УЧЕНЫЕ, СТАВШИЕ ЖЕРТВАМИ ИНКВИЗИЦИИ

I. Среди множества бедствий, которые инквизиция заставила Испанию

испытать, препятствие, поставленное успешному распространению наук,

литературы и искусств, занимает значительное место. Приверженцы святого

трибунала никогда не хотели с этим соглашаться. Однако это хорошо доказанная

истина. В самом деле, как знания могли делать успехи в стране, где всякий

талант обязан был в точности следовать указаниям таких идей, которые в

течение веков складывались на почве невежества и варварства в целях служения

частным интересам определенных классов? Защитники, о которых я говорю,

утверждают, что инквизиция боролась против вторжения только еретических

мнений, что она давала полную свободу тем мнениям, которые не нападают на

догматы, и что последние не зависят от светских знаний и мирской науки. Если

бы эта претензия была справедлива, то мы имели бы много превосходных трудов,

которые можно было бы прочесть; но в действительности книги эти были

запрещены только потому, что содержали взгляды, противоположные убеждениям

схоластических богословов.

II. Св. Августин, бесспорно, сторонник - и очень ревностный - религии

во всей ее чистоте. Каждый инквизитор, который претендовал бы быть более

ревностным, оскорбил бы его память. Однако он полагал большое различие между

догматическим тезисом и предположением, которое не определено. Он признавал

во втором случае, что католику позволительно стоять против или за

предположение (pro aut contra), согласно силе доводов, внушаемых ему

разумом. Одна черта отделяет догмат от мнения; она чувствуется, если мнение

родило сомнения в прежние эпохи; она исчезает, если не существовало никакого

сомнения со времени Иисуса Христа и если предание дошло до нас чистым,

всеобщим, единообразным и постоянным без противоречия. Св. Августин и не

думал, что свободе мнений можно противопоставить богословские цензуры,

которые в новые времена были установлены квалификаторами святого трибунала.

Эти цензуры имели большое влияние на запрещение книг и даже на осуждение их

авторов. Ими пользовались против книг под предлогом, что последние содержали

тезисы, плохо звучащие, благоприятные ереси, пахнущие ересью, разжигающие

ересь, клонящиеся к ереси; при их помощи объявляли авторов подозреваемыми во

внутреннем усвоении ереси.

III. В наше время квалификаторы нашли новое средство расширить

запрещения, говоря, что книги содержат тезисы, оскорбительные для лиц

высокого ранга, бунтарские, клонящиеся к нарушению общественного

спокойствия, противные государственному строю и противоречащие повиновению,

которому нас учили Иисус Христос и его апостолы. Следуя этим принципам,

квалификаторы стали вести себя скорее полицейскими агентами, чем защитниками

догмата.

V. Цензуры этого рода обыкновенно произносятся людьми, напитанными

только схоластическим богословием; они, по-видимому, набили свои головы

ворохом глупостей, чтобы дискредитировать святой трибунал. Для

доказательства достаточно цензуры труда Филанджьери Наука о законодательстве

[849], сделанной братом Хосе де Карденасом, капуцином [850], который считал

себя достаточно образованным для этого дела, хотя он прочел только первый

том испанского перевода, составляющий половину первого тома в оригинале.

Если находится более сведущий квалификатор, то он не имеет мужества сказать

правду, потому что она может не понравиться инквизиторам. Пример такого

отношения представляет собою нелепый труд дома Хоакино Лоренсо де

Вильянуэвы, действительно образованного человека, опубликовавшего в 1798

году книгу под вымышленным именем Лоренсо Астенго и заглавием Письма

испанского священника в ответ на письмо гражданина Грегуара [851], епископа

города Блуа. Здесь он объявляет себя борцом за трибунал инквизиции и

предпринимает доказательство его пользы и справедливости, но обходит

затруднения, на которые не может ответить, и опирается при этом на принципы,

которые сам потом признал ошибочными в речи, произнесенной перед собранием

кортесов в Кадиксе, где он взял назад свое мнение.

V. Если применение цензур столь произвольно, то каковы же книги, к

которым испанцы могли бы обратиться с целью просвещения? Запрещение

применяется особенно к книгам по богословию и каноническому праву, когда они

хорошо написаны и содержат учение, преподанное святыми отцами, соборами и

даже папами, управлявшими Церковью в первые семь веков существования

христианства, но которое, однако, было забыто или оспаривалось богословами

варварских времен, желавшими дать торжество системе соединения двух властей

(духовной и светской) в лице верховных первосвященников.

VI. Богословские цензуры равным образом разят книги по философии,

политике и праву естественному, гражданскому и международному. Отрасли

гуманитарных наук держатся или связаны с правилами, аксиомами и основаниями

нравственного богословия и канонического права; они имеют внутреннюю связь с

догматическими истинами, отличными от непостижимых тайн религии. Отсюда

следует, что квалификаторы, основываясь на мнениях, установившихся после VII

века, а не на том, что думали и чему учили в эпоху, более близкую к

апостолам, осуждают и запрещают труды, которые были бы необходимыми для

успеха знаний среди испанцев.

VII. Книги по математике, астрономии, физике и другим дисциплинам той

же области знаний не пользуются большей милостью. Так как они содержат

некоторые истины, доказанные в последнее время, то они являются предметом

самых суровых квалификаций под пустым предлогом благоприятствования

материализму, а иногда и атеизму. Я спрашиваю, каким образом при подобной

системе испанцы могут стоять на уровне открытий, недавно сделанных в Европе,

влияние которых так выгодно для благоденствия народов?

VIII. Упомянутое мною показывает, что в Испании могут народиться ученые

только в том случае, если желающие культивировать знания станут выше

запретительных законов святого трибунала. Но где люди, достаточно

мужественные для того, чтобы подвергнуться этой опасности? С тех пор как

была учреждена инквизиция, не было почти ни одного человека, знаменитого по

своим познаниям, которого она не преследовала бы как еретика. Стыдно

говорить, но факты, доказывающие это, неоспоримы, и наша национальная

история легко может в этом убедить самых недоверчивых. Чтобы не оставалось

никаких сомнений на этот счет, я приведу здесь несколько примеров

преследований, которые могут послужить к объяснению многих других.

IX. В картину, которую я представлю, я не включу (если только

какое-нибудь частное обстоятельство не обяжет меня к этому) ни одного

литератора, который заслужил уголовное преследование как принявший или

иудаизм, или религию Магомета, или какую-нибудь секту, равным образом

осуждаемую католической религией. Я удовлетворюсь тем, что возьму свои

примеры из среды католических лиц, которые пострадали лишением свободы,

чести и имущества за то, что не хотели постыдно усвоить схоластические

мнения, ошибочные системы, порожденные в века невежества и варварства и

удержанные впоследствии людьми, заинтересованными сохранении. Прочтя их

историю, все согласятся, что ее, чем карать уголовным или позорящим

наказанием [852], их следовало, по крайней мере, предупредить.

X. Как только была учреждена инквизиция, она стала преследовать ученого

и уважаемого дома Фернандо де Талаверу, иеронимита, приора монастыря Прадо в

Вальядолиде, духовника испанской королевы, епископа Авилы, апостола

Альпудоры и первого архиепископа Гранады. Этот прелат составил и опубликовал

в 1481 году для защиты религии труд под заглавием: Опровержение католиком

одного еретического сочинения, изданного и распространенного в 1480 году в

городе Севилье. Ревность в вере не могла избавить его от преследования: он

был гоним {См. главу X этого сочинения.} в течение всей жизни и после смерти

его имя и его книгу внесли в Индекс 1559 года.

XI. Раз этому движению был дан толчок, преследования ученых и

литераторов зачастили одно за другим. Никогда не было недостатка ни в

невежественных доносчиках, ни в лжеученых, которые, будучи ослеплены своими

предубеждениями, причисляли к заслуживающим порицания вещи, которые не были

таковыми. Мне было не под силу соединить все судопроизводства, предпринятые

против литераторов, на которых инквизиция накладывала телесные или позорящие

наказания. На сжатого списка, который я даю, читатели видят, как легко можно

увеличить его, перелистывая (при большем количестве времени, которого я не

имел) архивные документы трибуналов для выяснения мотивов процессов и актов,

которыми книги были запрещены или подвергнуты очистке. Нет ни одного

декрета, который не доказывал бы того, что расследовали именно религиозные

мнения автора осужденной книги и карами самого автора как еретика или

подозреваемого в ереси.

XII. Я расположил имена всех этих жертв в алфавитном порядке, чтобы

предоставить читателю легкое средство быстро найти статью о преследуемом

ученом, историю которого он захочет узнать.

1. Абад ла Сьерра (дом Агостино), епископ Барбастро, - см. главу XXIX.

2. Абад ла Сьерра (дом Мануэль), архиепископ Силив-рии, - см. главу

XXIX.

3. Альмодовар (герцог) - см. главу XXVI.

4. Аранда (граф) - см. главу XXVI.

5. Арельяно (дом Хосе Ксавье Родригес), архиепископ Бургоса, - см.

главу XXIX.

6. Авила (достопочтенный Хуан д'), белый священник, родившийся в

Альмодовар-дель-Кампо и прозванный апостолом Андалусии. Я дал отчет о его

процессе {См. главы XIII и XIV этого сочинения.}.

Кроме преследований, о которых я уже говорил, он имел огорчение видеть

запрещенным в 1559 году свой труд, озаглавленный: Христианские наставления и

правила на стих псалма Давидова: "Слыши, дщи, и виждь". Он умер в Монтилье

10 мая 1569 года, в семидесятилетнем возрасте. Николас Антонио дал подробную

заметку о его литературных трудах в своей Новой испанской библиотеке.

7. Асара (дон Николас) - см. главу XXVI.

8. Бальвоа (доктор Хуан), каноник-доктор кафедрального собора Саламанки

и профессор права в университете этого города. Он был одним из выдающихся

литераторов своего века. Николас Антонио упоминает только один его труд,

озаглавленный Саламанкские чтения. Он, однако, составил несколько трудов, и

между прочим один из них мог привести его к аресту инквизицией, если бы не

покровительство Кардинала дома Антонио Сапаты, главного инквизитора, и

нескольких членов совета этого трибунала. Это была докладная записка,

которую он составил и представил в 1627 году Филиппу IV от имени

университетов Саламанки, Вальядолида и Алькалы. Она содержала представления,

имевшие целью побуждение к отказу иезуитам в испрашиваемом ими разрешении

устроить под их управлением в университете коллегию под названием

Императорской мадридской. Отцы иезуиты сделали донос на этот труд, обзывая

некоторые из его тезисов ошибочными, оскорбительными для благочестивого

слуха, соблазнительными, обидными для правительства и для всех духовных лиц,

монахов Общества Иисуса. Они напоминали, что правительство уже строго

поступило с другим трудом того же автора. Совет велел исследовать докладную

записку квалификаторам, которые объявили, что она не заслуживает

богословской цензуры. Вследствие этого приговора совет прекратил дело.

Вероятно, цензоры (которые в качестве монахов должны были заботиться об

интересах соответствующих орденов) приняли неблагосклонно донос иезуитов и

это их расположение оказалось благоприятным для Бальвоа. Отцы иезуиты

воспользовались доверием к графу, герцогу Оливаресу, со стороны короля,

который велел главному инквизитору дать отчет о деле. Но эта попытка снова

оказалась напрасной, и Филипп не захотел заходить дальше. Он остался только

недовольным тем, что кардинал Сапата обнаружил такую снисходительность к

университету Саламанки, от имени которого была представлена докладная

записка. Инквизитop отвечал, что святой трибунал занимается только бумагами

и трудами, подлежащими цензуре по догматическому вопросу. Если бы трибунал

постоянно держался этих принципов, сколько вопиющих злоупотреблений не

существовало бы в отправлении его юрисдикции! Но язык, которым говорил при

этом обстоятельстве Сапата, был внушен ему личными соображениями. Другой

труд, который считают принадлежащим Бальвоа, напечатан в 1636 году в Риме, в

типографии апостолической камеры. Он написан по-латыни, напечатан в

четвертую долю листа, носит имя Альфонсо де Варгаса Толедского и имеет такое

заглавие: Донесение христианским королям и государям о политических

стратагемах и софизмах Общества Иисуса для установления всемирной монархии,

в котором объяснительными документами доказывается неверность иезуитов по

отношению к королям и народам, наилучшим образом их принявшим, их

вероломство и упрямство по отношению к самому папе и страсть к нововведениям

в деле веры. Говорили, что этот труд был напечатан во Франкфурте, кроме

дополнения, состоящего из оправдательных документов. Автор выставляет и

доказывает очень важные обвинения против иезуитов.

9. Байльс (дон Бенито), профессор математики в Мадриде, автор курса

этой науки для школьного употребления. В конце царствования Карла III

инквизиция возбудила против него процесс по подозрению в атеизме и

материализме. Байльс был разбит параличом и не в состоянии заниматься

делами. Это мучительное положение наряду с преклонным возрастом, казалось,

предохраняло его от заключения вне дома. Однако он был взят и отправлен в

тюрьму святого трибунала вместе с одной из племянниц, которая хлопотала и

получила разрешение разделить его плен, чтобы продолжать за ним уход, в

котором он нуждался. Действительно ли подсудимый высказывал тезисы, в

которых его обвиняли по доносу свидетелей, или ему показалось слишком

трудным доказывать их ошибку, только он подготовил, насколько мог лучше,

свой способ защиты. До оглашения свидетельских показаний он сознался в своей

вине в достаточной мере для того, чтобы уверить, что он искренен в своем

сознании и раскаивается. На вопрос о его внутреннем убеждении он отвечал,

что имел некоторые сомнения о бытии Божием и бессмертии души, но никогда не

был в действительности ни атеистом, ни материалистом, что одиночество, в

котором он жил с некоторого времени, позволяло ему, к его удовольствию,

думать и размышлять серьезно об этом предмете и о зависящих от него вопросах

и он чистосердечно готов отречься от ересей, а особенно от той, в которой

его подозревают. Он попросил отпущения грехов и получения епитимьи, которую

обещал исполнить, насколько ему позволит здоровье. Его положение приняли во

внимание. Вместо заключения в монастыре, где он не мог бы пользоваться

уходом своей племянницы, его оставили на некоторое время в секретной тюрьме

инквизиции, затем препроводили домой, где теперь была его тюрьма. Его

обязали покрыть расходы по продовольствию и подвергнуться некоторым

епитимьям, между прочим - исповедаться у назначенного ему священника трижды

в год: в Рождество, на Пасху и в Троицын день.

10. Вальса (Франсиско), францисканец, проповедник, пользовавшийся

большой славой в эпоху Карла III. Когда иезуиты были изгнаны из Испании, он

открыто говорил с кафедры против царствовавшей тогда нравственной

распущенности; восставал против авторов, которые ее ввели и распространили;

называл книги, учившие ей, и старался внушить отвращение к чтению их. Так

как многие из авторов, с которыми он боролся, были иезуиты, он пошел дальше

и пустился в неистовые декламации против лиц, которые дурно говорили о

короле и осуждали меры, принятые для изгнания этих монахов (т. е. иезуитов)

из государства. На Вальсу донесли в Логроньо. Инквизиторы дали ему

почувствовать, насколько они считали его виновным в неосторожности

выражений, и угрожали более суровым обращением, если он не переменит свой

язык. Читатели могут судить по этим деталям, одобряли ли инквизиторы

искоренение иезуитской морали.

11. Бариоверо (доктор Фернандо), каноник-богослов толедской церкви,

адъюнкт-профессор университета этого города. Против него возбудили процесс

за то, что он одобрил в 1558 году катехизическое учение дома Бартоломео

Каррансы. Он отвел бурю, взяв обратно свои слова, когда получил королевский

указ, и послал свое отречение папе, когда к этой мере прибегли архиепископ

Гранады, архиепископ Сант-Яго и епископ Хаэна {См. статьи об этих трех

прелатах в гл. XXIX.}.

12. Беландо (брат Николас де Хесу), францисканец. Инквизиция

преследовала его за составление Гражданской истории Испании. Здесь были

изложены все события в этом государстве со времени восшествия на престол

Филиппа V по 1733 год. Инквизиторы запретили чтение этого труда по мотивам,

интересовавшим римскую курию, и по действию политических интриг, с которыми

догмат не имел ничего общего. Их приговор против Беландо вынесен 6 декабря

1744 года. Инквизиторы не приняли во внимание ни разрешения к печати,

стоявшего в начале труда, ни посвящения Филиппу V, ни благоприятного

результата второго просмотра, который этим государем был поручен

просвещеннейшему члену кастильского совета прежде, чем разрешить посвятить

ему эту книгу. Автор сделал возражения и просил быть выслушанным. Он

предложил ответить на все замечания и сделать в своем труде все вычеркивания

и изменения, которые ему укажет трибунал. Беландо обвинили в желании

защитить свою книгу, и он был заключен в тюрьму инквизиции, где вынес самое

недостойное обращение. Он вышел из тюрьмы лишь для того, чтобы войти в

монастырь, откуда не должен был выходить, с запрещением что-либо писать. Он

был лишен знаков почета, отличавших его в ордене, и на него были наложены

епитимьи более суровые, чем если бы он был еретиком или соблазнителем

(solicitante) {Этим именем в королевстве Испанском называют

священника-соблазнителя, который злоупотребляет таинством исповеди для

обольщения женщин и вовлечения их в распутство.}. Каким образом Беландо

навлек на себя такую суровость? Желая доказать, что инквизиторы впали в

заблуждение, дон Мельхиор де Маканас некоторое время спустя попытался

защитить Беландо и его труд. Он показал неправильность предпринятого против

него судопроизводства. Это поведение должно тем более изумлять, что немного

раньше он написал Критическую защиту испанской инквизиции. Трибунал

обнаружил свою признательность преследованием Маканаса как преступника - см.

главу XXVI.

13. Берсиал (Клементе Санчес дель), священник, архидиакон [853] в

Вальдерасе, сановник церкви Леона. Его преследовала как подозреваемого в

лютеранстве и наказала при императоре Карле V вальядолидская инквизиция.

Осуждение было мотивировано некоторым числом тезисов, рассеянных в его

труде, напечатанном в лист под заглавием Торжественник ("Sacramental"). В

1559 году главный инквизитор Вальдес внес его в Индекс.

14. Берососа (брат Мануэль Сантос), автор труда под заглавием: Опыт о

римском театре, был заключен в тюрьму толедской инквизицией, потому что

говорил о римской курии таким языком, который не нравился ни иезуитам, ни

инквизиторам. Судопроизводство было так произвольно, что труд, за который

его преследовали судом, был подвергнут просмотру только тогда, когда дело

надо было решать. Документы этого процесса были изъяты из архива трибунала

по неизвестной причине; они были сообщены, по королевскому указу, в 1768

году чрезвычайному совету епископов, собранных для обсуждения иезуитских

дел.

15. Бланка (дом Франсиско), архиепископ Сант-Яго, - см. главу XXIX, где

разбирается вопрос о епископах и богословах Тридентского собора.

16. Бросас (Франсиско Санчес де Лас), чаще всего прозываемый писателями

Бросовским (el Brocense). Он родился в деревне Лас-Бросас, давшей ему имя.

Он был одним из величайших гуманистов своего века и наиболее выдающимся

испанцем в царствование Филиппа II. Он опубликовав несколько трудов, о

которых упоминает Ниволас Антонио в своей Библиотеке. Суровый Юст Липсий

[854] назвал его Меркурием и Аполлоном Испании, а Гаспар Шоппе [855] -

божественным человеком. Его несколько раз преследовала вальядолидская

инквизиция за некоторые положения, содержащиеся в его трудах, главным

образом в книге, изданной в одну восьмую листа в Саламанке в 1554 году, под

заглавием Схолии [856] на четыре сильвы, написанные героическим стихом

Анджела Поличано [857] и озаглавленные: Кормилица, крестьянин, плащ и

янтарь. Де Лас Бросас вполне удовлетворил квалификаторов, и его труд не был

вписан в Индекс.

17. Буруага (доктор Томас Саэнс), архиепископ Сарагосы, - см. главу

XXIX.

18. Кадена (Луис де па), второй канцлер университета в

Алькала-де-Энаресе, племянник доктора Педро де Лермы, первого, облеченного

саном канцлера. Это был один из ученейших людей своего времени; он владел

еврейским, греческим, арабским и другими восточными языками; писал по-латыни

с крайним изяществом и пользовался хорошей репутацией среди литераторов;

своими талантами он заслужил себе место среди знаменитостей. Ученый Альваро

Гомес де Кастро упоминает его в своей Истории кардинала Хименеса де

Сиснероса как автора проекта уничтожения царившего в университетах дурного

схоластического вкуса. Подобное предприятие дорого обошлось его автору и

тем, кто захотел ему подражать. Люди, привязанные к школьным мнениям,

донесли на него толедской инквизиции как на подозреваемого в лютеранстве.

Архиепископы Хименес де Сиснерос и Фонсека, покровители членов университета

в Алькале, которых преследовали в их эпоху, уже не существовали. Луису де

Кадене пришлось для того, чтобы избегнуть тюрьмы святого трибунала,

последовать примеру своего дяди: он укрылся в великом городе Париже, где

талантливых людей ценят и привечают. Он стал доктором Сорбонны [858] и умер

профессором в этом учреждении.

19. Кампоманес - см. главу XXVI.

20. Кано (Мельхиор), епископ Канарских островов, - см. главу XXIX.

21. Каньюэло (дон Луис), адвокат при королевском совете в царствование

Карла III. Он был подвергнут епитимьи и произнес легкое отречение за

помещение некоторых тезисов в нескольких номерах периодического издания

Цензор, появлявшегося без имени автора. Каньюэло часто помещал там свои

декламации против суеверия; он доказывал опасность слепого доверия, которое

могли вызвать многочисленные индульгенции и милости, и злоупотребление ими:

верующие получали их, как говорят, нося нарамник Мадонны Кармельской [859],

исполняя девятидневки [860] и предаваясь чисто внешним проявлениям

набожности; все это показывало, насколько такая практика вредна чистоте

религии. Он дерзнул обратить в насмешку пышные титулы, которые монахи имели

привычку давать святым своих орденов, например, св. Августину - Орел

докторов, св. Бернарду - Медовый, св. Фоме Аквинату - Ангельский, св.

Бонавентуре - Сера-фимский, св. Иоанну Крестному - Мистический, св.

Франциску Ассизскому - Херувимский, св. Доминику - Пламенный и другие в том

же роде. Однажды ему пришло в голову назначить награду тому, кто предложил

бы ему титул Кардинала для св. Иеронима и Доктора для св. Терезы Иисусовой.

Монахи, над которыми он издевался, не простили такой смелости и стали сильно

преследовать его. Номера его издания арестовали, хотя они уже были

напечатаны. Автору запретили писать на темы, могущие иметь прямое или

косвенное отношение к догматам, морали и мнениям, принятым в деле

благочестия и набожности. Каким образом прекратится в Испании опасность

суеверий и пустых верований, если продолжают останавливать успехи

просвещения? Еще теперь имеется в этой стране великое множество людей,

которые предаются всем излишествам суеверий и живут в невозмутимом

убеждении, что им позволительно продолжать свою преступную жизнь, не боясь

ни Бога ни черта, если они постоянно носят на шее нарамник Мадонны

Кармельской и читают Богородицу; [861] они убеждены, что не умрут без

покаяния и пойдут в чистилище, откуда с помощью Матери Божией в следующую

субботу вместе с нею взойдут на Небо.

22. Канталапьедра (Мартин Мартинес де), профессор богословия, весьма

сведущий в восточных языках. Инквизиция возбудила против него процесс при

Филиппе II за то, что он напечатал труд, озаглавленный Образцы, запрещенный

и внесенный в 1583 году в Индекс кардинала де Кироги. Автор был заподозрен в

лютеранстве, потому что настаивал на необходимости обращаться к подлинным

текстам Священного Писания, и утверждал, что следует предпочитать подлинный

текст священных книг тексту переводчиков, авторитет которых ничтожен в

сравнении с подлинником. Он произнес легкое отречение, подчинился епитимье и

запрещению писать. Я предоставляю читателям поразмыслить, должен ли этот

пример дать высокую идею о рассудительности судей и квалификаторов?

23. Карранса (дом Бартоломео), архиепископ города Толедо. - Историю его

процесса см. в главах XXXII, XXXIII и XXXIV.

24. Касас (дом Бартоломео де Лас), доминиканец, сначала епископ Чиапы

[862], потом Куско, наконец - заштатный с правом пребывания в Испании. Он

был защитником прав и свобод туземцев. Он написал несколько превосходных

трудов, о которых упоминает Николас Антонио. В одном из них он старается

доказать, что короли не имеют власти располагать имуществом и свободой своих

американских подданных для порабощения их другими низшими властями под

именем лена, командорства или каким-либо другим образом. На этот труд

донесли совету инквизиции как на противоречащий тому, чему учат св. Петр и

св. Павел относительно подчинения рабов и вассалов их господам. Автор

испытал большие огорчения, узнав о намерении преследовать его. Однако совет

потребовал от него только выдачи судебным порядком книги и рукописи, что он

исполнил в 1552 году. Затем книга была напечатана несколько раз вне Испании,

как заметил Пеньо [863] в своем Критическом, литературном и

библиографическом словаре замечательных книг, сожженных, уничтоженных или

запрещенных цензурой. Лас Касас умер в Мадриде в 1566 году, девяноста двух

лет от роду. Среди своих скорбей он получил удовлетворение, увидав, что

цензоры, назначенные для разбора другого труда, написанного им в пользу

туземцев Америки, одобрили его, несмотря на критику Хуана Хинеса де

Сепульведы. Карл V приказал уничтожить сочинение его противника, хотя оно

было благоприятно королевской власти. Он отдал много приказов в пользу

свободы туземцев Америки и пожелал, чтобы вкладывали больше мягкости в

обращение с ними. Если бы эти распоряжения, внолне согласные с видами Лас

Касаса и составляющие часть собрания законов для жителей Америки, были

исполняемы, то не стали бы делать столько упреков испанцам, управлявшим

Америкой.

25. Кастильо (брат Фернандо дель), доминиканец, один из знаменитейших

членов ордена. В 1559 году он был замешан в процесс лютеран в Вальядолиде по

доносу некоторых подсудимых, среди которых были: брат Доминго де Рохас,

доминиканец; Педро Касалья, приходский священник из Педросы; дон Карлос де

Сесо, коррехидор города Торо. Эти три человека, желая доказать правоверие

своих убеждений относительно оправдания, объявили в 1558 году, что они

думали на этот счет, как и дом Фернандо Кастильо, которого везде признавали

человеком, выдающимся своим умом и добродетелью. Кастильо (бывший членом

коллегии Св. Григория в Вальядолиде, затем профессором философии в своем

отечестве, в Гранаде, а позднее профессором богословия в том же городе) был

в то время в Мадриде и пользовался там великой славой проповедника. Три

свидетеля подписали свои показания 3, 4 и 5 октября 1559 года, по настоянию

фискала трибунала в процессе дом Фернандо. 8 октября они должны были быть

сожжены. К счастию для того, на кого поступил донос, случилось, что эти три

свидетеля не объявили положительно, что он держался учения об оправдании так

же и в том же смысле, как они, но излагал это учение так, что можно было

этому верить. Дом Фернандо, по получении приказания вернуться в Вальядолид,

был заключен в коллегии Св. Григория и вызван в суд. Он оправдался по всем

пунктам обвинения и был освобожден. Он даже получил формальное

удостоверение, что не причастен к делу, чтобы не было нанесено никакого

ущерба его чести, репутации и достоинству. Он вернулся в Мадрид, где был

приором; затем послали его на такую же должность в Медину; наконец, он был

назначен на должность проповедника при Филиппе II. Этот государь оказывал

ему честь советоваться с ним в щекотливых делах и часто разделял его мнения.

Вскоре он поручил ему сопровождать герцога д'Оссуну, посла при лиссабонском

дворе. Кастильо был одним из принимавших участие в решении кардинала-короля

Энрике передать после себя корону Португалии Филиппу II, который затем

назначил Кастильо преподавателем инфанта дона Фернандо. Он написал историю

ордена св. Доминика с такой точностью и так правдиво, что современные ученые

очень дорожат ею. Он умер 29 марта 1593 года с репутацией знающего и

добродетельного монаха. Его жизнь была образцом суровости: он постился три

дня в неделю, вкушая только хлеб и воду. Если бы действия трибунала

инквизиции были покрыты меньшей тайной и были менее сокровенны, этот

знаменитый человек и много невинных, подобно ему, не были бы жертвами самого

несправедливого обвинения. Было бы достаточно сообщить ему улики свидетелей,

и он скоро доказал бы их заблуждение или недоброжелательность. Инквизиторы

должны были бы подражать примеру, о котором идет речь в евангельской притче,

повторяя после отказа от суровых форм действия: "Воздаждь мне радость

Спасения Твоего". Это средство помогло бы им избегнуть многих процессов, а

для обвиняемых послужило бы гарантией пробив огорчений и опасностей,

угрожающих их существованию.

26. Сентено (брат Педро), августинец. Он был одним из ученейших людей

своего ордена и одним из выдающихся литераторов Испании в царствование Карла

III и Карла IV. Началось с того, что он подвергся ненависти и

злонамеренности монахов, священников и мирян, которых он сделал своими

врагами через свое периодическое издание: Всемирный защитник всех несчастных

писателей. Сентено сильно нападал, при помощи оружия самой деликатной

иронии, на дурной вкус, царивший в духовной и светской литературе. Произошло

то, что схоластические богословы, не знающие правил хорошего вкуса или не

желавшие им следовать, трепетали, как бы не попасть под перо этого монаха:

расточаемые им иронические похвалы заставляли больше бояться, чем самые

острые стрелы. Все читали с удовольствием, что он писал, и его суждения

становились скоро достоянием всех читателей. Дух предубеждения,

господствовавший тогда вообще в Испании, и предрассудки, владевшие

множеством умов, не преминули родить массу врагов литературы в духе Ювенала

[864]. Сентено, хотя был человек талантливый, не обладал ни талантом быть

счастливым, ни достаточной ловкостью против людей, тем более ожесточенных,

что они сражались оружием, которое им было столь свойственно на поле битвы

за правоверие. Сентено полагался на чистоту своих религиозных убеждений и на

широту своих познаний. На него посыпались доносы, которые представляли такое

же разнообразие, как разнообразны были состояние и положение нападавших на

него. В одно и то же время одни обвиняли его в нечестии (преступление,

равное тогда в Испании материализму и атеизму), другие - в ереси иеракитов,

лютеран и янсенистов. Большая слава подвергавшегося доносам, покровительство

графа де Флорида-Бланки, первого государственного секретаря, опасение, что

ненависть, зависть и злопамятство довели доносчиков до клеветы, и

невозможность, чтобы Сентено в одно и то же время был атеистом и

лютеранином, - все это не позволило трибуналу заключить его в тюрьму.

Удовлетворились тем, что вместо тюрьмы ему назначили монастырь Св. Филиппа,

с приказанием являться в инквизицию каждый раз, как его позовут. Он

защищался со всем преимуществом, которое давало ему знание чистых правил

учения; его репутация стала бы более блестящей, если бы его речь была

напечатана. Однако он не мог избежать осуждения в качестве сильно

подозреваемого в ереси; он произнес отречение и был подвергнут разным

епитимьям. Это обхождение повергло Сентено в такое уныние, что закончилось

потерей рассудка. В этом состоянии он умер в монастыре Аренас, куда был

сослан. Пункты его обвинения были:

1. Осуждение девятидневок, молитв по четкам, крестных ходов, стояний

[865] и других благочестивых упражнений в том же роде; это обвинение

основывалось на надгробной речи по одном вельможе, в которой он говорил,

будто благотворительность была любимой добродетелью покойного и в ней

заключается действительная набожность, а не в чисто наружных религиозных

действиях, не причиняющих ни трудов, ни хлопот, не требующих денежных или

иных жертв.

2. Отрицание существования лимбов [866], местопребывания душ некрещеных

младенцев; доказательством этого обвинения послужило уничтожение вопроса и

ответа о лимбах, сделанное одним автором катехизиса по его совету. Этот труд

был напечатан для употребления в бесплатных школах Мадрида, и Сентено был

его цензором. На первый пункт обвинения Сентено дал ясное и четкое

объяснение, опирающееся на тексты Священного Писания, творения святых отцов

и принципы действительного благочестия. Он доказал внутреннее согласие его

защиты с выражениями, употребленными в его проповеди, оригинал которой он

представил как доказательство своей невиновности. Относительно второго

пункта он сказал, что существование лимбов не определено как догмат веры;

что не следует об этом упоминать в катехизисе, где, по его словам, может

быть речь только о догмате; что он упразднил это место в катехизисе, чтобы

христиане не смешивали того, что является еще предметом спора для католиков,

с тем, что определено Церковью. От него формально потребовали заявить, верит

ли он в существование лимбов. Он возразил, что не обязан отвечать, так как

это не догмат веры; но, не имея поводов скрывать свой образ мыслей, он

признается, что не верит в их существование. Он просил позволения написать

богословский трактат, в котором предлагал доказать истину своих слов,

смиренно подчиняясь определениям Церкви. Позволение было дано. Он написал

двадцать страниц в лист, мелким письмом и сжатыми буквами, так что этот труд

образует том в одну восьмую листа. Я прочел его из любопытства и был

восхищен при виде неизмеримой и глубокой учености: в нем соединено все, что

святые отцы и великие богословы говорили, начиная с Иисуса Христа, а

особенно со времени св. Августина, о вечной участи людей, умерших без

крещения и не совершивших никакого смертного греха. Очевидность этих

доказательств не могла его спасти. Один босоногий кармелит и один

францисканец были главными квалификаторами и в окончательной отметке назвали

Сентено сильно подозреваемым в ереси.

27. Сеспедес (доктор Пабло де), родившийся в Кордове, пребендарий [867]

кафедрального собора этого города, живший в Риме. Вальядолидская инквизиция

затеяла в 1560 году процесс против него за несколько писем к дому Бартоломео

Кар-ранса, архиепископу Толедскому, найденных в бумагах этого прелата с

черновиками адресованных ему ответов. Мотивом обвинения послужило одно

письмо из Рима от 17 февраля 1559 года, в котором, кроме отчета, даваемого

(как и в других письмах) о ходах, предпринятых в его пользу, он позволял

себе дурно отзываться о главном инквизиторе Вальдесе и трибунале испанской

инквизиции. Сеспедес был великим литератором, художником, поэтом и искусным

моделировщиком из воска. Он составил поэму в октавах О покаянии. Хуан де

Версоса, уроженец Арагона, и Франсиско Пачеко (сочувственно цитируемые

Николасом Антонио в его Библиотеке) с большой похвалой отзываются об этой

поэме. Сеспедес продолжал свое пребывание в Риме, и вальядолидские

инквизиторы не могли привести в исполнение свои проекты мести.

28. Чумасеро (дон Хуан де) - см. главу XXVI.

29. Клавихо-и-Фахардо (дон Хосе де), главный директор кабинета

естественной истории в Мадриде. Это один из ученейших испанцев, посвятивший

себя наукам в царствование Карта III и Карла IV. Инквизиция двора возбудила

против него процесс как против заподозренного в усвоении антихристианских

принципов новой философии. Мадрид был его тюрьмой, и это было большим

счастьем для него, потому что он сохранил свою честь и свое место. Он тайно

явился перед трибуналом, когда был позван, был присужден к тайным епитимьям

и произнес легкое отречение при закрытых дверях в зале святого трибунала.

Правда, улики против него были очень слабы; впрочем, он дал своим тезисам

такой оборот, что заставил верить в свое католическое исповедание. Некоторые

тезисы, по-видимому, оправдывали обвинение в натурализме, другие могли

заставить смотреть на него как на деиста или как на затронутого

материализмом. Он долго жил в Париже и был в дружбе с Бюффоном [868] и

Вольтером [869]. Он редактировал журнал под заглавием Мыслитель в то время,

когда едва можно было найти мыслящего человека. Лангль сказал в своем

Путешествии в Испанию, что этот труд не имеет заслуг; если бы автор говорил

правду, это утверждение было бы, может быть, единственной истиной, которую

можно найти в его книге. Но возможно, что он ошибся также в этом

обстоятельстве, судя по ошибкам, в которые он впал в других обстоятельствах.

Правительство назначило Клавихо редактором Меркурия; он напечатал также

перевод Естественной истории Бюффона, обогащенный примечаниями. Так как этот

труд написан с величайшей чистотой стиля и без галлицизмов, приобретение его

может быть очень важным для того, кто ищет произведения, богатого тем

изяществом, которое может представить испанский язык. Граф Аранда [870]

поручил ему также управление труппой трагических актеров.

30. Клементе (дом Хосе), епископ Барселоны, - см. главу XXIX.

31. Корпус Кристи (брат Мансио), доминиканец, доктор и профессор

богословия в университете Алкала-де-Энареса. Вальядолидская инквизиция

начала против него процесс за подачу мнения, благоприятного для катехизиса

Каррансы. 21 февраля 1559 года он передал мнение докторов его университета;

он объяснил, что просил старательно разобрать несколько тезисов,

заслуживающих особенного внимания, и все его собратья признали его

правоверие; что, действительно, некоторые нуждались в разъяснениях, но этот

недостаток не мешает смотреть на них как на католические. Он избег тюрьмы,

взяв обратно свои слова, как потребовал от него Филипп II, подобно другим

богословам его времени, о которых я говорил в другом месте. Бреве Григория

XIII обязало его представить по поводу катехизиса и других произведений

Карран-сы окончательный приговор, в котором он осуждал триста тридцать один

тезис этого прелата. 11 сентября 1574 года он передал этот документ, который

должен был быть отослан Его Святейшеству. В октябре 1559 года он послал

главному инквизитору письмо, в котором просил прощения и подчинялся

епитимьям, которые будет угодно на него наложить. Из истории брата Мансио

видно, насколько человеческая слабость может вредить репутации в глазах

потомства.

32. Крус (брат Луис де ла), доминиканец, ученик дома Бар-толомео

Каррансы де Миранды, архиепископа Толедского, член коллегии Св. Григория в

Вальядолиде, один из наиболее сведущих в догматике и богословии людей той

эпохи. Он был заключен в тюрьму вальядолидской инквизиции, потому что был

скомпрометирован в судопроизводстве против Касальи и его товарищей и в

процессе против его учителя. Выдержки, приводившиеся друзьями Касальи из его

сочинений, а особенно письма и бумаги, захваченные в его жилище, заставили

считать его лютеранином. Правда, он вел последовательную переписку с

архиепископом и сказал ему, что он думал о его катехизисе. Его обвинили в

подкупе деньгами служителей святого трибунала, чтобы знать все, касающееся

его прежнего учителя. Он оправдался, доказав, что узнал некоторые

подробности этого дела из бесед с епископом Мельхиором Кано и с одним из

осужденных лютеран, которых он увещевал 20 мая 1559 года, накануне их

аутодафе. Подозрения насчет его правоверия основывались на открытии у него

копий почти со всех бумаг Каррансы, в которых предполагали множество

заблуждений в деле веры. Другое сочинение подало повод к тем же подозрениям;

оно было озаглавлено: Мнение о переводчиках Священного Писания и,

по-видимому, принадлежало Вальдесу, секретарю Карла V. Брат Луис был

арестован в июле 1559 года; 17 августа он составил доклад в шесть страниц, в

котором сделал много признаний. Вскоре он подвергся припадкам безумия,

которые продолжались три или четыре дня и часто повторялись вследствие

давления крови на мозг, когда его душа предавалась горестным размышлениям,

внушаемым процессом. В июне 1560 года он был перевезен в церковную тюрьму

епископа для получения там ухода, в котором нуждался. Напрасно искали

свидетелей для его обличения: несмотря на сорок заслушанных показаний,

нельзя было установить улики против него. Однако трибунал продолжал держать

его в заключении, как и самого Каррансу. Из вопросов, предлагавшихся на

заседаниях, видно, что желали получить от него показания против

архиепископа. Но судьи обманулись в своих надеждах: все ответы

свидетельствовали только о чистоте веры Каррансы. Наконец, спустя пять лет

после заключения, его заставили произнести легкое отречение и наложили на

него лишение свободы на несколько лет вместо епитимьи.

33. Куэста (дом Андрее де ла), епископ Леона, - см. главу XXIX.

34. Куэста (дом Антонио де ла), архидиакон кафедральной церкви города

Авилы (он еще жив и слывет как один из ученейших литераторов Испании).

Вальядолидская инквизиция дала приказ о его аресте в 1801 году в качестве

подсудимого по обвинению в янсенизме и ереси. Своей свободой он обязан

побегу; он укрылся в Париже, где прожил пять лет, пока продолжался его

процесс. Он длился бы дольше, если бы не вмешалось правительство.

35. Куэста (дом Херонимо де ла), каноник-духовник кафедрального собора

Авилы. Он был арестован по приказу вальядолидской инквизиции за янсенизм и

ересь, когда искали его брата, дома Антонио (см. предыдущую статью),

которому, в ущерб своей безопасности, он помог бежать. Он провел пять лет в

тюрьме святого трибунала и был бы задержан еще дольше, если бы не помогли

могущественные представления, адресованные Карлу IV лицами самого высокого

ранга. Они добились от короля, чтобы подлинные документы процесса были

представлены его величеству. Дом Херонимо обнаружил, что он и дом Антонио,

его брат, обязаны преследован и-ем, жертвою коего они стали, интригам дома

Рафаэля де Мускиса, епископа Авилы, бывшего духовника королевы, назначенного

потом архиепископом Сант-Яго, и дома Висен-те Сото де Валькарселя, каноника

и богослова-сановника Авилы, в то время епископа Вальядолида. По мере того

как читали дому Херонимо показания свидетелей, его великая проницательность

дала ему их распознать, и он доказал ясно их несправедливость. Архиепископ

Сант-Яго сделал королю вторичное представление против двух братьев,

инквизиторов Вальядолида, и нескольких членов верховного совета. Он не

пощадил даже дома Раймундо Хосе д'Арсе, архиепископа Сарагосы, патриарха

Вест-Индии, главного инквизитора. Он обвинил их всех в пристрастии к двум

подсудимым, которые были соотечественниками главы инквизиции.

Вальядолид-ский трибунал объявил дома Херонимо невиновным. Голоса

разделились в верховном совете. Король приказал тогда разобрать документы и

объявил, согласно сделанному докладу, двух братьев невиновными в

преступлении, в котором их обвиняли. Он разрешил дому Антонио вернуться в

Испанию; назначил его, как и брата, кавалером ордена Карла III [871] и

приказал главному инквизитору назначить обоих почетными инквизиторами. Дом

Мануэль Гомес де Саласар, епископ Авилы (который в качестве вальядолидского

инквизитора и члена верховного совета играл большую роль в этой интриге),

получил от его величества указ о водворении двух братьев на их должности.

Здесь видим один из редких случаев, когда испанский король принял деятельное

участие в решениях инквизиции, и еще более редкое обстоятельство, когда

невиновность могла восторжествовать. Она изнемогла бы под соединенными

усилиями столь ожесточенных противников, если бы им не противопоставили

покровительство нескольких лиц высокого доверия. Впрочем, в это дело

вмешались, по одному из случаев, столь обычных при дворе, другие интриги

архиепископа Сант-Яго, которые произвели последствия, благоприятные для дела

братьев Куэста, и способствовали тому, что их преследователи были присуждены

к значительным штрафам.

36. Дельгадо (дом Франсиско), архиепископ Сант-Яго, - см. главу XXIX.

37. Фейхоа (Бетто), бенедиктинец, уроженец Астурии, выдающийся

литератор. Это один из первых реставраторов хорошего вкуса в Испании.

Составленные им труды отмечены доном Хуаном Семпере и Гуариносом в

Библиотеке писателей, процветавших в царствование Карла III. На этого

ученого донесли в разные трибуналы инквизиции как на подозреваемого в разных

ересях, возникших в XV веке, и в ереси иконоборцев. Большинство доносчиков

были невежественные и предубежденные монахи, которых он сделал своими

врагами через великие истины, отмеченные в его Критическом театре, и протест

против ложной набожности, ложных чудес и некоторых суеверных обычаев. Для

автора было счастьем, что совет инквизиции основательно знал чистоту его

принципов и католическое исповедание. Во времена Филиппа II он, наверное, не

избег бы тюрьмы святого трибунала как подозреваемый в лютеранстве. Прогресс

просвещения в Испании медленно и туго подвигался вперед; однако все же его

можно было заметить, и он стал во вторую половину восемнадцатого столетия

проникать даже в тайники святого трибунала.

38. Фернандес (Хуан), доктор богословия, настоятель кафедрального

собора в Паленсии. Его преследовала вальядолидская инквизиция вследствие

показаний нескольких лютеран, казненных в 1559 году, в частности брата

Доминго де Рохаса. Последний привел ряд тезисов Фернандеса, в которых он

имел притязание заметить те же мнения, что и его собственные, относительно

оправдания. Фискал инквизиции представил 3 октября брата Доминго де Рохаса

свидетелем в процессе, возбужденном против Фернандеса. Брат Доминго

настаивал на своем показании: он был уже приговорен к релаксации, но ничего

не знал об этом и ожидал примирения с Церковью как кающийся. Настоятель

Фернандес не был заключен в секретную тюрьму, но получил выговор за

несоблюдение в своих беседах осторожности, приличной доктору богословия,

особенно в то время, когда ересь старается утвердиться в королевстве.

39. Фраго (дом Педро), епископ города Хаки, - см. главу XXIX.

40. Гонсало (дом Викториан Лопес), епископ Мурсии, - см. главу XXIX.

41. Горрионеро (дом Антонио), епископ Альмерии, - см. главу XXIX.

42. Герреро (дом Педро), архиепископ Гранады, - см. главу XXIX.

43. Гранадский (брат Луис) - см. главу XXX.

44. Грасиан (брат Херонимо), кармелит, уроженец Вальядолида, сын Диего

Грасиана, секретаря Карла V и Анны Данциг-ской, дочери посла Польши при

дворе этого императора. Он был доктором богословия и профессором философии в

университете Алькалы. Он написал несколько мистических и литературных

трудов, о которых упоминает Николас Антонио. Он был настоятелем монастыря

босоногих кармелитов в Севилье, им основанном, когда инквизиция напала на

Св. Терезу и ее монахинь, духовником которых он был. Севильская инквизиция

преследовала его как еретика секты иллюминатов. Его процесс не имел

продолжения за неимением улик. Карьера брата Херонимо полна превратностей;

так как об этом говорили историки, я освобождаю себя от этого труда.

45. Гудиэль де Перальта - см. главу XXVI.

46. Гонсалес (Хиль), иезуит, родился в Толедо в 1532 году. В 1559 году

его преследовала вальядолидская инквизиция за то, что он начал переводить на

латинский язык напечатанный на кастильском языке катехизис Каррансы.

Последний, узнав от некоторых лиц, что его труд будет переведен на язык

богословов, сделал в нем несколько исправлений, так как текст не был

достаточно ясен для людей, не владевших этим знанием, и просил в июле Хиля

Гонсалеса взять на себя этот труд. Св. Франсиск де Борха, услыхав о процессе

архиепископа, приказал Гонсалесу уведомить инквизицию обо всем, что ему было

поручено сделать. Хиль повиновался и сообщил 28 августа главному инквизитору

о данном ему приказе и о своей готовности ему подчиниться. 5 сентября он

возобновил свое заявление, передал напечатанный по-испански экземпляр,

исправления Каррансы и часть перевода, исполненную им. Таким образом он

избег преследования. Он умер спокойно в Мадриде в 1596 году.

47. Ильескас (Гонсалъво де) - см. главу XIII.

48. Ириарте (дон Томас де), уроженец Канарских островов, начальник

архива министерства иностранных дел и первого государственного секретариата,

автор поэмы О музыке, книги Басен и других поэтических произведений. Его

преследовала мадридская инквизиция в последние годы царствования Карла III

как подозреваемого в исповедании антихристианской философии. Город Мадрид

служил ему тюрьмой, и он получил приказание являться в суд, когда будет об

этом извещен. Судопроизводство велось в секрете, и он отвечал

удовлетворительным образом на обвинения. Однако инквизиторы считали это

недостаточным для освобождения; они объявили его в легком подозрении. Он

произнес отречение и получил отпущение при закрытых дверях; епитимья была

наложена тайно, и немногие знали о его процессе. Дон Томас де Ириарте имел

двух братьев: одного по имени Доминго, который заключил в Базеле мирный

договор с Французской республикой, и другого по имени Бернардо, члена совета

Вест-Индии и кавалера ордена Карла III.

49. Исла (Франсиско де), иезуит, автор нескольких трудов, напечатанных

под его именем в царствование Карла III. Он напечатал под вымышленным именем

Историю знаменитого проповедника брата Герондифа де Кампасаса, иначе

называемого Сотес, написанную в Мадриде в 1750 и в 1770 годах лиценциатом

доном Франсиско Лобон де Саласаром, Это крайне тонкая и острая сатира, в

двух томах в одну четвертую листа, на проповедников, делающих плохое

употребление из текстов Священного Писания, цитируя их не вовремя и насилуя

их смысл для подкрепления сумасбродных, смешных и недостойных кафедры

тезисов. Нельзя представить себе блага, которое произвел этот труд в

Испании; он заставил исчезнуть дурной вкус, царствовавший до тех пор в

проповедях. Проповедники боялись приложения к себе эпитета Герондиф; [872]

выдуманного героя могли называть донкихотом кафедры.

Действие этого романа было такое же, как романа Дон-Кихот Ламанчский,

предназначенного для излечения испанцев от смешной мании рыцарских романов.

Монахи увидали себя нарисованными в настоящем виде в образе Герондифа и

объединились против этого произведения. Они донесли на автора как на

нечестивца, хулителя церковного сословия, подозреваемого во всех ересях, в

которые впадают все говорящие с презрением о нищенствующих монахах,

называемых братьями (frailes). Святой трибунал получил бесчисленное

множество доносов на это произведение. Квалификаторы думали, что его надо

запретить, так как автор, обращавший в предмет насмешки тех, кто делал

плохое употребление из священного текста, сам впадал в эту ошибку, составляя

проповеди, которые он заставляет произносить героя этого романа. Два тома

были запрещены. Однако типограф Байонны, видя усердие, с которым их хотели

приобрести, задумал их перепечатать и прибавил к ним третий том из отдельных

писаний, появившихся в Испании за или против истории Герондифа. Истинный

автор сохранял анонимность, но его узнали, и инквизиция, уверившись в этом,

велела ему явиться и сделала выговор. Отец Исла выставил своим извинением

похвальное намерение бороться с промахами, введенными на кафедру истины по

ошибке плохих проповедников. Процесс застыл на этом, и все окончилось

простым словесным предостережением. Иезуиты имели еще достаточно силы в

Мадриде и главным образом в святом трибунале, который среди своих судей

насчитывал множество членов Общества Иисуса.

50. Св. Тереза Иисусова - см. главу XXVII.

51. Ховельянос - см. главу XLIII.

52. Ховен де Салас (дон Хосе Иньиго), уроженец одного из пиренейских

городов, близ города Хаки; адвокат королевского совета, очень ученый. Он

пользовался такой репутацией, что несколько грандов Испании избрали его

защитником прав их семейств на наследование майоратов и по другим интересным

процессам. На него донесли инквизиции за чтение запрещенных книг; допрос не

представил достаточных данных для определения о заключении в тюрьму. Его

отвращение к народным бунтам, его любовь к общественному порядку, отсутствие

испанской королевской семьи, моральная уверенность, что невозможно

сопротивляться вторжению французов, - повелительно диктовали ему в 1808 году

необходимость покориться силе победителя. Действительные заслуги Ховена

заставили короля Иосифа (Жозефа) [873] назначить его членом государственного

совета. Поэтому политические инквизиторы, окружавшие испанский трон, внушили

королю Фердинанду VII [874] мысль изгнать этого весьма уважаемого старца,

который жил в Бордо, будучи богат одинаково как добродетелями, так и годами.

53. Лайнес (Диего) - см. главу XXIX.

54. Лаплане (дом Хосе), епископ Тарасовы, - см. главу XXIX.

55. Пара (дон Хуан Перес де) - см. главу XXVI.

56. Лебриха (Антонио де) - см. главу X.

57. Ледесма (брат Хуан де), доминиканец, профессор богословия в

коллегии Св. Петра-мученика в Толедо. Вальядолидская инквизиция возбудила

процесс против него в 1559 году за то, что в 1558 году он подал

благоприятное мнение о катехизисе Каррансы. Судопроизводство было перенесено

в толедский трибунал, который продолжал его, не заключая брата Хуана в

секретную тюрьму, и удовлетворился тем, что назначил ему вместо тюрьмы

неисходное пребывание в коллегии, дозволяя выйти только в трибунал, когда

его туда позовут. Его обвинили в том, что он разделял учение Каррансы. В

виде доказательства проступка ему привели цензуры, написанные против учения

архиепископа доминиканцами Мельхиором Кано, Доминго Сото и Доминго Куэвас.

Обвиняемый ответил, что он не заметил ересей в Каррансе, потому что, будучи

убежден в обширных познаниях, добродетели и ревности автора к католической

религии, наскоро прочел его труд. Он прибавил, что, не впадая ни в какое

заблуждение, которое он признал бы за таковое, он держится цензур

квалификаторов. Он произнес легкое отречение; на него наложили легкую

каноническую епитимью, которую он должен был отбывать тайно, и он получил

отпущение с предупреждением.

58. Леон (брат Луис де), августинец. Он родился в 1527 году. Родители

его были Лопе де Бельмонте, судья, член апелляционного суда в Гранаде, и

донья Инесса де Валера, его жена. Он отличался чистотою языка и красотою

стихов; до сих пор на них смотрят как на образцы изящества и чистоты, хотя с

тех пор в том и другом сделаны большие успехи. Он вступил в монашество в

Саламанке в 1544 году. Его рассуждение было тонко, и он обладал такими

глубокими познаниями в богословии, что можно сказать, что его не превзошел

ни один из современников и что он имел очень малое число соперников. Он был

одним из светочей литературы. Он понимал еврейский и греческий языки

настолько, чтобы читать авторов; на латинском языке он писал с замечательным

совершенством. Он составил несколько трудов в стихах и прозе, о которых

упоминает Николас Антонио. Печальный опыт доказывает, что невозможно иметь

выдающиеся таланты, да еще в большом числе, без того, чтобы не стать добычей

преследования завистников. Поэтому не следует удивляться, что на него

поступил донос в вальядолидскую инквизицию как на подозреваемого в

лютеранстве, в то время когда он был профессором богословия в университете

Саламанки. Несмотря на свою невиновность, он пробыл в тюремном заключении

пять лет. Одиночество, в котором он прожил это время, было так тягостно для

него, что он не мог воздержаться, чтобы не высказать это в одном из своих

произведений, взявши текстом псалом двадцать шестой [875]. Будучи освобожден

от взведенного на него обвинения, он вернулся к преподаванию богословия. Но

такое продолжительное заключение, бездеятельность, в которой он жил,

глубокая печаль, в которую погрузилась столь чувствительная душа от

оскорбления чести и неудобства долгого пребывания в тюрьме, значительно

повредили его здоровью. Он имел, однако, еще достаточно силы, чтобы

составить в 1588 году устав, предназначенный для монахов его ордена. Он умер

в Мадриде 23 августа 1591 года во время заседания, на котором только что был

назначен генеральным викарием. Его смертные останки были перенесены в

Сала-манку, на могиле поместили эпитафию, чтобы почтить его память.

59. Лерма (Педро де), доктор, профессор богословия и первый канцлер

университета в Алькале. Он был очень сведущ в восточных языках, которые он

изучал в Париже, где получил степень доктора богословия. Он был назначен

членом хунты, созванной в Вальядолиде в 1527 году главным инквизитором домом

Альфонсо Манрике для разбора и цензуры трудов и мнений Эразма

Роттердамского. Он силился в Алькале привить вкус к хорошей церковной

литературе; он убеждал всех постоянно черпать в древнейших источниках и не

усваивать мнений, следуя лишь авторитету учителей, как бы ни были они

правдивы, солидны и осмотрительны. Схоластические богословы, которые не

знали восточных языков и привыкли читать деяния соборов и творения святых

отцов только в выдержках у других авторов, прибегли к крайнему из

злонамеренных средств: они донесли на него толедской инквизиции как на

подозреваемого в лютеранстве. Педро, узнав, что предполагали его арестовать,

бежал в Париж, где умер деканом, доктором Сорбонны и профессором богословия

в этом учреждении. Луис де ла Кадена, его племянник, не замедлил последовать

его примеру, как мы уже сказали выше. Почетное упоминание об этом докторе

находится в биографии его покровителя кардинала Хименеса де Сиснероса,

написанной Альваром Гомесом де Кастро, и в одном из писем Хуана де Хелиды,

литератора из Валенсии.

60. Луденья (брат Хуан) - см. главу XXIX.

61. Линасеро (дом Мигель Раймундо), каноник Толедский, наставник

архиепископа этого города, кардинала Бурбона. В 1768 году он получил

предостережение от святого трибунала, будучи приходским священником Ухены,

за то, что имел у себя Церковную историю, написанную Расином [876]. Хотя

этот труд не был еще запрещен и указ короля даже предписывал его чтение,

инквизиторы обязали Линасеро отказаться от него. Отсюда видно, что они

действовали отчасти по правилам иезуитов, так как втайне поступали против

правительства. Тотчас же по смерти короля трибунал осмелился запретить эту

книгу, как зараженную янсенизмом. Если бы люди любили истину, изъятую от

предрассудков, они не совершали бы этих несправедливостей.

62. Мелендес Вальдес (дон Хуан), уроженец Эстремадуры, бывший

профессором в Саламанке. Карлом III он был назначен судьей в королевский

апелляционный суд в Вальядолиде. Карл IV, признав большие заслуги Мелендеса,

назначил его королевским прокурором при королевском совете Кастилии и в

палату коронных и придворных судей Мадрида. Он был испанским Анакреоном

Поиск по сайту: