ВТОРОЕ АУТОДАФЕ

I. Второе вальядолидское аутодафе произошло 8 октября того же 1559

года. Оно было еще торжественнее первого благодаря присутствию Филиппа II.

Инквизиторы подождали его возвращения из Нидерландов, чтобы почтить этим

великим торжеством, на котором появились тринадцать человек, приданных

пламени, труп и статуя, также сожженные, и шестнадцать осужденных,

допущенных к примирению с Церковью и епитимьи. Некоторые из этих процессов

закончились еще в мае; следовательно, нельзя сомневаться в том, что казнь

несчастных была отсрочена в надежде доставить удовольствие этому столь

религиозному монарху, хотя рассказ об этой сцене внушает ужас. Король явился

в сопровождении сына, сестры, принца Пармского, трех посланников Франции,

архиепископа Севильского, епископа Паленсии и Саморы и других избранных

епископов. На торжестве присутствовали коннетабль и адмирал, герцоги Нахера

и Аркос; маркиз Дениа, ставший затем герцогом Лерма; маркиз Асторга, граф

Урегва, ставший потом герцогом Оссуна; граф Бенавенте, ставший потом также

герцогом; граф Буэндиа; последний гроссмейстер военного ордена Монтесы дон

Педро Луис де Борха, брат св. Франсиска, герцога Гандиа; [806] великий приор

Кастилии и Леона от ордена св. Иоанна Иерусалимского, дом Антонио Толедский,

сын и брат герцогов Альба; несколько других грандов Испании, не названных в

протоколе этой казни, и много лиц среднего достоинства; графиня Рибадабиа и

другие высокие по положению дамы, а также члены советов и суда и коронные

власти.

II. Проповедь о вере была произнесена епископом Куэнсы. Епископы

Паленсии и Саморы лишили сана священников из числа осужденных; а главный

инквизитор, архиепископ Севильи, потребовал от короля дать ту же присягу,

какую на предшествующей церемонии дали дон Карлос и принцесса-правительница.

Филипп исполнил эту формальность и подписал свое обещание, прочитанное

служащим инквизиции посреди собрания. Осуждены были:

1. Дон Карлос де Сесо, дворянин из Вероны, сын епископа Пьяченцы [807]

в Италии, из знатной местной фамилии. Ему было сорок три года. Человек

способный и ученый, он сослужил большую службу императору, исполняя

должность коррехидора в Торо. Он был женат на донье Изабелле Кастильской,

дочери дона Франсиско Кастильского, рыцаря ордена Алькантары, и доньи

Каталины Ладрон де Гебара-и-Авалос, племяннице епископа калаорского дома

Альфонсо Кастильского и кузине толедского декана дома Диего Кастильского

(все они происходили от короля Педро Жестокого [808] через епископа

Паленсии, дома Педро Кастильского, внука этого монарха). Заключив брак, он

поселился в Вильямедиане, близ Логроньо. Он открыто проповедовал ересь и был

главным виновником успехов лютеранства в Вальядолиде, Паленсии, Саморе и в

других небольших городах этих округов. Арестованный в Логроньо и

доставленный в секретную тюрьму Вальядолида, он отвечал на обвинения

прокурора 28 июня 1558 года. Приговор был объявлен 7 октября 1559 года, и

ему посоветовали приготовиться к смерти на следующий день. В подобных

обстоятельствах имеют обыкновение принуждать осужденных объявить правду

относительно себя и других лиц, не позволяя ни лжи, ни сокрытия. Это

обыкновение увеличивает до бесконечности процессы, потому что большинство

обвиняемых теряет мужество в тот момент, когда узнает о своем осуждении.

Совестливость и стремление избежать смерти заставляли их делать самые

мелочные показания о всей своей жизни и даже о весьма маловероятных

обстоятельствах. Дон Карлос де Сесо, потребовав бумаги и чернил, написал

свое исповедание, но полностью на лютеранский манер. Он писал, что это

учение есть истинная евангельская вера, в отличие от учения римской Церкви,

испорченного в течение нескольких веков; что он хочет умереть в этом

веровании и что он приносит в жертву Богу унижение, до которого он доведен,

как память и знак горячей веры в страсти Христовы. Трудно изобразить страсть

и энергию, с которыми он исписал два листа бумаги фактически в присутствии

смерти. Сесо увещевали всю ночь 7-го и утром 8 октября, но безуспешно. При

отправлении на казнь ему вставили кляп, чтобы помешать проповедовать свое

учение. Когда он был привязан к столбу, кляп вынули и принялись увещевать

его исповедаться. Он сказал громким и твердым голосом: "Если бы у меня было

время, я доказал бы вам, что вы губите себя, не подражая моему примеру.

Спешите зажечь эти дрова, которые меня истребят!" Палачи послушались его;

Сесо погиб нераскаянным.

2. Педро де Касалъя, уроженец Вальядолида, священник в приходе Педросы,

в епархии Саморы. Он был братом доктора Агостино Касальти; ему было тридцать

четыре года от роду. Арестованный 23 апреля 1558 года, он признался, что

принял лютеранские тезисы, и изложил поводы и основания своего верования. Он

просил быть допущенным к примирению. Его приговор был вынесен 10 февраля

1559 года. Епископ Паленсии и лиценциат Сантильян, член апелляционного суда

и юрисконсульт святого трибунала, подали голос за примирение; остальные

судьи высказались за смертную казнь. Верховный совет, ознакомившись с делом,

высказался за измождение плоти, потому что Касалья был обвинен в

проповедании ереси, что вытекало из двадцати трех показаний и из его

собственного признания. 7 октября ему объявили приговор, советуя

приготовиться к смерти; но он отказался исповедаться. Он отправился на

аутодафе с кляпом во рту и, привязанный к столбу, потребовал духовника;

затем он был задушен перед сожжением.

3. Доминго Санчес, священник из Вильямедианы, близ Логроньо, принял

лютерову ересь, послушав Сесо и прочитав его книги. Осужденный на сожжение

живьем, он последовал примеру Педро Касальи и умер подобно ему.

4. Брат Доминго де Рохас, доминиканский священник. Он был учеником дома

Бартоломео Каррансы. Отец его был маркиз Поза, имевший двух других сыновей,

понесших епитимью на первом аутодафе. Брату Доминго было сорок лет. Его

арестовали в Калаоре переодетым в светское платье, чтобы избегнуть розысков

агентов инквизиции и получить возможность отправиться во Фландрию после

свидания с доном Карлосом де Сесо. Первое показание перед святым трибуналом

в Вальядолиде он дал 13 мая 1558 года. Его заставили дать несколько

показаний, потому что он отрицал в одном то, что утверждал в другом, лавируя

для защиты составленных им катехизиса и проповедей.

За отказ от своих слов он был присужден к пытке. Брат Доминго просил,

чтобы его избавили от ужасов пытки, потому что он боится ее больше смерти,

но ему отвечали, что это снисхождение будет оказано, если он пообещает

объявить то, что до сих пор скрывал. Он согласился и прибавил к первым

показаниям несколько новых; затем он просил быть допущенным к примирению. 7

октября ему посоветовали приготовиться к смерти на следующий день. Он сделал

тогда очень важные разоблачения в пользу некоторых лиц, против которых он

говорил в предыдущих допросах; но он отказался исповедаться. Сойдя с эшафота

аутодафе, чтобы быть приведенным к костру, он обернулся к королю и крикнул

ему, что идет умирать в защиту истинной евангельской веры, то есть веры

Лютера. Филипп II приказал всунуть ему в рот кляп, который уже был у него во

рту, когда он был привязан к столбу. Но когда костер готов был загореться,

мужество его покинуло: он потребовал духовника, получил отпущение грехов и

был затем задушен. Брат Доминго и два священника, его товарищи по несчастью,

были лишены сана посреди аутодафе; по окончании этой церемонии [809] на них

надели санбенито и картонную митру; до этого времени они были в сутане, без

шапки и мантии [810].

5. Хуан Санчес, житель Вальядолида, родился в Астудильо-де-Кампосе, сын

Альфонсо Гомеса и Эльвиры Санчес, слуга священника Педро де Касальи и доньи

Каталины Ортега. Ему было тридцать три года. Боязнь быть арестованным

инквизицией побудила его скрыться из Вальядолида, чтобы переправиться морем

в Нидерланды под вымышленным именем Хуана де Вибар. Инквизиторы проведали об

этом через попавшие в их руки письма самого Хуана, писанные в Кастоурдиалес

7, 8 и 30 мая 1558 года и адресованные донье Каталине Ортега, бывшей в то

время в тюрьме. Они сообщили об этом королю, бывшему в Брюсселе, и тот

поручил дону Франсиско де Кастилье, придворному алькальду [811], схватить

Хуана Санчеса. Он был взят в Турлингене. Перевезенный в Вальядолид, он был

приговорен к измождению плоти как лютеранин, учащий и нераскаянный. Его

повели на казнь с кляпом во рту, который был удержан до момента, пока он был

привязан к столбу. Он не просил духовника, и костер был зажжен. Когда

веревки, которыми его связали, сгорели, он бросился на вышку эшафота, откуда

увидал, что многие из осужденных исповедовались, дабы не быть сожженными.

Священники снова принялись увещевать его исповедаться; но Санчес, видя, что

Сесо остался тверд в своем решении, хотя пламя уже окружило его, стал

посреди пламени и крикнул, чтобы прибавили дров, потому что он хочет умереть

подобно дону Карлосу де Сесо. Его услыхали, и возмущенные лучники и палачи

наперебой исполнили его последнюю волю.

6. Донья Эуфросина Риос, монахиня ордена св. Клары [812] в Вальядолиде,

была обличена в лютеранстве двадцатью двумя свидетелями. Она не раскаивалась

до тех пор, пока не была привязана к столбу. Тогда она попросила духовника и

была брошена в огонь после задушения, согласно обычаю.

7. Донья Марина де Гевара, монахиня Рождественского монастыря в

Вальядолиде, ордена цистерцианок [813]. Она была дочерью дона Хуана де

Гевары, жителя Тресеньо в горах Сантандера, и доньи Анны де Товар и внучкой

другого Хуана де Гевары и доньи Эльвиры де Рохас, его жены; родственницей

графа Оньяте и маркиза Позы; внучкой, по матери, дона Санчо де Товара;

сестрою дона Хосе, рыцаря Тресеньо [814], дона Габриэля де Гевары,

наместника и генерального викария епископа Куэнсы, и дона Диего де Аро,

поселившегося, по словам обвиняемой, в Вест-Индии. Марина признала факты;

хотя она и просила о допущении к примирению, но уже не могла избежать

осуждения. Тем более изумляет, что главный инквизитор, архиепископ Севильи,

употребил большие усилия, чтобы спасти ее жизнь. Это обстоятельство делает

ее процесс интересным и может внушить желание познакомиться с его деталями.

Я предполагаю к нему вернуться, покончив с этим аутодафе.

8. Донья Каталина де Рейносо, монахиня того же монастыря, что и Марина

де Гевара. Ей было двадцать один год. Она была дочерью дона Херонимо де

Рейносо, владетеля Аутильо-де-Кампоса, и доньи Хуанны де Баеса, его жены;

сестрою дома Франсиско де Рейносо, епископа Кордовы, и доньи Инесы де

Рейносо, которая жила в Малаге [815] и была замужем за Гонсале Пересом де

Виберо, братом доктора Касальи. Мать Каталины происходила от еврейских

предков. Было доказано, что Каталина была лютеранкой и что, когда, сестры

монастыря пели в церкви, она говорила: "Кричите, чтобы услышал Ваал;

разбейте себе головы, и он вас исцелит" [816]. Каталина де Рейносо была

приговорена к сожжению, исповедалась, была задушена и брошена в огонь.

9. Донья Маргарита де Эстеван, монахиня ордена св. Клары, была обличена

в исповедании того же учения, что и две предшествующие, и подверглась той же

каре.

10. Педро де Сотело родился и жил в Альдеа-дель-Пало, в епархии Саморы;

ему было тридцать пять лет. Его обвинили в лютеранстве. Его исповедь не

показалась искренней, и его сожгли после задушения.

11. Франсиско д'Альмарса, из местечка Альмарса, в округе Сориа, в

епархии Осмы. Его участь была подобна участи Педро де Сотело.

12. Донья Мария де Миранда, другая монахиня из монастыря св. Клары в

Вальядолиде, разделила участь своих товарок.

13. Франсиско Бланка, новохристианин, отрекся от магометанства.

Впоследствии он перестал быть правоверным и впал во многие заблуждения. Так,

он особенно утверждал, будто не верно, что Иисус Христос уже приходил на

землю и что, когда он придет, то будет женат, будет иметь детей и жить у

себя в семье, как и другие люди. Его сочли лжераскаявшимся, и он был сожжен

после смерти.

14. Хуанна Санчес, из ряда женщин, которых в Испании зовут святошами

(beatas), жила в Вальядолиде и была осуждена как лютеранка. Узнав о

приговоре, она перерезала себе горло ножницами и несколько дней спустя

умерла нераскаянной в тюрьме. Хотя ее принуждали исповедаться, она упорно

отказывалась. Ее труп был принесен в гробу на место аутодафе вместе с ее

статуей, и все было сожжено вместе с другими жертвами.

II. Лиц, присужденных к епитимьям, было шестнадцать. Я назову лишь тех,

которые заслуживают особого упоминания или благодаря их рангу, или самому

характеру процессов.

1. Донья Изабелла де Кастилъя, жена дона Карлоса де Сесо, добровольно

созналась, что она приняла некоторые мнения своего мужа. Ее приговорили к

санбенито, пожизненному заключению в тюрьме и конфискации имущества.

2. Донья Каталина де Кастилъя, племянница Изабеллы, дочь ее брата дона

Диего де Кастильи и доньи Марии де Авалос, его жены. Она подверглась той же

каре, что и ее тетка.

3. Донья Франсиска де Суньига Рейносо, монахиня Рождественского

монастыря в Вальядолиде, была сестрой доньи Каталины де Рейносо, сожженной

на том же аутодафе. Она была лишена права голосовать при выборах в своей

общине, с формальным запрещением когда-либо выходить из монастыря.

4 и 5. Донья Филиппина де Эредиа и донья Каталина д'Алькарас были

товарками предшествующей; их участь была той же. Каталина происходила по

матери от евреев; но отец ее был из благородной и видной фамилии.

6. Антонио Санчес, житель Саламанки, был наказан как лжесвидетель в

деле веры. Ему доказали, что он показал вопреки истине, будто один ребенок

был обрезан своим отцом, и что он сделал это показание только затем, чтобы

осудили на сожжение отца-еврея. Его присудили к двумстам ударам кнута: сто в

Вальядолиде и сто в Саламанке. Он был лишен половины своего имущества и

послан на галеры на пять лет. Это наказание было очень важным; однако, если

бы он подвергся каре возмездия (по закону, установленному католическими

королями, основателями инквизиции), то не было бы столько последователей его

преступления. Сочувствие инквизиторов к этому роду преступников -

неоспоримый факт, тогда как в процессах по поводу ереси они не колеблются

произвольно приговаривать обвиняемых к смертной казни, когда могут укорить

их лишь в запирательстве или даже притворном раскаянии. Разбирая некоторые

из этих приговоров, я испытываю невыразимую скорбь. Следующий пример

покажет, прав ли я.

7. Педро д'Агилар, уроженец Тордесильяса, житель Саморы, по профессии

стригаль. Он выдал себя за альгвасила святого трибунала и появился в

Вальядолиде с жезлом инквизиции в день первого аутодафе. Затем, явившись в

один город в округе Кампос, он сказал, что ему поручено открыть могилу

одного прелата, кости которого будто бы следовало доставить в инквизицию,

выставить их вместе с его статуей на аутодафе и затем сжечь как

принадлежащие человеку, умершему в Моисеевой вере. Педро был приговорен к

четыремстам ударам кнута: двести в Вальядолиде и двести в Саморе;

конфисковали имущество и присудили пожизненно к галерам. Это дело очевидно

доказывает, что инквизиторы были убеждены, что называться альгвасилом

святого трибунала по простому мотиву суетности или неблагоразумия есть

преступление вдвое большее, чем лжесвидетельство, приводящее к сожжению

человека, конфискации его имущества и обречению на бесчестие всего его

потомства. Какова система законодательства!

III. Такова история двух аутодафе, справленных в Вальядолиде, о которых

столько говорили, хотя могли иметь подчас только смутное понятие. Я добавлю

одно интересное обстоятельство: подробности судопроизводства доказывают, что

инквизиция в это время привлекала к суду как заподозренных в полном или

частичном принятии протестантских мнений сорок пять человек, большинство

которых заслуживает упоминания вследствие их ранга или личных качеств. В их

числе архиепископ города Толедо дом Бартоломео Каррасса и его соперник (если

не гонитель) Мельчиор Кано, епископ Канарских островов; отец Табларес,

иезуит; св. Франсиско де Борха и его дочь донья Хуанна, жена дона Хуана

Энрикес д'Альманса, маркиза Альканисес; донья Эльвира де Рохас, мать

маркиза; дон Хуан де Рохас, маркиз Поза, и дон Антонио Манрике де Лара,

герцог Нахера, оба умершие; графиня де Монтеррей; дон Фадрике Энрикес де

Рибера, брат маркиза де Тарифы; дон Марио, дон Альваро и дон Бернардино де

Мендоса, двоюродные братья принцессы Эволи [817]; Хуан Фернандес, приор;

лиценциат Торрес, певчий, и лиценциат Мерида, каноник кафедрального собора

Паленсии; Сабино Астете, каноник Саморы, и Альфонсо Лопес, священник из

Сьюдад-Родриго; брат Педро де Сото, доминиканский монах, духовник Карла V;

одиннадцать монахов того же ордена, все ученые богословы; достопочтенный

Луис Гранадский, известный своими трактатами о благочестии и своей

добродетелью; Эрнандо де Кастильо, проповедник императора и короля, автор

истории ордена св. Доминика Гусмана; Педро де Сотомайор, профессор в

Саламанке; Антонио де Доминго, ректор, и Хуан де ла Пенья, учитель коллегии

Св. Григория в Вальядолиде; Альфонсо де Кастро и Амбросио де Саласар,

профессора; Франсиско Тордесильяс, Хуан де Вильягарсия и Луис де ла Крус,

магистры богословия; Доминго Сото, профессор в Саламанке и очень известный

писатель; донья Антония Мелья, жена Грегорио Сотело, дворянина из Саморы;

Каталина де лес Риос, игуменья; Анна Гусман, бывшая игуменья; Бернардина де

Рохас и Изабелла Энрикес д'Альманса, монахини из монастыря Св. Екатерины в

Вальядолиде. Предпоследняя была сестрой, а последняя дочерью доньи Эльвиры

де Рохас, маркизы и вдовы Альканисес. Из этих сорока пяти человек десять

были арестованы; процесс других был приостановлен. Но ошибкой было бы

думать, что инквизиторы ограничили свои преследования названными лицами. За

процессом толедского архиепископа Каррансы последовали другие, возбужденные

против епископов и видных лиц. Я ограничиваюсь здесь тем, что вычитал из

разобранных мною бумаг. Но сколь велико число документов, которых мне не

удалось прочесть! Обозреть их все - задача, с которой одному не справиться,

и я признаюсь, что мне было не под силу прочесть, что нагромождено в

архивах, хотя я и употреблял долгое время по нескольку часов ежедневно на

это чтение. Я возвращаюсь к процессу Марины де Гевара, историю которой я

обещал рассказать.

IV. 15 мая 1558 года, когда Мария Миранда, монахиня из монастыря Св.

Клары в Вальядолиде, обвиняемая инквизицией, давала показания, то назвала

Марину де Гевара исповедующей лютеранские верования, что привело к ее

аресту. В тот же день Марина предстала перед инквизицией для дачи

добровольных показаний инквизитору Гильему; продолжила их и в следующие дни,

то есть 16, 26 и 31 августа, по мере того как она вспоминала прошлое и

произнесенные ею речи. Так как ее преступление было равным образом доказано

показаниями соучастниц, она была отправлена из своего монастыря в секретную

тюрьму инквизиции 11 февраля 1559 года, в силу декрета об аресте от 28 числа

предыдущего месяца. Три слушания сообщений происходили 21 и 27 февраля и 2

марта. Марина торжественно уверяла, что она помнит только факты, изложенные

в ее четырех добровольных показаниях. 3 марта прокурор представил

обвинительный акт, состоящий из двадцати трех пунктов. Марина признала, что

они почти все истинны, и сказала только в свое оправдание, что она не вполне

соглашалась со зловредным учением и оставалась в сомнении. Она изложила свои

доводы в собственноручном письме, поданном 7 марта вместе с ходатайством об

освобождении, подписанным адвокатом. 8 мая Марина потребовала добровольного

вызова и прибавила новые пункты к своему признанию. Она давала показания еще

и 12 июня. 27 июня ей сообщили экстракт, или оглашение свидетельских

показаний. Она отвечала, что не помнит более никаких других фактов.

Инквизиторы посоветовали ей порыться в памяти и признать то, что находится в

свидетельских показаниях и не входит в ее собственные показания. Марина

потребовала допроса 5 июля. Она сказала, что видела оглашение свидетельскик

показаний и полагает, что их ей сообщили для того, чтобы в ее память

закрались заблуждения, которых нет, а не для того, чтобы она их рассеяла;

что это соображение препятствует ей перечитать их из-за боязни того, что

дьявол внушит ей какую-нибудь дурную мысль; что ее долг по отношению к Богу

обязывает ее отказаться от этого оглашения, потому что она показала правду

пред Богом, под присягой; что ей нечего больше сказать и ее память ничего

более не сохранила. Марина при этом передала бумагу, в которой она сделала

разъяснения к данным ею показаниям. 14 июля она представила в трибунал

ходатайство об освобождении или, по крайней мере, о примирении с Церковью с

наложением епитимьи. В тот же день она сделала новое заявление по поводу

показаний, данных только что выслушанными свидетелями. Марина старалась

также доказать свое хорошее поведение в монастыре, и свидетельства игуменьи

и пяти сестер монастыря были в ее пользу. Появился новый свидетель

обвинения. Его показание было сообщено ей 28 июля; она ответила ссылкой на

прежние показания и заявлением, что она не может ничего прибавить, не

оскорбляя истины.

V. Главный инквизитор считал себя обязанным быть благосклонным к

Марине, потому что находился в дружеских отношениях со многими из ее

родственников. Узнав, что вальядолидские инквизиторы хотят ее осудить, он 28

июля поручил дону Альфонсо Тельесу Хирону, владетелю Монтальбана, кузену

Марины и герцога Оссуны, отправиться к обвиняемой и понудить ее признать то,

что она отрицала и что было установлено свидетельскими показаниями, обратив

ее внимание на то, что если она не послушает, то будет приговорена к

смертной казни. Хирон привел в исполнение намерения главного инквизитора.

Марина ответила ему, что ей нечего прибавить к показаниям, не оскорбляя

истины. Удивительно, что уверения обвиняемой не произвели никакого

впечатления на ее судей. Между тем она не имела никакого интереса скрывать

истину; напротив, ей было выгодно сказать правду, потому что обстоятельства,

прибавленные к обвинению последними свидетелями, увеличивали не число

заблуждений, в которых ее обвиняли, а только число бесед и фактов,

подтверждавших ее ересь, которую она признала с тем единственным

ограничением, что она оставалась в простом сомнении, никогда не соглашаясь

целиком с заблуждением. Впрочем, противное нельзя было доказать признанием в

том, чего, по ее уверению, она не могла припомнить. Это столь естественное

мнение не было мнением судей и юрисконсультов. Когда они собрались 29 июля

для вынесения окончательного приговора, один из них предложил назначить

пытку, все другие подали голос за измождение плоти Марины. Решение было

утверждено верховным советом. Этот приговор не был тотчас же предъявлен

обвиняемой, потому что, по обычаю трибунала, эта церемония исполнялась

накануне самого аутодафе. Он был предъявлен Марине де Гевара 7 октября. Так

как распоряжения 1541 года и другие, установленные впоследствии, отменяют

смертный приговор и разрешают провозгласить примирение осужденного, если он

обратится к истинной вере до выдачи в руки светской власти, главный

инквизитор сделал последнее усилие, снова отправив дона Альфонсе Тельеса де

Хирона к его родственнице, чтобы уговорить открыть все для избежания смерти.

Это поведение Вальдеса не понравилось вальядолидским инквизиторам, которые

заговорили об этом как об исключительном и скандальном покровительстве, так

как это средство не было применено к другим монахиням, осужденным на

смертную казнь, хотя они были менее виновны. Вальдес обратился в верховный

совет, который внял настояниям председателя и приказал, чтобы посещение

произошло в присутствии одного или нескольких инквизиторов и

адвоката-защитника, красноречие которого могло оказать большую помощь. Эта

последняя попытка имела тот же успех, что и первая. Марина продолжала

упорствовать в своем заявлении. Какой обвиняемый не дрожал бы перед судом,

который так упорно держится принципа, что все свидетели говорят правду, что

они хорошо поняли все, что видели и слышали, что время не могло обмануть их

память и сбить с толку их суждение? Я закончу историю этого процесса,

включив сюда копию окончательного приговора против Марины де Гевара,

произнесенного после редактирования в трибунале вслед за подачей голосов.

Этот документ познакомит читателя со стилем инквизиции.

VI. "Нами, инквизиторами против еретической испорченности и

отступничества в королевствах Кастилия, Леон, Галисия и в княжестве

Астурийском, установленными в благороднейшем городе Вальядолиде, по власти

апостольской и проч. Принимая во внимание уголовный процесс, в судебном

присутствии перед нами, с одной стороны, лиценциата Херонимо Рамиреса,

фискала святого трибунала, и, с другой стороны, доньи Марины де Гевара,

постриженной монахини Рождественского монастыря ордена св. Бернара, в этом

городе, один из нас, инквизиторов, отправился в названный монастырь 15 мая

1558 минувшего года, и вышеупомянутая Марина де Гевара представила ему

показания, в которых она призналась и в том, что неоднократно беседовала с

человеком, втянутым в заблуждения Лютера, и что она постоянно слышала от

него слова: "Оправданные верой, мы пребываем в мире с Богом через Господа

нашего Иисуса Христа"; что эти слова казались ей хорошими и что она им

верила, хотя не понимала, каков их смысл", и т. д.

VII. Здесь приговор передает то, что я сказал о результате процесса,

возбужденного против Марины, по отношению к приписанным ей заблуждениям и к

сделанным ею показаниям; это изложение занимает несколько листов; после

этого читаем следующее:

VIII. "Принимая во внимание просьбу двух сторон, мы приказали сделать

оглашение свидетельских показаний против означенной Марины де Гевара

касательно заблуждений и ересей, в которых она обвиняется; свидетелей было

двенадцать.

Будучи допрошена о сущности и отдельных пунктах этого оглашения, она

сослалась на сказанное ею в показаниях, отрицая остальные пункты,

выставленные против нее; поговоривши обо всем со своим адвокатом, она

высказалась против этого оглашения, уверяя в своей невинности. Тогда мы

приказали сделать оглашение двух других свидетелей, также представивших

обвинения Марины де Гевара, на что она ответила, как и на прочее, отрицая

сказанное ими и приводя многое в свою защиту. Допросив свидетелей защиты, мы

приступили к оглашению последнего свидетеля, на показания которого она

отвечала по-прежнему; по совету своего адвоката она заявила, что ей нечего

более сказать. То же заявил фискал. Закончив судопроизводство и

посоветовавшись друг с другом и с несколькими значительными и учеными

лицами, призывая имя Иисуса Христа, мы находим (согласно актам и документам

этого процесса), что означенный прокурор-фискал целиком и совершенно

доказал, отчасти по показаниям свидетелей, отчасти по заявлениям доньи

Марины, что она отреклась от учения, которое содержит и которому наставляет

наша Святая Мать (т. е. Церковь); что она приняла и уверовала во многие

заблуждения и ереси ересиарха Мартина Лютера и его последователей; что

уклончивые приемы, которые она применяла в своей защите (говоря, что она не

верила в заблуждения, в которых ее обвиняют, и питала на их счет сомнения и

колебания) ненадежны и что ни эти соображения, ни какие другие из числа

приведенных ею не оправдывают ее ни в одном пункте. Вследствие чего мы

должны объявить и объявляем, что означенная Марина де Гевара была и есть

еретичка-лютеранка и что она бывала во многих собраниях и сходках вместе с

другими лицами, где ее наставляли в этих заблуждениях; что ее исповедь лжива

и притворна и что, следовательно, она навлекла на себя кару верховного

отлучения и другие цензуры, под которые подпадают и которым подвергаются все

удаляющиеся от учения нашей святой католической веры, которой она обязана

строго держаться в качестве христианки старинной расы, происходящей от

благороднейшей крови, и постриженной монахини; и мы ее передаем правосудию и

светской власти превосходного рыцаря Луиса Осорио, коррехидора Его

Величества в этом городе, и его заместителя в этой должности, которым мы

советуем обращаться с нею с добротою и милосердием и приказываем, в силу

настоящего окончательного приговора, все исполнить так, как только что

сказано. Лиценциат Франсиско Бака. Доктор Риего. Лиценциат Гилъем. Епископ

Паленсии, граф де Перниа".

Кто не почувствует негодования, видя, что этот акт трибунала

оканчивается рекомендацией светскому королевскому судье со стороны

инквизиторов обращаться с обвиняемой с добротой и милосердием, между тем как

они отлично знают, что произойдет? Действительно, за две недели до аутодафе

светскому королевскому судье сообщают, сколько ему выдадут узников,

осужденных на смертную казнь, - необходимая предосторожность, чтобы

приготовить вперед место казни, дрова и количество столбов, необходимых для

экзекуции, а также окончательные приговоры, с пробелами для вписывания имен

и профессий, о чем ему дадут знать накануне аутодафе. Если обвиняемый

объявлен нераскаянным еретиком или рецидивистом, приговор королевского судьи

ограничивается осуждением на сожжение, сообразно с законами королевства, или

только на задушение, если обвиняемый раскаялся. Инквизиторы так уверены, что

дело тем и окончится, что, если бы после передачи обвиняемого в руки

коррехидора последний позволил себе присудить его к пожизненному заключению

в какой-нибудь крепости Африки, Азии или Америки, а не к смертной казни, они

обратились бы со своими жалобами к государю и, может быть, даже пустили бы в

ход цензуры против коррехидора и привлекли бы его к суду как виновного в

противодействии мерам святого трибунала, в нарушение присяги оказывать ему

помощь и содействие и как покровительствующего еретикам. Итак, что же значит

это лицемерное притворство в заинтересованности в судьбе несчастного

осужденного? Как понимать указание светскому судье обращаться с ним с

добротой и милосердием? Достаточно хорошо известно, что все церковные судьи

требуют одного и того же, когда они выдают светской власти тех, кого

придется осудить на смертную казнь, потому что им важно уверить, что они не

принимают никакого участия в смерти обвиняемого, их ближнего, и что они

таким образом не подпадают под кару за неподобающий поступок, назначаемую

для священников, содействующих чьей-либо смерти. Но нельзя обмануть Господа

этими формулами, противоречащими тайным сердечным расположениям. Св.

Августин молился в подобных обстоятельствах; отсюда произошел обычай, о

котором я говорю. Но этот великий святой делал это чистосердечно и с

душевной искренностью, потому что он думал, что преступление ереси не

заслуживает смертной казни и что достаточно присудить имевших несчастие

совершить это преступление к простым денежным штрафам.

Глава XXI

Поиск по сайту: