С «ЧУЖИМ» ЛИЦОМ

Легко и привычно мы роли играем И нужные маски себе выбираем. Легко и привычно мы маски меняем. Живем, как и все, и сомнений не знаем.

А. Н. Голубев

Зарубежный психолог Д. Мид пришел к выводу, что структура личности не что иное как синтез, совокупность ролей, которые че­ловек выполняет от рождения до смерти. Выдающийся психолог А. Н. Леонтьев негативно отнесся к этой идее. «Конечно, - писал он -ребенок усваивает то, как он должен вести себя с мамой.., но можно ли сказать, что при этом он играет роль сына или дочери? Столь же нелепо говорить, например, о «роли» полярного исследователя, «ак­цептированной» Нансеном: для него это не роль, а миссия». По его мнению человек иногда действительно разыгрывает ту или иную роль, но она все же остается для него только «ролью», независи­мо от того, насколько она интернализирована. «Роль не личность, - утверждал он, - а, скорее, изображение, за которым она скрыва­ется» (94).

Заметим, что примерно к такой же мысли около 150 лет назад пришел французский философ М. Монтень, который был мэром го­рода: «Господин мэр и Мишель Монтень никогда не были одним и тем же лицом, и между ними всегда пролегала отчетливо обозна­ченная граница»(116).Несомненно, с одной стороны, стоит согла­ситься с мнением Монтеня и Леонтьева.

254

Возьмем для примера лиц с меланхолической, депрессивной ак­центуацией характера. Картина мира для них покрыта «траурным фле­ром», жизнь кажется им бессмысленной, во всем они отыскивают только мрачные стороны. Это прирожденные пессимисты. Всякое радостное событие сейчас же для них отравляется мыслью о непроч­ности радости. От будущего они не ждут ничего, кроме несчастья и трудностей, испытывая какое-то неопределенное чувство тяжести на сердце, сопровождающееся тревожным ожиданием несчастья. Однако за этой мрачной оболочкой теплится большая доброта, от­зывчивость и способность понимать душевные движения других людей. В тесном кругу близких, окруженные атмосферой сочувствия и любви, они проясняются: делаются веселыми, приветливыми, раз­говорчивыми, даже шутниками и юмористами, для того, однако, что­бы, едва проводив своих гостей или, оставив веселое общество, сно­ва копаться в своих душевных ранах. У многих из них, по наблюде­ниям основоположника пограничной психиатрии П. Б. Ганнушкина, угнетенность до некоторой степени на глазах людей компенсирует­ся волевым напряжением: «Нередко можно видеть, как в минуты ус­талости или ослабления воли у них спадает надетая на их действи­тельное «я» маска, обнажая подлинное их лицо, - и место веселого балагура занимает полный безнадежного внутреннего отчаяния вя­лый меланхолик» (40).

Как не парадоксально это может прозвучать, что иллюстрацией может служить жизнь автора многочисленных сатирических и юмо­ристических произведений - упоминавшегося уже нами писателя М. М Зощенко. С юношеских лет, по его признаниям, восприятия у него были «окрашены черной краской», а меланхолия и тоска сжимали его в «своих объятиях». В своей автобиографической книге «По­весть о разуме» он пишет: «Я избегал женщины. Я избегал и одно­временно стремился к ней. Я стремился к ней, чтобы бежать от нее, устрашенный ожидаемой расплатой... Какой расплаты я ждал? Ка­кие огорчения сулила мне женщина? Я вспомнил сцену убийства, виденную мною в детстве (рассказ «Выстрел»). Муж застрелил лю­бовника жены. Карающая рука, вооруженная громом, ударом, выст­релом, расправилась за женщину, которая почти нагая прибежала к нам. Разве это не доказательство опасности женщины? Я вспомнил девушку, которая бросилась в воду из-за любви. Я вспомнил дядю Георгия, который заболел чахоткой из-за того, что он (мама сказала) любил много женщин. Я вспомнил книги, в которых описывались убийства из-за любви, ужасные казни, отравления, поединки. Услов-

255

ные доказательства смертельной опасности всюду следовали за любовью, за женщиной» (64).

Считая себя неврастеником, меланхоликом и пессимистом (сей­час мы бы сказали астено-психастеническая акцентуация характе­ра), копаясь в истоках своих душевных страданиях, силой воли и ра­зума он постоянно боролся со своими страхами и депрессией. Од­нако он не только читателями, но и окружающими воспринимался очень остроумным и веселым человеком. Когда он пришел к психи­атру со своими жалобами, тот, не зная, кто перед ним, посоветовал ему читать рассказы Зощенко. По сути, на людях он носил маску весельчака.

С другой стороны, может ли человек, выделяя себя как личность, полностью эмансипироваться от ролевых функций и осознавать свое «Я» в «чистом» виде?

Приведем несколько иллюстраций, в которых отчетливо просле­живается влияние на формирование и структуру личности принятие той или другой ролевой функции. Вспомним как изменилось все поведение уличной цветочницы Элизы Дулиттл в «Пигмалионе» Бер­нарда Шоу, когда она первоначально с временной целью освоила речь и манеры людей высшего общества. В процессе освоения внешне­го рисунка поведения у нее начинает видоизменяться и самосозна­ние. Это не входило в задачи эксперимента профессора. Однако это обстоятельство для Элизы сделало невозможным возвращение к прежней профессии без психологической травматизации.

Дж. Фурст проследил личностные изменения на протяжении мно­гих лет, возникающие у деловых людей и политиков. По его дан­ным, окончившие колледжи молодые либералы и радикалы, прогрес­сивность которых проявлялась в гуманных чувствах, начинали те­рять свои идеалы вскоре после того, как они окунались в деловой мир. С возрастом они становились хитрее, консервативнее, цинич­нее и оказывались менее способными понимать идеальные стрем­ления других и заниматься бескорыстной деятельностью. «Это слу­чается столь часто, - пишет он, - что если человек остается в дей­ствительности либералом продолжительное время после окончания колледжа, то это рассматривается как ненормальность».

Американские социологи, исследовавшие психологические осо­бенности государственных чиновников, пришли к выводу, что без­личный характер административной деятельности, строгая привер­женность к правилам и распорядкам, часто совершенно формаль­ным, способствует общему обеднению эмоциональной жизни этих

256

людей, появлению формализма, сухости и в их личных взаимоотно­шениях, ничего общего со службой не имеющих.

У целого ряда учителей поучающая манера, выработанная в про­цессе преподавания, очень часто проявляется и сфере личных отно­шений. Привычка упрощать сложные вещи, чтобы сделать их понят­ными учащимся, рождает прямолинейность, ригидность мышления. Сдержанность, строгость, вызванная потребностью «держать класс», проявляется и вне школы. Иными словами, социальное положение, как ролевое, инкрустируется в характере и сказывается в образе мыш­ления и поведения человека.

Вот почему представителей многих профессий можно узнать, даже не спрашивая их род занятий. Примером может служить Гоб­сек. Бальзак художественно точно раскрыл не только как формиро­вался психологический склад ростовщика в социальной среде бур­жуазного общества XIX века, но даже внешний облик. («Сухопарые, как у оленя ноги», на которых «Гобсек днями бегает по Парижу»).

В целом ряде случаев возникают ситуации, когда усилия челове­ка направлены на то, чтобы под маской, используя внешние штампы поведения, спрятать подлинную личность. Достаточно вспомнить различных авантюристов, брачных и других аферистов, разведчиков.

Бывает и так, когда маска, взятая на прокат, настолько прочно «при­клеивается» к лицу, что человек становится не способным сорвать ее. Прежняя же личность, оставаясь в памяти, может проявляться как укор совести. Эту ситуацию, которая со стороны может пока­заться даже комической, но всегда трагически невыносима для че­ловека с «чужим» лицом, в сценическом исполнении гениально пред­ставил французский артист - мим Марсель Марсо. Герой одной из его пантомим на глазах у публики мгновенно меняет одну маску за другой. Ему весело. Но внезапно фарс становится трагедией: маска приросла к лицу. Человек корчится прилагает неимоверные усилия, но тщетно, маска не снимается, она заменила лицо, стала его новым лицом! Этому актеру А. Н. Голубев посвятил стихотворение «Мас­ки», первое четверостишие которого вынесено нами в эпиграф:

Однажды в игре наступает развязка И вдруг не снимается лживая маска. Ногтями мы в кровь все лицо раздираем И в муках, себя не найдя, умираем

Эта ситуация в динамике своего развития с глубокой психологи­ческой проникновенностью раскрывается в фильме «Восхождение»

257

(экранизация повести В. Быкова «Сотников», осуществленная режис­сером Л. Шепитько). Герои фильма Сотников и Рыбак попали в плен к фашистам. Именно в критической ситуации, где ставка жизнь, бо­лее полно, а порой неожиданно даже для самого человека, раскры­вается характер и нравственный потенциал, как это и случилось с персонажами фильма.

Рыбак, будучи храбрым и даже отчаянно храбрым, для сохране­ния жизни решается на сотрудничество с фашистами, рассчитывая при удобном случае перейти линию фронта и снова сражаться с вра­гами. Но участвуя в расстреле военнопленных, он отрезал для себя этот путь. Осознав себя в роли предателя, ужаснувшись своему по­ступку, Рыбак кончает жизнь самоубийством.

Не менее убедительно процесс перестройки личности под влия­нием новой роли прослеживается в известном итальянском фильме «Генерал Делла Ровере».

Генуя, 1944 год. Время гитлеровской оккупации. В гестапо попа­дает игрок и аферист, который вымогал деньги у родственников аре­стованных борцов Сопротивления, обещая им добиться смягчения наказания, передачи посылок, писем и даже освобождения якобы с помощью своих друзей и сообщников из числа немецких солдат и офицеров. Гестаповцы пообещали Бертоне жизнь и миллион за то, чтобы тот сыграет в тюрьме роль крупного деятеля Сопротивления генерала Делла Ровере, убитого в момент высадки на итальянскую территорию. Эсэсовцы надеялись, что с помощью мнимого генера­ла им удастся установить личность попавшего в тюрьму вождя Со­противления, которого никто не знает в лицо.

Бертоне усваивает внешний рисунок роли. По тюрьме разносит­ся слух, что в одной из камер сидит генерал. И политические заклю­ченные, и даже надзиратели-итальянцы относятся к Бертоне как к национальному герою. Бертоне все глубже вживается в роль патрио­та. И через некоторое время произошло перерождение его личнос­ти. Бывший авантюрист, любитель легкой наживы уже не только ве­дет себя внешне как генерал, но и как патриот своей родины. Он умирает как герой, не выдав руководителя сопротивления.

Однозначно можно утверждать, что личность нельзя сводить к ролевым функциям. Но в то же время, роль оказывает существенное воздействие на структуру личности.

258

Поиск по сайту: