Необходимость философии

Сегодня под культурой обычно понима­ют совокупность произведений, в которых выражаются духовные достижения цивили­зации¹. Так и философию мы до сих пор рассматривали как совокупность литера­турных произведений, создаваемых в про­цессе ее собственного развития. Но такой подход очевидно является чисто историчес­ким и ретроспективным. В самом деле, про­изведение — это не что иное, как мертвый результат. Культура же становится по-на­стоящему живым делом лишь в том случае, когда она не сводится к совокупности мерт­вых произведений, а представляет собой усилие живого мышления, имеющего це­лью освоить творения прошлого и сделать их средством для дальнейшего развития. Если философия является еще живой фор­мой культуры, то нам необходимо суметь показать, что делает ее до сих пор средст­вом воспитания и развития человека. Вот почему, анализируя отношения философии с наукой и техникой, с одной стороны, ре­лигией и политикой — с другой, мы пыта-

¹ Ср. наст. изд. Гл. 1.

лись показать, что философия необходима для их сохранения и развития². Эта необ­ходимость означает прежде всего, что нау­ка и религия, если они не хотят свестись к убогому сциентизму или бездумному фи­деизму, сами вынуждены обращаться к фи­лософской рефлексии, когда речь заходит о их собственных основаниях. Но эта необ­ходимость означает также, что сохранение живой мысли в сфере наук и религии воз­можно только при условии, если филосо­фия не поступается своей собственной неза­висимостью. Как раз второе утверждение относительно необходимости философии является сегодня наиболее спорным. Мы допускаем, что человек науки может об­ладать широким философским кругозором, хотя и сомневаемся — и не без основания, — что наука способна породить нового Эйнштейна. Это допущение перерастает да­же в энтузиазм, когда философские выска­зывания исходят от такого человека науки, как Тейяр де Шарден, являющегося одно­временно человеком религиозным. Но если речь заходит о собственно философии, ко­торая не приемлет ни специализации науч­ного мышления, ни туманности поэтичес­ких и мистических излияний, то она повсю­ду встречает одно недоверие. Разумеется, признается, что философия принадлежит культуре, но лишь постольку, поскольку она была существенной формой человечес­кого мышления в прошлом и поскольку не может быть культуры без исторического познания предшествующих форм мышле­ния. В современном же мышлении филосо­фии якобы нет места, и сегодня многие соглашаются с тем, что если она еще не окончательно преодолена, то, во всяком

² Ср. наст. изд. Гл. 2 и 3.

случае, скоро совсем исчезнет. Мысль о конце или преодолении философии гос­подствует в современной рефлексии, и ее нельзя оставлять без внимания, когда мы говорим о необходимости философии.

а) Абсолютная необходимость философии

В смысле абсолютной необходимости необходимым является то, что не может не существовать. Необходимым в этом абсо­лютном смысле со всей очевидностью мо­жет быть только то, что вечно¹. А то, что имеет начало и конец во времени, не может быть необходимым в этом абсолютном смысле, поскольку сам факт, что нечто на­чинает быть или перестает быть, означает, что оно может и не существовать. Именно так и обстоит дело с философией. Мы в со­стоянии зафиксировать ее исторический ис­ток, поскольку она зародилась в Греции в VI веке до Рождества Христова, и она не переставала предрекать свой собственный конец, поскольку всегда стремилась пре­взойти себя в какой-то более высокой и со­вершенной науке. Философия, таким обра­зом, выступает как дело исключительно ис­торическое, определяемое своим началом и своим концом, одержимое идеей своего завершения и преодоления. И можно толь­ко констатировать существование филосо­фии как исторический факт, не приписывая ей необходимости, которую, вслед за Ари­стотелем и Кантом, можно назвать "аподи­ктической", то есть доказуемой с помощью непререкаемых доводов.

b) Историческая необходимость философии

Однако понятие вечной необходимости — это понятие, навязанное интерпретацией научного доказательства как основанного на математической дедукции. В самом де­ле, если мы признаём основные математи­ческие допущения, то из них неминуемо вытекают определенные следствия, пред-

'См.: Аристотель. О частях животных. I 1, 639 b 24. M., 1937. С. 35.

стающие как обусловленные вечной необ­ходимостью. Этому математическому оп­ределению необходимости современное мышление, ориентирующееся больше на физику, предпочитает детерминирующую необходимость. В этом смысле необходимо то, что порождено причинностью, дейст­вующей в соответствии с основными зако­нами природы. То, что порождено таким образом, может существовать хотя бы и временно, но от этого с не меньшей необходимостью, поскольку является неиз­бежным следствием строго определенных причин.

Итак, мы можем указать на ряд усло­вий, способствовавших зарождению фило­софии в Греции в VI веке до нашей эры. Прежде всего следует отметить, что к это­му времени население восточной части Сре­диземноморья достигло в своем развитии такого уровня ремесленной цивилизации, который, с одной стороны, позволял тео­рии развиваться на основе сознательной систематизации практики в искусствах и ре­меслах, а с другой стороны, делал ощути­мой ограниченность ремесленного произ­водства, носящего еще эмпирический и ру­тинный характер. Будучи застойным, ремесленное производство утрачивало свой престиж и, по мере развития греческого общества, все более становилось подне­вольным. Но возрастающее значение раб­ства, на деле отрицательно сказывавшегося на производственной деятельности, созда­вало благоприятные условия для "свобод­ных" занятий — для науки и философии. К тому же греки в большей степени, чем египтяне или персы, были предрасположе­ны к интеллектуальному творчеству, по­скольку они были не земледельцами, при­вязанными к земле, а людьми моря:

А в какой мере росту образования способ­ствует связь с морем, станет очевидным, если сравнить мастерство и прилежание мореходных народов и народов, которые отказывались от мореходства и которые, как, например, египтяне, индусы, погрязли в тупом, ужасном и постыдном суеверии, и если вспомнить о том, что все великие, полные устремлений народы рвались к морю².

² Гегель Г. В. Ф. Философия права. § 247. М., 1990. С. 273.

Море требует отваги и авантюризма, оно расковывает сознание, соприкасающееся с новыми обычаями, развивает предприим­чивость и расчетливость, связанные с прак­тикой торговли и учетом риска. Более того, для греков море не было только средством коммерческих или военных контактов с чу­жеземцами, как у финикийцев, оно поисти­не связывало воедино их национальную об­щность. Греция, которая стала центром развития цивилизации и философии, — это не материковая Греция Спарты или Фив, а та Греция, которая, от Ионии до Сици­лии, была разбросана по многочисленным островам и маленьким прибрежным рав­нинам, где над портовыми городами, сто­ящими у кромки воды, возвышались ак­рополи. Жизненной средой греческой нации был не континент, а море — все время меняющееся, неспокойное, обманчивое, ко­торое наряду с торговцами пересекали и от­чаянные люди, не имевшие другого багажа, кроме знаний и таланта. Это были пред­ставители науки и философии.

Однако очевидно, что данные обстоя­тельства являют собой лишь совокупность условий, благоприятствовавших зарожде­нию философии, но не обусловливавших его. Естественным было то, что рабовла­дельцы презирали физический труд. Но то, что из этого получилось, а именно что, осмысливая результаты ремесленного тру­да, они пришли к формулированию абст­рактных основ теоретических наук, — было нечто такое, необходимость чего мы, ра­зумеется, не можем доказать. На сей счет следует присоединиться к Ренану, который говорит о "греческом чуде" — во всяком случае в том смысле, что, объясняя со­здание греками цивилизации и философии, нельзя устранить роли случайности, при­сущей вообще свободной инициативе че­ловека.

Несомненно, что развитие торговли и предприимчивости создает благоприят­ные условия для интеллектуальных исканий и спекулятивного мышления. Но столь же несомненно, как об этом свидетельствует наша эпоха, что предприимчивость может остаться чисто практической, а спекуляция — сугубо коммерческой. Техническое раз­витие и социальный прогресс могут как препятствовать, так и содействовать фило-

софским исследованиям; они вполне могут развивать сугубо прагматические и технок­ратические установки. Когда индивид по­свящает себя чистому умозрению, он следу­ет своему призванию. Когда общество со­действует общему и незаинтересованному развитию интеллекта, поддерживая тем са­мым философское мышление, оно делает это в результате политического решения. Существование философии, стало быть, не является необходимостью, оно всегда за­висит от таких свободных решений, как выбор индивидами своей профессии и вы­бор государствами политики воспитания. В нашей сегодняшней цивилизации старые обскурантистские и консервативные преду­беждения против свободы мышления сое­диняются с технократическими и новатор­скими идеями, получающими все более ши­рокое распространение и часто даже среди тех, кто, занимаясь преподаванием филосо­фии, представляет ее как дисциплину, уже превзойденную прогрессом научно-техни­ческой специализации. Индивидуальные и социальные решения, направленные на сохранение философии, не только не явля­ются необходимыми, но кажутся даже все менее и менее вероятными.

с) Философия и жизнь

В самом деле, философия не кажется необходимостью и в том обыденном смыс­ле этого слова, когда говорят, это "то, без содействия чего невозможно жить"¹. Лю­бое другое знание — научное, техническое, — содержащее в себе выводы, применимые в повседневной жизни, более необходимо, чем философия. Представляя собой сугубо умозрительное занятие, философия может зародиться только тогда, когда самые жиз­ненно важные потребности удовлетворены, когда у людей "оказалось в наличии почти все необходимое"². Таким образом, можно сказать, что философия из всех наук "един­ственно свободная"³. Ведь она появляется, когда достигнута свобода от элементарных

¹ Аристотель. Метафизика. V 5, 1015 а 20 // Соч.: В 4 т. М., 1975. Т. 1. С. 151.

² Там же. I 2, 982 b 22—23. С. 69.

³ Там же. 982 b 27.

потребностей, в то время как другие науки пребывают в зависимости от утилитарных целей; и философия сама способствует та­кому освобождению, поскольку учит неза­интересованному подходу и освобождает от последней формы зависимости, каковой является невежество:

Невежда несвободен, ибо ему противосто­ит чужой мир, нечто стоящее выше и вне его, от которого он зависит, причем он не создал этого мира для самого себя и пото­му он не чувствует себя в нем, как у себя дома'.

Тем не менее "во многих отношениях природа людей рабская"². И не так просто, говоря о философии, утверждать сегодня, подобно Аристотелю: "...все другие науки более необходимы, нежели она, но лучше — нет ни одной"³. Поскольку науки осво­бождают от природной необходимости, то они представляются более эффективными, чем философское умозрение, в деле дейст­вительного освобождения человечества. Благодаря своим практическим результа­там они избавляют нас от многого такого, к чему иначе мы были бы принуждены. Напротив, в обществе, недостаточно сво­бодном от нужды в связи с тем, что техника и наука не получили в нем должного раз­вития, философская свобода на деле может быть лишь индивидуальной привилегией, отвоеванной у скупой природы и социаль­ного утилитаризма.

Так, например, в Египте зарождение те­оретического рассуждения было связано с формированием жреческой касты, кото­рая располагала временем для досуга'¹. По­добным же образом Аристотель, говоря о греческом обществе, условием для заня­тия философией считал обладание рабами и даже наличие управляющего, освобожда­ющего хозяина от второстепенной необхо­димости руководить подневольной рабочей силой⁵. Разумеется, не все греческие фило­софы оправдывали рабство одних, потому

'Гегель Г. В. Ф. Лекции по эстетике. Ч. 1. Введение // Гегель Г. В. Ф. Эстетика: В 4 т. М., 1968. Т. 1. С. 106.

² Аристотель. Метафизика. I 2, 982 b 29—30 //Соч. Т. 1. С. 69.

'Там же. 983 а 10—11. С. 70.

⁴ См. там же. I 2, 981 b 23—25. С. 67.

'См.: Аристотель. Политика. I 7, 1255 b 1Я—47 // Спч M 1QX3 Т 4 Г. 387

что оно было условием всестороннего раз­вития других⁶. Но в таком случае им, как Сократу из "Пира" и его последователям, философам-киникам, не оставалось ничего другого, как обречь философию на геро­ическую нищету Эрота-философа, сына бо­гатства и бедности — Пороса и Пении, который

...груб, неопрятен, не обут и бездомен; он валяется на голой земле, под открытым небом, у дверей, на улицах...⁷

У греков независимость философа была, таким образом, привилегией рабовладель­ца или тунеядца, лишенного, как Диоген, элементарного человеческого достоинства. Борясь против софистов, которые получали приличные доходы, торгуя своей ученос­тью, Сократ фактически приговорил фило­софов, не принадлежащих к зажиточным слоям общества, к бедственному сущест­вованию бродяг, промышляющих чем по­пало. Философы не простили софистов, превративших знание в предмет купли-про­дажи и сделавших распространение фило­софии делом коммерции. Такая позиция философов объясняется, конечно, весьма благородной идеей о том, что философия является универсальным духовным благом, которое по праву принадлежит любому со­знанию и, следовательно, не может ни при­сваиваться частным лицом, ни служить частным интересам. Но если философ от­казывается торговать знанием, а тем са­мым и участвовать в разделении труда и товарном обмене, значит, он должен об­ладать достаточной экономической незави­симостью для того, чтобы посвятить свою жизнь незаинтересованной рефлексии. Ор­ганизация античного общества, не знавшая иного способа существования, кроме част­ного, оставляла, таким образом, для заня­тия философией лишь две возможности — обладание богатством или тунеядство. В эпоху средневековья, как и в новое время, церковь и государство становятся особыми социальными образованиями, собственные средства которых путем дарения, налогов или податей черпаются из общественного

⁶ См.: Маркс К. Капитал. Кн. I, гл. 15, IV, 2 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 539.

⁷ Платон. Пир. 203 d // Соч.: В 3 т. М., 1970. Т. 2. С. 133.

богатства. Духовенство или чиновничество обеспечивают таким образом философу безбедное существование, но при том усло­вии, что он хочет и может выражать свою свободу суждения в рамках учреждений, ос­нованных на принципах иерархии и подчи­нения власти. Чтобы утвердить независи­мость философии от экономики, философ отказывается ею торговать; но тем самым он предполагает решенной проблему свое­го экономического существования, как если бы оно могло, в конечном счете, быть обес­печенным вне экономических механизмов общества, в котором живет философ.

Стало быть, философия должна заста­вить признать свои права вопреки давле­нию естественной необходимости и соци­ального утилитаризма. Занятие философи­ей предстает, таким образом, не как необходимость, а как то, что надлежит ре­ализовать с помощью нашей собственной деятельности. По отношению к нашей сво­боде философия выступает в качестве зада­чи, которую предстоит решить, но не пото­му, что есть такое принуждение или необ­ходимость, а потому, что философия может почитаться за благо. Однако и здесь присутствует своя форма необходимости. Ведь необходимым является не только то, что производится по определенным причи­нам, или то, что нужно для жизни, но и то, без чего благо невозможно:

Необходимым называется то... без чего благо не может ни быть, ни возникнуть, а зло нельзя устранить или от него ос­вободиться (например, выпить лекарство необходимо, чтобы выздороветь, и по­плыть в Эгину, чтобы получить деньги)¹.

Можно, конечно, жить, не философствуя. Но жизнь, не знающая радости и свободы мышления, жизнь, когда человек не стре­мится стать хозяином своей судьбы, опира­ясь на собственную рефлексию, — такая жизнь не является хорошей жизнью. Если для жизни, как таковой, философия есть излишество, то для подлинно человеческой жизни она как нельзя более необходима. Таким образом, можно утверждать, что философия необходима, но только как средство для достижения цели, которая не

Аристотель. Метафизика. V 5, 1015 а 22—26//Соч. Т. 1. С. 151.

предписана человеку никакой естественной необходимостью. Необходимость филосо­фии оказывается, следовательно, не абсо­лютной, но обусловленной²: она выступает при определенном предположении, прояв­ляя себя только там, где индивиды и об­щества, освобождаясь духовно и матери­ально от подчиненности нужде, могут и хо­тят сделать каждую человеческую личность полностью владеющей собой благодаря свободе мышления.

Поиск по сайту: