистративным органом общества, совер­шенно независимым от этого последнего. Разумеется, оно отличается от него тем, что имеет задачу управлять обществом с точки зрения его самых общих интересов. Но очевидно, что как руководящая сила оно не может быть совершенно независи­мым от отношений влияния и господства внутри экономического общества. Так, на­чиная с революции 1917 г. можно разли­чать капиталистическое государство, кото­рое в основном представляет правящий капиталистический класс, и социалистичес­кое государство, которое вследствие дик­татуры коммунистической партии, действу­ющей от имени пролетариата, и нацио­нализации главных предприятий является в большей мере представителем интересов трудящихся.

Однако можно с некоторым основанием утверждать, что это различие второстепен­но по отношению к структурному сходству индустриальных обществ, каковые все предполагают более или менее авторитар­ное управление предприятиями со стороны государства. Действительно, концентрация капиталистических предприятий привела

к всеобщей экспроприации, которая с точки зрения чисто финансовых последствий де­лает второстепенной проблему частного присвоения капитала. Этот последний скон­центрирован в немногих руках, так что можно согласиться, что, например, в Сое­диненных Штатах раздача рабочим прибы­лей капиталистов могла бы оказать очень слабое влияние на их уровень жизни в силу того факта, что самая большая часть при­былей идет не на личные удовольствия вла­дельцев капиталов, а реинвестируется в предприятие. Скорее именно эта реинве­стиция повышает уровень жизни, увеличи­вая производительность и понижая вслед­ствие этого себестоимость необходимых средств существования.

Но проблемы, поставленные частной собственностью на капитал, не ограничива­ются тем, что прибыли присваиваются па­разитическим меньшинством, ведущим жизнь в роскоши и праздности благодаря эксплуатации труда других. Конечно, такая ситуация оскорбляет моральное сознание. Но владение большими капиталами может также обернуться аскетической строгостью существования без удовольствий, посвя­щенного лишь строгому накоплению при­были, желанной ради нее самой, но не ради доставляемых ею наслаждений. Лозунг Ги-зо "Обогащайтесь!" является выражением категорического императива, а не морали удовольствий. Выбор между наслаждением и накоплением, который делает владелец капиталов, относится к сфере частной мо­рали и не имеет больших социальных по­следствий.

Дело в другом: частное владение капита­лом оказывается экономической и социаль­ной детерминантой, поскольку оно ориен-тирует помещение капиталов и промыш­ленные инвестиции в единственной зависимости от стремления к прибыли со стороны частного интереса. Одним из при­меров превосходства капитализма приво­дят "свободу выбора" — когда покупателю автомобиля на выбор предлагают множес­тво марок и моделей. И разумеется, в инте­ресах потребителя найти на рынке индиви­дуальный транспорт, точно соответствую­щий его потребностям. Но еще более соответствовало бы его свободе, если бы он мог сделать выбор между индивидуальны-

ми средствами передвижения и средствами общественного транспорта, адаптирован­ными к реальным потребностям и доста­точно комфортабельными. Но этот послед­ний выбор не может быть предложен капи­талистической системой, потому что норма прибыли от общественного транспорта много ниже прибыли от создания автомо­биля. Вообще государство должно посте­пенно заменить собой слабеющее частное предприятие во всех тех секторах промыш­ленного производства, которые, будучи важными для экономической деятельности в целом, тем не менее имеют норму прибы­ли, недостаточную для привлечения част­ной инициативы.

Постепенная социализация экономики кажется неизбежным будущим капитализ­ма, в то же время она диктуется тре­бованиями справедливости, заключающи­мися в том, чтобы удовлетворение кол­лективных потребностей превалировало над частным интересом. Но если наступ­ление всеобщего социалистического общес­тва казалось одно время делом близкого будущего, то теперь оно все отступает и отступает перед поразительной способ­ностью капитализма все время преодоле­вать свои противоречия и увеличивать свою мощь. Правда, сегодня ряд стран имеют экономику социалистического типа. Но эта экономика способна лишь ставить перед собой (недостижимую) цель догнать капиталистическую экономику, которая беспрестанно навязывает ей свой собствен­ный идеал экономического роста и про­изводительности. Конечно, объяснение та­кого положения вещей можно найти от­части в первоначальном отставании социалистических стран, где до революции капитализм едва начал развиваться в осо­бенно неблагоприятной форме колониаль­ной или полуколониальной эксплуатации. Вот почему сталинизм должен был осу­ществить особенно жестоким образом экс­проприацию крестьянства. Он подражал таким образом не менее жестокому, но гораздо более медленному процессу, каким следовали капиталистические страны. Тем не менее он не добился этим удовле­творительного развития советской эконо­мики. Однако чисто историческое обсто­ятельство запоздания в развитии недо-

статочно для объяснения того, почему, вопреки своим порокам и противоречиям, капитализм остается динамичной и во многом революционной экономической формой.

Объяснение заключается, по-видимому, в особой способности капиталистической экономики развивать коллективные формы производства. В самом деле, стремление к прибыли требует постоянного революци­онизирования способов производства (от мануфактурного разделения труда до цели­ком автоматизированного производства), позволяющего удовлетворять по низким ценам элементарные потребности и пони­жающего таким образом стоимость рабо­чей силы. Так оказалась создана громадная коллективная инфраструктура индустри­альных обществ — непременное условие прогресса промышленности и населения. Эта инфраструктура могла быть создана только благодаря труду в условиях капи­талистической эксплуатации. Механизм наемного труда оказался экономической формой, наиболее способной добиться от трудящихся прироста коллективно исполь­зуемого труда.

Вообще говоря, нет ничего предосуди­тельного в том, что капиталистическая экс­плуатация добивается от трудящегося большего труда, чем нужно для обеспече­ния его собственного существования. Ведь никакое общество не может ни развиваться, ни даже существовать, если, помимо труда, необходимого для удовлетворения их соб­ственных потребностей, трудящиеся не вы­полняют дополнительного труда, нужного для создания коллективного богатства. Вот почему всякое общество, включая социали­стическое, располагает различными средст­вами для выколачивания подобного труда. И никакое средство не является в этом отношении таким действенным, как инсти­тут наемного труда, как это достаточно показывает его сравнение с рабством или крепостничеством.

При рабстве, как и при наемном труде, средства существования работника должны быть обеспечены хозяином или нанимате­лем. Но гораздо более выгодно выдавать их в форме заработной платы, чем, как при рабстве, в форме натурального доволь­ствия:

Обычно говорят, что раб изнашивается за счет своего хозяина, а свободный работник — за свой собственный счет. Между тем утрата трудоспособности последнего дей­ствительно ложится на хозяина в такой же мере, как и утрата трудоспособности пер­вого. Заработная плата, выплачиваемая поденщикам и работникам всякого рода, должна быть такой, чтобы они могли про­должить род поденщиков и работников на том же уровне, какой потребуется возрас­тающим, уменьшающимся или стационар­ным спросом общества. Однако хотя износ свободного работника тоже производится за счет хозяина, он обычно стоит ему мень­ше, чем износ раба. Фонд, предназначен­ный на возмещение, или, если так можно выразиться, на восстановление износа ра­ба, находится обыкновенно в распоряже­нии небрежного хозяина или невниматель­ного управляющего. Фонд, предназначен­ный для той же цели по отношению к свободному человеку, находится в распо­ряжении его самого. Беспорядочность, обычно преобладающая в хозяйстве бога­того человека, естественно распространя­ется и на фонд содержания рабов; строгая умеренность и бережливость бедняка столь же естественно проявляются в расхо­довании его фондов существования'.

Кроме того, раб обращается со своими ра­бочими орудиями с грубой небрежностью, тогда как наемный рабочий столь же ак­куратен в употреблении и содержании сво­их орудий, как если бы это были блага, которые он приобретает на свое скудное жалованье:

Экономический принцип такого [рабовла­дельческого] способа производства — при­менять только наиболее грубые, наиболее неуклюжие орудия труда, которые как раз вследствие своей грубости и неуклюжести труднее подвергаются порче².

В силу этих двух соображений оказывается, что "труд свободных людей обходится, в конечном счете, дешевле труда рабов"³. "Это установлено даже в Бостоне, Нью-Йорке и Филадельфии, где заработная пла­та за простой труд весьма высока"⁴ и не нужно искать других экономических при­чин антирабовладельчества Севера Соеди­ненных Штатов.

¹ Смит А. Исследование о природе и причи­нах богатства народов. I. 8. С. 202.

² Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 3. Гл. 5. § 2 /,/ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 208.

³ Смит А. Исследование о природе и причи­нах богатства народов. I. 8. С. 202.

⁴ Там же.

Но есть еще одно обстоятельство, обес­печивающее экономическое превосходство наемного труда. "В форме барщинного труда прибавочный труд точно отделен от необходимого труда"⁵, нужного для под­держания жизни самого трудящегося:

Необходимый труд, который выполняет, например, валашский крестьянин для под­держания собственного существования, пространственно отделен от его прибавоч­ного труда на боярина. Первый труд он выполняет на своем собственном поле, второй — в господском поместье⁶.

Вследствие этого в феодальном обществе отношения между людьми не скрыты, как в рыночной экономике, за отношениями ве­щей, произведенных трудом:

Барщинный труд, как и труд, производя­щий товар, тоже измеряется временем, но каждый крепостной знает, что на службе своему господину он затрачивает опреде­ленное количество своей собственной, лич­ной рабочей силы⁷.

В капиталистическом обществе, напротив, форма наемного труда скрывает отношение между трудом, необходимым для оплаты средств существования трудящегося, и тру­дом, обеспечивающим прибыль капиталу. С этой точки зрения сравнение с рабством свидетельствует еще более отчетливо в пользу наемного труда:

При рабском труде даже та часть рабоче­го дня, в течение которой раб лишь воз­мещает стоимость своих собственных жиз­ненных средств, в течение которой он фак­тически работает лишь на самого себя, представляется трудом на хозяина... На­оборот, при системе наемного труда даже прибавочный, или неоплаченный, труд вы­ступает как оплаченный*.

"...Как высасыватель прибавочного труда и эксплуататор рабочей силы, капитал... пре­восходит все прежние системы производ­ства"⁹. Эти последние основывались только на (внеэкономическом) принципе принудитель­ного труда, между тем как капитализм полу­чает труд, не оказывая никакой другой формы принуждения, кроме давления экономической необходимости и приманки заработка.

⁵ Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 3. Гл. 8. § 2 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 248. 'Там же.

⁷ Там же. Отд. 1. Гл. 1. § 4. С. 87.

⁸ Там же. Отд. 6. Гл. 17. С. 550. 'Там же. Отд. 3. Гл. 9. С. 319.

"...Капиталистический способ производ­ства является исторической необходимос­тью для превращения процесса труда в об-щественный процесс"' и вообще для того, чтобы приучить все человечество к труду посредством постоянного механизма экс­проприации, который постепенно преобра­зует всякого работника в наемного рабоче­го и воспитывает в нем привычку к коллек­тивному труду. Именно на эту привычку, приобретенную в суровой школе капита­лизма, рассчитывают социализм и комму­низм в их утопическом представлении об­щества, в котором бы производство осу­ществлялось трудящимися, свободными от всякого принуждения, будь то со стороны государства или капитала. Но капиталис­тическое производство остается тем, кото­рое дает норму промышленного производ­ства, потому что, используя безжалостные механизмы рыночной экономики, оно поз­воляет рассчитать наиболее точно стои­мость вещей и в то же время дать наиболее точное определение платежеспособных по­требностей.

Правда, потребности, которые капита­лизм способен удовлетворить, являются ис­ключительно платежеспособными потреб­ностями, то есть такими, которые способны предъявить стоимости в обмен на их удовле­творение. Вот почему капиталистическое общество представляет кричащее противо­речие. Действительно, с одной стороны, оно приводит к увеличению "многообразия и специфицирования потребностей, средств и наслаждений", то есть к "роскоши", а с другой стороны, к бесконечному росту "зависимости и нужды" и абсолютной жест­кости социального положения, которое сталкивается с "оказывающей бесконечное сопротивление материей"². В его первом аспекте капитализм критикуют как общест­во потребления, которое, беспрестанно со­здавая новые продукты, должно все время находить для них потребителей и, следова­тельно, должно беспрестанно пробуждать искусственные потребности, что является процессом, не имеющим "границ"³.

¹ Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 4. Гл. 11 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 347.

² Гегель Г. В. Ф. Философия права. § 195. С. 238.

³Там же.

Но в этом аспекте капиталистическое общество скорее не заслуживает критики. По-настоящему естественные потребности определяют только абсолютную границу, ниже которой жизнь не может уже сущест­вовать. Но таким образом определяется только жизнь как таковая, а не собственно человеческая жизнь. В условиях коллектив­ного труда человеческие потребности, вы­зывая взаимную "признанность" людьми друг друга, приобретают нечто "общест­венное"⁴. Нет поистине неподвижной "гра­ницы" в различии "между природными по­требностями и потребностями образован­ных людей"⁵, — человеческие потребности являются продуктами истории:

Размер так называемых необходимых по­требностей, равно как и способы их удов­летворения, сами представляют собой продукт истории и зависят в большой ме­ре от культурного уровня страны...⁶

Фактически умножение потребностей являет­ся существенным модусом цивилизации, по­скольку оно является условием утонченности:

Так же делятся и множатся средства для партикуляризировавшихся потребностей и вообще способы их удовлетворения, ко­торые в свою очередь становятся относи­тельными целями и абстрактными потреб­ностями; это увеличение многообразия уходит в бесконечность, и оно в такой же мере есть различение этих определений и суждение о соответствии средств их це­лям, есть рафинирование¹.

Удовлетворение потребностей с помощью труда отличается от чисто животного удов­летворения тем, что создание под воздейст­вием потребности определенных предметов удовлетворения, в свою очередь, изменяет потребность, каковая из просто животной становится человеческой.

Конечно, это преобразование двусмыс­ленно: приглашение к утонченности являет­ся также подталкиванием к хвастливой рос­коши или унижающей человека неумерен­ности. Но тем самым предоставляется возможность морального выбора, который невозможен под давлением потребности,

"Там же. § 192. С. 236.

⁵ Там же. § 195. С. 221.

⁶ Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 2. Гл. 4. § 3 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 182.

⁷ Гегель Г. В. Ф. Философия права. § 191. С. 236.

являющейся только естественной необхо­димостью:

Представление, будто человек в так назы­ваемом естественном состоянии, в кото­ром у него якобы существуют лишь так называемые простые естественные потреб­ности, для удовлетворения которых он пользуется только средствами, непосред­ственно предоставляемыми ему природой, будто такой человек свободен с точки зре­ния своих потребностей, — это мнение ложно, даже оставляя пока в стороне мо­мент освобождения, заключающийся в труде... Ложно это мнение потому, что естественная потребность как таковая и ее непосредственное удовлетворение были бы не более чем состоянием погруженной в природу духовности, а тем самым гру­бости и несвободы¹.

Развитие общества потребления включает, стало быть, настоящий аспект "освобожде­ ния "*, и если можно в чем-либо упрекнуть современное капиталистическое общество, так это в том, что оно не в полной мере является обществом потребления и остав­ляет две трети человечества почти умирать от голода.

Не только в своих следствиях, но и в са­мом своем принципе капиталистическое об­щество не является в полной мере общест­вом потребления. Нацеленное прежде всего на прибыль, оно видит во всякой вещи меновую, а не потребительную стоимость. Эта особенность проявляется более ясно, если учесть, что, говоря о разделении труда и расширении товарообмена, философы ан­тичности принимали во внимание в основ­ном потребительную стоимость:

В прямую противоположность этому под­черкиванию количественной стороны дела и меновой стоимости, авторы классичес­кой древности обращают внимание ис­ключительно на качество и на потреби­тельную стоимость. Вследствие разделе­ния общественных отраслей производства товары изготовляются лучше, различные склонности и таланты людей избирают себе соответствующую сферу деятельнос­ти...³

Таким образом, античность и средневеко­вый период были нацелены прежде всего на

¹ Гегель Г. В. Ф. Философия права. § 194. С. 237—238.

² Там же. С. 237.

³ Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 4. Гл. 12. § 5 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 377—378.

потребление, и в то же время они уважали личность работника и его целостное выра­жение в произведенном им продукте.

Но, с другой стороны, в докапиталисти­ческие времена существовало и рабство, и крепостничество, а денежный капитал не использовался по-настоящему — его прос­то накопляли, что справедливо осуждали моралисты, так как он действительно ос­тавался бесплодным. Только при капитали­зме богатство перестает быть проклятым, становясь капиталом, необходимым для всякого общественного производства. Но обогащение обществ, освобождение от раб­ства и крепостничества — это в то же время мучительная и бесконечная экспроприация трудящегося, который при капитализме "на протяжении всей своей жизни есть не что иное, как рабочая сила"⁴:

Что касается времени, необходимого че­ловеку для образования, для интеллекту­ального развития, для выполнения соци­альных функций, для товарищеского об­щения, для свободной игры физических и интеллектуальных сил, даже для празд­нования воскресенья — будь то хотя бы в стране, в которой так свято чтут вос­кресенье, — то все это чистый вздор!⁵

Итак, капиталистическое общество является обществом труда, а не обществом досуга, как это утверждают. То, что в данном случае называют досугом, это просто время, вы­рванное у труда, которое капитал стремится себе вернуть, индустриально организуя экс­плуатацию досуга, становящегося таким же механическим и отчужденным, как и труд, и являющегося в нем только антрактом.

Отчуждение труда вызывает отчуждение самого трудящегося. Действительно, труд, проданный другому, становится всего лишь "деятельностью для заработка"⁶. Он ока­зывается лишь "средством для удовлетво­рения всяких других потребностей, но не потребности в труде"⁷. Поэтому "как толь­ко прекращается физическое или иное при­нуждение к труду, от труда бегут, как от чумы"⁸. Действительно, рабочий "только

⁴Там же. Отд. 3. Гл. 8. § 5. С. 274.

⁵ Там же.

⁶ Маркс К. Экономическо-философские руко­писи 1844 года // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 42. С. 54.

'Там же. С. 91.

⁸ Там же.

вне труда чувствует себя самим собой"¹. Но труд является собственно человеческой формой деятельности, отличной от актив­ности животных. Таким образом, в том, что является собственно человеческим, в труде, трудящийся чувствует себя чужим самому себе, и он чувствует себя самим собой только в тех функциях, которые, бу­дучи отделены от собственно человеческого аспекта его жизни, то есть труда, возвраща­ют его к животности:

Еда, питье, половой акт и т. д. тоже суть подлинно человеческие функции. Но в аб­стракции, отрывающей их от круга прочей человеческой деятельности и превращаю­щей их в последние и единственные конеч­ные цели, они носят животный характер².

Достаточно сравнить описание любви в ро­мане Стендаля и в современном романе, чтобы измерить глубину падения в живот­ность (окрещенную культом Эроса или воз­вратом к природе), которому капиталисти­ческая индустриальная цивилизация под­вергает ту часть человека, которая не занята в труде.

Здесь также сравнение с античностью проясняет суть дела, так как то, что гречес­кие философы называли досугом, не имеет ничего общего с отупляющими занятиями, которые связаны с этим словом сегодня. Речь не идет уже о "свободной игре физи­ческих и интеллектуальных сил"³ на основе физической и интеллектуальной культуры. Конечно, современный идеал спорта подра­жает духу Олимпийских игр. Но тут нет ничего, кроме грубой аналогии, поскольку спорт стал профессиональной деятельнос­тью, то есть трудом ради заработка. Все менее и менее спорт может быть чем-то иным, нежели профессией, ибо он требует все большей специализации и все более ин­тенсивных тренировок. Но яснее всего от­личает современный спорт от античных игр научная регистрация спортивных достиже­ний. Она демонстрирует стремление к про­изводительности, характерное для превра-щения спорта в технический труд.

¹ Маркс К. Экономическо-философские руко­писи 1844 года // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 42. С. 90.

²Там же. С. 91.

³ Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 3. Гл. 8. § 5 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 274.

Что касается интеллектуального аспекта досуга, то его отождествляли в античности с занятием науками, литературой, филосо­фией. Так сложилось традиционное поня­тие гуманизма, с которым был согласен еще Маркс. Путь, пройденный индустри­альной капиталистической цивилизацией, в данном отношении можно измерить по тому факту, что некоторые марксисты выступают сегодня против классического гуманизма во имя наук о человеке. Несом­ненно, эти науки необходимы в индустри­альном обществе, которым нельзя управ­лять без знания его объективных детер­минаций. Но, с другой стороны, они являются характерными продуктами этого общества. Они дают объективную трактов­ку человека человеком, которая в форме научной теории отражает реальную прак­тику индустрии, где человек является только механическим колесиком производ­ственного аппарата.

Правда, в своих самых прогрессивных формах индустриальный труд реинтегриру-ет в себя самые развитые аспекты научной и интеллектуальной деятельности. Космо­навтам нужно не меньше храбрости и еще больше научных знаний, технической спо­собности и физической энергии, чем Хри­стофору Колумбу. К тому же их деятель­ность является не только индивидуальной, но во многом общественной, так как она предполагает всю индустриальную инфра­структуру наиболее развитых стран и по­стоянное сотрудничество огромных отря­дов ученых и техников. Труд в этом аспекте является важнейшим инструментом культу­ры, посредством которого человек даже в ходе своей повседневной деятельности, а не на досуге вдали от практики, как в ус­ловиях античности, изменяется и возвыша­ется.

Но эти высшие формы деятельности об­разуются как результат прогресса труда. Они, следовательно, включают в качестве своих исторических условий все частичные и отчужденные формы труда, существовав­шие на протяжении вековой эволюции про­изводства. Несомненно, труд, рассматрива­емый во всеобщности этого понятия, явля­ется самым конкретным проявлением свободы человека. Ведь в труде человек изменяет не только внешнюю природу, но

и свою собственную. С одной стороны, бес­прерывно развивающаяся дифференциация продуктов, предлагаемых для удовлетворе­ния человеческих потребностей, приводит к их социализации, изысканности и одухот­ворению. С другой стороны, сам труд куль­тивирует, социализирует и возвышает чело­века в силу того, что он требует напряже­ния воли, принятия риска и усталости, требует все более высокого уровня научных и технических знаний. Но это освободи­тельное преобразование человека в труде и посредством результатов его труда вклю­чает как "необходимый момент развития"¹ "подчинение производителя исключитель­но одной отрасли производства, разруше­ние первоначального многообразия его за­нятий"² и вообще "капиталистический спо­соб производства", который увеличивает

производительные силы труда только как "способ выгоднее эксплуатировать этот процесс"³. Труд является самой революци­онной силой, потому что он преобразует общественное существование человека не только в его политических надстройках, но и в том, что в нем наиболее реально: в по­вседневной жизни. Но в то же время имен­но эта повседневная жизнь пожертвована труду. Освобождение, имеющее своим средством порабощение; развитие, идущее через калеченье; возвышение к полноте че­ловеческой сущности, опосредуемое экс­проприацией и отчуждением; повсюду опо-средования, через которые реализуется сущность труда, находятся с ней в проти­воречии. Именно в силу этого противоре­чия философия труда выражает глубокие тайны свободы и истории.

'Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 4. Гл. 13. § 9 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 497. ² Там же. С. 496.

Свобода может быть познана по ее про­явлениям в труде и историческом творчест­ве человека. Но современная философия в качестве исходного пункта познания сво­боды выбирает скорее непосредственное свидетельство сознания:

Свобода нашей воли постигается без до­казательств, одним нашим внутренним опытом¹.

Действительно, мы беспрестанно сознаем наличие в нас способности хотеть или не хотеть, утверждать или отрицать и вообще выбирать ту или иную из противополож­ностей, которые подлежат нашему умствен­ному одобрению или предлагаются в качес­тве возможного действия. Но, будучи та­ким образом представлена в нашем субъективном опыте, свобода проявляется одновременно как нечто непосредственное и нечто неопределенное. Разум, который требует определенности в мысли и установ­ления связи всякой истины с другой, служа­щей ей основанием или мотивом, не мог не потребовать доказательств свободы и не искать точного определения ее природы.

Поиск по сайту: