ЧАСТНАЯ ИСТОРИЯ СЫНА МАРОККАНСКОГО СУЛТАНА И НЕСКОЛЬКИХ ДРУГИХ ЛИЦ

I. Учения Лютера, Кальвина и других протестантских реформаторов,

установившиеся с такой быстротой в Вальядолиде и Севилье, в другие города

королевства проникли не так легко. Но, вероятно, скоро вся Испания была бы

заражена ими, если бы не крайняя суровость, с какой лютеране были

преследуемы. Действительно, с 1560 по 1570 год проходило ежегодно, по

крайней мере, одно аутодафе в каждой инквизиции королевства, и среди

осужденных всегда появлялся какой-нибудь еретик из новых сект. Однако успехи

и силы лютеранства в эпоху, о которой я говорю, не могут сравниться с

успехами иудаизма и магометанства, потому что происхождение этих двух

религий гораздо древнее и насчитывалось много испанских фамилий, предки

которых исповедовали эти религии.

II. У меня под руками реляции о трех аутодафе, справленных мурсийской

инквизицией в 1560, 1562 и 1563 годах, а также заметки о некоторых других

казнях этого рода, бывших в том же городе. Я думаю, что можно судить по этим

примерам о том, что происходило в других инквизициях.

III. 7 июня 1557 года в Мурсии было одно из самых торжественных

аутодафе, какое только видели. Оно состояло из одиннадцати человек,

осужденных на сожжение, и сорока трех, которых следовало примирить с

Цердсовью. 12 февраля 1559 года справлялось другое, с тридцатью жертвами,

которые были сожжены живьем, и с пятью, которые были сожжены в изображении,

исключая сорока трех, примиренных с Церковью.

IV. 4 февраля 1560 года было сожжено живьем четырнадцать осужденных и

двадцать два - в изображении, а двадцать девять было епитимийных.

V. 8 сентября того же 1560 года погибло в пламени шестнадцать человек,

из них восемь были сожжены как иудействующие. Сорок восемь человек были

приговорены к епитимьям: двадцать два были иудействующие, двенадцать впавшие

в магометанство, пятеро было лютеран, семь виновных в двоеженстве и два в

богохульстве. Среди переданных в руки светской власти были известные люди:

Попе де Чин-чилья, владетель Кортуна и Альбатены; Франсиско Нунъес,

священник и проповедник; Педро д'Авилес, монах ордена тринитариев, и

Каталина д'Авилес, его сестра; Хуан де Вальтивьера, член муниципалитета

Мурсии; донья Каталина д'Аррайс, его жена; донья Инесса де Лара, его теща;

Альфонсо де Лара, член того же муниципалитета, и Антонио де Лара, его брат;

брат Умнее Перес, белец ордена св. Франциска; Хинес де ла Бега, нотариус из

Мурсии, и Изабелла Порее, его жена. Среди осужденных заочно и сожженных в

изображении мы находим доктора медицины Авилеса и его отца Хуана Авилеса,

занимавшегося той же профессией.

VI. Среди епитимийных иудействующих отметим Луиса Переса, священника в

поместье Хуана де Вальтивьеры; ему прочли приговор о лишении сана, и затем

он был осужден носить санбенито и удалиться навсегда из округа мурсийской

инквизиции. Другой, Хуан д'Авилес, алькальд германдады Алькантарильи, был

осужден как подозреваемый в магометанстве и приговорен к ношению санбенито и

полугодичному заключению в тюрьме инквизиции.

VII. Среди многоженцев этого аутодафе я встречаю четырех человек,

заслуживающих особого упоминания вследствие обстоятельств их процессов.

Хуан Наварро Алькатете, по профессии пастух, явился на аутодафе с

дроковой веревкой [838] на шее, с картонной митрой на голове и свечою в

руке. Он получил двести ударов кнута в Мурсии и столько же в Лорке, месте

его пребывания. Он произнес отречение от ересей как сильно подозреваемый и

потерял половину своего имущества. Он избег наказания галерами вследствие

его преклонного возраста и слепоты. Его преступление состояло в том, что он

женился на третьей жене, когда первая и вторая жили еще в Лорке. Каталина

Перес де Ита была второй женой Наварро, а ее сестра, Хуанна Перес де Ита,

его третьей женой. Их отец, Хуан Перес де Ита, согласился на этот двойной

брак за деньги, которые предложил ему Наварро. Этот мотив увлек также его

дочь Каталину, которая очутилась в тройном брачном союзе, так как ее первый

муж еще был жив, когда она согласилась выйти за Наварро, а некоторое время

спустя вступить и в третий брак. Ее приговор был одинаков с приговором

Наварро. Сестра ее подверглась двумстам ударам кнута. Их отец был выставлен

на посмешище толпы в Мурсии и Лорке. Мне кажется, что наказание этого отца

было слишком мягким и не пропорциональным другим, потому что его вина была

больше вины дочерей.

VIII. Я нахожу ту же несправедливость в двухстах ударах кнута, к

которым присудили Антонио Мартинеса, человека бедного и пожилого, тогда как

удовольствовались половиной этого наказали за такое же преступление

полигамии для Хуана Гарсии и Хуана Эрнандеса Дельгадилъо, хотя не было

указано, что оба последние были старше его по годам.

IX. 15 марта 1562 года происходило новое аутодафе, состоявшее из

двадцати трех осужденных, сожженных живьем, и семидесяти трех епитимийных.

Все они были наказаны как иудействующие. Среди первых отметим: брата Луиса

де Вальдеканъяса, францисканца, происходящего от еврейских предков,

осужденного за проповедь иудаизма; Хуана де Санта-Фе, Альберта Хуареса и

Пабло д'Айльона, присяжных; Педро Гутьереса, члена муниципалитета, и Хуана

де Леона, городского синдика.

X. Другое аутодафе в том же городе происходило 20 мая 1563 года. На нем

сожгли семнадцать человек живьем и четырех в изображении; сорок семь были

присуждены к епитимьям. В числе сожженных было шестнадцать человек

иу-действующих и один магометанин. Среди эпитимийных одиннадцать человек

были примирены с Церковью как подозреваемые в лютеранстве, тринадцать как

многоженцы, двое произнесли отречение от иудаизма и пятеро - от

магометанства; трое были наказаны как богохульники, четверо - за то, что

утверждали, что простой блуд дозволен, а один - за защиту того же мнения

относительно кровосмешения; другие высказывали разные предположения или

еретические, или отзывающиеся ересью. Было также объявлено об освобождении

от суда одного обвиняемого. Я упомяну тех, кого заставляет отличить их ранг

или процессы, которых представляли несколько замечательных обстоятельств.

XI. Дон Филипп Арагонский, сын султана Феца и Марокко [839], явился в

Испанию еще молодым. Он сделался христианином. Его крестным отцом был

Фернандо Арагонский, вице-король Валенсии, герцог Калабрии, старший сын

неаполитанского короля Федериго III [840]. Ни его сан сына султана, ни

преимущество иметь крестным отцом принца не показались инквизиторам

мотивами, достаточными, чтобы избавить его от выставления на публичный

позор. Они велели привести его на торжественное аутодафе с картонной митрой

на голове; митра заканчивалась длинными рогами и была покрыта изображениями

чертей. В таком виде его допустили к публичному примирению с Церковью, после

которого он был заключен на три года в монастырь, а затем изгнан навсегда из

города Эльче, где он жил, и из королевств Валенсия, Арагон, Мурсия и

Гранада. Инквизиторы очень расхваливали мягкость этой епитимьи и публично

сообщили, что милость, которую они оказали дону Филиппу, была мотивирована

его решением, когда он узнал о своем обвинении, предоставить себя в

распоряжение инквизиторов, вместо того чтобы скрыться, что он легко мог

сделать. Что думать и чего ожидать от этих служителей правосудия, когда они

говорят о снисхождении по поводу публичного опозорения царского сына, его

трехлетнего заключения и вечного изгнания? Я не претендую здесь защищать

дона Филиппа; но важные соображения могли бы заставить внести величайшие

смягчения в его наказание. По-видимому, после он проявил интерес и

склонность к культу Магомета; помогал многим отступникам и явился пособником

и укрывателем еретиков. Согласно документам процесса он вступил в договор с

чертом и предался черной магии и колдовству. Его демон назывался Хагуах.

Когда дон Филипп вызывал его и кадил ему стираксовой смолой, он появлялся в

виде малорослого смуглолицего человека, одетого в черное, и учил, как он

должен поступать в своих действиях и чарах. О нем говорили, что он вылечил

от многих болезней при помощи дьявола; однако не было и речи о том, чтобы он

умерщвлял маленьких детей, как рассказывают о многих других чернокнижниках.

XII. Лиценциат Антонио де Вилъена, уроженец Альбасете, священник и

очень уважаемый при дворе проповедник, появился на аутодафе в рубашке, без

шляпы на голове, со свечою в руке. Он произнес отречение от ересей как легко

подозреваемый. Его примирили с Церковью; он был приговорен к годичному

заключению, без права священнослужения. Он был лишен навсегда права

проповедовать, изгнан на два года из Мадрида и обязан был заплатить пятьсот

дукатов на издержки святого трибунала. Все его преступление состояло в том,

что он дурно говорил об инквизиции и жаловался на главного инквизитора

Вальдеса, говоря между прочим, что ни ангелы, ни дьяволы, ни люди не могут

его понять; он говорил также, что Вальдес стал его гонителем, но он надеется

найти удобный случай пожаловаться на Вальдеса королю. Он имел также

несчастье (истинное преступление в глазах инквизиции!) разоблачить систему

тюрем святого трибунала, будучи дважды заключен в них за некоторые

неблагозвучные выражения. Он сообщил эти подробности и выдал секрет святого

трибунала, вопреки данному под присягой обещанию ничего не обнародовать из

того, что он узнал. Он утверждал также, что один человек был приговорен к

сожжению вследствие показаний лжесвидетелей, что какая-то римская булла, с

которой он познакомился, заслуживала только презрения, что испытанные им

преследования были делом Вальдеса. Говоря о другом узнике, он рассказывал,

что следует торопиться принести от двора хорошие рекомендательные письма для

него, без чего его не замедлят отправить на эшафот. Прибавляли, что он ел

мясо по пятницам и поддерживал преступные сношения с двумя сестрами.

XIII. Луис д'Ангуло, священник из Алькареса, произнес отречение как

сильно подозреваемый в ереси. Ему было пожизненно отказано в

священнослужении, и он был заключен на два года в монастырь и присужден к

уплате святому трибуналу пятидесяти дукатов. Его обвинили в том, что он

обратился для исповеди к иподиакону и указал ему в книге формулу разрешения

для произнесения над ним после исповедания, которой тот не знал. Он убедил

также женщину, с которой имел соблазнительные сношения, исповедуясь диакону,

скрыть от него свою преступную связь.

XIV. Пьер де Монтальбан и Франсуа Саляр, французские священники,

пребывавшие в Испании, были лишены сана как еретики-лютеране. Они произнесли

отречение как определенные еретики, были лишены своих должностей, приходских

бенефиций и церковной одежды. Они были приговорены к годичному заключению в

тюрьме Милосердия; после заключения они были навсегда изгнаны из королевства

и предупреждены, что в случае возвращения во владения испанского короля они

будут арестованы и отправлены на галеры. Если бы ревность, которою

инквизиторы, по их словам, были одушевлены в защите веры, была искрения и

бескорыстна, то кара изгнания, я убежден, была бы самым частым средством,

употреблявшимся инквизиторами против еретиков. На самом деле, разве не

устраняет изгнание, как и смерть, бедствия и опасности, от которых

инквизиция хочет предохранить Испанию?

XV. Хуан Гаскон, священник из Моратальи, произнес отречение как легко

подозреваемый. Он был примирен с Церковью и подвергся шестимесячному

заключению в монастыре. Ему было запрещено священнослужение. Его

преступление состояло в утверждении, что плотское общение мужчины с

родственницей не есть смертный грех, если она незамужняя и отдалась

добровольно, и что бесполезно прибегать к льготам для женитьбы на своей

племяннице или на своей двоюродной сестре, потому что дети Адама женились на

своих сестрах.

XVI. Хуан де Сотомайор, из города Мурсии, еврей по происхождению,

появился на аутодафе как кающийся с дроковой веревкой на шее и с кляпом во

рту. Он был приговорен к двумстам ударам кнута, пожизненному ношению

санбенито и заключению в доме Милосердия, с угрозой самого сурового

обращения, если он будет говорить с кем-либо о делах инквизиции. Этот

приговор чрезвычайной строгости карает преступление, которое инквизиторы не

находят возможным обозначить достаточно ужасными словами. Я хочу сказать,

что его постигла эта кара за разоблачение внутренних порядков святого

трибунала. Хуан де Сотомайор был уже однажды арестован и приговорен к

епитимье как подозреваемый в иудаизме. Когда он оказался на свободе, то

рассказал нескольким лицам, что был осужден по показаниям лжесвидетелей,

сообщил о сделанном им сознании, сказал, что он не хотел говорить об

отступничестве некоторых людей, о чем он хорошо знал, и он не исполнил

возложенной на него епитимьи, потому что не считал себя обязанным к этому по

совести. Кто не будет возмущен и проникнут ужасом, видя, что разговоры

подобного рода наказываются двумястами ударами кнута и пожизненным

заключением?

XVII. Хуан Уртало, земледелец из местечка Аванилья, мавританской расы,

был приведен на церемонию аутодафе как кающийся. Он получил сто ударов

кнута, с угрозой четырех лет галер, если он впадет снова в совершенный им

отвратительный грех. Каково было его преступление? Он назвал воровством

штраф в двести дукатов, к которому инквизиторы приговорили всех морисков,

говоривших по-арабски.

XVIII. Хуан Эрнандес, белец, был наказан двумястами ударами кнута и

десятью годами галер за то, что назвался священником и исполнял

священнические обязанности.

XIX. Диего де Пара, уроженец Мурсии, бакалавр права и

священник-капеллан короля, был передан в руки светской власти как

иудействующий. Он совершил побег из тюрьмы святого трибунала со многими

другими узниками и имел несчастье попасть в руки лучников инквизиции. Он

упорно, даже во время пытки, отрицал часть фактов, возведенных на него в

показаниях. Когда он пришел на место публичного аутодафе, инквизиторы велели

подвести его от скамьи осужденных к скамье трибунала и горячо увещевали его

исповедать свое преступление и раскаяться, потому что есть еще средство

примирить его с Церковью и спасти. Эта чрезвычайная готовность со стороны

инквизиторов доказывает, что до них дошли веские рекомендательные письма от

двора. Однако их усилия остались безуспешны. Диего де Лара объявил, что он

всегда говорил правду, что ему нечего больше прибавить, и утверждал, что

вместо того, чтобы умертвить его, разум и правосудие обязывают примирить его

с Церковью. Но в глазах инквизиторов это было неосуществимой мерой. Они

вообразили, что Диего сознался только в части своего преступления, что он

неполный сознавшийся (confeso diminuto) и что, следовательно, его раскаяние

неискренне. Его задушили, а затем его тело было сожжено. Стало быть,

невозможно, чтобы свидетели умышленно хотели навязать кому-нибудь вину,

чтобы они были в заблуждении, чтобы их суждение было малодостоверным и чтобы

их память могла что-нибудь спутать? Хорошее правосудие!

XX. Лиценциат Педро де Лас Касас, адвокат, сын Диего Эрнандеса

д'Алкалы, сборщика пошлин на таможне (сожженного как иудействующий), и

лиценциат Агустин д'Айлъон, занимавшийся той же профессией (и отец коего

Пабло д'Айльон равным образом был сожжен за то же преступление), погибли на

этом аутодафе, подпавши под то же обвинение. Изабелла де Леон, мать

Агустина, разделила его участь. На церемонии этого дня сожгли изображение

Изабеллы Санчес, матери священника Луиса Переса, примиренного с Церковью, и

доктора Франсиско де Санта-Фе, врача из Мурсии. Все эти жертвы происходили

от еврейских предков.

Статья вторая

Поиск по сайту: