БЕЗУМНЫЕ ИДЕИ»

Все мы согласны, что ваша теория безумна. Воп­рос, который нас разделяет, состоит в том, дос­таточно ли она безумна, чтобы иметь шанс быть истиной.

Н. Бор.

Науку периодически потрясают смена парадоксальных парадигм. Парадигма обозначает устоявшиеся положения, которые обрели зна­чение неукоснительных руководящих начал, аксиом, концепций, идей, теорий в той или другой науке. Считается, что явления, про­цессы могут быть поняты только в тех случаях, когда они укладыва­ются в схемы, научные воззрения господствующей парадигмы. Прин­ципиально новое решение проблемы, научное открытие очень час­то не может быть достигнуто с помощью стандартных приемов и устоявшихся истин В этих случаях, логика, пусть самая последова­тельная, самая железная, оказывается бессильной. Чтобы найти ре­шение, часто необходим радикальный разрыв с устаревшими - «веч­ными» - истинами и принятие совершенно иной стратегии мышле­ния. Иными словами, создать новую парадигму. Вот почему как важ­но уметь по-новому взглянуть на старые вещи и явления. Но это все­гда сопряжено с большими психологическими трудностями, так как связано с ломкой устоявшегося стереотипа мышления.

Психолог Секей давал своим испытуемым несколько предметов, в том числе свечу, спички и весы. Испытуемые должны были с по­мощью этих предметов так уравновесить весы, чтобы через некото­рое время равновесие нарушилось само собой, без их вмешатель­ства. Чтобы решить эту задачу, нужно было догадаться зажечь свечу. Сгорая, она потеряет в весе, и равновесие нарушится само собой.

Секей исходил из того, что у каждого предмета есть сильные свойства, которые сразу характеризуют его, и слабые (латентные), замаскированные. Их можно обнаружить с большим трудом. С отыс­киванием таких свойств и связано творческое мышление.

Решение этой задачи не требует от человека никаких специаль­ных знаний, И для него не секрет, что свеча при сгорании теряет в весе. Но формулировка задачи не содержит в себе ничего такого, что навело бы испытуемого на эту мысль Он видит в свече одно силь­ное свойство, что она может служить источником света. То, что она способна выступать гирей, теряющей вес, скрыто, замаскировано. Многие испытуемые не могли решить эту задачу. Задача, где вместо

71

свечи фигурировал эфир, решалась быстрее. Эфир горит как и свеча, но еще и улетучивается. Это его сильное свойство. И оно сразу бро­салось в глаза.

Комментируя этот эксперимент, Секей говорил, что здесь мы стал­киваемся со старой проблемой соотношения знания и мышления. Чтобы решить задачу, нужны какие-то знания. Но далеко не все, кто обладает знаниями, способен использовать их продуктивно. Опыт со свечой показал, что у человека существует некое исходное зна­ние, например «твердые тела имеют неизменный вес» В процессе мышления оно открыто не обнаруживается, но, несомненно, влияет на него. Исходное знание содействует или препятствует выбору вер­ного направления для мысли.

Геоцентрическая система, в классическом виде созданная Арис­тотелем (IV в. до н. э.) и Платомеем (II в.), согласно которой Земля является центром Вселенной, закрепилась более чем на полторы тысячелетия. Потребовались героические усилия Коперника, Бруно и Галилея, чтобы разрушить этот стереотип, победить устоявшийся «единственно верный взгляд», что Солнце движется вокруг Земли, и утвердить новые представления о нашей планетарной системе. Это было тем более трудно, что все видели, как Солнце движется по небу. И разве может быть об этом иное мнение?

Галилей был не только осмеян, но подвергся гонениям. И чтобы не сгореть на костре инквизиции ему пришлось даже отречься от своих идеи, как еретических. Поэт Е. Евтушенко так откликнулся на этот эпизод:

Твердили пастыри, что вреден

И неразумен Галилей.

Но, как показывает время,

Кто неразумен - тот умней...

Зачем их грязью покрывали?

Талант - талант, как не клейми.

Забыты те, кто проклинали,

Но помнят тех, кого кляли.

Новые идеи, резко противоречащие устоявшимся стереотипным взглядам, часто воспринимаются при своем появлении как нечто абсурдное. «Но парадоксально и то, - писал К. Маркс, - что земля движется вокруг солнца и что вода состоит из двух легко воспламе­няющихся газов. Научные истины всегда парадоксальны, если су­дить на основании повседневного опыта, который улавливает лишь обманчивую видимость вещей» (ПО).

72

Но вот что любопытно. В своих исследованиях Ю. Ф. Поляков установил, что больные шизофренией при «ненаправленном»срав-нении предметов предлагают гораздо больше вариантов обобщения и различия предметов, чем здоровые. Трудность сравнения разно­родных предметов преодолевается больными легче, чем здоровы­ми. Больные чаще, чем здоровые, находят возможность для сравне­ния, производя обобщения на основе абстракции тех или иных име­ющихся у данных предметов общих признаков, в то время как здо­ровые испытуемые отказываются находить что-либо общее у срав­ниваемых предметов.

«Отмеченные выше особенности сравнения у больных шизоф­ренией, - пишет он, - связаны прежде всего с изменением круга тех свойств и отношений, которые использовались в качестве основа­ний сравнения предметов. У большинства шизофреников отмечает­ся расширение круга используемых свойств за счет актуализации латентных свойств, малозначимых с точки зрения общественной практики применения предметов и явлений. Если у здоровых людей отмечается ограниченность круга актуализируемых свойств и отчет­ливая предпочтительность (избирательность) их актуализации, то для больных шизофренией характерным оказывается уменьшение этой предпочтительности, выражающееся в снижении «коэффициента стандартности» и значительном увеличении числа актуализируемых «нестандартных» признаков» (140).

«Эйнштейн своим поздним развитием объяснил, почему идеи те­ории относительности пришли в голову именно ему. Он-де начал критически удивляться проблемам пространства и времени уже бу­дучи взрослым, тогда как большинство людей усваивает эти поня­тия и привыкает к ним уже значительно раньше» (Цит.по: 141).

Фактически наука и движется от парадокса к парадоксу. Это вехи, которыми обозначены не только ее взлеты, но и падения, поскольку выявление новой парадигмы воспринимается как наступление кри­зиса, как развал стройно построенного здания.

В механике и теории тяготения, созданных гением И. Ньютона, поначалу видели нечто «туманное» и даже «темное» Но позднее уже сами критики были осуждены как люди «темные» и отставшие от науки. Положения ньютоновской теории стали классическими, вош­ли в учебники и не вызывали недоумения

В конце XIX физикам казалось все безоблачно и гладко и кое кто был чуть ли не готов сдать свою науку в архив. Об умонастроениях среди ученых красноречиво говорит следующий факт, рассказанный немецким физиком М. Планком.

В 1879 году после защиты в Мюнхене диссертации Планк при­шел к своему учителю Ф. фон Жолли поделиться планами на буду­щее и сказал, что намерен заняться теоретической физикой. Ответ ошеломил его: «Молодой человек, - услышал он, - зачем вы хотите испортить себе жизнь, ведь теоретическая физика уже в основном закончена...остается рассмотреть отдельные частные случаи. Сто­ит ли браться за такое бесперспективное дело?»

Теория относительности - одно из парадоксальных явлений на­учной мысли вызвала колоссальный сдвиги в умах. Как отмечал ан­глийский математика Г. Харди, если бы не было А. Эйнштейна, фи­зическая картина мира была бы иной. Немногие ученые приняли появление этой теории охотно. В 1923 г. один канадский экономист спросил английского физика Э. Резерфорда, что он думает о теории относительности. «А чепуха, - ответил он. - Для нашей работы это не нужно». Этот ответ прозвучал от известного естествоиспытате­ля, который вскоре за научные заслуги от британского правитель­ства получил титул лорда Нельсона.

В чем же причина? Ни одна научная идея, если она по-настояще­му оригинальна и меняет взгляд на мир или какую-то его область, не бывает сразу принята. Период недоверия, даже насмешек - неизбе­жен. Требуется время, чтобы она получила признание, т. е. была «ос­воена». Известный физик М. Планк утверждал: «Обычно новые на­учные истины побеждают не так, что их противников убеждают и они признают свою неправоту, а большей частью так, что противни­ки эти постепенно вымирают, а подрастающее поколение усваивает истину сразу» (137).

История науки показала, что каждая парадигма проходит три ста­дии. Первое время ее встречают в штыки, как абсурдную, отказыва­ясь принимать в науку. Тогда она, собственно, еще не парадигма, а лишь новая не совсем еще понятная теория, но возможно с буду­щим. Затем наступает полоса признания, и новые знания входят обя­зательной частью в ткань науки. Наконец, на склоне лет все считают, что это само собой разумеется.

«Редко бывает, - сетует Ч. Дарвин, - чтобы научное открытие ока­залось чем-то совершенно неожиданным, почти всегда оно пред­чувствуется: однако последующим поколениям, которые пользуют­ся апробированными ответами на все вопросы, часто нелегко оце­нить, каких трудностей это стоило их предшественникам». Словом, как одна из школьниц, не лишенная юмора, сказала: «Бедные гении,

они вынуждены были тратить многие годы открывать то, что мы про­ходим в школе за один урок.».

Во введении мы уже говорили, что еще философы-рационалис­ты, Декарт и др. выделили важным компонентом в творческом мыш­лении интуицию. Немалое место отводил роли интуиции в научном творчестве и А. Эйнштейн: «Для меня не подлежит сомнению, что наше мышление протекает в основном минуя символы (слова) и к тому же бессознательно» (188).

Задача логического мышления сводится, по его мнению, к уста­новлению соотношений между понятиями и предложениями по твер­дым правилам, которые являются предметом логики. Однако сами понятия и предложения получают смысл и содержание лишь благо­даря их связи с непосредственным отображением мира. И именно эта связь, делающая мышление содержательным, есть интуитивное образование и не может быть рассмотрена как явление логической природы. В основе познания физических закономерностей лежит, согласно Эйнштейну, та или иная картина мира, сложившаяся в го­лове исследователя и в значительной степени определяющая всю его экспериментальную работу: «Поэтому...высшими долгом фи­зиков является поиск тех общих элементарных законов, из которых путем чистой дедукции можно получить картину мира. К этим зако­нам ведет не логический путь, а только основанная на проникнове­нии в суть опыта интуиция» (188).

Разумеется, Эйнштейн не ставил своей задачей раскрыть меха­низмы интуиции как необходимого звена в эвристической деятель­ности, однако роль интуиции в процессе раскрытия новых законо­мерностей им отчетливо осознавалась.

Поиск по сайту: